Книга: Запомните нас живыми
Назад: ЧЕЧНЯ
Дальше: II. РАВНЫЕ ВСЕМ ЖИВУЩИМ

ХАНУМА ФАТУМ

Эфиопия: зигзаги интернационализма

Эфиопию редко вспоминают. Даже тогда, когда речь заходит об Африке. Однако именно наши с ней отношения во многом предопределили сегодняшний день родины кофе. До середины 1970-х эти отношения распадались на две, как оказалось, политически несоизмеримые части. С одной стороны, официоз – в виде очередного «Ила», дарованного Москвой императору Хайле Селласие I. С другой – до 1977 года наше участие в судьбе единственной на зеленом континенте цивилизации, близкой к православию, ограничивалось поддержкой оппозиционных императору сил. На что были политические причины.
Наши сепаратисты
Создав на континенте, избавляющемся от колониального наследия, Организацию африканского единства, эфиопский император стал флагманом всеафриканской борьбы за чуждые Москве западные идеалы. Но в самой Эфиопии зрели сепаратистские настроения. И зрели не только в мусульманских районах – на северо-востоке – в Эритрее и на юго-востоке – в Огадене, но и чуть к северу от столицы – в недовольной притеснениями центра этнически смешанной провинции Тигре. Под влиянием сепаратистов, небеспочвенно называвших себя друзьями Москвы, оказалась почти четверть империи, в том числе все жизненно важное для нее побережье Красного моря.
Как тут было СССР не протянуть руку братьям по антиимпериалистической борьбе? Тем более что в той же эритрейской столице – Асмаре – с послевоенного времени исправно функционировал американский разведцентр. Да и соседняя с Эфиопией страна – Сомали – оказалась куда ближе к Москве, провозгласив антизападный путь развития. За что и получала не только моральную поддержку. И немалую.
В 1974 году в самой Эфиопии – одной из самых голодных, даже в Африке, стран, испытавшей до этого трехлетнюю засуху, произошел «демократический переворот недовольных полковников». Искать в нем аналогию со свершившейся через пять лет Саурской революцией в Афганистане не стоит. Члены недолго правившей военной хунты учились в США, Великобритании и Израиле и на Страну Советов смотрели соответственно. Совсем не так, как их подчиненные в званиях младших офицеров. Капитан-тыловик из 6-й дивизии по имени Менгисту Хайле Мариам уже в 1976 году назвал «полковничий переворот» эфиопской «февральской революцией». Тогда же, возможно, не без политического подтекста, половина «контрреволюционной военной хунты» была расстреляна в квартале от Русского леса – советского посольства в Аддис-Абебе.
Война за обе стороны
«Подлинно народная» революция 1976 года нашла сочувствие в Москве, поначалу не подкрепленное военной помощью. Необходимость последней вызывалась не столько «сопротивлением контрреволюции», сколько весьма энергичным наступлением сомалийцев на «ранее отторгнутую» от них императором-империалистом Хайле Селласие пустыню Огаден. Благоприятным моментом воспользовались и северяне – Эритрея с Тигре. Советскому Союзу пришлось выбирать между старыми и новыми союзниками. Выбор в конечном счете был сделан в пользу новых.
С лета 1977 года в Эфиопию пошли советские морские конвои, был налажен воздушный мост из 225 транспортных «Анов», по нарастающей стали прибывать военные советники и специалисты. Часто их размещали в «гостевых домиках», даже не прибранных после спешного отъезда американских предшественников. Последние ретировались из-за боязни оказаться в непредсказуемом по тому времени водовороте кровавых событий, вначале не определившись, кому следует помогать. Во всяком случае запчасти к F-5E и «Дугласам» для ВВС Эфиопии еще какое-то время шли из США. Но уже не они, а «МиГи», «Т-55» и «Грады» становились матчастью ожесточившейся войны за пустыню, а потом и джунгли. 12-тысячный кубинский контингент во главе с самым крупным в то время военным специалистом по Африке генералом Очоа (позднее расстрелянным на Кубе как наркоконтрабандист), а также советский советнический аппарат в сто офицеров с неистовым генералом Петровым – вот кто остановил, а затем и отбросил 70 тысяч неплохо подготовленных сомалийцев.
Остановили тогда, когда сомалийский лидер Сиад Барре отправил домой все две тысячи своих советских и 150 кубинских советников. Пожалуй, впервые и никогда больше в истории качество нашей военно-интернациональной школы прошло очную проверку встречным боем. Как бы иронично это ни звучало сегодня, но тогда, судя по результатам сомалийского наступления и эфиопского контрнаступления, Советский Союз выиграл, выступая за обе стороны одновременно. Но потом…
Памяти полковника Зайнуллина
С начала 1978 года главный и, как нам тогда казалось, бесконечный фронт сместился в Эритрею. По большому счету поражений у правительственных сил не было. Только с каждой победой сопротивление контрреволюционеров – вчерашних просоветских сепаратистов – нарастало. Стоит перед глазами пленный мусульманин-коммунист – четыре года учился в СССР, сбежал из полевой тюрьмы – зиндана. Раненному в печень далеко не уйти. На всю оставшуюся жизнь вопрос: «Что вас заставило сбежать?» – ответ остатками раздробленных челюстей, по-русски, на жаргоне курсов «Выстрел»: «А ты, сука, второй раз проживешь?» И совсем не киношный мотив «Интернационала» на амхарском. Чья-то команда: «Проветрите его». Выстрел…
Из почти забытой жизни советских интернационалистов в Эфиопии: дома – командир дивизии, а в Эритрее – советник командира эфиопского корпуса полковник Ильяс Абдулович Зайнуллин по восемь раз в день гонял штаб корпуса вверх-вниз по 300-метровой окрестной высоте. С подробными тактическими назиданиями. За что и получил кличку Инкуляль – «живчик» – «яйцо» – в небакалейном смысле слова. Полковник Зайнуллин дважды успешно поднимал фактически ему подчиненный корпус на штурм очередной безымянной высоты. Один раз – и, наверное, это прецедент в военной истории – практически без потерь. За что был представлен к званию Героя Советского Союза. Не дали: кто-то увидел Коран в нехитром скарбе полковника. Ограничились второй за Эфиопию Красной Звездой. В 1978-м среди 68 погибших в бою из состава поднятого им в очередной раз того же 17-тысячного корпуса оказался и советский мусульманин полковник Зайнуллин. Отправленный на родину в белом американском гробу. Со стертыми по бокам – «Армия США» и какими-то буквами-цифрами. Из наших трофеев с бывшей штатовской базы… Так продолжалось следующие двадцать лет.
Историческое резюме
С начала 1990-х правительству социалистической Эфиопии пришлось положиться на себя. Не побежденные, но и не проигравшие сепаратисты нашли других, как оказалось, более благополучных арабских спонсоров. Это произошло после отзыва – в начале девяностых – советских советников. С новыми спонсорами-посредниками бывшие сепаратисты, потом – контрреволюционеры, ныне – патриоты-автономисты вместе с федералами достигли, как считает ООН, консенсуса: Красноморское побережье – Эритрее, остальное – «неделимой» Эфиопии.
Двадцативосьмилетняя война унесла почти 600 тысяч из 60-миллионного населения. Около миллиона выехали из страны. 12 миллиардов долларов невозмещенной советской помощи остались на совести преемников Менгисту. Сам Менгисту живет в Зимбабве. К 200-летию Александра Сергеевича вместо приличествующего случаю поздравления получен ответ в том смысле, что Аддис-Абеба не интересуется эфиопскими корнями иностранных граждан – вне зависимости от их статуса. Впрочем, когда-то подаренный Аддис-Абебе бюст Пушкина вроде бы цел. В отличие от гигантского Ильича на центральной площади страны, провозгласившей строительство неидеологизированного общества. Но среди эфиопских переселенцев, прибывших недавно в Израиль, одиннадцать молодых людей заявили о советско-интернациональном происхождении по отцовской линии.

Хануме Душанбе

На том стою и не могу иначе.
М. Лютер
Рассыпавшиеся ониксы сорванных бус —
с самых величавых женщин Союза.
Дрожащие капли веером обтекают ветровое стекло,
мечутся перед гибельным росчерком, чтобы
в следующее мгновение жадно броситься на безвинных соседей
и, обнявшись, развеяться в свисте времени.

…Узкий полиэтиленовый пакетик с дурманящим насваем
между двух рядов переключателей, надставленных остывшими гильзами.
Вечерний троллейбус рассекает пелену дождя
в несмываемом пространстве дымящейся памяти.

…Площадь Шахидон…
Как эхо: Аллах Акбар – клокочущая толпа. Белые повязки.
Мелом по стене: «Ребята, я с вами. Вова».
Вовчики.

…Ты знаешь, с тех пор боюсь спуститься в переход.
Там везде лежали трупы.

Вошедшая на остановке грациозно стряхивает промокший зонтик, изящно сбрасывает капюшон. Таджички почти не седеют.
Хануме Душанбе.

…Театр Маяковского…
Сюжет незавершенного фарса с трассерами в ночи.
…Два флага: зеленый – врачи – вовчики,
красный – больные – в массе юрчики…
Красные пятна на утреннем зеленом газоне.

Психиатрическая больница 1992 года:
автоматные очереди, заточки из ложек. Кто начал первым?
…Из шести ответит один. Будет клясться хлебом, матерью, женой…
Хануме Душанбе. Лилит…

Площадь Озоди – Свободы… Да здравствуют умершие рано…
Шальная пуля из прошлого:
Раис, что там нашли?
…откопали в клумбе у фонтана…
…кресты алюминиевых бутонов – как модель молекулы.
Слезы?

Шатающиеся бытовики из 201-й дивизии
собирают и закапывают тех и других.
Вовчики? – как щелчок затвора.
Послушай, ако, это – Юрчик, он – Юра, а я – Юрий Владимирович, как Андропов… Запомни, здесь все – юрчики.

Горячая точка, расплывшаяся в горящее пятно Советского Союза.
На нем – как кипящая краска – зеленые, белые, красные.
Вовчики – юрчики.
И только неизменна – в черном плаще
Хануме Душанбе.

То ли обгоняя БТР с эмблемой ГАИ,
то ли пытаясь сбежать от навязчивой памяти,
троллейбус ускоряет ход.

Садитесь, ханум. Остудите лоб о стекло.
Неужели даже из окна троллейбуса,
как из иллюминатора вертолета,
обречены думать о стингерах?

Размытые силуэты пронесшегося мимо:
сидящие вдоль улиц на корточках.
Хорогские безработные.
В 91-м году со всего Памира против Союза проголосовали человека три, вроде прибалты из местного погранотряда.
Говорят, раньше таджички умели носить европейские платья, как в Париже.
Когда кончится мода на черные плащи?
Хануме Душанбе, России, Югославии…
Вам не тошно?

Где остановка?
У недостроенной мечети?
У сгоревшего райкома?

Троллейбус – десять шагов освещенного тоннеля
во мраке беспощадных струй.
Как коридор рижского ОМОНа…
Тогда было еще не поздно…
…тетрадный листок среди поздравлений с Днем Красной армии:

«Каждый выбирает по себе
Слово для любви и для молитвы,
Шпагу для дуэли, меч для битвы
Каждый выбирает по себе».

Вы выходите, ханум?
Куда?

Я мысленно целую вас
через мокрое стекло.
Боюсь увидеть вас на следующий день…
…И какая-то печальная мелодия
в ритме стихающего дождя.
Апрельского.
Весеннего.

Таджикистан,
апрель 1994  г.

30 минут послеSLAVия

…уже потом – стрелка на оторванном крыле сгоревшей «Заставы» – СРБIJA и закатанные рельсы социалистического пути на мертвом гиганте завода. Война началась с телекамеры на балконе. В 15.24. 15 мая 1992 года.
15.21:
…фургоны – желтые, красные…
Следим с балкона шестнадцатиэтажки…
Поворот. Тузла. Босния. Еще существующая Югославия.
Стоянка. Пешеходы. Отсвечивают зеркала «Златар-филигран».
Не по-русски разноцветные футболки и коляски.

Мороженое – «сладолед».
Первые три светло-зеленых военных грузовика.
Один похож на ГАЗ-66.
Остановился. Его обходят.
Из грузовика выскакивают трое военнослужащих. Куда-то исчезают.

Грузовик разворачивается.
Не вписывается в поворот.
Развернулся.
На балконе обсуждают: Мио, …
Грузовик трогается.
Появились два бронетранспортера.
Тоже пытаются развернуться.

15.24.
Первый заехал на газон.
Два выстрела.
– Мио, шта овде? –  В чем дело?
БТР сломал дерево.
Гражданская машина развернулась и ушла.
Исчезли люди. Пусто. Грохнул БТР.
Стрельба, стрельба ужесточается…
Еще одно дерево сбили…
С балкона смотрят пригнувшись.
Грузовик с разорванным кузовом. Крупным планом.
Кто ранен? – Очереди.
Пламя из кузова остановившегося грузовика.
Маленькое, как туристский костер.

Что-то вытекает из военного фургона напротив.
Из другого тоже.
15.30. Пусто.
Еще один грузовик едет по газону.
Дым, потом пламя.
Пламя поднимается выше.
Пламя и над вторым грузовиком.
«Пуцают!» – «Стреляют!»

Военный медицинский фургон.
Выехавшие на перекресток машины, встали.
Два очага пламени.
«Гробна тишúна».
Звонит колокол.

Что-то взорвалось.
Машины горят тихо – слышен шепот на балконе.
Редкие пистолетные выстрелы.
Чья-то ругань.

Горит асфальт под грузовиком.
Кузов еще одной машины – в огне.
«Одве рат». – Это война.
Солнце и молитва:
«Да светится имя твое,
да живе королевство твое…»

«Колы, колы»… «Машины, машины».
Горящие машины столкнулись.
Дрожит объектив.
А может, кто-то знал, что это случится,
и ждал на балконе?
Сильный взрыв.
Аминь.
«Демократична дорожка».

Артиллерия.
«Наше трагичне живот… за наше Босне… укус слободе»…
Дрожит объектив. Зеленые квадраты европейских газонов.
Мелькает FS-3 – в правом верхнем углу.
Стена огня – за левым поворотом.

Черный дым. Желто-белое пламя.
Горят задние колеса грузовика, похожего на КамАЗ.
Никого нет.
Цветы на балконе.

Сквозь дым – присмиревшие легковушки – поодаль.
Дым – выше 16-го этажа.
Весь КамАЗ в огне.
Пламя обтекает кабину.
FS-3. «Демократична дорожка».
Дым застилает весь перекресток.
Вдали – стоящие светлозеленые грузовики.
«Фронт слободы… само мало разума и мира»…
Пять очагов огня. От четырех – дым.
Глухие взрывы, как в горах. Их заглушают новые.
Горящие песочницы.
Жирные следы на сухом асфальте мостовой и тротуаре.

Мат. Сильный взрыв на ГАЗ-66. Еще один. Фамилии на – ич.
Грузовик «Камкон». «Хитна помоч» – скорая помощь.
Взрывы, взрывы.
Разбросало машину.
Обломки долго висят в воздухе.
Как конфетти из фольги.
Перекресток был в дыму, а теперь в огне.
Открылась дверь у красной легковушки.
Два похожих на джиннов очага на огромном пространстве перекрестка.
Ракеты. Салют кому?
Частые глухие взрывы. Хлопушки с Нового года?
Рвутся снаряды.
Вот почему звучало: эксплозивы, эксплозивы.
«Нови рат».

15.9.1992. 15.29, …30, 45, …51…
Мелькают года: 93, 94, …96…
Сплошной черный дым.
Что-то типа самодельной петарды:
растянутая письменная «м» – в воздухе.

Продолжают рваться боеприпасы.
Хорошо, что балкон огражден бетоном.
«Марко, хвала, сигарету» – «Само изволте».
Пять факелов. Виды города.

Впервые видно солдат. За фургоном, поодаль.
Звуки сирены.
Взрывается еще одна машина.
Рукав заслоняет камеру.
Титр из другой передачи, наверное, более важной:
тел. 239-07.
Улица Югославской народной армии.
…«температура – …», а где-то – «испод ноля».

Сегодня не потемнеет. «Вечна спомен».

Тузла,
Босния, 1997  г.

Вуковар

«…пятнадцать минут назад в городской музыкальной школе
прерван концерт памяти…
…погибшего в Новый год при обстреле…
лауреата премии Чайковского…
Из-за прямого попадания … на сцене пожар…
…требуется кровь и спирт…
…городская радиосеть прерывает трансляцию
из-за угрозы повторного артобстрела…
…мы уходим в бомбоубежище…»

Из программы «Радио Вуковар»
…нет этого городка,
вальсирующего в дунайском прибрежье,
с шагающим меж платанов бронзовым Тито…
Есть Сталинград 43-го.
Есть раздрай души.
Мы уходим, уходим, уходим, уходим…
Заблудившееся эхо афганского «прощай»…

Уходим,
как Тарковский,
не оставив ни «Гамлета», ни «Бесов»,
оставив пастернаковскую неспособность к эмиграции.

Дел не хватило ни во вселенной, ни в России…
Запомнились
пожаром на сцене.

Шаровая молния отчаяния воспламенила синусоиду
между двуглавой ладьей православного храма
и субтильным минаретом с жестяным колпачком…

…еще раз прокатилась по бетонным урнам бывших очагов:
чем ближе к границе, тем с большей иезуитской назидательностью
сровненных с землей.

Allahu egber… Господу Богу помолимо…
Опоздали…

Мы уходим дорогой,
уткнувшейся в рельсовый пюпитр станции Вуковар,
загородивший аварийный выход.

Мы уходим
в бессрочье беловежского подполья,
помечая на трофейной карте
власовские комендатуры анэксимбанков.
Товарищ, с Новым, 1942 годом!

…я продолжаю свою войну —
он пьет ракию и курит московскую «Приму»…
…они бросили луковицу в котел с моей дщерью…

Вуко вар = волчий бульон…
Предел.

Граница. Буквы ГРС на асфальте…
Если точка после Г – граница Республики Сербской —
Терпят…
Если после ГР – Граница Сербии —
Точку закрашивают
Либо закладывают здесь фугас…

Господи, ты-то нас уважаешь?

…мы теряем и теряем…
Время и достоинство. Самолеты и Севастополь…
Пока работает телефон.

Через линию фронта:
– Завтра наступаешь?
Нарисуй на башне скрипичный ключ… Чтобы не попал… —

Точечное бомбометание.
Крест-распятье под Добоем —
«девятой гимназической» роте:
«Жертвама бомбардованья НАТО».
Прими, Господе, непогрешне деце твоjе…
В белградской Святой Троице —
приставлены к одной стенке – «Генералъ Врангель» и «Храбро пали, браче русима»:
первые десять фамилий…
Разметанные белыми стаями зимы Вуковара.

Мы уходим.
Уступая место удачливым и бессовестным,
с остатками аристократического куража —
чувствовать себя равными всем ушедшим.

Может, когда-то потом
из выжженной оркестровой ямы,
будто из глубины души,
послышится шепотом —
НАШИ!
Мы уходим, уходим, уходим, уходим,
оставляя кресты, кресты, кресты, кресты:
сифилис совести…

…закатили рукава, все думали – ищут наркоманов…
…заставили выпить по кружке спирта,
…а потом скачали кровь… до последнего розового пузырька…
…некоторые бредили… уже без крови…
и вы хочете знать, почему они не шлепнули меня?
Я – старый прозектор Додик, меня все знают…

Бред – сюжет для сна:
родился человек – посадили платан.
Умер человек – все равно растет.
В Вуковаре дольше домов горели деревья.
Стыдили живых.

Самая расцвеченная вывеска Вуковара:
«Погребна опремье». Похоронные принадлежности.
Полный аншлаг…

А так хочется остаться:
весело потрескивает концертный рояль,
партитур хватит, чтобы запалить всю Европу.
Как мазохистски послушна огню брошенная виолончель!
Черным поясом отливает смычок
на талии разошедшейся скрипки,
рыжей и певуче-развязной, как маркитанка…
Пятая оргия Чайковского?

Друже команданте! Господин капитан!
Отлучитесь от рюмки.
…жизнь слишком коротка для земных утешений.

Хотя бы зачеркните последнее «н» в слове «Таллинн».
С нее начался Вуковар…

Вы не глупее тех,
кто сегодня наезжает миротворцами на Дунай,
как когда-то гувернерами – на Фонтанку!
Вы просто пьяны.

Много спирта и крови…
Успеете ли протрезветь,
пока Гамлет еще в чем-то сомневается,
пока бесы не скупили благословения,
пока мы не успели возненавидеть
Друг Друга.
До пробуждения.
Там, где заканчивается ВуковаР, продолжается Россия…

Вуковар, бывшая Югославия,
декабрь 1997  г.

Остров Кронштадт
(славянская ЛюНависть)

Говорят, русские читают стихи, как молитвы,
и пишут их, чтобы сказать правду…

Под поручнем каждого прута твоей лестницы —
не потерявший краски лоскут ткани —
символ мольбы…

Земле отпущены века до Пришествия…
…не разглядеть кого – в перекрестье глазка.
А нам?
Неодолима чувств природа:
Ты видишь – я опять пришел.
Твой телефон молчал три года.
Тебе, я думал, хорошо.

Сверстники из пятидесятых все чаще уходят,
не развинтив цилиндрик валидола,
не дожив до тяжких коньячных юбилеев,
не допризнавшись, не допростив…
Без покаянья…

Зияет прошедшее странно и жутко,
Как ниша бетонной стены,
Храня до поры правду наших поступков,
Былую реальность и сны.

Хотеть не ЗА ЧТО,
А КОМУ, КОМУ?
КОММУНИЗМ чувств.
Интернационал мольбы.
Ее больше, чем въелось в известь старого храма.
Мольбы…
палившей райкомы и мечети Таджикистана,
выбившей сердце сараевского Христа соборной мозаики.

Может, Таджикистан и Югославия
начались с самоубийства маршала Ахромеева?
Без покаянья.

В сараевских трамваях и душанбинских троллейбусах —
фанерные двери гражданской войны.

Мольбы…
сквозь бойницы в бетонном желобе
олимпийской трассы бобслея.

На склонах Балкан, переходящих в кладбища,
среди похожих на отчества фамилий на – ич —
в кириллице – с полями вместо цифр: римских и арабских —
Петр и Павел.
Русские дуэлянты.
С судьбой. З богом.
Без покаянья.
Нет ничего атеистичней смерти.

«В России есть остров, большой, как Сараево. Кронштадт. Оттуда Павел.
Петр – болгарин. Пел по-русски».

Не осветить в души загашниках
О прежних днях мои слова,
Пока солирует «калашников»
Калибром семь шестьдесят два.

На всю Европу хватает
римского Петра и
лондонского Павла.

Но каждой клеточкой сетчатки —
Такая русская судьба —
От Петербурга до Камчатки
За нами смотрят сразу два.

Она роняет седеющие волосы
на свои черные колготки.
40 кг тротила.
В своей квартире
на первом этаже восьмиэтажки. И…
Без покаянья.

«Ко jе други моги
прочитати твоje повесци, Сараjeву?»

Острее ревности к любовнику —
Коль Бог не дал судьбы иной —
Бикфордов шнур на подоконнике —
Давай огонь. Пошли с сумой.

Пять лет в розыске.
Террористка по имени Весна.

* * *

Все романтические истории
завершаются сухим резюме,
похожим на выходные данные прочитанного романа.

И все-таки, как во сне под пятницу,
найди меня на карте ночной Европы,
где самые яркие точки – Москва и
Питер.
Большие, как остров Кронштадт.

P. S. А покаянье – дьяволу в конверте
Отправь, забудь и все-таки условь
Нам дату, место встречи после смерти.
Там Бог простит. Там русская любовь.

Сараево,
апрель 1997  г.

Солдатская лямка по-американски

Дополним балканско-миротворческие впечатления взглядом на американскую казарму. Причем не со стороны, а изнутри. Со вниманием к деталям, в которых вся соль. С дополнением общеизвестного личными впечатлениями. Без сусальной восторженности, но и без публицистического оплевывания по остаточному классовому или ура-патриотическому принципу. В жанре живого рассказа. Такую возможность предоставил почти двухлетний опыт службы российского представителя в американском штабе в Боснии…
Чем набор отличается от призыва?
Набор в вооруженные силы (ВС) США осуществляется через сеть recruiting stations – призывных пунктов (ПП), функционирующих из расчета: один на 70 – 100 тысяч городского населения и 15 – 20 тысяч сельского. ПП замыкаются на местную власть, но состоят в договорных отношениях с минобороны. Персонал ПП стимулируется призовыми баллами, начисляемыми по весьма сложной схеме. Она ориентирована на преимущественный набор наиболее подготовленных рекрутов, готовых служить в не самых престижных частях. К ним относятся прежде всего сухопутные войска (СВ). Ибо в пехоте меньше условий для приобретения навыков, полезных на гражданке. Поэтому за согласившегося служить на флоте или в авиации начисляется условно один балл, за пехотинца – три. За «образованного» (с ПТУ) сухопутчика добавляется еще один балл. Освидетельствование рекрута, достигшего 17 лет, осуществляется через тесты, соответствующие требованиям к выпускнику средней школы: число отжиманий за минуту, задачки про бассейн с двумя трубами и автотрейлеры (не поезда!), отправившиеся из пункта А в пункт Б, чейнворд – «танК» – «Кухня – …Север», диктант из местной газеты и «чем отличаются Ирак от Ирана или Персия от Пруссии?» По последнему – нужно угадать не менее четырех из десяти правильных ответов, ибо с кругозором – скажем позже – беда.
Начальную оценку качества призыва дает служба по подписанию контрактов (СПК) – первое воинское учреждение, куда попадает отобранный новобранец. СПК схож с нашим военкоматом, но через свои гарнизонные представительства сопровождает «джи-ай» (военнослужащего) в течение всего периода его действительной службы и в резерве. С СПК, минуя ПП, заключают контракты те, кто хочет и может стать офицерами резерва, а также унтер-офицерами и специалистами: прибавка к гражданскому доходу – в среднем 6 – 8 тысяч долларов в год. В резерв зачисляются лица в возрасте 22 – 55 лет, как правило, с высшим образованием и после 90-суточных сборов. Действительная служба резервистов (сборы, участие в учениях и живых операциях) – 30 суток, минимальная – семь суток в год.
СПК через более военно-ориентированные тесты повторно проверяет профпригодность и предлагает подписать первичный контракт на два или три года. По результатам тестов новобранца опять склоняют к непрестижной службе, ибо кандидаты для престижной – приходят чаще. Типичный новобранец – это вчерашний школьник (более 60 процентов), реже выпускник ПТУ или аналога наших кадетских корпусов. Но эти военизированные дублеры технических лицеев готовят скорее будущих курсантов, чем солдат-контрактников. Ибо находятся в ведении учебных командований видов вооруженных сил. Как и у нас – Суворовские училища. Правда, более половины сержантов – это бывшие кадеты-суворовцы, не поступившие в офицерские вузы, но сделавшие выбор в пользу службы.
Отсев в ходе тестирования в СПК считается браком ПП и снижает баллы, по которым вербовщикам определяют тарифный разряд. Так поддерживается многосторонний баланс интересов между новобранцами и вооруженными силами. Обеспечивается первоочередной приток новобранцев в те части, откуда происходит их преимущественное убывание. Ныне в СВ США более 60 процентов «джи-ай» ограничиваются первичным контрактом – снижение за десять лет – по некоторым данным – на 20 (!) процентов.
Поиск и предварительная вербовка новобранцев осуществляются главным образом в школах и спортивных секциях. Бывают случаи одновременного рекрутирования целой спортивной команды – через посулы содействовать спортивному росту. В половине штатов США действует специальный закон о необлагаемой налогом рекламе вооруженных сил. Среди молодежи распространяются бесплатные абонементы на спортивные состязания, молодежные клубы здоровой направленности. Организуются экскурсии в воинские части, где дают попрыгать с парашютом, учат стрелять, водить автомобили, пилотировать воздушные суда. Некоторые вербовщики, а также состоятельные отставники-патриоты – особенно в глубинке – содержат собственные скаутские клубы (аналог наших захиревших военно-патриотических). С первых классов проводятся лотереи и конкурсы среди обладателей наибольшего числа предметов военной атрибутики, «умников и умниц» по военно-техническим дисциплинам. Вербовщики с гражданки (с «убыточных» по американским меркам предприятий) тем не менее считают, что привилегии их военных коллег пора подрезать законодательно.
Стимулы и соблазны…
Главный высказываемый довод в пользу службы – так называемый челендж – возможность себя проявить. С ним тесно связан реальный стимул – льготное или бесплатное образование, а также повсеместно ценимый на гражданке опыт военной службы: на контракте с Пентагоном состоят около 80 только высших учебных заведений, имеющих филиалы в гарнизонах. Есть и такие, кто пришел служить потому, что «в армии больше, чем на гражданке, порядочных людей и отношения чистые, как завещал Иисус Христос (много реже – Аллах)». Кстати, о защите Америки и демократии в самой армии говорят реже, чем вне ее. Кто побогаче и попроще – на первое место ставят тягу к путешествиям и новым впечатлениям. Иногда в армии ищут спутницу, чаще спутника жизни. Хотя число внутриармейских пар колеблется в пределах 5 – 7 процентов на все сухопутные войска. Скажем прямо: претендентов на конкурс красоты, в отличие от спортивных дарований, в армии найти непросто. Но про ЭТО – позже.
Чтобы мотивировать военнослужащего к продлению контракта, ему для начала предоставляют право учиться лишь в системе вечерних технических школ, нередко выхолощенных до приобщения к ПК или кассовым аппаратам. Доступ к высшему или иному дорогостоящему образованию военнослужащий получает не ранее чем через пять лет после подписания первичного контракта. Через такой же срок на «джи-ай» распространяется расширенный перечень – около двадцати видов – льгот – бонусы-алаунсы: санатории, путешествия, право на выбор гарнизонов и пр. Многие «джи-ай» предпочитают финансовые компенсации за них. Непосредственное вознаграждение – 1,5 – 2 тысячи долларов в месяц (в боевых условиях в три-четыре раза больше) при бесплатных столовой, медицинском обслуживании (в целом сопоставимом с нашим), а также спорткомплексах – о чем придется вспоминать еще не раз. Все это имеет ценность для не особо привередливых «низших середняков» и ниже.
С Америкой в нашем сознании ассоциируется жизнь равномерно динамичная и в целом благополучная. Далеко не везде и не для всех это так. Вот суммированный пример типичной истории: вырос в негритянском (вариант – латиноамериканском) квартале или в тоскливом американском урюпинске, пять-шесть братьев (сестер), кое-кто уже побывал в тюрьме… Варианты: «Мой отец был последним, кого в нашем штате посадили на электрический стул. Армия не только спасла от безработицы и наркотиков. Она дала мне шанс выбиться в люди». Другая – типично женская причина: «Я феминистка по жизни. Только в армии я чувствую себя человеком, а не, простите, телкой». Ну, и что дальше?
Дальше пример из жизни: прихватило как-то сердце у российского офицера в американском штабе. Уложили его прямо на пол. Вызвали медсестру – на две тысячи личного состава никого опытнее не нашлось. Ничего не скажешь – сестричка прибежала тут же. Семнадцатилетняя испуганная девчонка, только что получившая сертификат помощника эвакуатора. Не говоря о капельницах, даже в простейших пилюлях не разбирается. Зато с детской наивностью умоляет: «Держитесь, сэр. Если с вами что-то случится – мне конец». До госпиталя тащились целый час. Впрочем, там, скажем честно, и кардиолог, и младший медперсонал – все на месте. Первой подбежала шустрая негритянка: «Меня зовут Уинди (Ветерок). Правда, хорошее имя? Если что – прибегу сразу»…
Ввиду нынешней в целом неплохой экономической ситуации в США (снижение безработицы), а также прогрессирующей иракобоязни (почти 9 тысяч только дезертиров) число первичных добровольцев за 2001 – 2006 годы сократилось в шесть раз. Впервые с 1973 года (с перехода на контрактную службу) начальное тестирование по существу не применяется. По крайней мере в пехоту берут всех, кто хочет служить. Известны случаи нарушения законов: добровольцу обманным путем предлагают подписать «пехотный» контракт – потом, мол, переведем… Сулят службу в военной полиции. Это лучшее, что есть в пехоте: в 1997 году около 70 процентов сотрудников высокооплачиваемой гражданской полиции – бывшие военные полицейские. В 2005 году имело место поступление на службу двух лиц, находившихся под подпиской о невыезде. К очковтирателям, таким образом, повысившим процент набора, приняты драконовские меры.
Тем не менее за будущее всей системы найма, и особенно призыва резервистов, уже беспокоятся. Дело в том, что до урагана Катарина осенью 2005 года резервист заранее знал сроки сборов или участия в экспедиционных операциях. Чрезвычайный призыв 60 тысяч резервистов, не спланировавших свой рабочий график и бюджет, привел к массовому расторжению контрактов (23 тысячи человек). Кроме того, выявились разночтения по оплате службы при чрезвычайных обстоятельствах на территории США – 9400 судебных исков с обеих сторон.
В последнее время американцами проявлен симптоматичный интерес к российской системе призыва, прежде всего к моральному стимулированию призывников (вплоть до ритуалов приобщения новобранцев к армии) и ответственности за уклонение резервистов (офицеров-приписников). С июня 2006 года повышен предельный возраст первичного контрактника – с 35 до 40 лет. Одновременно приняты меры по укреплению отношений командования частей с «большой семьей» военнослужащих – родственниками, бывшими сослуживцами, школьными учителями и тренерами. Ранее в этом, по всей видимости, нужды не было. Любопытно, что даже переименовали наших политработников. Вместо презрительного zampolits называют их по аналогии со своими – welfare officers – офицеры по обеспечению благополучия. Не менее показательно увольнение преподавателя военной академии за интервью, в котором он усомнился в эффективности контрактной системы. Контекстуально – при двух и более экспедиционных операциях, осуществляемых одновременно.
В идеале американцы хотели бы иметь армию, отражающую национальный и социальный состав общества. В реальности, по крайней мере в пехоте, служат, повторим, преимущественно выходцы из фермерских хозяйств и небольших городов – более 80 процентов – иногда при пороговом коэффициенте умственного развития (0,3 – 0,4 из 1). Афроамериканцев – 35 – 40 процентов, около 25 процентов – испаноязычные (чиканос), а также филиппинцы, китайцы, вьетнамцы, индусы. Русских – единицы.
Вопрос о равных возможностях женщин и мужчин по существу завис. Официально декларируя равноправие полов, от широкозахватного набора женщин постепенно отходят. Пик – 1994 год – 37 процентов пехотинцев. Причина – в нескрываемом ропоте низовых командиров, считающих женщин «постоянно беременными» проблемами для службы. Доказательство тому – трагикомическая ситуация: сержант в шутку запустил мыша в спальный мешок товарища по оружию, законно отдыхавшей в одной с ним палатке. А у той, как на грех, молния на мешке разошлась. Причем снизу. И выявила при этом, гм, «недопустимое отсутствие элементов спального обмундирования»… Выгнали взашей обоих. Шутника – с волчьим билетом – без пенсии и выходного пособия.
Обещанное – про ЭТО: любой «джи-ай» знает: с начальством – можно, с подчиненными – тюрьма! Впрочем, пик всеамериканской борьбы с домогателями, кажется, миновал. И «характерные вербальные формы сексуальных домогательств» (цитируем) – «сладострастное аханье», «вожделенное урчание», «похотливое посвистывание», «восторженный скулеж», а также обращения типа «детка», «лапочка», «заинька» (еще хуже – «киска») уже не размещают на стенде в столовой. Хотя «служба по обеспечению равных возможностей» никуда не делась. Добро пожаловать с закла … в смысле – докладом. Круглосуточно и при любой погоде.
К бракам между военнослужащими отношение непростое. С одной стороны, если супруги служат в одном гарнизоне, то у обоих выше «уровень душевного комфорта». Но, с другой стороны, этот уровень должен быть единым для всех – никаких привилегий. Служили два капитана – муж и жена – только что поженились. В одном штабе, но в разных подразделениях. Следовательно, жили в разных контейнерных городках. Поскольку оба – офицеры, соседи у каждого – однополые. Сосед мужа время от времени «входил в положение». А ей – досталась завистливая грымза. В результате «служба по обеспечению равных возможностей» получила сигнал… эквивалентный 600 баксам. Соседка жены озаботилась неуставным «уровнем душевного комфорта» сослуживицы…
You’re in the Army. Now – песня и проза…
Что действительно привлекает многих – это показательная (не показная) демократичность отношений между сослуживцами и подчеркнуто уважительное отношение к армии со стороны гражданских властей всех уровней. Комдив займет очередь за рядовым и отстоит ее честно. За обеденным столом заключит с солдатом пари на результат футбольного (по американскому футболу) матча между «пехтурой» и «флотскими». Запишет номер (личную карточку) солдата, и если проиграет, то пошлет ему шутливый вымпелок с надписью BEATNAVY (игра слов: «Вступай во флот» и одновременно «Бей флотских»). Как вы думаете, куда в первую очередь придут навещающие гарнизон POTUS-FLOTUS (президент с первой леди), не говоря о министре обороны и ниже? Правильно. В ту же столовую. Чтобы встать на десять минут за раздачу и лично положить ошарашенному «джи-ай» кусок лазаньи или омлет с ветчиной. Чтобы через желудок преподать урок американской демократии. Действует… Притом убедительно… В офицерской среде проявляются и элементы рыцарского отношения к службе. Офицер, в отличие от солдата, никогда не захватит с собой из столовой-клуба даже банку кока-колы. Хотя бери – сколько хочешь. Нет, если жарко, он купит такую же банку в уличном автомате.
Подробнее о рутинных буднях. Комплексная подготовка новобранца носит фактически одноразовый характер и осуществляется в учебных центрах. Срок обучения – от девяти недель. За это время некоторые новобранцы теряют до 10 килограммов начального веса. В регулярных частях подготовка проводится по двум-трем дисциплинам в учебный день недели (чаще в субботу), как правило, в полигонных условиях. Тогда же происходят тренировки флаговых церемоний (вроде нашей строевой подготовки). Учения – внешне не интенсивные – с элементами замедленности и повторением уже отработанных вопросов: каждый элемент тактической обстановки тренируют раздельно, иногда не без перебора. Например, «одиночное следование перед автомашиной, задающее скорость ее движения по жилому городку». Самое смешное потом: «Чего встал, водила? Есть проблемы?» – «Некому темп задать. Идите, пожалуйста, перед машиной».
Бумаг пишут значительно больше, чем мы, – на случай разбирательств с юристами и страховиками. На всех видах коллективной полевой подготовки экономят. Главным образом из-за боязни травм, часто влекущих за собой значительные выплаты пострадавшим. В дивизии на 13 тысяч военнослужащих приходится около 30 гражданских страховиков. Они являются главными инспекторами полевой и гарнизонной деятельности войск, и, как правило, находят изъяны в учебно-боевом планировании. Иногда на 1 доллар страховки, выплаченной жертве ЧП страховыми компаниями, приходится 40 долларов – из бюджета минобороны. Бежал солдатик по лестнице, да и упал. Ногу сломал. Командиры и солдатика, и ступеньки проверили – все сходится: травма – при исполнении. Вот вам, господа страховики, счет. Но уполномоченный страховой компании сидит в том же штабе, что и командиры. И темой владеет не хуже. Повертели страховики солдатские ботинки – да, ведь протекторы на них поистерлись. То есть виноват сам солдатик: не сменил, не позаботился. И командиры недоглядели: положено каждый месяц подкрашивать желтой краской ребра ступеней, а после последнего обновления уже дней сорок прошло. Значит, страховая компания ни при чем: разбирайтесь сами…
Тренажеров, а также учебной техники в регулярных частях по существу нет: солдат должен с самого начала знать ту технику, на которой ему предстоит воевать. Одновременно упор делается на индивидуальную подготовку солдата и подготовку расчетов (три-пять человек). От результата ежеквартальной проверки, особенно на физическую выносливость, зависит постоянно уточняемый размер жалованья. Прямо в столовой от души плачет девчонка с лейтенантской «шпалой». Плачет и, ища сочувствия, показывает сквозь камуфляж на внутреннюю сторону бедра. Оказывается, перед сдачей «пи-ти-ти» (физо) рьяно тренировала мышцу, ответственную за гибкость соответствующей части тела. Готовилась сдать по повышенному нормативу. Не получилось…
Одинаковой зарплаты не бывает даже у новичков. Так стимулируется интерес к совершенствованию знаний и навыков каждого в отдельности. Иная ситуация при организации боевой подготовки в специальных подразделениях (рейнджеры, спецназ, частично – военная полиция, разведка и т. д.). Здесь идет ежедневная (бывает без выходных) весьма интенсивная боевая учеба в составе отрядов, как правило, на незнакомой местности (лес, горы). Иногда – в гражданке. Все учебные мероприятия организуются жестко, но не оставляют впечатления изнурительности. Жестких лимитов по моторесурсу и расходу боеприпасов нет. Проблема в другом: американский пехотинец получает 23 наименования вооружения и имущества, за сохранность которого отвечает лично. Пирамид, ружкомнат и каптерок нет. Утраты происходят регулярно. Для поиска потерянного оружия и военного снаряжения, например касок, также регулярно отряжают целую роту, порой лишая личный состав законного отдыха.
Отношения в воинских коллективах хотя и демократичные, но с элементами конкуренции. Заклад, как мы уже знаем, считается нормой. Еще один пример: выпил лейтенант – направленец на российскую бригаду (выпил без нашего участия – бывает!) и лег спать в родном контейнере. Сосед проснулся раньше. Поэтому нашего лейтенанта разбудил уже юрист. Юрист – в том числе и «по национальности» – пожалел бедолагу-соплеменника, что, вообще говоря, редкость: «С русскими хорошо дружишь?» – спрашивает юрист. – «Хорошо», – отрешенно отвечает провинившийся. – «А какой вчера был день?» – «6 июля, а что?» – «То, что это день открытия второго фронта… Напишут русские докладную записку, что это их национальный праздник, тогда спасу». Спасли лейтенанта. Но надолго его в гарнизоне не оставили: русские ведь, помогли… Здесь требуется расшифровка. В гарнизоне принят «почти сухой закон». При проведении операций – без «почти». В изобильном гарнизонном военторге («пи-эксе», где цены процентов на 15 ниже, чем в обычном супермаркете) – объемные стеллажи с безалкогольным пивом, вином, ликерами. Такие же водку и коньяк – не видел. Но если «что-то где-то нашел» солдат, то у него два пути – раскаяться и воспользоваться «контейнером для сброса незаконных предметов» (amnesty box): даже если увидят, что высыпаешь героин, официально ничего не будет. Или на свой страх и риск… Правда, в условиях совместной с нами миротворческой операции американским офицерам взаимодействия официально разрешалось поднять не более трех тостов в дни наших национальных праздников. По этому поводу была издана специальная директива: первый тост – за дружбу, второй – за президентов, третий… Витиеватое и непонятное даже нам разъяснение про православный обряд поминовения тех, «кто остался в небесах»… (Американцы считали, что это – про летчиков и десантников). Но надо сказать правду: служба отучает злоупотреблять даже тех, кто к этому имел склонность на гражданке. То же с курением, не говоря о наркотиках.
Традиционно понимаемого распорядка дня, как и движения в строю, нет. Нет и перспективного (на месяц и далее) планирования боевой подготовки (кроме учений). На это имеется объяснение: на войне ничего спланированного не происходит. Решение на последующие сутки принимает командир роты в зависимости от задачи дня и выявленных недостатков. Подъема и отбоя тоже нет. Но встают, как правило, в 5.30. В 6.00 – индивидуальная зарядка – кросс до трех километров. Бегут, впрочем, повзводно-поротно. С комбатом, комбригом, а порой и с комдивом во главе.
8.00 – 12.00 – занятия по выполнению типовых задач. В условиях миротворческой операции это установка мобильных блокпостов, преследование нарушителя, разминирование, ускоренная посадка на транспорт, организация боевого охранения и т. д. Методологический посыл: «солдат должен уметь, командир должен знать». На свежую голову проводят и занятия по технике безопасности (force protection). Чаще по методичке «Усвоенные уроки» – подробное описание ЧП и как его можно было избежать. Инструктируют иной раз не без утрирования. Тема занятий: «Как держать винтовку в столовой, чтобы не зацепить соседа». В боевой обстановке действуют соответственно. Прибыли к месту разминирования: «Чего жметесь?» – «Ждем, когда туалеты поставят, – без улыбки отвечает саперша с капитанским квадратиком на лацкане, – и химики местность не опрыскали (от комаров)». Поставили. Опрыскали… «Кто инженерную разведку начинает?» – «Во фраге (подробном – до сведения скул – боевом приказе) не сказано. Пусть русские начнут. У нас еще собаки (кинологическая служба – «кей-9») не поели»… Нет, американец не трус. Но от инструкции не отступит ни на йоту. И если сможет эту инструкцию интерпретировать в пользу своей безопасности, сделает это непременно. Когда есть время, все это – во благо…
13.00 – 17.00 – «расширение – в составе расчетов – профессиональных горизонтов» и «часы командирской информации». То есть овладение смежной специальностью, приобретение углубленной (вне учебной программы родного подразделения) инженерно-саперной, медицинской, парашютно-десантной, артиллерийской и прочей подготовки на базе чужих служб. Цель – обеспечить максимально широкую взаимозаменяемость. Тогда же изучают иностранные вооружения и тактику. Последнее аранжируется с узнаваемым намеком на Россию и воспринимается как изучение главного противника – мы по-прежнему в цене. Учат, судя по всему, неплохо. На соревнованиях с нами по разборке-сборке «калашникова» и М-16 американцы порой управлялись с «калашом» быстрее. Спаривают практические занятия с политинформациями. Тогда же знакомят личный состав с юридическими нововведениями, проводят весьма идеологизированные брифинги по ситуации по месту дислокации: в Боснии – «сербы – террористы, остальные – пушистые».
Еженедельно тренируют выполнение коллективных нормативов по защите от оружия массового поражения. К теории отношение скептическое. Зато при объявлении учебной тревоги бросают все и бегут в убежища. Кто не спрятался – «виноват» на четверть-треть месячной зарплаты. В среднем раз в две недели проводят стрельбы, водят боевую технику. Ее обслуживают-модернизируют (особенно после остановок-поломок) порой даже ночью. И относятся к этому как к элементу повседневного слаживания. Бывает, что чумазые солдат и солдатка копаются под «хаммером» до полуночи. Причем она – даже топлес, чтобы после работы на месте принять душ и в палатку идти не «чушкой». И никаких нарушений тут нет. Как нет, напомним, «в армии США ни мужчин, ни женщин». Есть «военнослужащие, принявшие присягу на верность Соединенным Штатам». Хочется добавить: бурные продолжительные аплодисменты…
Отношение к «расширению горизонтов», в отличие от force protection, скорее экскурсионное, ибо на жалованьи это относительно не сказывается. Но присутствие на всех видах занятий обязательно. После 17.00 – формально – личное, фактически – организованное время солдата, не занятого службой в карауле. Оно тратится на многочисленные брифинги по воспитанию национальной терпимости («расскажи, за что ты любишь своего друга иной национальности»), изучению этических правил (тех же признаков сексуальных домогательств или военно-гражданских отношений), иностранных языков (проформа), на беседы с капелланами («давайте вместе придумаем текст вечерней молитвы») и знатными гостями гарнизонов, артистами (иногда шокирующими своей убогостью – кто берет три аккорда – тот уже заслуженный).
Вот впечатление от инструктажа «как по именам-фамилиям определять национальность». Ее со взводом разведбата проводил преподаватель-культуролог из гарнизонного гражданского учебного центра. Открыл большой лист бумаги с характерными фамилиями: де Голль, Сервантес, Беккенбауэр… Предложил отгадать, кто какой национальности. Не ответил никто. Смущенный инструктор предоставил слово русскому гостю. На мое «назовите характерную русскую фамилию» – несколько дружелюбных благоглупостей: «У меня дома – библия на непонятном языке. Наверное, русская»… Самый активный – жизнерадостный белозубый капрал тянет руку с кружкой кофе: произнес, нечто похожее на «зад». При коллективном переводе выяснили: «царь». Инструктор догадливо бросается к новому листу бумаги и размашисто выводит маркером: «Толстоевски». Неизгладимо…
«Совсем» личное время часто уходит на все тот же спорт. В сутки необходимо побежать 12 километров, плюс – почти непременные тренажеры: анаболики едят как хлеб. Но тут не все просто. Зашел в их тренажерный зал наш тогдашний командующий ВДВ почти 60-летний генерал Шпак. И 45 секунд продержал на перекладине «уголок». Потом снял часы и предложил: «Приз тому, кто продержит дольше». Американский главком НАТО мобилизовал двух-трех накаченных «горилл». Даже чемпион сухопутных войск США по легкой атлетике сломался на 22-й секунде. Да и периодические марафоны (5 километров в произвольной форме одежды) нередко выигрывали русские.
Много времени занимает быт – выстаивание в очередях в прачечную, на склад. Подолгу и с чувством поют в походной церкви. Особенно афроамериканцы, которых белые за глаза называют «братьями – в смысле – по разуму». Кстати, по поводу «дяди Тома»… Глубокая ночь. Два полковника – русский и белый американец – устало жуют после многочасовой дороги. В обеденный зал вваливается (мягче не скажешь) разгоряченная негритянская братва со знаками различия не выше капрала. Орущий магнитофон и брань, не более «дистиллированная», чем русская. «Полковник, почему вы не призовете подчиненных к порядку?» Американец поднимает глаза: «А вы не догадываетесь?» – и продолжает: «В 1991-м я проспорил пари, утверждая, что Советский Союз не развалится…» Понятно?
Ходят за подарками в контору американского Красного Креста: подарки от школ и хора мормонов, бейсбольной команды и коллектива «Макдоналдса» – открытка с сердечком: «Солдату, который промок в карауле». От «2-го «В» класса… который любит защитника Америки». Вот тебе карточка на час работы в интернете, пара носков-платков или тюбик с зубной пастой…
Играют в компьютерные игры в солдатских клубах, где масса книг, пожертвованных соотечественниками. Но читают мало. Зато часто пишут письма домой: e-mail, как выяснилось, – дорого. Посещение круглосуточно открытой и изобильной столовой – по необходимости. Но и здесь встречаются элементы утрирования. В столовую отряжают одного-двух представителей от отделения. За пайками для всех. Чтобы остальным наглядно проявить служебное рвение. Правда, сэкономленное при этом время часто занимают компьютерной игрой.
Получившие право на учебу часто относятся к ней добросовестнее, чем к служебным обязанностям, особенно при завершении срока контракта. Но это едва ли не единственное неофициально допустимое послабление.
Привычных нам поощрений и наказаний по существу нет. Наиболее показательное наказание – десять отжиманий на месте преступления – за неотдание воинского приветствия, незначительные опоздания или мелкие нарушения формы одежды. В остальном действует жесткая система штрафов за невыполнение постоянно уточняемых обязанностей. Считается, что нескончаемое нормотворчество на это и рассчитано. Главный стимул – доллар, который у солдата постоянно хочет урезать сержант, специалист по вооружению и технике, патруль военной полиции, в последнюю очередь – командир роты. Реально он личным составом не занимается – это обязанность сержантской вертикали. Перед законом равны все. С тогдашнего замкомдива Абизейда (потом он стал главкомом в Ираке) вычли 7 баксов с копейками за какую-то ерундовую недостачу: вроде как его писарь лишнюю пачку дискет получил. Отдельные заслуги военнослужащего отмечаются подарком командования – койном (то есть монетой с эмблемой части) или предметом быта (нож, кружка, интернет-карточка). Вручение обставляется торжественно. Происходит в главном штабе гарнизона при ежевечернем разборе полетов. Для большинства рядовых – это знак особого доверия и чести: гладятся-прихорашиваются.
Итогом неоднократных нарушений является снижение тарифа со стороны гарнизонного центра СПК (дивизионный штат – около 70 специалистов) или разрывом контракта. За год беспорочной службы (обладателю пяти и более монет) этот же центр повышает тарифный разряд или дает указание финоргану на выплату разовой премии.
* * *
Что тут скажешь? В мирное время система сбоев почти не дает. В боевой обстановке – по-разному. В Ираке более трети потерь случались из-за неправильного применения инструкций, то есть жизнь оказывается сложнее, чем написано в «Усвоенных уроках». Нас, по-видимому, она учит большему… Вот откровение бывшего советского афганца – ныне натовца (эмигрант): «В бою русский солдат – уникален: чем тяжелее обстановка, тем больше у него смекалки – а не наоборот». Еще: «Русский не бегает каждый раз к юристу и не вымещает злобу на службе, отделяет обиду от приказа». Впрочем, об этом в другой раз.
«На выходе» же между рядовым первого класса Попкинсом и отечественным контрактником Пупкиным принципиальной разницы нет. Хотелось бы, очень хотелось лучшее из американского опыта забрать к себе. Но не будем забывать, что это «лучшее» обусловлено не только экономикой, но и менталитетом с психологией. Мы не Америка. К сожалению. И слава богу…

Еще не вечер?

(Прибалтика-91 в тогдашних цитатах и сегодняшних вопросах)
25 лет назад казалось, что Советский Союза легче сохранить, чем довести дело до его распада. За этим стояло прежде всего восприятие событий изнутри. Но сегодня, перелистывая прибалтийский блокнот 91-го года, не только отделяешь Правду Времени от правды эпизода, но размышляешь над уроками.
Когда было еще не поздно?
В конце 1990 года в советской повестке дня значилась, во-первых, социально-хозяйственная оптимизация жизни населения в условиях трех-, а потом и пятикратного роста цен на продукты. Во-вторых, сдерживание взаимно ожесточенных националистических и просоветских сил. Первые шли напролом, а вторые, как многие считали, по меньшей мере поддавались на провокации. В обострении их уличного противостояния усматривалась главная угроза для стабильности страны. Риск ее распада не то чтобы недооценивался, но каждый день ставил локальные задачи: «Представители девяти предприятий Риги с численностью персонала от 500 человек предложили укрепить /«советский»/ Интерфронт рабочими дружинами общей численностью от 3 до 5 тысяч человек… 489 рижан (все – призыва 1-й категории) готовы вступить в формирования народного ополчения… Из них лиц латышской национальности – 142, русских – 51, назвали себя гражданами СССР – 284(!)
Правда, некоторые, прежде всего общественные защитники Союза, утверждали, что на встрече в Рейкьявике Рейган предъявил Горбачеву компромат против него такой силы, что сдача Прибалтики становилась едва ли не главным условием сохранения им власти над остальным Союзом. Приводились по-разному аргументированные предупреждения о реализации Западом плана отделения Прибалтики к осени 1991 года. Этим планом якобы закладывались три взаимодополняющих модели. Литовская – преимущественно по законодательному выходу из Союза с опорой на психологический террор против его защитников. Латвийская – через провоцирование «народного гнева», прежде всего против силовиков. Эстонская – нацеленная на межэтнический взрыв, не исключавшая резонансных терактов от имени русскоязычных «оккупантов». Эти предупреждения казались столь же запальчивыми, что и требования националистов. На практике же изначальное сдерживание просоветских сил развязывало руки их антиподам.
Прибалтийскую хронику можно разделить на два условных периода: до «кровавого января» и после. Приведем факт, на наш взгляд, ключевой. В конце марта Москве доложены цифры, сколько бы в этих республиках проголосовало за Союз, если бы республиканские власти пошли на референдум: «Против отделения от Москвы высказались бы: в Литве – 21,7 процента, в Латвии – 35,8, в Эстонии – 23,8». Уже после ГКЧП ответственные за мониторинг в Латвии и Литве признали, что эти показатели были занижены процентов на 15, а то и 20 – ради сгущения красок: принимайте, мол, экстренные меры, иначе Прибалтику не удержать. При любом прочтении эти цифры характеризуют расклад сил на пике агрессивно-митингового негатива к Москве после «кровавого января» в Вильнюсе и Риге. Впрочем, как сказано в источнике, «без учета мнений в коллективах с устойчивым советским настроем». А ведь на рубеже 1990 – 1991 годов «по подтвержденным данным, число активных сторонников независимости в Риге не превышает 12 – 15 процентов горожан, в Вильнюсе – до 20 процентов. Число им пассивно сочувствующих – сопоставимое. За пределами столиц националистические настроения публично не проявляются».
Вопросы возникли, конечно же, после. Например, такие: как учло государство «декабрьскую» волю большинства и не слишком ли оно осторожничало с созданием антисепаратистского заслона?
Всполохи над болотом
Наиболее адекватный перевод литовского слова «саюдис» – всполох. Так называлась главная антисоветская сила в Литве. Что же ей, а заодно латвийскому Народному фронту противопоставила Москва? – Внутренне противоречивые, а порой и абсурдные резолюции типа: «исполнить при наличии условий», «работу проводить неуклонно, но при гарантированном результате», «для преодоления нездоровых настроений шире опираться на “Движение за перестройку – Саюдис”». А после январских кровопролитий – «сделать центром идеологической работы приближающийся День Советской армии». Несмотря на «августейшую» подпись под телеграммой, просоветский лидер Литвы Бурокявичюс открыто назвал ее автора «чудаком» – заменив первую букву на инициал подписавшего. Над душевным смятением, поиском меньшего из зол, жизненным опытом тех, кто еще мог что-то изменить, витало не прописанное, но проступавшее сквозь бумагу: «пусть идет, как идет, но если что – спуску не будет».
Двуликая и вязкая политическая элита, прежде всего Риги, да и Вильнюса, во многом состояла из функционеров, ждавших, когда с разрушительным местным двоевластием справится Москва, а не они сами. Поэтому верный ленинец из латвийского ЦК, инструктируя пополнение рядов КПСС, объяснял, что перестройка – это «путь к распаду империи, ибо не может же Москва устанавливать цены на рижские торты». Такая вот диалектика! Попутно заметим, что в Латвии, в отличие от Литвы и Эстонии, партбилеты выдавались еще и в июне 1991 года. Как ритуальное свидетельство зрелости гражданина теперь уже «свободной страны». Потому и лидеры «полунезависимой» в условиях 1991 года Латвии не в самом узком кругу намекали не только на «продолжение дела красных латышских стрелков», но и на приверженность «чекистской платформе». Как говорится, на всякий пожарный…
Подтверждать ли все это именами? Остановимся на формуле: никому задним числом не мстить, но и кошку называть кошкой. В оценке же деятельных защитников Союза тем более проявим деликатность. Тем более что эпически еще не раскрыта жизненная драма многих обладателей фамилий на – ис и – чюс, кто до сих пор не может навестить даже могилу матери.
А тогда? Едва ли не единственным «непримиримым» борцом за независимость выступал литовец Ландсбергис с верхушкой «Саюдиса». В Латвии таких, как он, скорее всего, не было вообще. Сквозная для советской стороны проблема состояла в дефиците не номенклатурных лидеров. Возможно, на эту роль подходили – в Литве непререкаемо харизматичный глава Шальчининкайского района Высоцкий, в Латвии, в частности, – актриса Артмане. С первым откровенно тянули из-за его польских корней, но главное – из-за его открытого выпада против Горбачева. А вторую – националисты «вовремя» подставили какой-то историей с сыном-художником. В пику ей они же назначили министром культуры не менее известного Паулса.
Его роль ситуативно, по крайней мере на пике противостояния, сводилась к посредничеству между Москвой и Ригой. Ему, всесоюзно взращенному маэстро, приходилось на голубом глазу доказывать историческую – присно и во веки веков – вину первой перед второй. Не без его подачи прибалтийские, а потом и прочие националисты нашли врага «всего живого». Это – «Красная армия и ее клевреты», характеризуемые «народными» виршами рижского января 1991 года: «Московский доблестный ОМОН! / Из дефективных собран он. / Дебилы все собрались там / И по уму, и по мордам…» Увы, с этим дружно соглашались и заезжие российские VIP-«демократы». Зачитаем из блокнота диалог, обращенный, как выяснилось, в будущее: «Товарищ депутат, вы только что скандировали: «Россия – с вами. Коммунистов – под суд. Оккупантов – вон». Кого вы имели в виду?» – «Советскую армию – главного рассадника коммунизма». – «Куда же им идти – в Россию? Чтобы усилить там коммунистов?» – «Вы откуда?» – «Из Ленинграда». – (шутливо) «Вам – по секрету: эх, если бы маленькая война… где-нибудь на Кавказе. Ею бы и занялись. Что тут толкаться?»
Когда же вильнюсская афиша Дольского, под которой собирались радетели «нашей и вашей свободы», стала символом окончательного разрыва «масс» со «сталинскими вертухаями», вопросы возникли уже не прибалтийского масштаба и не отдельно проклятого 1991 года:
Из кого у нас выстраивается иерархия государевых мужей и кто обещает, что они воистину государевы? Каково должно быть соотношение между творцами государевых дел и их исполнителями? Только ли «революционная смердяковщина» подвигла перестроечных «прорабов» в очередной раз «разрушить все до основанья»? А затем? В чем состоит роль «государевой стражи» – в защите Отечества или в «громоотводе» на случай их принародного раскаяния? Наконец, кому и с каким нравственным охватом служит творческое сообщество страны – ей или кухонному, теперь – киберпространству?
«Дело прочно, когда под ним струится кровь»
Вопрос «быть или не быть?» с самого начала был круто замешан на теме «неизбежного кровопролития, замышляемого Москвой против борцов за свободу». Тогда же Москву предупреждали: «В условиях зыбкого равновесия главное – исключить кровь». Сторонники независимости, памятуя о том, что «дело прочно, когда под ним струится кровь», ее жаждали как главный мобилизующий довод в пользу отделения от Москвы. Красноречивый эпизод. Главный силовик литовских национал-сепаратистов Буткявичюс был задержан советским вильнюсским ОМОНом. У силовика забрали «незаконно хранящееся оружие», после чего отпустили. С копией протокола. Об этом Буткявичюс доложил председателю парламента Ландсбергису. Спросив, почему задержанные не оказали сопротивления, получил простодушный ответ: «Иначе меня бы убили». На это последовала воистину убийственная реплика Ландсбергиса: «Ну, и убили бы…»
Но «узурпаторы свободы» никого убивать не хотели. Команды – вы их прочли – выполнялись при морфологическом нежелании вовлечь себя в какую бы то ни было авантюру. По прошествии лет события укладываются в простую формулу: радикал-сепаратисты, не стесняясь в средствах во всех смыслах этого слова, наступали и провоцировали. «Советская сторона» неорганизованно оборонялась, порой поддаваясь на провокации. А уж если кровь пролилась, тех ли назначили виновными? Записные «национал-предатель Бурокявичюс», «промосковский редактор (?) Мицкевич», «омоновец Млынник», если вникнуть в их жизненные обстоятельства, «ягнятами» быть не могли. Но обошлись с ними по дедушке Крылову: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…»
Неделя, перевернувшая Прибалтику, началась с 13 января с кровопролития у вильнюсской телебашни. Эти события объективно не расследованы. А ведь тот же Буткявичюс ставил потом себе в заслугу «политическую» меткость своих снайперов. Мы же вместо газетной патетики приведем диктофонную запись, датированную тем же вечером: «Идут танки? – Какие? – Кажется, Т-72. – Слышите, на нас идут 72 танка!» А вот стиль общения с теми, кто пробовал сомневаться: «Почему как минимум трое погибших у телебашни показаны в карете скорой помощи в микрорайоне Виршулишкис – ведь это не совсем рядом. Их туда было не вынести и машине не пробиться… Почему работник морга сначала разрешил узнать фамилии поступивших в него накануне 13 января, а после звонка вашему помощнику отказал? За что работников морга наградили растворимым кофе?» – «Вы провокатор. Вы глумитесь над памятью павших за свободу». Страшнее другое: как минимум четверо родственников тех, кто погиб якобы у телебашни, потом куда-то исчезли. Не потому ли, что успели рассказать что-то политически «глумливое»?
Рига. Здесь у Бастионной горки 19 января тоже прогремели выстрелы. Народный фронт тут же организовал экскурсию: «Здесь убили кинооператора Слапиньша, тут ранили журналиста такого-то…» – «Скажите, как они все разом оказались на площадке 50 на 50 метров, где, как вы говорите, ничто не предвещало перестрелки с омоновцами?» – «Спросите у министра МВД Вазниса», к тому времени перекрасившегося в борца за свободу. Вот выдержки из его телеграммы в Москву, посланной накануне рижского кровопролития: «В приемную министра позвонил работник ОМОНа ст. л-т Кузьмин и потребовал соединить его с министром. Узнав о его отсутствии, Кузьмин сказал: «Пусть министр винит сам себя» и положил трубку. В тот же день к тыльной стороне здания МВД приехали четверо сотрудников ОМОНа и провели рекогносцировку, после чего уехали. Мною… отдан приказ в случае попыток проникновения работников ОМОНа… открывать по ним огонь на поражение». Вникните в логику документа: позвонил старший лейтенант, кто-то подъезжал… Хотелось открыть огонь, – да так, чтобы пораскатистей, – его и открыли. За назначением виновников дело не встало… А расследования по существу не было.
А там, в центре Риги, мог стоять и автор другого документа, приведенного в оригинальной стилистике: «Начальнику Кировского РОВД г. Риги от Филиппова Сергея Викторовича, 1970 г. рж, 13.01, прож. по адресу: г. Рига, ул. Артиллерияс, дом 17, кв. 30, не работаю с 86.04.17. Объяснение. Я с 19 числа состою в добровольном формировании по охране Латвийской республики. Мои знакомые сообщили что дают бесплатно вино и сигареты, так как я нигде не роботаю меня это устраивало. Я шел с барикад домой и был раньше судим по статье 139 ч. 2 два раза. Вчера 22 числа я выпил много водки точное количество не помню это было несколько бутылок потому и попал в атризвитель. Филиппов. 23.01.91». Безработного парня можно понять, а заодно и поздравить со счастливым для него исходом. Очевидно, что историю не делают в белых перчатках. Но и правда – о двух концах. Например, подсказывающая рефренный вопрос: способно ли наше нынешнее государство прогнозировать социальные потрясения? Существует ли у него конфликтологический инструментарий их профилактики? Или «главным по стабилизации» у нас, по-прежнему, служит ОМОН? Как на Манежной. Наконец, жива ли русская духовная традиция – своих не бросать?
«Цветные революции» начались с Прибалтики
Это так, если под ними понимать возведение в абсолют интересов самой «мотивированной» группировки. Когда мораль и право предстают фикцией, ничто не чересчур, заграница всегда права, а человек, если он «не наш», это моль… За назидательной преамбулой – еще одно свидетельство времени. Тоже в оригинальной редакции. «По проверке заявления о выселении гр. С-ва, Михаила Львовича проживающего по адресу г. Вильнюс ул. Шевченко дом… кв. … так как у него незаконно проживают подозрительные жильцы… гр. С-в М.Л. дверь не открыл так как никого небыло дома С-в М.Л. чинил жигули водворе… Дверь в квартиру С-ва М.Л. открыли отжатием скобы. После этого гр. С-в заявил что у него никто неночивал только в ноябре Еврей Горохов из Орджоникидзе. Граж. С-в сказал что он бывший военный пенсионер советской армии и клеветал на верховный совет Литвы оскорблил работников милиции словами морда фашиская конная милиция и вычто ах..ели… Граж. С-в оскорблил работников милиции что сломали дверь выпустили кота и разбили чайник. После этого граж. С-в пошол в первый подезд за пяными офицерами советской армии. Они оскорблили жильцов дома и сказали знают Еврея Горохова подполковника и начали драку об окупации… задержаны гр. С-в М.Л. и начавший драку несовершеннолетний Дабкуст». Вы поняли, за что задержали, если не выселили несчастного? А знаете, с чего начался общебалтийский исторический реваншизм? С эстонского запроса о мерах, принятых против советских летчиков, бомбивших оккупированный гитлеровцами Таллин.
Вопрос же о национальной чистоте «всенародного чаяния» обратим Москве 91-го года в надежде, что нынешняя извлекла уроки. Почему на жизненном рубеже тогда еще единой страны столь издевательски действовали ее зарубежные недруги? Блокнот испещрен фамилиями западных миссионеров, появлявшихся даже в националистических президиумах. Какая, например, связь между охранным ведомством латвийских националистов и американской христианской миссией «Добрая весть и милосердие»? Почему тоже американец некто Малскис, не скрывая своей военно-профессиональной принадлежности, участвовал во встрече с «представителями советских военных властей» в Вильнюсе? Кстати, именно он обращался к небезызвестному впоследствии полковнику Масхадову: «А вам-то, кавказцу, что до Советов? Вам о своей родине нужно думать». Или как расценить полуанекдотическое разоблачение в Шальчининкае польского «пограничника» (тогда Польша числилась в союзниках СССР!) – его жена, тоже оказавшаяся в этом литовском городке, заподозрила «неслужебный» переход супругом советской границы.
Где в конечном счете граница между суверенитетом государства и закордонными «заботами» о его будущем? Не актуальна ли и сегодня информационно-психологическая защита государства, если оно видит себя в конституционных границах?
* * *
История не стоит на месте. Бывший вильнюсский силовик Буткявичюс впоследствии осужден за мошенничество (или за развязанный язык). Рижский омоновец Млынник зимой 2004-го оказался среди тех, кто спас Абхазию от гражданской войны. Проигравших «узурпаторов» переместили на нары – Бурокявичюс, скажем, отсидел двенадцать лет. И представьте, никакой правозащитной неистовости и «христианского милосердия». Учит ли чему история? – вопрос открытый. Очевиднее то, что ее фрагменты редко взывают к принятию мер до завершения полного исторического цикла. А он, возможно, еще не завершен. Прибалтам помогли не только собственная пассионарность, плюс, понимашь, чьи-то амбиции и незапятнанное политическое слабоумие… Аккумулированный тогда заряд вероломства, лжи и пакостливости в землю не ушел. В Вильнюсе и Риге не стреляют уже 25 лет. Почти столько же стреляют на Кавказе…

Август 2008-го: победа во избежание худшего…

Такова сжатая оценка событий августа. Итогом спорадических боестолкновений и разнесенных по политическим этажам демаршей стала пятидневная российско-грузинская война, завершившаяся потерей Грузией ее мятежных автономий.
Полковник Баранкевич против «чудесного грузина»
Дело обстояло так. Грузия форсировала вступление в НАТО, ожидая, что это произойдет уже зимой 2008 года. Восстановление территориальной целостности должно было подтвердить соответствие страны по крайней мере натовским стандартам военной эффективности, следовательно, зрелость грузинской государственности. Действия Тбилиси поддерживались всеми недовольными Москвой и опирались на лучезарный прогноз: во-первых, Россия, зависимая от энергопотребителей, не пойдет на прямую конфронтацию с Западом, во-вторых, она надолго увязла в собственных кавказских делах. Москва, со своей стороны, надеялась, что Саакашвили, доселе не проигравший ни одной политической баталии, не станет рисковать своей репутацией и ограничится очередной демонстрацией силы. Тем более что Запад, по крайней мере публично, не связывал вступление Тбилиси в альянс с возвращением им этих автономий.
От противного не внушала доверия и нарочитость концентрации грузинских войск под лозунгом «последнего боя за спасение отечества». Во всяком случае российские части, накануне пройдя боевое слаживание в ходе учений в Северной Осетии, границы Южной – не пересекли. Был ли в этом элемент втягивания Тбилиси в войну, однозначно сказать трудно. Но их появление в Цхинвале до первых залпов грузинской артиллерии определенно оправдывало бы упомянутое «спасение». Хотя, кто знает, меньше или больше жертв вызвало бы экстренное усиление миротворцев? Так или иначе прибытие в Тбилиси десанта западных журналистов и отзыв с передовых позиций ряда таких же военных советников – это произошло утром 7 августа, всеэкранное (но позднее дезавуированное – бывает…) объявление антисепаратистского похода указывают на инициаторов военной кампании, а заодно на расчеты ее успешного проведения.
На чем, кстати, они строились? Иными словами, был ли у Саакашвили шанс на победу? По формальной логике был. Правда, по той же логике, «если разгладить Грузию утюгом, получится территория, равная Франции» (цит. Саакашвили). По замыслу Тбилиси, массированный артналет на Цхинвал позволил бы грузинским танкам без боя проскочить югоосетинскую столицу и через три-четыре часа доставить к пограничному с Россией Рокскому тоннелю 300 – 400 спецназовцев. То есть с опережением наших войск закупорить Южную Осетию и вторым эшелоном навести в ней «конституционный порядок», который бы немедленно признало «мировое сообщество». Тем более что для раскачки 58-й армии требовалось не менее пяти-шести часов. В этом грузины не ошиблись. В угоду тбилисским самооправданиям упростим ход дальнейших событий. Далее в дело вмешался военный министр Южной Осетии отставной российский полковник Анатолий Баранкевич. Он лично подбил из гранатомета два грузинских танка, спешив спецназовский десант в трагическом для него удалении от Рокского тоннеля… Мертвые сраму не имут. По 400 жертв с каждой стороны соответствовали логике войны: грузины потеряли в основном военных, югоосетинцы – мирных.
Существо же событий состояло в том, что на натовскую помощь и российское головотяпство Саакашвили уповал больше, чем на собственную силу. Но натовцы не стали отягощать душу ни воспоминаниями о Косово, ни проблемами «чудесного грузина» и сосредоточились на осуждении исторического визави по «всесезонной» модели Венгрии, Чехословакии, Афганистана. Отечественное же воинство действовало в привычном для себя режиме «плановой рефлексии»: «Неужели, е-мое, 14 лет кавказской войны ничему не научили?!» Воевали, надо сказать, не без огонька и смекалки.
Чего стоит «ниппельное» обхождение ямадаевцев с главной полевой ставкой Саакашвили в городе Гори? Из него в сторону Тбилиси выпускали, предварительно разоружив, всех «спасавшихся» и жаждавших спасти грузинский суверенитет на столичном рубеже. Обеспеченный тем самым временный паралич управления Грузией стал нашим ответом западным создателям нелетального оружия. Поэтому жуть, охватившая Тбилиси на пятый день «восстановления конституционного порядка», наигранной не была. Да и из Верхней Абхазии – Кодорского ущелья, нависающего над Сухумом, защитники грузинского суверенитета бежали столь же резво, что и их верховный главнокомандующий – из Гори. Но злорадствовать по этому поводу не будем. Саакашвили когда-нибудь переберется к родственникам голландской жены, а наше соседство с менее «чудесными» грузинами никто не отменит.
В ожидании овертайма
Если суммировать волны комментариев мировых СМИ за прошедший год, то обнаружатся три неравных информационно-политических периода. В июле – начале августа в центре не самого пристального медийного внимания находилось покушение на Дмитрия Санакоева – тбилисского ставленника в пику цхинвальскому лидеру Эдуарду Кокойты, а также спорадические перестрелки за контроль над дорогами и господствующими над Цхинвалом высотами. Даже закрытие рынков (кавказский народный «барометр» – «холодно-горячо»), эвакуация на север около 2,5 тысячи цхинвальцев, а заодно и предложение Кокойты заполнить российскими осетинами 530 вакансий в цхинвальской милиции не стали главными мировыми новостями. При этом все стороны по нарастающей обвиняли друг друга в злокозненных намерениях.
Второй период наступил 8 августа. В последующие два месяца ситуация обрисовывалась сверхэмоционально и с диаметрально противоположных позиций: Россия – агрессор, Грузия – жертва. Или наоборот – с той оговоркой, что жертвой грузинской агрессии стала не собственно Россия, а ее миротворцы, защищавшие жителей Южной Осетии и Абхазии. В этой какофонии первое военно-политическое поражение Запада на постсоветском пространстве компенсировалось не самым успешным со стороны Москвы информационным подкреплением своей версии событий. В итоге Запад на своем поражении не настаивал, а Россия не вполне распорядилась своей победой. Подтвердил свое значение афоризм информационной эпохи: выигрывает тот, кого назначает СNN.
Увы, нам не на чем было выстраивать модель поведения даже при локальной победе. Запад же использовал традиционный лозунг – «Россия не права по факту своего существования». О том, как бы мы выглядели, уступив «демократическому сообществу», и что бы стало с Южной Осетией, нам не подсказали. Мы же тогда постеснялись внятно произнести то, что спустя год услышали от американского вице-президента Джо Байдена: не надо загонять Россию в угол…
Третий период наступил к зиме 2008-го. Стало ясно, что пополнение Грузией НАТО, по крайней мере юридически, ввергнет альянс в войну, по прикидкам похожую на иракскую. К тому же возникла общенатовская потребность превратить Афганистан в мировое антитеррористическое ристалище, ибо ответственным за «штурманов 11 сентября» назначен талибан. Рисковать транзитом через Россию не решились ни Вашингтон, ни Брюссель. Дежурное же поощрение тбилисского «недосуверена» сродни поправке Джексона – Вэника. Той, что до недавнего времени увязывала торговлю с Москвой со свободой еврейской эмиграции из Советского Союза. Все понимают символичность того и другого, но избавление от образа собственной правоты снижает доверие к нынешней политике. Саакашвили в любом его статусе, как муху в чашке кофе, отдувают по мере навязчивого приближения к непорочным устам «цивилизационных союзников».
P. S. Уроки нашей победы
Россия одержала тактическую победу во избежание стратегического поражения. Победила, чтобы подвести черту под перечнем отступлений и потерь, до августа 2008 года именовавшихся «приобщением к демократическим ценностям». Не искушаемый да не соблазнится. Да и натовцы, как выяснилось, не всесильны. Главный же для нас урок пятидневной войны состоит в том, что подготовка пророссийского, скажем так, «резерва» из числа грузинских граждан по обе стороны Кавказского хребта обошлась бы нам дешевле военной победы. На тему второго урока спросим не только экономистов: почему безусловное экономическое, прежде всего энергетическое, превосходство России над ее соседями недостаточно для их «нужной» политической мотивации? Третий урок, он же вопрос – еще и для дипломатов: чем нам так дорого международное право, в каждой острой ситуации обращаемое против нас? Пока – многоточие…

Трофейная Грузия,
или Неизвестный август 2008-го

Привет турецким морпехам…
Всего в классическом плену побывало около 30 грузинских военнослужащих, в абсолютном большинстве рядовых, даже не сержантов. Сразу вопрос: что значит в классическом? Это значит, что они были задержаны с оружием в руках российскими регулярными войсками (а не югоосетинскими формированиями) с соблюдением соответствующих процедур. Впрочем, Южная Осетия слишком мала, чтобы скрыть что-то вопиющее. И хотя действия агрессоров не располагали к политесу в отношении всех грузин, общая формула: «разоружать и отпускать» – распространялась на всех, кто им противостоял. Почему среди пленных практически не было командиров? Ведь по опыту чеченских кампаний именно командиры оказывались в плену едва ли не чаще рядовых солдат. Потому что российские офицеры нередко прикрывали отход своих подчиненных, обрекая себя как минимум на плотный контакт с противником, а порой и на окружение. Под Цхинвалом было иначе. Когда над боевыми порядками грузин перестали летать американские вертолеты – а это случилось уже к концу второго дня войны, – грузинские командиры убыли на совещание в тыл, да так в большинстве и не вернулись – доставали быстроходный транспорт для собственной эвакуации в сторону Тбилиси. Возможно, командиры бросили солдат по приказу. Некому было, как выяснилось, крепить оборону столицы. В военной истории таких примеров немного.
Теперь по поводу американских вертолетов. Их, скорее всего, пилотировали грузинские летчики. Но примечательно другое: значительная часть рядового состава не сомневалась, что главные союзники прикрывают их не только политически и не только с воздуха. Приблизительно четверть пленных грузин были убеждены в том, что Грузия уже вступила в НАТО и союзники (почему-то турецкая морская пехота (?) уже заняли Рокский тоннель. Поэтому грузинским сухопутчикам остается лишь покончить с цхинвальским узлом сопротивления и выдвинуться навстречу туркам.
Той же логике соответствовала изначальная убежденность ряда пленных в том, что российская армия в Южную Осетию не придет, потому что она беспросветно завязла в Чечне. Тем неожиданнее для них стало появление в Южной Осетии батальона «Восток». Поскольку в 13-тысячной грузинской группировке, нацеленной на Цхинвал, процент выходцев из Абхазии был выше, чем по всей грузинской армии, остаточная память о действиях других чеченцев, но в Абхазии в 1992 – 1993 годах сыграла дополнительную деморализующую роль. Участие роты из состава батальона «Восток» Героя России подполковника Сулима Ямадаева позже поясним малоизвестным эпизодом. Ямадаевцы осуществили блиц-захват грузинского Гори, после чего почти сразу были выведены из зоны боевых действий.
Определенную часть 1-й пехотной бригады, выступившей на Цхинвал, составили резервисты из Гори и окрестностей. Скорее всего, именно они, а не действовавшие в первом эшелоне профессионалы понесли основные потери. В Тбилиси сообщили сначала о 215 погибших военнослужащих Грузии. Потом дали понять, что это цифра не окончательная, но тему легче закрыть, чем развивать. Официальная Москва спорить не стала. Но российские посты видели вереницы грузинских авторефрижераторов с телами убитых, следовавших в сторону Тбилиси. Вполне возможно, что часть погибших замаскирована под небоевые потери.
Наилучшую, хотя и относительную боеспособность показали грузинские спецназовцы. Таковых в районе Цхинвала могло находиться до 300 человек, но в боевых действиях принимали участие около 150. К третьему дню войны их уничтожили вместе с артиллеристами. В плен спецназовцев не брали, а мертвые сраму не имут… Заметим, что понятия «Южная Осетия», как и «осетин», для значительного числа плененных оказались неизвестными. Все они воевали, как им объяснили, против «бандитов и контрабандистов», из-за которых – цитируем: «Грузия не может продавать вино и вынуждена повышать цены на сигареты». Примечательно весьма неожиданное от грузин крайне слабое знание русского языка на фоне полного непонимания, в каком качестве и перед кем они находятся: немногие пленные отчетливо объяснили, являются ли они резервистами или «регулярными» военнослужащими. О каком-либо грузинском шовинизме говорить не приходится. Большинство вели себя как нашкодившие юнцы перед участковым: плакали и обещали, что больше не будут.
Кто у них президент?
Чуть ли не половина пленных, едва отдышавшись, предлагала подобие торга: расскажу, все что хотите, но запишите, что молчал как рыба. Некоторые предлагали выкуп, если «позвоните по этому телефону». Все стопроцентно заверяли, что лично ни в кого не стреляли и вообще – любят Россию. Не только имена командиров выше ротного уровня, но и фамилии министра обороны и даже президента страны называли неуверенно. Один из пленных таковым считал Буша. На вопрос, вполне ли он в этом уверен, молодой грузин осенил себя крестным знаменем – вот-те, мол, истинный крест. На попытку одурачить спрашивавших это похоже не было. Тем более что по суммированным показаниям многое совпадало в деталях. Да и вели допросы этнические грузины. Возможно, в подтверждение общей с пленителями веры военнопленные часто и истово молились. Складывалось впечатление, что массовой сдачей в плен грузинские власти пытались создать нам дополнительные гуманитарные проблемы, как минимум создать условия для последующих пропагандистских акций.
Характерную ситуацию пленения проиллюстрируем эпизодами, когда в плен не брали. 11 августа ямадаевская разведывательная группа (около 10 человек) организовала засаду на выезде из Гори в сторону Тбилиси. Впрочем, при поиске объекта захвата пришлось остановить колонну – пять-шесть автобусов и несколько грузовиков под тентами. Колонна безропотно встала. Из автобусов довольно бодро вышли около 300 грузинских солдат… все со стрелковым оружием. Командиру разведгруппы было от чего присвистнуть. Вместо этого он для начала построил сбегавшее грузинское воинство. После чего распорядился последний грузовик загрузить изъятыми винтовками-автоматами. После выполнения приказа колонна продолжила путь на Тбилиси, а грузовик – обратно. Приблизительно в то же время к причалу в Поти, занятому российскими военными, подошла колонна из нескольких грузинских «хаммеров». Вышедший из первой машины офицер предъявил документы на получение военного груза и заодно по-русски переспросил, не знают ли наши моряки, где будет швартоваться турецкое (опять!) судно. Грузополучателей вытащили из машин и послали, догадайтесь куда… Некоторые, правда, просили оставить при них и «хаммеры», потому как они не грузинские, а американские. Так вот: эти «хаммеры» с нашими водителями отправились на пункт сбора трофеев. Своим ходом и без охраны. Многочасовая дорога прошла без происшествий. Наши начальники иронизировали, что лучше было бы препроводить трофеи через Тбилиси в Цхинвал. Там бы их встретили радостнее, чем Валерия Гергиева.
Не забудь станцию Лозовую
Тему трофеев заострил последующий за войной пожар на украинских военных складах в Харьковской области. Для ясности повторим. В период с 8 по 12 августа российской стороной уничтожено около 50 и захвачено до 150 единиц боевой техники грузинской армии, в том числе 65 танков из начальных 230 – 240. Выведена из строя боевая авиация и основная часть систем ПВО, а также кораблей вооруженных сил Грузии. Подобрано в исправном состоянии свыше 4 тысяч единиц только легкого стрелкового оружия. Впрочем, не об этом сейчас речь. Захваченные формуляры боевых машин свидетельствуют о том, что значительная часть иностранного вооружения поставлена сюда в обход действующей международно-нормативной базы. Так, спешная, фактически приуроченная к августу 2008 года модернизация Украиной как минимум танкового парка Грузии закамуфлирована «ремонтно-восстановительными работами», «поставками запчастей и учебно-тренировочного оборудования» и т. д. Налицо факты как минимум документальной «пересортицы» наступательных вооружений в оборонительные. Объем и номенклатуру боеприпасов, оказавшихся в грузинских арсеналах, характеризует неформальный вывод российского эксперта: «Наверное, весь бывший Варшавский договор с Украиной в придачу слил сюда все, что у них дома грозило взорваться». Впрочем, о большой политике мы обещали не говорить.

История состоит из множества загадок

(перелистывая книгу Владимира Чурова)
Еще раньше, чем книга Владимира Чурова, толчок к этому разговору дал поиск сюжетов совсем к другому, еще не завершенному повествованию – исторической фантасмагории «Призраки Главного штаба». В коридорах на Дворцовой площади по ночам под звон шпор между затяжками «Парламента» спорят живые и ушедшие герои переломных эпох российской истории – военные министры Милютин и Троцкий, командующие Петроградским и Ленинградским военными округами Полковников (октябрь 1917 года) и Самсонов (август 1991-го). В их разговор вмешиваются звонки Керенского и Собчака… Звонки истории, с которой не спорят и о которой многие из нас забыли с последним школьным звонком.
Подсказка Владимира Чурова
Но сейчас речь о «документальной повести с некоторыми предположениями и семейными рассказами» председателя ЦИК РФ Владимира Евгеньевича Чурова «Тайна четырех генералов», изданной московским издательством «Граница – Кучково поле». Написанная в жанре конспирологических предположений, эта книга раскрывает генеалогию рода автора в увязке с судьбами известных военных деятелей России и Европы – Алексея Игнатьева, Александра Черепанова, Александра Самойло, Карла Густава Маннергейма, а также Антона Деникина, Михаила Бонч-Бруевича, Федора Палицына, Евгения Беренса и еще ряда исторических персонажей периода от Русско-японской войны 1904 – 1905 годов до 50-х годов ХХ века. По оригинальной версии Чурова, всех их объединяла служба в царской военной разведке, верность которой они в разной степени сохранили до конца своих дней. Применительно к Маннергейму именно этим автор объясняет, например, странности, то есть очевидную пассивность советско-финского противостояния на Карельском перешейке и Прионежье в 1941 – 1944 годах, позволившую направлять сюда части Красной армии фактически на отдых и перегруппировку. История завершилась беспрецедентным сталинским помилованием Маннергейма – союзника Гитлера. Впрочем, сведения, заимствованные автором из трехсот с лишним источников, подлежат проверке профессиональным историком. Интерес же, проявленный Чуровым не только к своему роду, но и к неожиданному пласту отечественной хроники, пробуждает любопытство к не менее легендарным ее страницам, приоткрытым автором и ждущим внимательного читателя.
Начнем с того, что ни одна спецслужба не раскрывает всей правды о своей деятельности, даже если нет страны, за интересы которой она боролась. Не только беллетристам-романистам, но и историкам чаще приходится напрягать фантазию, довольствуясь сведениями, почерпнутыми из официальных летописей или семейных хроник. Увы, дефицит интригующего материала, особенно для самого массового из искусств – кино, уже привел к мелодраматизации («Баязет») либо к космополитичному «оголливуживанию» («Турецкий гамбит») исторического пути России. С общим идейным знаменателем: «наша история – хроника головотяпств», «быть русским – значит проигрывать». Может, что-то из навеянного книгой Чурова подскажет другому писателю более оптимистические сюжеты?
Неоконченные сюжеты русской летописи
Конечно же, история государства Российского состоит не только из разведывательных донесений и в детективном флере не нуждается. Тем более, если они комментируются не историком спецслужб, а лишь посетителем музеев, в частности в афганском Герате, китайском Харбине, Белграде и Мадриде. Вот несколько малоизвестных фактов. 20-е годы ХIХ века. Государственный секретарь Коллегии иностранных дел России грек Иоанн Каподистрия, он же один из руководителей русской разведывательной сети на Балканах и в Турции, получает императорский указ о личном участии в разворачивавшихся тогда событиях в Греции. Свою задачу Каподистрия скорее перевыполнил, став первым президентом нового греческого государства.
Почти тогда же на соответствующих аналитических должностях в коллегии работают два Александра Сергеевича – Грибоедов и Пушкин. Причем последний при петербургской жизни первого работал более продуктивно и рискованно: со спецкомандировками в горячие точки. Петербургский литератор Сергей Порохов убежден, что этим, в частности, объясняется весьма снисходительное отношение императора к декабристским исканиям поэта. Не станем вносить дополнительный детективный подтекст в подневно исследованную биографию Михаила Юрьевича Лермонтова. На Кавказе он служил командиром, как мы сегодня сказали бы, роты глубинной разведки, неоднократно переправлялся через Терек и, судя по всему, совершал рейды в Аргунское ущелье. Но вот кавказские рассказы Льва Николаевича Толстого по оценке «непрофессиональных литературоведов» свидетельствуют о его более чем осведомленности в разведывательных донесениях. Может, литературные задатки будущего «зеркала русской революции» были замечены раньше и не только литературными критиками?
В 1863 году «выпускник восточного отделения Императорского петербургского университета» казачий сотник (!) Андрей Шульц получает приказ «установить южный предел Российской империи», выставив «государев кордон» по речке Кушка. Из разрозненных и, разумеется, требующих уточнения сведений известно, что к своему базовому лагерю в районе современного города Мары Шульц прибыл из длительной южной спецкомандировки, поразив сослуживцев «изрядным умением в турецком (наверное, туркменском или, быть может, «тюрки», общетюркском lingua franca до начала XX века. – Авт.) и персидском языках». А далее следует детективная история. Шульц лихо проскакивает Кушку и, перемахнув через перевал Рабати-Мирза, оказывается в предместьях Герата – в доброй сотне километров южнее указанного рубежа. Уже оттуда вестовой привозит доклад: туркменское население Северного Афганистана с почестями встретило русских казаков. В дело включились англичане, из своих источников получившие сведения о явочном прорыве русских, нарушивших ранее достигнутые договоренности с Лондоном. Пришлось возвращаться, объясняя «мировому сообществу» что, мол, провожатый-туркмен таким образом хотел установить российский суверенитет над родным племенем.
Восточным интересам Отечества посвящена жизнь и двух других великих путешественников – Андрея Снесарева и Николая Пржевальского, кадровых офицеров российской военной разведки. Первый стал едва ли не родоначальником современной афганистики. Второй так глубоко вошел в историю с географией Восточного Туркестана и Монголии, что оказался одним из первых профессионалов-квартирмейстеров, получивших генеральское звание. Не знаем ли мы о лошади Пржевальского больше, чем о нем самом?
Известный итог Русско-японской войны не затеняет примечательного факта: русские карты Маньчжурии да и всего Северо-Восточного Китая с конца ХIХ века до конца Второй мировой войны считались на порядок точнее японских, не говоря о немецких – лучших в Европе. Здесь уместно вспомнить двух главных отечественных картографов того времени. Имя одного – Павел Мищенко, в Русско-японскую войну он командовал разведывательно-диверсионным эскадроном. Другой – Ма Дахань, более известный как барон Карл Густав Маннергейм.
Даже историками забыты имена двух руководителей русской военной разведки начала ХХ века – генералов Палицына и Бонч-Бруевича. Обоих связывают с деятельностью в России масонских лож, по мнению многих историков, оказавших значительное влияние на ход и исход трех революций вплоть до октября 1917 года. Но европейские, например французские, исследователи усматривают прежде всего обратную зависимость: никогда раньше, во всяком случае до августа 1914-го, глобальная сеть масонов не работала столь однозначно на нужды одной страны – России. Другое дело, насколько это оказалось эффективным в более широком и жестоком историческом контексте. Вполне вероятно, что роль Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича оказалась на десятилетие затененной его родным братом, секретарем Совнаркома, Владимиром Дмитриевичем. Более известным оказался и другой родственник шефа царской разведки – Михаил Александрович, давший имя институту связи. Насколько созданная в начале ХХ века разведывательная сеть в европейских столицах впоследствии служила интересам красной Москвы – вопрос к заинтересованному историку. Но показательно, что ни одна крупная диверсионная операция, разработанная белогвардейскими штабами при участии европейских спецслужб, успехом не увенчалась.
Король-республиканец, или Свеча Ксении Блаженной
Летом 1934 года в карликовое государство Андорра, зажатое между Францией и Испанией, прибывает белогвардеец по имени Борис Скосырев. Долгое и весьма профессиональное изучение европейской истории привело его к мысли об основании здесь собственной династии. Под ликование андоррцев, недовольных властью испанского епископата, он провозглашает себя королем Борисом I. Спустя девять дней удивившиеся такой наглости испанцы увозят «русского короля» в Барселону, потом высылают его в Португалию. Скажете, сюжет для авантюрного романа? Не совсем. В дальнейшей биографии монарха-самозванца провал. Но известно, что его советчиком выступал некто Тищенко: вполне вероятно, он даже сопровождал Скосырева в его андоррском походе. Фамилия Тищенко известна по не менее любопытному сюжету – «команде Кузьмина», воевавшей в Испании на стороне республиканцев. Вполне возможно, что в России о нем и о ней ничего не известно. В 1936 году группа бывших белогвардейцев обратилась к Сталину с просьбой о возвращении на родину. Их обращение совпало с началом гражданской войны в Испании. Сталин якобы сказал: «Их путь домой лежит через Испанию». Старшим группы, значительная часть которой располагалась в Сербии, стал подполковник из Петербурга Кузьмин – скорее всего, офицер царской разведки (славист по образованию, а заодно выпускник Сорбонны). Советские добровольцы тогда еще до Испании не доплыли. Настоятель русской церкви в Белграде со слов своего деда, бывшего духовника Врангеля (вспомните эпизод из фильма «Бег»!), не очень уверенно говорит: «В “команде Кузьмина” было не менее двадцати офицеров. Значился в списке и штабс-капитан Тищенко». Не исключено, что накануне он прибыл из Испании, ибо свободно владел испанским языком. В Испании этих фамилий не знают, хотя известны имена белогвардейцев, воевавших на стороне фалангистов Франко. В русском Музее Оцупа в Мадриде предполагают: русские фалангисты спасли своих «республиканских» соотечественников, по крайней мере их имена. Скорее всего, все белогвардейцы-республиканцы погибли. Но что удивительно: после гитлеровской оккупации Парижа в 1940 году в концлагерь на территории вишистской Франции из Испании доставят Бориса Скосырева. В 1944 году его не станет.
В последний день моего пребывания на Балканах ко мне в белградской церкви Святой Троицы подошла древняя русская старуха: «Господин полковник, передайте привет столице нашей. Поставьте свечу Ксении Блаженной». – «От кого поставить?» – «Ото всех Кузьминых». Может, совпадение?
* * *
Эпиграфом к своей книге Владимир Чуров выбрал слова Тимофея Грановского: «Изучение русской истории портит самые лучшие умы»… Или обостряет?
Назад: ЧЕЧНЯ
Дальше: II. РАВНЫЕ ВСЕМ ЖИВУЩИМ