Беса ме мучо
Посвящение сорокалетним

Первое, что схватывает взгляд, это движение, штрих…
Краски воссоздают лица и чувства.
Красный способен донести
порыв и отчаяние…

В легком красном плаще, чуть сутулясь,
ты уходишь по удаляющемуся перрону, молча обходя лужи,
не оглядываясь. Идешь на шпильках, навстречу осени
и зиме.

Запахнув шинель, сквозь поземку Александровского сада
я иду по гранитным плитам вымерзшего розария:
прочь от отвернувшегося ангела,
под прицелом бездушной камеры,
сканирующей лица живые и каменные.

Импрессионизм памяти —
в черно-белой графике штрих-ценников.
Из предреволюционной хроники спешат
неуслышанные афганцы брусиловского прорыва
в шинелях с капюшонами-башлыками
мимо светящихся опарышей киосков,
торгующих на керенки-зайчики.
Доколь?
Снег засвеченной штриховкой скользит по щекам.
Хроника замедляется до пульсирования немых картин.
На подводах и санях возят синий торф…
Это из прошлого? Или из будущего?
В просторном после снесенных сараев дворе
созывает хозяек точильщик —
одноногий еще с испанской.
Беса ме, беса ме мучо…

Первый в сумрачной коммуналке телевизор,
серебряный и торжественный, как полет Гагарина.
Я перелезаю через кузов грузовика,
перегородившего улицу.
Первомайская демонстрация.
Люди с красными повязками следят за стройностью колонн.
Белым по красному: «Пусть всегда будет солнце!»
Ура.

Камера наплывает на черную, африканского камня, плиту
с серебряными титрами:
Капитан Антонио Дега-Дега, инструктор Осипов…
Год рождения – пятидесятый,
через дефис – фиолетовая зелень тропиков.
Планета сделала полный оборот.
Будто и не было розового тумана…
Беса ме, беса ме мучо…

Уже не на экране режут пальцы четыре камешка:
табачно-желтый, медсанбатовски-белый, черный, как гарь,
прозрачный, как третий тост.
На горячем и витиеватом афганском ковре —
холодный арбуз.
Красный.

Как флаг на последнем уазике рижского ОМОНа.
Не спрашивайте, какой мы национальности, веры какой…
Поколение, живущее несбывшимися надеждами…
Замедленная съемка…
Запомните наши лица.

У колонны на площади – разноцветные стайки людей.
Среди них – ты.
В чем-то легком и красном.
Ты меня видишь, торопишься навстречу.
Накинув на плечи весну.
Сейчас ты спустишься в подземный переход.
Я жду. Тебя нет.
Хруст пустого целлофана из-под цветов…
Пушка на Петропавловке бьет двенадцать.
Стоп-кадр.
Помолчим о нас…

1995  г.

Отправить