Вместо эпилога

Сновида привезли в кремль на телеге для раненых затемно. До этого он находился на берегу под присмотром «горных» и спира. Павлу нанесли на ступни и щиколотки очень вонючую мазь, а на голову наложили компресс. И в уши еще чего-то вставили, тампоны какие-то.

Потом Зюб дал покурить цигарку с «допингом», и Сновиду немного полегчало. А до этого было совсем хреново. Пока «горные» несли его на руках до своей стоянки, он еще держался. А потом вдруг накатило все сразу: и боль, и тошнота, и видеть почти совсем перестал…

Последствия контузии, объяснил Зюб. И еще чего-то говорил, но уж очень мудреное. Павел ничего не понял. Да и не старался.

Спир вообще не отходил от него. Чего-то хлопотал и болтал почти без умолку. Жертва эволюции, одним словом… Ему бы этим работать, как его… ага, лектором.

Впрочем, разглагольствований Зюба Павел почти не слушал. Да и не слышал. Из-за контузии, возможно. Да и из-за тампонов в ушах. Больше просто лежал и думал. О чем думал? Ну, о разном, разумеется. Было о чем подумать… Даже, вроде, вздремнул немного. Без сновидений, конечно. Ну их к удильщику, эти сны…

А потом на санитарной телеге приехал Ванька Бугай, и Сновида повезли в кремль. По дороге Ванька сообщил, что почти все знают о геройстве Павла. Ворон велел рассказать о том, как тот выполнял особо секретное задание, рискуя жизнью. И даже специальное построение провел в кремле, где перед строем все и объявил.

Так что, теперь Павел герой, объяснил Ванька. Но из телеги ему лучше не высовываться. Так, на всякий случай. Вдруг еще не все в общине в курсе про его геройство? Конфликт еще какой возникнет… Этот самый, как его…

– Эксцесс, – подсказал Зюб. Он сидел рядом с Бугаем на скамеечке и помогал управлять фенакодусом. Хотя на самом деле больше мешал, дергая не за ту вожжу.

– Во-во, – сказал Ванька, – этот самый, мордобой. А в телеге, Пашка, на тебя никто внимания не обратит. Тем более, что еще и голова обмотана.

Так они добрались до кремля. У санчасти Бугай взял Павла на руки и донес до самого топчана. Где положил и велел набираться сил. А сам пошел обедать, потому что сильно проголодался.

Лежа на топчане, Сновид помаленьку высматривал Рузанну. Или, на худой конец, Лейлу. Но девушек в помещении не было. Наверное, находились где-нибудь на поле боя, помогая раненым. Или просто в другой палате… И тут он, кажется, снова задремал.

А когда открыл глаза, на топчане, в ногах, сидела Рузанна. Сидела и смотрела на Павла во-от такими глазами. Большими, короче. Хотя они у нее и без того такие, что больше некуда. Утонуть можно, как в озере.

– Здравствуй, Рузанна, – сказал Павел.

Она вздрогнула и почему-то заплакала.

– Ты чего? – удивился Сновид. – Вот же я. Все в порядке. А ну, прекрати реветь.

– Я это, просто так, – сказала Рузанна. – От неожиданности.

И тут же заулыбалась. Сквозь слезы. Не поймешь этих женщин – то плачут, то улыбаются.

Павел хотел присесть, но, видимо, неудачно шевельнул ногой. А боль-то, оказывается, никуда не делась. Тут как тут, зараза. Цепанула так, что Павел ойкнул. Вроде и совсем негромко, но Рузанна расслышала.

– Лежи спокойно, воин, – сказала строго. И взяла Павла за руку.

Так они просидели, наверное, целую минуту. Молча. А чего болтать, когда и так хорошо. И сидели бы, да Сновид вдруг вспомнил. И вытащил из сумки «шамий амулет».

– Вот, – сказал, – получай, как просила.

– Что это?

– Он самый, оберег. Подарок ко дню рождения.

У Рузанны округлились глаза. До-о-олго так смотрела то на амулет, то на Павла. А потом вдруг говорит:

– Да не нужен он мне вовсе. Из-за него одни несчастья.

Вот и пойми после этого женщин. То луну с неба достань, то повесь обратно.

– Нет, – сказал Павел. – Раз просила, теперь носи. И неправда, что из-за него несчастья. Несчастья из-за плохих людей. И мутов. А мне он, может, наоборот, помог. Я при нем в огне не сгорел и в воде не утонул. И вообще…

– Что вообще?

– Я сейчас счастлив. Может, так счастлив, как никогда раньше.

– Почему? – тихо спросила Рузанна.

Собрался было ответить Павел, да отчего-то в горле запершило. Застряло что-то в горле. И в мозгу помутнение произошло – все слова куда-то подевались. Понимает, что надо что-то сказать, а не может.

И тут Рузанна сама заговорила.

– Я это, – говорит, – твоего друга на днях видела. Мутанта с длинным хвостом.

– Зюба, что ли?

– Ага, Зюба. Он мне сказал… Это правда или нет?

– Что правда?

– Ну, это… То, что он мне сказал?

– А что он сказал?

– Да так, кое-что, – говорит Рузанна. А сама как-то сразу погрустнела. Словно расстроилась. Или даже обиделась. – Ладно, ты болей. А мне к раненым идти надо. Много раненых, понимаешь?

И вот здесь Павла осенило. Не совсем, правда, по его воле. Потому что за спиной Рузанны вдруг возник Зюб. И активно замахал лапками. А потом высунул свой длинный язык. И тогда у Сновида лопнуло терпение. И слова в голове вдруг появились. Не так много слов. Зато нужные и правильные.

– Я это, – сказал Павел. – Не знаю я, чего там Зюб наговорил. Если его много слушать, то уши могут отвалиться. Трепло он, этот Зюб. Я лучше тебе сам скажу, чтобы без всяких там спиров. Вот возьму и скажу.

– Чего? – спрашивает Рузанна.

– Сейчас скажу.

– Так говори.

Набрал Сновид в рот воздуха и сказал, наконец:

– Я люблю тебя, дурак. – И поперхнулся.

– Ты кому это говоришь? – спросила Рузанна. А глаза опять, как блюдца. – Если мне, то я, вообще-то, дура. И, наверное, так оно и есть.

– Нет, дурак, это я, – твердо заявил Павел. – Но теперь резко поумнел. Я люблю тебя, Рузанна. И вообще – выходи за меня замуж.

Рузанна наклонила голову и закрыла лицо ладонями. А потом то ли заплакала, то ли засмеялась. Не поймешь этих женщин. И пока она так сидела, Сновид решил показать Зюбу кулак. Глянь – а спира уже и след простыл. Под топчан, что ли, залез? Или его вовсе не было?

Ночью Павлу приснился сон. Очень странный сон. Странный хотя бы уже потому, что совсем не страшный.

Он видел маленького светловолосого мальчика, который брел по желтому песку. Рядом, вдоль кромки песка, росла зеленая трава. А с другой стороны журчал ручей с удивительно чистой, прозрачной водой. Иногда мальчик подбирал с песка мелкие камушки и бросал их в ручей. И при этом звонко смеялся.

Больше в этом странном сне ничего не было. Кроме светловолосого мальчика; желтого песка; зеленой травы; и очень прозрачной, удивительно чистой, воды.

Когда Павел проснулся, то долго лежал с закрытыми глазами. Он лежал и не мог понять, что может означать подобный сон. Он не походил на его привычные кошмары, всегда предвещавшие беду. Это сбивало с толку. И даже пугало.

Так он пролежал до рассвета. И ничего не надумал.

А утром к нему в санчасть зашел Бортник. Поговорили о том, о сем. И Павел рискнул рассказать «горному» о ночном сне. Уж очень он его беспокоил.

Бортник выслушал рассказ внимательно, скрупулезно уточняя детали. Потом спросил:

– Ну и что тебя напугало?

– Как что? Во-первых, все какое-то ненатуральное.

– В смысле? – «Горный» прищурил один глаз.

– Ну как? Смотри – желтый песок. У нас песок всегда серый и грязный. А тут, прямь, как золото… Ну, ладно, песок. А вода в ручье какая? Вода должна быть мутной и зеленоватой. А во сне она такая прозрачная была, что даже камешки на дне просвечивали. Такого же в жизни не бывает, согласись?.. Ну а трава… Трава, это вообще жуть. Трава бывает желтой и коричневой. А здесь вдруг зеленая. Разве не кошмар? Только как бы немного наоборот.

– В смысле? – У Бортника было очень серьезное выражение лица. А вот глаза как-то… не соответствовали. Не то, чтобы смешливые были глаза, но несколько легкомысленные. Как будто ему байку травят.

– Да чего тут непонятного? – Павел немного рассердился. – Слишком все яркое. Я даже испугался. Не во сне, а потом, когда проснулся. Думаю, не к добру… Если после страшных снов всегда беды происходили, то чего теперь ждать?

– А ты ничего не жди.

– Это как? – Сновид удивился и даже испытал легкое разочарование. «Горный», похоже, чего-то недопонимал. Или не хотел вникать в проблему. Хотя и делал серьезный вид.

– Да так. Знаешь, как в народе говорят? Кто беду ждет, к тому она и приходит. Тем более… Вот ты про траву и воду говорил. Знаешь, а ведь бывает зеленой трава. И вода может быть прозрачной. Как и песок желтым. Я такое в горах встречал. Высоко, правда, и всего несколько раз. Но встречал. Так что, это и не кошмар вовсе. А, скажем так, возможная реальность.

Павел несколько секунд молчал, переваривая услышанное. Зеленая трава – надо же! Зюбу бы он не поверил. Но Бортник – мужик серьезный.

– Ну, предположим… Бог с ней, с водой. Трава, это вообще пустяки… Но ты же сам говорил, что у меня дар ясновидения. Что я будущее предвижу. А теперь говоришь – ничего не жди. Это как понимать?

– Вот так просто и понимай. Да, я говорил, что ты, возможно, ясновидец. Но я не говорил, что ты обречен провидеть одни беды. Вот, подумай, к чему твой сон про ящера привел?

– Ну-у… беда же все равно случилась.

– Случилась. Да только, в основном, для шайнов. Это они в огне сгорели. А мы выжили. И община ваша выжила. Разве не так?

Павел находился в растерянности.

– Это как же… И что теперь?

– Как что? Живи и радуйся жизни, сновидец. – «Горный» похлопал его по плечу. – И помни, Павел. Судьбу нельзя изменить. Но ее можно превозмочь, изменив себя… А что касается сегодняшнего сна…

Он повел головой, словно искал кого-то в палате. Но не нашел.

– Одно тебе точно скажу – пора тебе жениться.

– Почему?

– А чего же еще парню делать, когда ему малые дети снятся?

И Бортник лукаво подмигнул.