Книга: Секретный террор Сталина. Исповедь резидента
Назад: ОГПУ в Южной Персии
Дальше: Чекисты наизнанку

Восточный сектор ОГПУ в Москве

В середине 1928 года, приехав в Москву, я явился в тот же день к Трилиссеру и был принят очень приветливо. Вообще нужно сказать, он ко мне относился чрезвычайно хорошо и, будучи о моих способностях высокого мнения, всегда поручал мне наиболее рискованные дела по иностранному отделу. Назначили день для доклада о положении дел в Персии и о дальнейших планах. Доклад состоялся через несколько дней.
Перед поездкой в Центр я по заданию ОГПУ объехал всю Южную Персию и выяснил тамошнее положение на случай войны. Из своего объезда я окончательно сделал вывод, что в Персии продолжать легальную работу нет смысла. То, что в мирной обстановке можно было сделать, мы сделали, но поскольку все высшие инстанции правительства и Коминтерна считали будущую войну с капиталистическими странами неизбежной, мы должны соответственно реорганизовать наш аппарат и сделать его годным для войны. А чтобы разведка могла успешно работать во время войны, она должна быть абсолютно обособленной и нелегальной. Нельзя ставить разведку в ту или иную зависимость от Наркоминдела и Наркомторга, представителей которых могут выслать в случае войны.
И вот, сидя в кабинете зампреда ОГПУ Трилиссера, куда я пришел вместе с начальником восточного сектора ИНО Триандофиловым, я излагал свою точку зрения. Триандофилов, с которым мы раньше обсудили этот вопрос и пришли к соглашению, молча сидел в течение моего доклада и одобрительно качал своей большой лысеющей головой.
– Да, идея в принципе правильная, я уже сам обдумывал этот вопрос. Но кого назначить нелегальным резидентом в Персию? – спросил Трилиссер. – Что вы думаете на этот счет? – обратился он к Триандофилову.
– Резидента найдем, товарищ Трилиссер, дайте только ваше благословение начать дело, – ответил Триандофилов.
– А знаете что? У меня возникла следующая мысль. Не поехать ли вам самим резидентом в Персию? Вы ведь давно сидите в Москве. А на ваше место мы назначим товарища Агабекова. Пусть он немного отдохнет от своих поездок, – предложил Трилиссер Триандофилову.
– Что же, если прикажете, то, конечно, поеду, – ответил тот, радостно улыбаясь.
– Ну и прекрасно! Так вы составьте смету организации, прикрытие, кого с собой взять и прочие детали и приходите еще раз ко мне потолковать по этому вопросу, – сказал Трилиссер и приподнялся со стула, давая нам понять, что разговор кончен.
Мы также встали, но не собирались уходить. Мы знали этот маневр Трилиссера откладывать решение вопроса в долгий ящик и были подготовлены к нему. Мы хотели разрешения вопроса сейчас же, тем более что план организации нелегальных резидентур был у нас в кармане.
– Товарищ Трилиссер, все, что вы требуете, мы уже подготовили. Вот вам план организации в письменной форме. Может быть, вы ознакомитесь с ним сейчас, так как потом к вам трудно будет попасть, – сказал Триандофилов, подавая ему несколько печатных страниц.
– Ну, ладно, – ответил Трилиссер и снова опустился с недовольным лицом на стул. – Расскажите на словах, что вы намерены делать.
– Во-первых, вместе с резидентом мы хотим пока что послать в Персию одного помощника. На эту должность я выдвигаю товарища Эйнгорна. Он, будучи на коминтерновской службе, уже имеет практику нелегальной работы и, кроме того, знает иностранные языки. Затем желательно иметь со временем второго помощника по армянской линии. Дело в том, что в Персии много армян, через которых можно делать большие дела. Но для этого помощник должен быть по национальности армянином. Я наметил на эту работу товарища Кеворкяна. И, наконец, нужен еще один работник для связи между резидентом и периферией, – докладывал Триандофилов.
– Позвольте, а как вы замаскируете такую уйму народа? – спросил Трилиссер.
– Я думаю организовать в Тегеране гараж, а Эйнгорн будет со мной в качестве компаньона, а работник для связи может быть одним из шоферов при гараже. Это ему даст возможность разъезжать по Персии, не навлекая никаких подозрений, – объяснил Триандофилов.
– Ну, а как с Кеворкяном?
– С ним дело обстоит несколько сложней. Я думаю взять его в Персию временно с тем, чтобы он там, подготовив почву, имел возможность пробраться в Индию. Для этого мы придумали следующее: во Франции у нас есть секретный агент Г/57. Он – армянский архимандрит. Сейчас он там для нас почти бесполезен. Мы решили вызвать его сюда, через наши церковные связи посвятить его в епископы и затем отправить в Персию заведующим Индо-Персидской епархией. Кеворкяна же мы пристроим к нему в качестве секретаря. Таким образом, он будет под надежным прикрытием и одновременно будет руководить работой епископа. Эта же должность совершенно облегчит его поездку в Индию, – ответил Триандофилов.
– Сколько же все это будет стоить? – спросил Трилиссер.
– Понадобится всего только двадцать тысяч долларов на организацию гаража и пять тысяч долларов в месяц на содержание агентуры и на работу. Причем двадцать тысяч долларов не пропадут. Наоборот, я надеюсь, что если мы хорошо наладим гараж, то будем иметь прибыль, которая покроет наши расходы. Сейчас почти весь Восток пересаживается с верблюда на стального коня, и гараж – самое выгодное дело, – ответил Триандофилов.
– А как у вас с паспортами? – после некоторого раздумья задал вопрос Трилиссер.
– Эту сторону вопроса мы также подготовили. Для себя я добуду греческий паспорт. У меня есть знакомые греки, которые уступят паспорт, а заменить чужую карточку моей – минутное дело. Эйнгорн запасся латвийским паспортом в Коминтерне. Туда приехал из Латвии некто Эдельштейн и, не собираясь возвращаться обратно, передал свой паспорт Эйнгорну. Ну, а Кеворкяну КРО приготовит персидский паспорт. Он легко сойдет за персидского армянина, – закончил Триандофилов.
Трилиссер молча обдумывал. Он медленно протянул руку за коробкой с папиросами и еще медленнее, достав папиросу, закурил. Мы тоже молча сидели и ждали. Мы знали, что Трилиссер обдумывает предложенный план, и с нетерпением ждали результатов. Но он не ответил. Затянувшись несколько раз папиросой, он, опустив голову, стал просматривать какие-то бумаги. Затем, внезапно подняв голову, он обратился ко мне.
– А как вы думаете, выйдет из этого дела толк?
– Я думаю, что при таком опытном руководителе, как товарищ Триандофилов, будет большой толк, – ответил я. – И, главное, этот путь избавит нас от всяких столкновений и неприятностей с Наркоминделом.
– Ладно, в принципе я согласен. Начинайте готовиться и одновременно знакомьте товарища Агабекова с делами сектора. Когда все будет готово, доложите мне, – наконец сказал Трилиссер.
Мы вышли из кабинета довольные, что наш проект принят. Триандофилов радовался предстоящей поездке. Читателю покажется странным, почему люди, которых посылают на нелегальную шпионскую работу, где каждую минуту они должны рисковать тюрьмой и жизнью, эти люди радовались предстоящей опасности. Но подождите удивляться. Немного терпения, и из дальнейшего описания все станет ясно.
Прошло два месяца с тех пор, как Трилиссер разрешил организовать нелегальную резидентуру в Персии. Эйнгорн уже выехал в Персию и пишет, что нанял автомобильный гараж. У Триандофилова тоже все готово, и через несколько дней он также выезжает. Сейчас я сижу на своем любимом месте – на подоконнике комнаты № 161 на Лубянке. Триандофилов сидит за своим бюро и, раскрыв все ящики, просматривает содержимое их.
– Ну, Агабеков, садись поближе и начинай принимать дела, – предложил он мне.
Я взял стул и подсел к нему.
– Итак, в нашем секторе сконцентрирована разведка во всех странах Среднего и Ближнего Востока. Кроме того, мы разрабатываем все контрреволюционные партии Кавказа и Туркестана за границей. В связи с этим нам приходится иметь дело с Парижем, Варшавой, Прагой и Берлином, где находятся центры этих организаций. Вот, так сказать, объем нашей работы. Теперь давай разберем по странам, – продолжал он, взяв блокнот для заметок. – Во-первых, Афганистан. Много о работе в этой стране говорить не буду, ибо ты там сам работал и знаешь обстановку. Сейчас там работает резидентом Скижали-Вейс, который поехал в Кабул под фамилией Шмидт. Новой агентуры нет, он продолжает работать с агентами, завербованными тобой. Что касается политической ситуации, то она здорово изменилась. После приезда Амануллы из Европы вспыхнули восстания на юге и на севере от Кабула. Если восстание на юге можно было приписать англичанам, то на севере совсем иное дело. Восстания возглавляет сын водовоза, никому не известный Бачаи-Сакао. Он оперирует революционными лозунгами и ведет борьбу с афганскими помещиками. Многие сведения еще не проверены, но, по-видимому, мы стоим перед революционным крестьянским движением в Афганистане, которое мы, конечно, должны поддержать, направляя это движение вообще против капиталистов, как своих, так и чужих. Во всяком случае, тебе придется поработать над этим вопросом.
– Одну минуту, – прервал я его. – А какова позиция Наркоминдела в этом вопросе?
– Как и всегда, никакой позиции. Они отказываются высказаться, отговариваясь отсутствием информации, но, видимо, они сторонники Амануллы и всей его клики, – ответил Триандофилов.
– Ну, давай пойдем дальше, – продолжал он. – О Персии я тоже тебе рассказывать не буду, ибо тамошние дела ты знаешь лучше меня, а перейду прямо к Турции. Это наша крупнейшая резидентура. Центром резидентуры является Константинополь, где сейчас находится Минский на должности атташе генконсульства. Из Константинополя мы ведем работу на Сирию, Палестину и Египет, так что фактически Константинополь – это база для ведения разведки на арабском Востоке. Один из помощников резидента находится в Ангоре, но теперь он отозван и скоро приедет сюда. Дело в том, что ввиду дружественных отношений с Турцией Трилиссер приказал прекратить работу против турок. Он полагает, что если мы не будем трогать самих турок, то они будут смотреть сквозь пальцы на нашу работу против других держав.
– А кто сейчас работает в Ангоре? – спросил я.
– Это некто Герт. Он еще до тебя работал в Персии представителем военной разведки, но был снят с работы за какую-то склоку и затем перешел на работу к нам. Вот здесь у меня список секретных агентов в Турции, – продолжал Триандофилов. – Источник № К/10 работает в японской миссии в Константинополе. Через него мы получаем все шифрованные телеграммы, поступающие в миссию. № К/16 является одним из деятелей украинцев-самостийников и передает нам всю переписку своей организации. № К/20 приносит нам копии докладов австрийского посла в Турции. Доклады очень ценны, ибо посол великолепно разбирается в обстановке и прекрасно знает Восток. Через № К/23 мы имеем всю переписку армянского патриарха в Турции Нарояна. По этим материалам мы знаем о положении армянских общин, о политической организации того или другого епископа и, наконец, о положении партии дашнаков. № К/32 освещает кавказскую эмиграцию, которая наиболее опасна по своей организованности и по своей близости к нашей границе. № К/49 передает нам доклады французского военного атташе, из которых мы знакомимся с положением в Сирии и на Балканах.
Кроме этой агентуры, которая управляется Минским, мы приступили к организации нелегальной резидентуры, которая должна организовать свою агентуру на всем Ближнем Востоке. Мы уже успели отправить в Константинополь Рида, который, благодаря американскому паспорту, сумел втереться в американские круги и даже в их посольство. Недавно туда же поехал нелегальным резидентом Яков Блюмкин под кличкой Живой. Он проживает с персидским паспортом под видом купца. Трилиссер возлагает на него большие надежды, но я, признаться, иного мнения. Он большой барин и едва ли будет работать по-нашему, – рассказывал Триандофилов.
– Теперь несколько слов о наших слабых местах. Таковыми являются Индия и Ирак. До сих пор мы не смогли послать в эти страны наших резидентов. В Индию из Берлина доктор Гольдштейн послал двух агентов индусов, завербованных в Берлине источником № А/18. А в Ирак мы послали в прошлом году нашего агента Султанова, но до сих пор ни о ком из них не имеем сведений. Даже не знаем, живы ли они или нет. Вот что значит отсутствие связи. Кустарничество, а не работа. Теперь, как приеду в Тегеран, может быть, налажу работу на эти две страны. Только не забудь поскорей прислать Кеворкяна и епископа. Вот и все, – вздохнув, сказал Триандофилов.
– Как все, а остальные страны? – спросил я.
– Видишь ли, сейчас уже поздно, а у меня еще масса дел перед отъездом. Арабскими странами руководит Аксельрод, а антибольшевистскими партиями Кеворкян. Будет лучше, если они сами доложат тебе о состоянии работы. А я сейчас пойду, – ответил он и начал собираться.

 

– Ну, прощай, может быть, мне не удастся больше прийти сюда. Занимай мой стол и не забывай друзей, – и Триандофилов ушел. Я сел за стол. Теперь я начальник восточного сектора ИНО ОГПУ. До сих пор я руководил разведкой какой-нибудь одной страны. Теперь же нужно руководить работой ОГПУ от Гималаев до долины Нила.
После отпуска, проведенного в Туркестане, я вернулся в Москву. К этому времени начали поступать на меня доносы от моего заместителя в Персии. В начале августа пришла телеграмма из Тегерана, с сообщением, что агент № 3 (Орбельян), которому велено выехать в Москву, не может выехать, так как растратил около двух тысяч долларов.
Начали выяснять подробности его биографии по анкетам и другим материалам, которые имелись в достаточном количестве, так как этот агент работал для нас в течение пяти лет. Оказалось, что до этого он работал в английском банке в Персии, где также совершил растрату, подделал чек для покрытия растраты и был выгнан англичанами со службы.
Трилиссер предложил мне немедленно отправиться в Тегеран для расследования и улажения дела, так как существовала опасность, что Орбельян, оставшись в Персии, может выдать всю известную ему агентуру.
Получив персидскую визу и купив железнодорожный билет, я собирался ехать, когда пришла новая телеграмма от полпреда Давтьяна с просьбой задержать меня в Москве. Давтьян приехал через неделю и сообщил, что в Тегеране поднялась против меня склока, руководимая секретарем ячейки Цейтлиным и поддерживаемая моим помощником.
Опасения относительно Орбельяна не оправдались. После настойчивых требований он приехал наконец в Москву и, уволенный за растрату из иностранного отдела, поступил на работу к нам в восточный отдел.
После четырехлетнего пребывания за границей я вновь на работе в центральном аппарате иностранного отдела ОГПУ. Восточный сектор представляет соединение двух отделов: восточного – руководящего работой на всем Ближнем и Среднем Востоке, и англо-американского, руководящего работой в Англии и Америке. Соединение было произведено потому, что в работе на Востоке всегда приходилось сталкиваться с англичанами, а потому необходимо было находиться в курсе дел английской метрополии. Америка же была дана английскому сектору, как страна, родственная Англии, в которой еще не была развернута настоящая работа.
До меня восточным сектором, как уже знает читатель, руководил Триандофилов, с которым я работал в 1921 году, а англо-американским ведал некто Мельцер. Триандофилов, по национальности грек, член партии с 1917 года, идейный коммунист, пользовался колоссальным авторитетом в партийной среде, но больше вел партийную, чем чекистскую работу. Человек умный и сообразительный, он хотя не имел практического опыта в разведывательной работе, однако справлялся с ней довольно успешно, придумывая всевозможные хитроумные комбинации. Так, например, им была выдвинута идея использования для работы армянского духовенства. Идея организации работы в арабских странах для поднятия восстаний в тылу у англичан также принадлежала ему и т. д.
Мельцер, бывший до 1925 года резидентом ОГПУ в Персии и работавший там под фамилией Борисовского, затем был под той же фамилией переведен в Берлин. Несмотря на то что он кончил Академию Генерального штаба, он был глуп и несообразителен до невероятности, но глупость свою оправдывал якобы нервной болезнью, развившейся на почве работы в ОГПУ. По натуре же был шкурник и карьерист, каких трудно сыскать. Человек абсолютно безыдейный, он всегда стоял на стороне сильных, как на службе, так и в партии. Прочтя утром передовицу газеты «Правда» и зарядившись на целый день высказанными там очередными мыслями, он разносил их по коридорам, выдавая за свои. На службе, выслушивая соображения подчиненных по тому или иному вопросу, он немедленно докладывал их по начальству, также выдавая за свои. Материально он был вполне устроен, так как за время пребывания в Персии и Германии сумел на долгие годы обеспечить себя всем необходимым.
Охарактеризую вкратце других сотрудников сектора.
Риольф, старый член партии, простой рабочий, выдвиженец, присланный для обучения в ОГПУ. Как свежий человек, он с отвращением относился в методам провокации, которыми пользовались в иностранном отделе. Руководил он работой по Афганистану.
Кеворкян, армянин по национальности, был исключен из партии в 1921 году за несогласие с новой экономической политикой. В 1923 году его командировали в Восточный институт в Москву, по окончании которого приняли на работу в ГПУ. Молодой работник, он прекрасно разбирался во взаимоотношениях кавказских национальных партий, меньшевиков, дашнаков, мусаватистов, горцев и пр., и руководил работой по борьбе с ними в течение двух лет. Будучи политически вполне грамотным, он, однако, не имел собственной твердой платформы и колебался то влево к Троцкому, то вправо к Бухарину. Не сдержанный по натуре, он часто вслух высказывал сомнения по поводу партийной линии, за что был причислен начальством к числу «неустойчивых». На заграничную работу его поэтому пускать не решались.
Эйнгорн, еврей, лет двадцати восьми, член партии с 1918 года, старый партийный работник, имел большие личные связи в партии. До ОГПУ, где служил недавно, он участвовал долгое время в подпольной работе Коминтерна в Германии, Австрии и Польше. Он больше интересовался партийными делами, чем прямой службой. Руководя работой в Персии и Индии, он порученного ему дела не знал. Зато от него мы узнавали интимную сторону жизни руководителей партии и все новости, которые не публиковались.
Аксетърод, еврей, тридцати лет от роду, работал до 1927 года в Наркоминделе, откуда был командирован в Йемен, Геджас и провел там пять лет. Окончив Восточный институт и имея пятилетнюю практику в Аравии, он считался в СССР одним из лучших знатоков арабского языка. Кроме арабского, он владел и английским. Одновременно с работой в ОГПУ занимался журналистикой и состоял членом общества востоковедения. Не имея практического стажа, если не считать Аравии, где он вел разведку добровольно, он не пользовался большим авторитетом в секторе. Руководил он работой в арабских странах, где, собственно, еще не было ничего организовано. Вся деятельность его пока заключалась в переводе на русский язык арабских материалов и их обработке.
Работой по Турции, до отъезда, руководил Триандофилов, считавший себя специалистом по Турции, так как в свое время проработал там около года.
Делопроизводительница Бортновская, жена заместителя начальника Разведупра Бортновского, вела техническую работу сектора. От нее мы узнавали новости из Разведупра, где она имела массу друзей.
Однажды меня вызвал Трилиссер и спросил – знаю ли я, кто такой Мясников. Я сказал, что лично его не знаю, но слышал, что он является одним из активных членов так называемой «рабочей оппозиции».
Трилиссер рассказал мне следующее: Мясников за свою оппозиционную деятельность был выслан на Кавказ, затем переведен в советскую Армению и работал там в Эривани в финансовом ведомстве. После октябрьских торжеств администрация финансового управления заметила, что Мясников перестал являться на службу, и сообщила об этом в армянское ОГПУ. Начались розыски. Выяснилось, что Мясников бежал через пограничный пункт Джульфу в Персию. Ныне, по сведениям Тифлисского отдела ОГПУ, Мясников находится в Тавризе, где по распоряжению персидских властей его арестовали и содержат в местном полицейском управлении. Центральный Комитет партии отдал распоряжение во что бы то ни стало вывезти Мясникова из Персии и доставить живым в Москву. Приказ велено выполнить тифлисскому ОГПУ, однако он, Трилиссер, сомневается, что тифлисские чекисты сумеют это сделать, и просит меня помочь им. В Москве находится председатель Грузинской ЧК Берия, с которым он уже сговорился о моем участии. Я же, связавшись с Берия и условившись о деталях, должен немедленно выехать в Тифлис и дальше в Персию для выполнения поручения. Трилиссер несколько раз подчеркнул, что Мясникова нужно доставить во что бы то ни стало живым. Получив приказ, я в тот же день встретился с Берия в гостинице «Селект», и на следующий день мы вместе выехали в Тифлис.
Берия я знал раньше, но мало. За трехдневное совместное путешествие мне пришлось познакомиться с ним ближе. В Тифлисе, будучи председателем Грузчека, он одновременно занимал должности заместителя полномочного представителя ОГПУ в Закавказье и народного комиссара внутренних дел Грузии. В аппарате ОГПУ о нем ходили целые легенды. Он с 1922 года выживал всех полномочных представителей, которые по тем или иным причинам восставали против него. Как раз перед своим приездом в Москву он подрался с полномочным представителем ОГПУ в Закавказье Павлуновским, имевшим колоссальное влияние в Москве, и, несмотря на его могущественные связи, добился его отозвания из Тифлиса и назначения на его место некоего Кауля, совершенно бесцветной фигуры. Конечно, Берия мог держаться так долго на своем посту не благодаря личным способностям, а вследствие личной близости к Орджоникидзе, нынешнему председателю ЦКК и РКИ.
В дороге мы беседовали исключительно на партийные темы, так как в то время только что обнаружились первые попытки правых уклонистов выступить против Центрального Комитета. Полагая, что такой крупный работник, как Берия, получавший по положению все стенографические отчеты Политбюро для ознакомления, должен хорошо разбираться в вопросах партийной и внутренней политики, я заговорил с ним на эти темы, но оказалось, что это политически абсолютно безграмотный человек: он интересовался тифлисскими уличными происшествиями больше, чем событиями всесоюзного масштаба.
Приехали мы в Тифлис вечером и в ту же ночь, в 11 часов, созвали совещание по делу об увозе Мясникова из Персии.
На заседании присутствовали: сам Берия, начальник секретно-оперативной части ОГПУ Лордкипанидзе и я. Остановлюсь на характеристике Лордкипанидзе.
В 1925 году он работал в иностранном отделе ОГПУ в Москве и был командирован в Париж для ведения работы среди грузинских меньшевиков. Тогда, после восстания в Грузии в 1924 году, эта работа носила ударный характер. Он пробыл в Париже около девяти месяцев, организовал кое-какую агентуру, но не мог наладить правильной работы вследствие отсутствия политического опыта и кругозора. Кроме того, были сведения, что в Париже его расшифровали, и тем самым миссия его потеряла смысл. Его отозвали в Москву и командировали в Тифлис. Очень горячий по натуре, быстро увлекающийся, он вечно предлагал фантастические планы, от которых сам же через некоторое время открещивался.
Наше ночное заседание открыл Кауль, сообщивший, что Мясников находится в Тавризе и сидит в полицейском участке под строгой охраной персидской полиции. В помощь Минасьяну, резиденту в Тавризе, послан из Тифлиса начальник иностранного отделения ОГПУ – Гульбис, с поручением сделать все для увоза Мясникова. Однако принятые им меры пока ни к чему не привели. Необходимо выработать новый план.
Лордкипанидзе предложил организовать вооруженное нападение на тавризскую полицию и, силой захватив Мясникова, увезти его на автомобиле в СССР. На поставленный мною вопрос, пропустят ли автомобиль через границу персидские войска, он ответил, что для отвлечения внимания войск можно к этому времени завязать перестрелку между советскими и персидскими пограничниками. Берия сначала поддерживал геройский проект Лордкипанидзе, но время было позднее, его начинало клонить ко сну, и боеспособность его быстро падала. Мы обсудили все возможности, вплоть до подкупа начальника полиции Тавриза, который в то время приехал на лечение в Тифлис. Кауль и я молчали, слушая других. Наконец, когда спросили мое мнение, я ответил, что затрудняюсь что-либо сказать и предпочитаю выехать на место в Тавриз, где будет виднее, что можно предпринять и чего нельзя. Для этого мне нужен какой-нибудь паспорт, с которым я мог бы незаметно пробраться в Персию. Заседание продолжалось до 4 часов утра и тянулось бы дальше, если бы Кауля не вызвали к прямому проводу из Москвы. Кауль отлучился и, вернувшись с провода, сообщил, что Москва приказывает оставить Мясникова в покое. Все предыдущие распоряжения отменялись.

 

Мне ничего не оставалось, как выспаться и на следующий день выехать обратно в Москву. Впоследствии Мясников, выпущенный персидской полицией, несколько раз сам обращался в советское консульство в Тавризе с просьбой разрешить ему вернуться в СССР. Однако Москва учла, что он своим бегством существенно подорвал тот авторитет, какой имел среди небольшой группы приверженцев, и отказала ему в разрешении. Пусть продолжает сидеть за границей. Мясников из Персии перебрался в Париж, где, кажется, сейчас и находится.

 

В дальнейшем я буду вести рассказ по странам, где мы работали непосредственно, но коснусь также и стран, с работой в которых нам приходилось сталкиваться по ходу нашей собственной деятельности.
Прежде чем приступить к этой части рассказа, я должен отметить, что, находясь в Афганистане и Персии, я часто получал из Москвы подробные сведения о той стране, где работал. Так, будучи в Кабуле, я получал из Московского ОГПУ подробную информацию о состоянии нашего воздушного флота в Афганистане (с такими, например, подробностями, как число и время полетов наших аэропланов над Кабулом), о передвижении иностранцев в Афганистане, о настроении племен Южного Афганистана и т. д. и т. д.
В Персию мне Москва присылала сведения о ходе переговоров англичан с персами и т. д.
Получая эти материалы, я в то время не знал, насколько они достоверны и откуда исходят. По приезде же в Москву и принятии руководства восточным сектором я узнал, что эти сведения черпались из докладов английских послов и военных атташе в Персии и Афганистане, причем доклады получались в фотографированном виде из европейского источника. В дальнейшем я буду приводить приблизительные тексты этих докладов, приблизительные потому, что, к сожалению, копий у меня нет сейчас под рукой.
Назад: ОГПУ в Южной Персии
Дальше: Чекисты наизнанку