Глава 14
Первое время я кралась черепашьим шагом, потом, осмелев, воспользовалась правой ручкой. Платформа начала поворачивать.
– Лампа, ты коза! – громко сказала я. – Тебе же объяснили: два раза вертим и едем быстрее.
Пальцы выполнили задание, сигвей прибавил резвости, еще через минуту я снова «нажала на газ», и платформа понеслась. Меня охватил восторг. Вот это да! Лечу словно ведьма на помеле сквозь лес, вокруг никого, ни одной машины не видно, воздух восхитительный, настроение чудесное, хочется петь.
– А нам все равно, – заорала я, переполненная радостью, – а нам все равно, пусть боимся мы волка и сову…
Впереди замаячили дома. На полной скорости я внеслась на широкую улицу, через секунду оказалась на площади и задействовала ручку. Вместо того чтобы послушно повернуть в нужном направлении, платформа превратилась в реактивный истребитель.
– Стой, – испугалась я и опять повернула руль.
Дома замелькали с калейдоскопической скоростью, я проскочила мимо светофора, мигавшего красным глазом, и заметила впереди знак «тупик». Только сейчас до меня дошло, что Лиза забыла объяснить, как сбрасывать скорость. Перепугавшись, я дернула за левую ручку, агрегат поехал тише. Я выдохнула. Вот оно что! Правой набираешь скорость, левой ее уменьшаешь. Ой, мама! Дом! Улица упирается прямо в здание!
Я ткнула в красную кнопку. Сигвей встал как вкопанный. Меня сильно мотнуло вперед, пальцы отпустили служащую рулем палку, я замахала руками, поняла, что сейчас шлепнусь, зажмурилась и… ничего не случилось.
Осторожно приоткрыв один глаз, я поняла, что по-прежнему нахожусь в вертикальном положении. Двухколесный механизм оказался на редкость устойчивым. Я стянула перчатку и вытерла рукой вспотевший лоб. Лампа! Больше не раскатывай на бешеной скорости, не ори песни. Тише едешь – целее будешь. Включай первую передачу и черепашьим шагом в аптеку.
Я слегка покрутила нужную ручку, без особых проблем докатила до площади, ловко ушла влево, обрадовалась собственным водительским навыкам и вдруг увидела почти прямо перед собой маленькую беленькую малолитражку, за рулем которой сидела бабушка с вытаращенными глазами. Губы старушки шевелились, она то ли ругала госпожу Романову, которая не пойми как оказалась не на той полосе движения, то ли усердно молилась, предчувствуя скорую кончину от столкновения. Я вильнула вправо, бабуля синхронно проделала тот же маневр. В полном ужасе я метнулась влево. Угадайте, как поступила пожилая дама? Правильно! Она снова очутилась передо мной.
– Не двигайтесь, – заорала я, дергая ручку.
Сигвей послушно изменил направление и помчался прочь от древнего автомобильчика с престарелой водительницей за рулем. Пытаясь избежать столкновения, я перестаралась, слишком быстро завертела руль, и теперь платформа, опять набрав высокую скорость, выскочила на тротуар, по которому брел дед с большой собакой, одетой в синий комбинезон с высоко торчащим капюшоном. Я попыталась остановить сигвей, но он просто обезумел.
– Дедуля, – завопила я, – дедушка! Беги!
Но старичок не изменил траекторию, зато собака притормозила, подняла голову и замерла. Пешеходная дорожка сузилась. Слева от нее возникло железное ограждение, справа тянулся дом, посередине маячил пенсионер, старательно дергавший за поводок не желавшую шевелиться дворнягу. Я поняла, что сейчас смету парочку, и завопила что есть силы:
– Дедушка! Уйдите с дороги! Дедушка-а-а-а!
Не увидеть и не услышать меня было невозможно, но пенсионер, очевидно, страдал глухотой и слепотой, а псина оказалась под стать хозяину. И тут я вспомнила про кнопку, которая мгновенно останавливает сигвей, и что есть силы ткнула в нее пальцем.
Послышался визг покрышек, меня поволокло вперед, я стукнулась лбом о палку, которая исполняла роль руля, но ухитрилась устоять на ногах. Из груди вырвался стон. Слава богу, все живы! Я увидела улыбающегося старичка и совершенно ошалелую морду собаки с выпученными глазами. Капюшон на голове пса вздымался дыбом, он напоминал каминную трубу. Животное выглядело странно, у него была борода, шерсть на морде оказалась снежно-белой, а нос розовым. У меня разом вспотела спина. Лампа, хорошо, что ты вовремя вспомнила про кнопку! Сейчас колеса сигвея находятся в паре сантиметров от обомлевшего пса, еще секунда, и я бы переехала дворнягу, она это, кажется, поняла и от ожидания неминуемой смерти впала в ступор. А вот хозяин, в отличие от домашнего любимца, оказался менее умным, он, явно не сообразив, какой опасности избежал, весело улыбался, демонстрируя слишком белые, явно вставные зубы. Я смотрела на по-детски радостного пенсионера, пытаясь унять дрожь в ногах, а он вдруг произнес:
– Вау заблушош пшишь.
В городе, где все население прекрасно говорит на русском, мне встретился абориген, изъяснявшийся на иностранной мове. Я не поняла ничего из сказанного им и не сообразила, на каком языке он общается. На польском? Чешском? Или это китайский? Да какая разница, все равно я не владею ни одним из упомянутых наречий. Если бы посреди тротуара была арфа с табуреткой, я могла бы исполнить для пешехода и его Полкана концерт ми-бемоль мажор великого композитора Рейнгольда Глиэра, а вот балакать по-басурмански я не обучена. Но ведь неприлично молчать, когда к тебе обращается человек, родившийся в эпоху строительства пирамиды Хеопса? А уж учитывая то, что я едва не убила его, надо постараться принести извинения.
Я расплылась в улыбке, порылась в памяти, отыскала в ней каплю знаний по немецкому языку, некогда изучаемому в школе, и выпалила:
– Зитцен!
Старичок заморгал и кряхтя опустился на тротуар, собака тоже села и прищурилась. Я сообразила, что произнесла нечто не то.
– Ой, простите! Гутен… э… фрюштюк.
Дед приоткрыл рот, я заулыбалась еще шире, наклонилась… Сигвей неожиданно затрясся, я испугалась, схватилась за ручку и с воплем:
– Спасайтесь, – упала прямо на дедушку.
Он носил теплую пуховую куртку, на мне была такая же, поэтому я не ушиблась.
Сообразив, что лежу на поверженном пенсионере, я быстро отползла в сторону, села, увидела, что дед приподнимается, и обрадовалась. Он жив и вроде цел.
– Ушлас мля? – прокряхтел дедок.
Я попыталась предпринять еще одну попытку поговорить с милым, совершенно не разозлившимся на меня человеком:
– Э… битте… геен шпацирен.
Честное слово, я забыла, что означает это выражение, но в мою голову его насмерть вбила учительница Наталья Львовна Краснова, а она не могла научить ребенка плохому.
– Хрук брамсапути, – ответил старик, поднимаясь и протягивая мне руку, – встыбрк.
Я оперлась на неожиданно крепкую ладонь и тоже встала.
– Мерси.
– Хмп брстп валкш? – продолжал старичок.
– О господи, – выдохнула я. – Ну почему вы не понимаете наш язык? Большое вам битте за то, что не разозлились и э… э… гебуртстаг!
Старик полез в карман, вытащил оттуда пробку от винной бутылки, зажал ее зубами и вполне внятно сказал:
– Девочка! Ты русская?
– Дедусенька! – обрадовалась я. – Почему же вы раньше что-то непонятное говорили?
– Спросил сразу: «Не поранилась, милая», а ты ответила не пойми что, – пояснил старичок, – меня все дядей Ваня зовут, я ветеринар.
– Извините, – смутилась я. – Наверное, плохо расслышала вас из-за капюшона на голове. А зачем вам пробка?
Дядя Ваня пригорюнился.
– Зубы, чтоб им неладно было! Совсем они у меня того… ни одного своего не осталось. Сделал протезы, красиво смотрятся, клыки белее унитаза, никогда таких не имел, свои от курева давно пожелтели. Но, гады, елозят, на язык падают. Начинаю людям объяснять, как собаку-кошку лечить, а народ просит: «Дядя Ваня, лучше напиши, не понять тебя». А потом я дотумкал, когда пробку прикусишь, челюсти не двигаются, речь, конечно, не как у диктора Левитана, но разборчивой становится. И…
Дядя Ваня умолк, наморщил нос и оглушительно чихнул. Из его раскрытого рта выпали съемные челюсти, держащие пробку, и, подскакивая, как мячики, исчезли в открытой нараспашку двери какого-то магазинчика. Дедушка громко ойкнул, собака вскочила и сердито посмотрела на меня.
– Дядя Ваня, сейчас принесу ваши зубки, – крикнула я, поспешила в лавку, услышала за спиной странные звуки и обернулась…
Пес, наклонив голову, бежал за мной. Я не боюсь собак, дома у нас с Максом живут два мопса. Но дворняга дедушки была большой, и при взгляде на ее прижатую к груди башку мне стало понятно: она торопится ко мне совсем не для того, чтобы нежно облизать меня.
– Шш… фф… ххх… – зашепелявил дядя Ваня.
Я развернулась, ускорила шаг и, войдя в лавку, увидела на полу две челюсти, которые по-прежнему сжимали пробку. Я наклонилась, чтобы подобрать их, и ощутила сильный удар в свою филейную часть, попросту говоря, в попу. Нечто стукнуло меня так сильно, что я шлепнулась на колени, а затем на живот.
– Дядя Ваня! – закричал грубый бас. – Вона чего твоя Люська устраивает! А ну, оттащи чертово отродье, пока я об ее спину лопату не сломал. Женщина, вы живы?
– Вроде да, – прокряхтела я, пытаясь встать. – Извините, разлеглась тут у вас, но что-то меня пнуло.
Крепкие руки подхватили меня, вернули в вертикальное положение, и я увидела крупного высокого мужчину.
– Люська, бестия, – сердито сказал он, – дядя Ваня с ней как с ребенком возится. Вот шельма и охамела совсем, на людей кидаться начала. Вожжей ей хороших по заднице выдать, прости Господи, опять нагрешил, выругался, а как тут гнев сдержать? Хорошо отцу Александру на проповеди про человеколюбие вещать, а если дураки повсюду?
– Шш… фф… ххх… – послышалось за спиной, я обернулась и увидела дедушку, который крепко держал за ошейник… козу. Капюшон комбинезона болтался у нее на спине, на голове торчали большие и, наверное, острые рога. Моя пятая точка незамедлительно заныла.
– Это не собака? – ахнула я.
– Тьфу, прямо, – возмутился мужчина, – Люська бодливая пакость. Прости Господи, опять согрешил словом бранным. А как еще ее назвать? Незабудкой? Если кто людей в задницу без предупреждения бьет, какое ему имя? Мерзавка рогатая, чтоб у нее копыта отвалились. Прости Господи, опять с языка нехорошее выражение слетело, каяться мне отцу Александру в воскресенье перед литургией целый час, выслушивать от него поучения. Но раз уж все равно наблудил, то еще от одного грешка хуже не станет. Горит озеро, гори и рыба. Люська сволочь! Дядя Ваня, какого рожна свою нелюдь везде с собой таскаешь? Пошто она бедной женщине задницу сломала?
Я осторожно ощупала себя сзади и решила успокоить разбушевавшегося мужика.
– В моей мадам Сижу нет костей, ломать в ней нечего, все в полном порядке.
– Какая мадам Сижу? – не понял дядька. – Где она? Люська и ее уконтрапупила? Дядя Ваня! Я к тебе хорошо отношусь, но если ты уродство поганое уму-разуму не научишь… Прости Господи, снова я под влиянием бесов оказался.
Дядя Ваня начал издавать нечленораздельные звуки.
– Где твоя пробка? – остановил его мужик.
– Юра, – неожиданно четко произнес дед и дальше снова разразился шипением.
– Вас зовут Юрием? – обрадовалась я. – А меня Лампа. Дядя Ваня чихнул и выронил челюсти. Они так прыгали! Прямо как зайцы! И в конце концов очутились здесь. Я хотела поднять зубы, схватила их, но коза меня пнула. Я выпустила протезы, а они раз… и пропали! Вместе с пробкой. Сейчас на пол смотрю, нигде их не вижу!
– Игорь! – завопил Юрий. – Сюда! Живо!
В зале словно из-под земли появился высокий стройный парень в синей спецовке.
Юрий похлопал в ладоши.
– Внимание! Слушай! Дядя Ваня зубы посеял! Они где-то тут! Найти надо! Быстро! Понял? Что такое вставные протезы, знаешь?
Молодой человек молча кивнул.
– Действуй, – приказал мужик, – дядя Ваня и вы, Люстра, пойдемте в мое кафе, угощу вас чаем с булочками, горячие еще, недавно из печки достал.
И только после слов о булочках я с запозданием догадалась, что нахожусь не в магазине, а в пекарне. Здесь стоит длинный стол, засыпанный мукой, на нем противень с рогаликами, скалка, кастрюли с тестом, в стене печи.
Старичок потер руки и дернул козу за ошейник.
– Фф… шш…
– Э-э, нет, – возмутился Юрий, – оставь ведьму рогатую за порогом, ее сюда не звали!
– Дорогой, что случилось? – спросил тихий голос, и в помещение вошла стройная женщина в бордовом платье.
