Дмитрий почти физически ощущал, как зародившееся в глубине души раздражение с каждой минутой разрастается и разрастается, заполняя его всего целиком. И поводом для недовольства была не предстоящая дальняя дорога, не погода, которая под вечер начала портиться, и не сидевшие рядом в машине жена и дочь. Нет, злило его не вдруг посеревшее и нахмурившееся небо, не плачевное состояние трассы (чего еще можно ожидать от российских дорог?), не даже это глупо-восторженное выражение, которое вот уже несколько недель почти не сходило с Надиного лица. Он досадовал на самого себя, за то, что все-таки не сдержался, не сумел справиться с собой. И теперь, как ни пытался бодриться, заставляя себя мобилизоваться, все же чувствовал, что внимание рассеяно и глаза слипаются. Лучшим решением проблемы было бы, конечно, остановиться и хотя бы немного поспать. Но сейчас, когда до Саратова оставалось каких-то несколько десятков километров, идея сделать привал выглядела нелепо. Выскажи он подобное предложение, Надя сразу догадается о его состоянии и опять начнет его пилить… Нет уж, лучше потерпеть некоторое время. Скоро они доберутся до города, остановятся в гостинице, выспятся… А утром все пройдет.

Некоторую зависимость от спиртного Дмитрий за собой, конечно же, знал, но считать себя алкоголиком ему и в голову не приходило. С какой стати? Не так много и часто он пьет, на самом-то деле. И на его здоровье и тем более на личности это вообще никак не отражается. Вот Петрович, бывший заместитель главного врача их клиники, тот перед уходом на пенсию шестиногих крыс по углам кабинета ловил — это да, это алкоголизм. А он что? Подумаешь, выпивает понемногу, чтобы снять стресс… А стресс у него ого-го какой! Работа психиатра без стресса не обходится.

Впрочем, на что он рассчитывал? Ведь психиатром Дмитрий сделался отнюдь не случайно. С самого детства он не сомневался, что станет врачом, и когда его, трехлетнего карапуза, кто-то из взрослых спрашивал, кем он хочет быть, Дима всегда с важным видом отвечал: «Доктолом, как папа и мама». Так часто бывает. Когда кто-то из родителей по-настоящему любит свою профессию, и дома только и разговоров, что о его работе, то совершенно естественно, что ребенок, подрастая, пока еще даже неосознанно примеряет на себя родительскую специальность и решает выбрать именно этот жизненный путь, а не какой-либо иной. Только став профессиональным врачевателем чужих душ, Дмитрий узнал, что бывает и совсем наоборот, когда повышенный интерес матери или отца к своей работе, особенно в сочетании с не менее активным желанием отправить отпрыска по своим стопам, может вызвать как раз обратную реакцию — отторжение и даже ненависть, нередко приводящие к неврозам или личностным проблемам. Но все это Дмитрию стало известно много позже. А в детстве и юности он был только рад, что вопроса «Куда пойти учиться?» для него не существует, поскольку со своим жизненным путем он определился и вполне этим доволен. Более того, он уже в средней школе четко представлял себе будущую специализацию. Теоретически он мог посвятить себя любой области медицины, но уже тогда видел, что психиатрия дает отличную возможность заработка. Если на гастрит или больной зуб люди еще могут махнуть рукой и не лечиться, мол, обойдусь без врачей, и не с таким живут, то душевное здоровье, свое или близких, важно для всех. Консультации у кого-то из четы Щеголевых, без преувеличения лучших психиатров в городе, стоили дорого, но даже при этом к ним было не попасть, график строго расписан минимум на месяц вперед. Родители много работали — но зато и жили они намного лучше, чем большинство знакомых. В доме всегда хватало денег, а благодаря многочисленным знакомствам Щеголевы имели возможность приобретать любой дефицит, от копченой колбасы до новеньких «Жигулей», и минимум два раза в год всей семьей ездили отдыхать: летом в Прибалтику, в Крым или на Кавказ, а зимой в хороший санаторий где-нибудь здесь же, на Урале. Финансовое положение не сильно изменилось даже тогда, когда умер отец — Димка тогда учился в шестом классе.

Так что с выбором профессии он определился очень рано и с тех пор неотступно шел к своей цели. В школе налегал на математику, биологию и химию, которые и так, впрочем, давались ему легче всего, а летом, уже начиная с восьмого класса, мама всегда устраивала сына санитаром в свою клинику, чтобы он знакомился с будущей специальностью не по книгам и рассказам родителей, а на собственном опыте.

Неудивительно, что вступительные экзамены в медицинский институт он сдал легко, без какого-либо напряжения. Тем более что добрая половина педагогов института, включая завкафедрой Андрея Сергеевича Старицына, были знакомы с Димой. Отвечая на вопросы экзаменаторов, он чувствовал себя так, будто говорил о совершенно обыденных и самых элементарных вещах. Точно так же без особых проблем он и учился все шесть лет. На старших курсах уже вовсю практиковался в клинике родителей, так что в интернатуру, а потом в ординатуру тоже попал без всяких проволочек. Всего за несколько лет Дима зарекомендовал себя как прекрасный специалист. И к двадцати девяти годам (после того как спившегося Петровича спешно отправили на пенсию) стал заместителем главного врача клиники, которую когда-то возглавляла мать, а еще раньше — отец. Казалось бы — чего еще желать? Успешная карьера, обширная частная практика, которая позволяла жить, не беспокоясь о завтрашнем дне. Все шло как нельзя лучше. Но Дима наоборот — чудом не впал в депрессию. Потому что в какой-то момент вдруг четко осознал, что у него нет больше никаких перспектив.

Максимум, на что еще он мог рассчитывать в обозримом будущем, — это должность главного врача. И то не раньше, чем лет через двадцать, а то и тридцать. Его шефиня, главврач, была женщина не старая и весьма энергичная, и дожидаться, пока она освободит свое место, он мог еще очень и очень долго. Да и эта должность — все, потолок. Никаких других вариантов продвинуться по карьерной лестнице у него в родном городе не было. Да, частная практика, это, конечно, хорошо и более или менее денежно… Но не так уж велик их город, и не так много в нем состоятельных людей, которые нуждались в услугах психиатра. Времена наступили такие, что общество четко разделилось на две неравные категории — тонкую прослойку элиты и необъятную серую массу простых людей, у которых не было лишних денег на лечение у частного психиатра. По-хорошему, ему бы стоило уехать из этого города, пока он был еще молод и считался перспективным… Но куда? Дима отлично понимал, что ни в Москве, ни в Питере, ни тем более за границей его никто не ждет, там и своих специалистов полно. В надежде, что его заметят и сделают какое-нибудь выгодное предложение, Дмитрий постоянно практиковался в английском языке, публиковал статьи в международных профессиональных изданиях, активно участвовал в симпозиумах, ездил на всевозможные конференции и повышения квалификации, но ощутимых результатов это не приносило. Так стоит ли удивляться, что он постепенно начал впадать в депрессию и увлекся спиртным? Тем более что и в остальных сторонах его жизни дело обстояло не многим лучше.

К своей семье Дмитрий относился как к чему-то обыденному. Супружеская жизнь, считал он, — это что-то вроде чистки зубов, необходимо для здоровья, да и последующее ощущение свежести по-своему приятное, но ничего особо интересного или радостного в самой процедуре нет, просто повседневная необходимость. Он женился на Наде не по зову сердца и уж тем более не потому, что испытывал потребность создать семью — да у кого из юношей есть такая потребность в двадцать-то лет? Просто так уж сложились обстоятельства.

Будучи профессионалом в области изучения человеческой психики, Дмитрий давно уже разобрался с собой и понял, что совсем не является иллюстрацией к учению старого доброго дедушки Фрейда, как называли они с коллегами основателя теории психоанализа. Даже в подростковом возрасте, в период бурного полового созревания, сексуальный вопрос интересовал Диму не столь сильно, как практически всех его ровесников. Тонкости будущей профессии — многообразие внутреннего мира человека и зыбкая, совершенно неопределенная грань между тем, что считается нормой, и тем, что принято относить к патологии, — занимала его ничуть не меньше, а то даже и больше, чем сфера интимных отношений. Но так уж часто случается в жизни: то, о чем многие мечтают, нередко оказывается у того, кому это не особенно-то и нужно.

Женщинам Дима начал нравиться очень рано. От природы ему достался чуть ли не полный комплект того, что в современной культуре принято считать красивым: большие выразительные глаза, густые волосы, крупные и правильные черты лица, высокий рост и хорошая фигура. Яркая внешность, заставлявшая невольно обращать на него внимание, сочеталась в Диме с уверенностью в себе. Как многие дети, чьим воспитанием и развитием занимались любовно и тщательно, он обгонял сверстников по развитию, и классу к восьмому уже держался и рассуждал совершенно как взрослый. К тому же он всегда был модно и красиво одет, поскольку для Щеголевых не существовало проблемы дефицита. У Димы было все или, по крайней мере, почти все, о чем мечтали его сверстники, от фирменной одежды до магнитофонных записей и пластинок с популярной зарубежной музыкой. И разумеется, подобное сочетание всевозможных достоинств не могло не вызывать интереса у девушек. Чуть ли не все девушки школы были влюблены в Диму Щеголева, ему писали записки, обрывали телефон и назначали свидания. Самому ему даже не нужно было проявлять инициативу — он просто шел девушкам навстречу. Успех у прекрасного пола льстил его самолюбию и значительно поднимал его в глазах друзей — а какой парень от этого откажется? Дима не заводил ни с кем длительных отношений, поскольку не испытывал ни к кому сильных привязанностей, и встречался со всеми симпатичными девчонками, стараясь никого не обижать, но и особо никого не обнадеживать. Когда он приобрел первый интимный опыт с одной из медсестер из родительской клиники, ему не исполнилось еще и пятнадцати лет. И далее все шло по той же накатанной схеме — сначала в школе, потом в институте. До тех пор, пока не случилась эта история с Надей, которая, к его удивлению, здорово выбила его из колеи.

К Наде Димка относился не лучше и не хуже, чем к другим девчонкам. Да, она нравилась ему — нравилась пышная грудь и точеная фигурка, нравился ясный искренний взгляд, нравилась Надина доброта, неиспорченность и какая-то незащищенность… Но точно так же, как Надя, ему нравились и другие девчонки. Конечно, Дима видел, что Надюшка влюблена в него, и старался быть с ней помягче, чтобы не ранить ее чувств — и потому, что не хотел заставлять ее страдать, и потому, что терпеть не мог всех этих женских штучек: сцен, разборок, слез и обвинений. Надя вроде бы не производила впечатления человека, способного на подобные вещи, но мало ли… И раз уж так вышло, что они случайно оказались в одной постели, Дима приложил все усилия, чтобы у Нади остались о той ночи самые приятные воспоминания и при этом бы не возникло никаких иллюзий насчет совместного будущего.

Известие о том, что Надя беременна, стало для него полной неожиданностью. Димка настолько привык иметь дело с опытными партнершами (если не считать еще одной, столь же случайной, истории еще в школе, Надюшка была единственной девственницей, с которой ему довелось заниматься сексом), что никогда сам особенно не заботился о контрацепции. В ту новогоднюю ночь он тоже был уверен, что уж кто-кто, а студентка-медик должна знать, откуда берутся дети, и принять меры предосторожности. Но просчитался.

После того как Ларка рассказала ему о Наде, Дима некоторое время был в шоке, а потом отправился за советом к матери, как привык всегда поступать в проблемных ситуациях. Реакция мамы его удивила. Даже толком не дослушав сбивчивое повествование, она со свойственной ей решительностью и твердостью заявила сыну, что он должен жениться на Наде.

— Рановато, конечно, идти под венец в девятнадцать лет, — сказала она. — Но раз уж так все сложилось… Такими вещами, как материнство, не шутят, Димка. Думаю, тебе не нужно рассказывать, как вреден для женщины первый аборт. Тем более в такой ситуации, как у Нади. У нас с твоим отцом не было проблем с резус-фактором — и то я смогла тебя родить уже только после сорока, к тому же, что называется, чудом. А все потому, что понаделала в юности много глупостей… К тому же Надя — девушка хорошая, скромная, хозяйственная, да и тебя любит, прямо не надышится. Она будет тебе прекрасной женой. Заботливой и… как бы это сказать, нетребовательной. А я хотя бы успею внуков понянчить. У меня все подруги уже давно стали бабушками, одна я как белая ворона.

Дима подумал, подумал — и пришел к выводу, что мама права. Как всегда.

И надо сказать, что, несмотря ни на какие сложности, он ни разу не пожалел о принятом решении. Надя действительно оказалась хорошей женой, так что Дмитрий очень скоро понял, насколько удобно быть женатым человеком. Раньше, когда он рос и учился в школе и институте, родители вечно были так заняты работой, что значительная часть семейных обязанностей лежала на нем. А с появлением в его жизни Нади у него резко не стало вообще никаких бытовых проблем. Ему не нужно было заботиться о еде и об уборке, о чистоте и сохранности своей одежды, о ведении семейного бюджета и тому подобных житейских мелочах, каждая из которых вроде бы мала, как ручеек, но, сливаясь вместе, превращаются в целое море, в котором с непривычки можно и утонуть.

К тому же наличие штампа в паспорте и кольца на пальце, которое Дима, к радости супруги, носил, не снимая, помогало ему решать проблемы с другими женщинами. Он сразу давал им понять, что женат и менять свой статус не собирается. А значит, рассчитывать им не на что. Ну разве что на легкую, ни к чему не обязывающую интрижку. Переспать с кем-нибудь из них разок-другой он, конечно, мог — но не больше.

И долгое время подобное положение вещей Диму устраивало. До тех пор, пока он вдруг не почувствовал, что ему надоело все, вся его жизнь — работа, семья, женщины… Все это опротивело ему до такой степени, что впору было хоть в петлю лезть.

— А что тебя в этом удивляет? — сказал ему старший коллега, с которым Дмитрий решил посоветоваться. — Закономерное явление — седьмой кризис по Эриксону. Типичная картина. Только у тебя он начался чуть раньше времени. Обычно мужиков он накрывает где-то в сороковник, а тебе…

— Тридцать три. Возраст Христа, — хмуро пробурчал Дима. Подобное объяснение, хоть и лежащее на поверхности, даже не пришло ему в голову. Как-то не хотелось объяснять свое состояние банальным кризисом среднего возраста. Хотя, если задуматься, доля истины в этом была…

Ну что ж, на то он и профессионал, чтобы справляться с психологическими кризисами, неважно, чужими или собственными. Дмитрий занялся самоанализом и пришел к выводу, что глобальных перемен в личной жизни он, собственно, и не желает. В семье его все устраивает. Он любит дочку, он привык и по-своему привязался к Наде, которая, конечно, скучна как осенний дождь, но, по крайней мере, с ней ему удобно. А вот что касается профессиональной стороны — тут, конечно, необходимо что-то менять. Но ни способов, ни путей к этому Митя не видел.

«Я просто устал, — сказал он себе в конце концов. — Мне нужен отдых, возможно, новые впечатления…» И когда спустя всего несколько дней Надя сказала ему, что врач рекомендовала отвезти Кристинку на море, Дмитрий воспринял это почти как знак судьбы. И правда, почему бы им всем вместе не съездить куда-нибудь? Дочка уже большая, хлопот с ней не будет. Кристинка будет просто счастлива увидеть море, да и Надюха, похоже, мечтает об этом не меньше…

Вот так все и вышло. Глядя на жену и дочь, Дмитрий тоже загорелся идеей поездки на автомобиле. Отчего-то он не сомневался, что легко перенесет отказ от алкоголя, хотя бы на время дороги. Но стоило ему в тот жаркий суматошный день сесть за руль и, едва они тронулись с места, увидеть в руках у двух перебегающих улицу подростков жестяные банки с узнаваемой эмблемой, как ему вдруг отчаянно захотелось пива. Холодного светлого пива в запотевшей бутылке… Чтобы с хлопком открыть крышку, увидеть вырвавшийся на волю дымок, вдохнуть приятный аромат и сделать освежающий глоток прямо из горлышка… А потом еще и еще… Вот был бы идеальный способ утолить жажду!

«Это просто от жары», — сказал себе Дмитрий и постарался отвлечься на что-то другое. Он переключился на дорогу, на разговор с Надей о том, где и во сколько им лучше сделать остановку… Но чем дальше они ехали, тем сложнее было отвлекаться. В голову навязчиво лезла мысль, что от одной бутылки пива не случится ничего страшного. Вот только Надя этого не поймет, начнет пилить… После обеда, за которым он, конечно, ничего себе не позволил, сделалось особенно тяжко. И ближе к вечеру Дима решил пойти на хитрость.

Он начал внимательно оглядываться по сторонам и скоро увидел именно то, что искал: магазинчик, где продавались продукты и всякая необходимая в дороге мелочовка, а на другой стороне, чуть поодаль — небольшую детскую площадку со сделанными, видимо, каким-то местным умельцем резными деревянными качелями.

— Кристинка, не хочешь покачаться? — спросил он у дочки, заранее зная ответ — качели были ее слабостью. Разумеется, девочка с восторгом согласилась.

Расположившись на резной лавочке, они перекусили пирожками из кафе и другими съестными запасами, прихваченными из дома хозяйственной Надей. Кристинка, еще не успев дожевать яблоко, помчалась к качелям, а Дмитрий, не спеша выкурив трубку, повернулся к жене:

— Надюш, ты побудь с ней на всякий случай. Трасса рядом, мало ли что…

— А ты? — Надя подняла глаза от сумки, в которую упаковывала остатки пиршества.

— А я вон в магазин загляну, — небрежно ответил Дима. — Куплю на всякий случай воздушный фильтр про запас.

Фильтр он, конечно, купил, прямо начал с этого. Но потом подошел к другому прилавку и обратился к молодой полной продавщице:

— Пиво у вас какое?

Та, строя ему глазки, перечислила несколько названий ходовых сортов. Дмитрий поморщился.

— И все? — разочарованно спросил он.

— Все, — кивнула толстуха.

— Ну дайте вот это, что ли… — Он показал на одну из бутылок. — Только холодное.

— А холодного нет, — отчего-то даже радостно сообщила продавщица. — Холодильник с утра сломался, и до сих пор не починили.

Дмитрий дотронулся до бутылки — теплая, как вода в ванне.

— Тогда ничего не на… Хотя нет, — махнул он рукой. — Коньяк стограммовый есть?

— Коньяк есть, — заулыбалась продавщица.

— Тогда коньяк, «Антиполицай» и какую-нибудь мятную жвачку позлее. Сколько с меня?

«Нехорошо, конечно, пить коньяк, когда ты за рулем, — пронеслось в голове. — Ну, да я только пригублю…»

И, договорившись таким образом со своей совестью, Дмитрий тут же отошел на пару шагов от прилавка и сделал несколько глотков из горлышка «мерзавчика». Надо было остановиться после первого же, но очень уж хотелось выпить…

«Ладно уж, прикончу, — решил Дмитрий. — Не оставлять же… От ста грамм ничего не будет. Мне это — как слону дробина, на меня алкоголь не действует, да и выветрится быстро. Пост ГАИ еще не скоро, пока доедем до Саратова, я уже буду как огурчик».

Выпил в несколько глотков коньяк, «закусил» «Антиполицаем», сунул в рот сразу три подушечки жвачки и вернулся к жене и дочке.

— Что ты так долго? — осведомилась сидевшая на скамейке Надя.

— Очередь была, — беспечно ответил Дима и обратил внимание на то, что на улице уже начало смеркаться. — Мужик передо мной тормозной попался, сам не знал, чего хочет. Ну, что, в путь?

— Мить, а ты уверен, что нам обязательно надо ехать до Саратова? — спросила вдруг жена. — Может, переночуем где-нибудь поближе? Ты не устал? У тебя что-то глаза красные.

Увидев, что жена начала принюхиваться и с подозрением поглядывать на него, Дима отступил на шаг от скамейки и бодро ответил:

— Надь, ну что ты еще придумала? Где мы будем тут ночевать? Да и до Саратова остался какой-нибудь час езды, ну, может, немного больше. Наоборот, лучше доехать туда сейчас, по холодку, чем тащиться завтра днем по жаре.

Но жена все еще колебалась:

— Похоже, дождь собирается, — с сомнением проговорила она, поглядев на небо, которое на глазах затягивало свинцовыми тучами.

Но Дмитрия такие мелочи не смущали. Его настроение значительно улучшилось после коньяка.

— Ну и что? — отмахнулся он. — Ты ж сама слышала, как по радио сказали: «Переменная облачность, возможны кратковременные дожди». Кратковременные! Было бы о чем говорить… Так что давай, двинулись.

— Кристина! Пора! — крикнула Надя, и девочка сразу же послушно спрыгнула с качелей.

Надины опасения насчет погоды оказались не напрасны. Небо и впрямь нахмурилось, впереди не наблюдалось никакого просвета, так что чем дальше они ехали, тем темнее становилось вокруг. Видимость с каждой минутой ухудшалась, встречные машины слепили дальним светом, пролетая мимо с оглушительным визгом. У Дмитрия заболела голова, и его стало неудержимо клонить в сон. Пытаясь сконцентрировать ослабленное и рассеянное алкоголем внимание, он крепко сжимал в руках руль и на чем свет стоит проклинал отечественные дороги — тот участок трассы, по которому они ехали, был плохо освещен и не ремонтировался, наверное, еще с советских времен, — сплошные ямы и ухабы. Не сдержавшись, Дмитрий выругался себе под нос и, взглянув на жену, увидел, что Надя задремала — точно так же, как и Кристинка, которая засопела носом, едва они только отъехали от магазина и детской площадки.

На ветровое стекло со стуком упала первая тяжеля капля, следом за ней еще одна. И еще… Вскоре стекло все покрылось каплями и стало мокрым, как та бутылка пива, о которой недавно так мечтал Дмитрий. А потом по стеклу и вовсе поползли длинные ручьи воды — за окном начался ливень. К шуму проезжающих по встречной полосе машин прибавился мерный рокот дождя: капли ритмично постукивали по крыше автомобиля, убаюкивая словно колыбельная. Видимость стала совсем никудышней.