Глава 9
Московская готика

Сергей Мещерский вез Катю в Безымянный переулок с Яузской набережной каким-то другим маршрутом, не тем, каким такси доставило Катю к нему домой. Время – половина восьмого, самый час пик, и, зависая в потоке машин, Катя на этот раз внимательно глядела по сторонам. Этот район Москвы еще предстояло изучить для будущей статьи о таинственном захоронении.

– А где именно в Безымянном нашли могилу? – спросил Мещерский.

– Посредине переулка проход между зданиями старой постройки, явно фабричными, из красного кирпича. На территории не сплошь развалины, но все очень старое. Ремонт и реставрация затронули лишь те здания, что у проезжей части, а те, что в глубине, нет. Могилу нашли под одним из старых цехов. Я вот что подумала, может, там старинное кладбище под этим цехом?

– Андроньевский погост близко, но не совсем рядом, – ответил Мещерский. – Это действительно древнее кладбище, на его месте простроили дворец культуры «Серп и Молот». Если только мертвецы ходы под землей прорыли. – Он усмехнулся. – А дворец культуры тоже пуст и заброшен. Решетки на окнах, внутри пыль, запустение и темные тени-фантомы. До железной дороги и дальше на территории «Серпа и Молота» много таких вот заброшенных мест. Ночью там не очень приятно. Но я бывал.

– Я знаю твою слабость к заброшенным промзонам, ко всем этим жутким складам, цехам.

– Это места силы. – Мещерский снова усмехнулся. – У каждого – своя история и тайна.

– Где мы сейчас едем? – спросила Катя.

– Андроньевская площадь, а дальше – улица Сергия Радонежского.

И Катя увидела странное место – может, ей в тот момент лишь померещилось, но она внезапно подумала: московская готика… Вот именно, московская готика. И это не темные готические фасады, крепостные башни и шпили, а вот это…

В желтом свете фонарей тополя в церковном сквере – как метлы, торчком воткнутые в землю. На дорожках полно палой, мокрой от прошлых дождей листвы. Мерцает подсветка, и стены церкви отливают в ее лучах собственным светом – мертвенно-зеленым, могильным (кто догадался выбрать такую краску?). На фоне желтых фонарей кружат вороны, и тополя полны черных куч в кронах – вороньих гнезд. А дальше – улица, заполненная транспортом.

Улица, лишенная симметрии, словно приплюснутая на один бок, где с одной стороны – пустота и простор, а с другой – ряд кривых купеческих домишек, выкрашенных в яркие цвета, с маленькими витринами – что-то вроде кафе или баров, но таких скособоченных, отреставрированных наспех и аляповато. И все это окутано теплым влажным сентябрьским ночным туманом, источающим запах бензина и прели, запах поганок, растущих в церковном сквере на древесных стволах, запах кофе из открытых дверей маленького кафе слева на углу.

А впереди над улицей словно парит в небесах гигантское современное здание, воздвигнутое как бы в пустоте над этой асимметричной, уродливой, сплющенной улицей. Здание высотное, формой своей напоминающее перевернутую в другую сторону букву «Г» и одновременно «А», сложенное как небрежный конструктор и облицованное серым и черным мрамором.

И этот полунебоскреб ступает по уродливой улице, как великан в болотных сапогах, и кажется, вот-вот разгонит всех этих докучливых ворон, что кружатся в свете фонарей и орут на бесконечный поток машин, следующий из центра – куда?

Туда…

Кате не понравились эта улица и эта площадь до чрезвычайности. Но места еще более странные и мрачные были впереди.

Они развернулись, въехали в какую-то щель. «Улица Прямикова», – сказал Мещерский, снова свернули и въехали в Безымянный переулок через проход между офисным зданием семидесятых и его более старым соседом.

Мещерский остановился возле офисного здания. Лишь несколько окон на его первых этажах освещены. А вот кирпичный дом выглядел как обычный старый жилой московский дом в тихом переулке.

Катя вышла из внедорожника Мещерского, потянулась.

– Нам туда. – Она показала рукой.

И они направились к стоявшей у прохода между зданиями полицейской машине. В ней дремал один патрульный. Его напарник, видно, проявлял любознательность в старом цехе.

Катя предъявила патрульному свое удостоверение, и они пошли через темный двор, то и дело спотыкаясь о кучи мусора.

По двору тянулись кабели. Катя поняла: это для софитов, которые привезли эксперты и установили внутри.

Возле разбитой двери цеха курили двое мужчин. Один в деловом костюме и черной куртке нараспашку. По виду – типичный чиновник или средней руки бизнесмен. Полный, лет сорока, уже с залысинами и поэтому коротко стриженный. Он держал в руке папку с бумагами и что-то тихо говорил своему визави.

А этот визави с сигаретой, небрежно зажатой между пальцами, оказался Катиным коллегой, то есть человеком в полицейской форме. Молодой, маленького роста, как и Мещерский, едва доходящий высокой Кате до плеча.

Он был блондин, лицо в веснушках. Тело мускулистое, сильное, но посаженное на этакие коротенькие ножки-колышки, крепко попирающие землю. Нижняя челюсть выдавалась вперед, что придавало ему одновременно забавный, дерзкий и угрожающий вид. На подбородке – яркая глубокая ямочка. Глаза голубые – по семь копеек, под светлыми бровками-закорючками – зыркнули и уставились на Катю.

– Тут проводится полицейское мероприятие. Посторонним вход запрещен.

Голосок – мальчишеский, басовитый и наглый.

– Я знаю. Капитан пресс-службы ГУВД Московской области Екатерина Петровская. – Катя помахала и у него под носом удостоверением. – Это мы здесь задерживали утром преступника и обнаружили захоронение. С кем имею честь общаться?

– Участковый, старший лейтенант Лужков. Имеете честь общаться со мной.

– Это ваша территория?

– Я только с этого дня прикомандирован в «Таганский». Ну, считайте, что моя теперь, – Лужков зыркнул на Мещерского. – А это кто?

– Это антрополог, – не моргнув глазом, ответила Катя. – Консультант Сергей Мещерский. Я его пригласила помочь мне.

– А что вы делать собираетесь? – осведомился Лужков. – Там же эксперты кости сортируют по коробкам.

– Я пишу обо всех обстоятельствах задержания краснопрудского стрелка. Захоронение – это же факты, не так ли?

– Факты. – Маленький Лужков глядел на нее, выпятив свой украшенный ямочкой дерзкий подбородок. – Ладно, мне-то что. Пишите.

– А вы уж мне, пожалуйста, помогите, лейтенант. – Катя светло ему улыбнулась. – Мы можем с антропологом пройти туда? Но сначала – что это за место такое? Кому цех принадлежит?

– А это вот у Виктора Андреевича спросите. – Лужков кивнул на мужчину с залысинами и папкой.

– Ларионов, – представился тот. – Весь этот комплекс зданий принадлежит нам, обществу акционеров фирмы «Мельников и компаньоны». Я один из акционеров и являюсь главным менеджером по программе реконструкции всего комплекса промышленных зданий.

– Очень приятно. – Катя закивала, включая в кармане диктофон. – А что это за здания такие? Бывший завод?

– Раньше это была фабрика «Театр-грим».

– «Театр-грим»? – переспросил Мещерский.

– Фабрика по производству театральной косметики и парфюмерии, а до этого здесь была мыловаренная фабрика. Но с начала девяностых все производство остановлено. Здания переходили из рук в руки, никто этой территорией не занимался.

– Но и не ломали? – спросила Катя.

– Тут некоторые здания – памятники архитектуры промышленного дизайна девятнадцатого – начала двадцатого века и входят в список федерального наследия. Поэтому все так долго пребывало в полном запустении. – Виктор Ларионов вздохнул. – Мы с компаньонами три года назад выкупил этот кластер с обязательствами реставрации исторических зданий и реконструкции. Вот и занимаемся потихоньку.

– Денег тут прорва нужна, – констатировал лейтенант Лужков, оглядывая разбитый двор.

– Мы много сделали здесь в переулке, не все сразу. – Ларионов пожал плечами.

– Мы можем пройти внутрь? – опять спросила Катя.

Лужков и Ларионов посторонились, давая им с Мещерским проход. Но тут же сами бросили окурки и двинулись следом. Видно, стало любопытно – чего это приехала какая-то девица с удостоверением и консультантом-антропологом.

Внутри цеха кипела работа, но лишь в том месте, которое ярко освещали два мощных софита на железных треногах. Они освещали примерно одну треть помещения. Все остальное тонуло во мраке. По потолку с ржавыми балками и кирпичным выщербленным стенам скользили гигантские уродливые тени. Под ногами хрустел битый кирпич.

Катя потянула носом – тленом и разложением не пахнет. Трупами тоже. Воздух в цехе сырой и тяжелый. И вокруг софитов вьется какая-то мошкара в своем последнем осеннем танце перед долгой зимой.

Бригада экспертов состояла из пяти человек – они все работали в ночную смену.

Катя громко поздоровалась, сообщила, кто она и откуда. Эксперты – люди интеллигентные и общаются с ведомственной прессой охотно. Кате разрешили задавать любые вопросы, но попросили передвигаться везде осторожно, и она поняла почему.

Ну, во-первых на ней не было защитного комбинезона, как на всех экспертах, а кругом такая пыль и грязь.

А во-вторых, здесь все уже было расчерчено мелом и везде в квадратах стояли картонные коробки с номерами, предназначенные для эксгумированных останков.

– Что там внизу? – спросила Катя старшего группы экспертов, как спрашивала до этого патрульных и сыщиков группы перехвата.

– Скелеты в количестве семи.

– Можно взглянуть?

Эксперт провел ее к пролому в каменном полу. На пролом были направлены яркие лампы софитов. Катя наклонилась. Нет, придется встать на колени и упереться руками в каменный пол, низко нагнуться, заглядывая туда.

Мещерский, дыша Кате в шею, последовал ее примеру.

Их взору открылось что-то вроде сводчатого подвала. Там, на полу, на корточках сидели эксперты в синих комбинезонах и защитных масках. Рядом коробки, а на полу – пластиковые ленты, полосующие пространство на квадраты, и в каждом квадрате – пластиковая бирка с номером.

Но не только это увидели Катя и Мещерский.

На полу лежали человеческие кости и черепа.

Ребра в свете софитов отливали темной желтизной.

Эксперт в комбинезоне и в резиновых перчатках держал в руках череп и аккуратно укладывал его в коробку.

– Когда они умерли? – тихо спросила Катя.

– Они не сами умерли, их убили, – ответил старший эксперт-криминалист.

– Кто?

– Кто сейчас на этот вопрос может ответить?

– А когда их убили?

– Давно. Судебно-медицинская экспертиза даст свой ответ после исследования. На мой взгляд, этим костям не менее ста лет.

– Сто лет? – переспросил Мещерский.

– Или около того. Там пуговицы на полу любопытного вида, фрагменты истлевшей одежды и кожаной обуви. Ничего ценного, впрочем, нет. Никаких дорогих вещей – ни колец золотых, ни часов. А в каждом черепе в области затылка – дырка.

– Дырка? – Катя нагнулась так низко, что едва не повалилась в дыру.

– Пулевое отверстие. И там несколько ржавых гильз. Их всех убили выстрелом в затылок, – сказал эксперт. – И сбросили в этот подвал. Всех семерых. Причем двое из них – дети, подростки, судя по останкам.

Катя отшатнулась – эксперт снизу протягивал ей коробку с уложенным туда в пенопласт черепом. Старший криминалист нагнулся и бережно принял коробку у коллеги.

– В потолке подвала обнаружены остатки ржавого железного люка, – продолжил он. – Но там все было сначала закидано щебнем с кусками угля, затем залито раствором. Замуровано наглухо. А уже позже на все это наложили бетон. В другие времена, когда пол в цехе переделывали. Этот подвал, по сути, никто не вскрывал почти целый век.

– Страсти какие, надо же! – произнес Виктор Ларионов.

Катя подняла голову – он смотрел в провал, в дыру, в склеп. На лице – гримаса отвращения и жалости.

– Несчастные люди, – произнес он. – И двое детей, вы сказали?

– Я вот одного не понимаю. – Мещерский подал Кате руку, помогая подняться. – Как беглый преступник сумел проломить этот пол? Если вы говорите, что столько слоев и цемента, и камня, и щебня? Как его угораздило проделать эту дыру?

– В цехе по всему полу просверлены шурфы. Там, вон там, и там, и здесь. – Эксперт-криминалист обвел темное помещение рукой. – Это первое, что бросилось нам в глаза. В кирпичных стенах то же самое. Видимо, на месте пролома шурфы разрушили несущие перекрытие. И потому возник провал.

– Мы проводили тут ремонт, мы же делаем реконструкцию здания, – вмешался в разговор Виктор Ларионов. – Я не силен в вопросах строительства, но думаю, что реставраторы это сделали, чтобы обнаружить под слоем штукатурки старинную кладку.

– И под полом тоже? – усмехнулся эксперт. – Бросьте. Вы что-то искали?

– Ничего мы не искали. – Виктор Ларионов махнул рукой. – Так, естественное любопытство тешили. Это же в прошлом знаменитая фабрика, историческое место, все эти развалюхи под охраной Архнадзора. Мы с компаньонами вообще археологов, специалистов по историческим памятникам пригласить хотели.

– И что же не позвали? – спросил лейтенант Лужков.

Катя отметила, что он впервые тут, в цехе, подал голос, а до этого лишь молча таращился в дыру.

– Денег нет. Сами видите – мы здесь все законсервировали до лучших времен.

– Примите еще один вещдок. – Эксперт протягивал снизу в пролом следующую пронумерованную коробку.

А в ней тоже череп. Желтая кость покрыта каменной пылью. Черные провалы пустых глазниц. И зубы…

Зубы отливали в свете софитов неестественной белизной, резко контрастируя с гнойно-желтым цветом скуловых костей.

Катя, похолодев, поняла, что этот череп принадлежит ребенку. Темные провалы глазниц сверлили пустоту. Зубы, лишенные десен, хищно скалились.

Эксперт-криминалист нагнулся, чтобы принять коробку.

И в эту минуту с улицы донесся вопль.

Он потряс Безымянный переулок от асфальта до крыш домов. Проник и сюда, за эти старые фабричные стены.

Вопль, полный боли.

Вопль, полный животного, первобытного страха.