Зима, царившая в тот год, получила название аномальной и, похоже, изо всех сил старалась оправдать этот эпитет. Сначала в Москве все тянулась и тянулась продолжительная оттепель. Наконец под самый Новый год похолодало и немного присыпало снегом – и тотчас погода впала в другую крайность. Сильнейшие морозы, начавшиеся где-то в Сибири и на Дальнем Востоке, чрезмерные даже для закаленных краев, стали постепенно двигаться на запад и к середине января докатились до столицы. Проснувшись утром, еще не пришедшие в себя после затяжных рождественских каникул москвичи с изумлением обнаруживали, что оконное стекло покрыто толстым слоем узорного инея, а еле различимый за ним градусник показывает что-то около минус тридцати. Ничего себе!

Леонида Голубева морозы сначала беспокоили мало. Родной город, где он вырос, находился в области резко континентального климата, и холодные зимы были там привычным явлением. Он был уверен, что и не заметит перепада температур, но на третий день похолодания почувствовал, что заболевает – зачихал, закашлял, из носа потекло, стало ломить тело, и сразу же испортилось настроение. Даже незначительные проблемы, которые повлекли за собой столичные заморозки, ужасно раздражали и выбивали из колеи. Во-первых, начались резкие перебои с транспортом. Нежные иномарки, на которых привыкло ездить все его окружение, просто отказывались заводиться при такой температуре. Во-вторых, похолодание выбило из колеи весь рабочий процесс. Сотрудники, помощники, партнеры и прочие вмиг стали неорганизованными и необязательными, постоянно опаздывали, а говорить норовили только о том, как холодно на улице, с какими трудностями сопряжена дорога. В конце концов Леонид, заставший своих референтов за чтением очередного присланного по Интернету «Дневника замерзающего москвича», задал им такую взбучку, что сотрясло весь офис. Обычно он редко выходил из себя, но если уж это случалось, то в гневе бывал страшен. Теперь можно было быть уверенным, что у его подчиненных надолго пропадет желание хихикать в рабочее время над сетевыми приколами.

Не успел он немного остыть, как позвонила Инна и принялась канючить, что ей очень плохо, она теплолюбивое существо и в такую стужу физически не может существовать.

– Что ты хочешь? – довольно резко прервал ее Леонид. – Купить тебе еще одну шубу? Или новую машину, которая будет заводиться в морозы? «УАЗ» подойдет? Они в любую погоду ездят.

– Ты чего сегодня такой неласковый, котик? – обиделась девушка.

– У меня много дел, я неважно себя чувствую, и вообще настроение паршивое.

– Ну, извини, я не вовремя… Я просто подумала – может, пока у меня нет никакой работы, я бы могла съездить куда-нибудь к теплому морю…

Голубеву понравилась эта идея. Последнее время он все чаще ловил себя на том, что подруга стала его раздражать. Если бы можно было сплавить ее с глаз долой недели на две, а то и на три, это было бы отличным решением проблемы.

Он разрешил Инне заняться поиском подходящего варианта, а потом связаться с одним из его секретарей для решения вопросов с оплатой и оформлением путевки. Отложил телефон, с чувством высморкался и приказал вызвать машину.

– Еду домой, я что-то совсем расклеился…

Уходя, бросил прощальный взгляд в одно из зеркал. Нос покраснел и распух, глаза казались воспаленными, лицо было бледно…

По плану, записанному в электронном ежедневнике, ему сейчас надо было бы ехать в Well-being, но о каких занятиях спортом может идти речь, когда человек болен?

Дома, конечно же, оказалась Раиса Павловна, помощница по хозяйству. Голубев нанял ее сразу же после новоселья – должен же кто-то убирать квартиру, следить за состоянием его одежды, обеспечивать доставку продуктов и все такое прочее, – но при этом попросил как можно реже попадаться ему на глаза и выполнять всю работу в его отсутствие. Леониду не нравилось, когда в его квартире находились еще какие-то люди. Исключением были Инна да изредка приезжавшие в гости Жора с Людмилой.

Раиса Павловна пылесосила в спальне. Голубев, которому больше всего на свете хотелось раздеться и улечься наконец в постель, сказал ей:

– На сегодня уборку можно закончить. Лучше пойдите на кухню и приготовьте мне чаю с лимоном!

Но женщина, не выключая пылесоса, только показала ему знаком, что ничего не слышит из-за шума, и продолжала свое занятие.

Леонид рассердился. Что это такое, в конце концов? Он что, не хозяин в собственном доме? Сделав пару энергичных жестов, он постарался привлечь к себе внимание. Домработница выключила пылесос.

– Вы что-то хотели, Леонид Николаевич?

– Я сказал, чтобы вы заканчивали.

– Да, сейчас-сейчас, мне немного осталось…

И после этих слов она как ни в чем не бывало снова включила свой агрегат и стала водить щеткой по ковру.

Голубев уже готов был выйти из себя, когда его взгляд упал на зеркало. Виртуальная Раиса Павловна пылесосила и там, но виртуальный Леонид Николаевич оказался не столь терпелив, как реальный. Голубев с изумлением наблюдал, как на его глазах в зеркале разыгралась драматическая сцена. За стеклом отражение Леонида приблизилось к отражению домработницы и со смаком надавало женщине затрещин. Реальный Голубев только ахнул и тяжело присел на кровать.

– Что с вами? Вам плохо? – Раиса Павловна наконец-то выключила проклятый пылесос.

– Да, я, похоже, заболел…

– То-то я смотрю – чихаете, глаза и нос красные!.. Сейчас принесу градусник и позвоню вашему врачу. Сделать вам чаю с медом и лимоном?

– Сделайте…

«Со мной происходит что-то странное, – думал он, уже лежа в постели. – И эти странности связаны с зеркалом… Я вижу какие-то гадости, внезапно возникающие в моем сознании. Неужели там отражается темная сторона?» Но тут в спальню вошел доктор, и довести свою мысль до конца Леонид уже не успел.

Утром, едва проснувшись, Голубев встал с постели и, преодолевая головокружение, подошел к зеркалу. Странно, но у его отражения не было ни воспаленных глаз, ни распухшего носа. Оно выглядело очень даже неплохо.

– Не мог же я так быстро поправиться! – изумился Леонид. – Доктор только что сказал, что у меня ОРЗ, которое продлится как минимум несколько дней.

– Ты так ничего до сих пор и не понял? – отвечало его отражение. – Конечно, ты не поправился. Это я здоров. Обычно я всегда болею вместе с тобой. Но в этот раз я решил сделать исключение.

– Кто ты такой? – Больше всего Голубева изумляло даже не происходящее, а собственная реакция на это. Он ни секунду не сомневался в том, что все творящееся вокруг – не сон и не бред на почве высокой температуры, а самая что ни на есть реальность.

– Разве не понятно? Я твое отражение.

Только теперь Леонид осознал, что тот, с кем он давно беседовал, думая, что разговаривает сам с собой, существует вне его. Этот голос… Похожий на его собственный, который он часто слышал в записи, в тех же передачах по телевизору, определенно звучал не только в его сознании: доносился он из зеркала.

– Так странно… Я всегда думал, что ты – это я. Вернее, что ты и я – это одно и то же.

– Ты был прав, и одновременно ты ошибался. Я – не ты. Да, конечно, я твоя копия. Но тебе ли не знать, что копия документа, пусть даже заверенная у нотариуса, – это все равно не оригинал.

– И чем же ты отличаешься от меня?

– Очень многим. И если бы ты был повнимательнее, ты бы это заметил. И дело не только в том, что у тебя прыщ вскочил на правой щеке, а у меня на левой. Я, например, в отличие от тебя, не ношу обручального кольца.

Голубев с удивлением уставился на отражение собственных рук. Да, действительно – на безымянном пальце ни левой, ни правой не было и намека на золотой ободок.

– А почему ты его не носишь?

– Потому что на самом деле ты не женат. А я отражаю твою сущность. Любую.

– Получается, ты что-то вроде моего двойника?

– Да, я твой двойник, но при этом твоя противоположность.

– Я тебя не понимаю… Выходит, отражение – это не облик человека, а отдельное существо?

– Это одновременно и облик, и отдельное существо.

– Разве так может быть?

– Может. Просто ваш человеческий разум устроен так, что вы не можете этого осознать. В нашем мире все совсем по-другому…

– Мне странно это слышать…

– Ничего, скоро привыкнешь.

– Значит, все то, что я видел в зеркале?.. Я сам в молодости, сцены с Инной, с домработницей – это не галлюцинация?

– Нет, конечно. Как и наши с тобой диалоги. Ты ведь очень давно разговариваешь со мной, но при этом упорно не хочешь замечать, что общаешься не с самим собой, а с кем-то другим.

Леонид внезапно почувствовал слабость в ногах и присел на кровать. То, что его отражение в старинном зеркале осталось стоять посреди красиво оформленной спальни, его не удивило. Приняв позу оратора, оно продолжало вещать:

– Вас, людей, всегда манил и привлекал зазеркальный мир. Вы сочиняете об этом сказки и легенды, пишете романы и стихи, рисуете картины, снимаете фильмы. Признаюсь тебе, ваш интерес действительно обоснован. Наш мир намного лучше вашего. Он свободен. В нем нет предрассудков. Нет ни добра, ни зла. Хотя вы вряд ли поймете, что это. Главное, что вам особенно понравилось бы, – в нем есть то, о чем мечтает каждое человеческое существо.

– И что же это? – поднял голову Леонид.

– Вечная жизнь. И вечная молодость. Как бы это тебе объяснить, чтобы ты понял… Видишь ли, отражение каждого человека – это одно конкретное существо. Но в то же время оно многолико и живет в каждой блестящей поверхности, рядом с которой этот человек когда-то находился. Я существую в каждой полированной крышке стола, за которым ты сидел, в каждом оконном стекле или витрине, мимо которых ты проходил, в каждом пруду, реке или озере, с берега которых ты хоть однажды заглянул в воду… И я везде разный. То я отражаю твой анфас, то профиль, то затылок, а то и вовсе плечо или ступню. Здесь я мальчишка, там – юноша, тут – зрелый мужчина… Но это все равно один и тот же я, твое отражение. А выглядеть я могу как угодно.

– Интересно… Значит, ты есть до тех пор, пока я существую?

– И буду дальше. Надеюсь, что буду.

– А разве вы, отражения, не умираете вместе с оригиналами?

– Как правило, нет. Можно сказать, что пребывание рядом с вами – это наша работа. И когда вы покидаете свой мир, мы вроде как выходим на пенсию. Но такой переход происходит не сразу. Оттого вы и занавешиваете зеркала в доме покойника – догадываетесь, что там еще какое-то время можно увидеть его отражение. Кстати, оно может появляться там не только сорок дней после смерти, но и дальше, в любой момент, хоть спустя много-много лет.

– Я совсем недавно видел телепередачу о чем-то подобном, – припомнил Леонид. – Какая-то история о таинственном доме в Англии, где в зеркале появлялось привидение женщины…

– Да, таких случаев очень много. Только это, конечно, был не призрак, а ее отражение.

– Кажется, она умерла какой-то страшной смертью. То ли ее убили, то ли она покончила с собой…

Ему показалось или его таинственный собеседник горестно вздохнул?

– Нет, последнего быть не могло! – твердо возразило отражение. – Если оригинал наложил на себя руки, его отражение исчезает – так уж устроен наш мир. Мы можем пережить любую вашу смерть – от старости, от болезни, от несчастного случая… Проводим вас на тот свет – и вечно будем существовать в своем счастливом и свободном мире. Но когда человек сам решает свести счеты с жизнью, для его отражения это означает мучительную гибель. Оттого мы боимся ваших самоубийств как огня и всегда стараемся вас остановить…

Голубев кивнул.

– Да, это знакомо мне по фильмам, по книгам… Почему-то очень часто о самоубийстве человек думает перед зеркалом. Пишет предсмертное письмо, а потом стреляется или режет себе вены…

– Для нас нет ничего ужаснее! Мы готовы на все, чтобы это предотвратить…

– Понимаю. Одному самоубийце его отражение покажется излишне, неоправданно спокойным – и это охладит его пыл и заставит задуматься. Другому – наоборот, вы отразите его перепуганное, искаженное страхом лицо… А третьему и вовсе продемонстрируете в качестве видения жуткую картину, как отвратительно он будет выглядеть после смерти, если повесится или выбросится из окна…

– Это далеко не все методы. Ведь мы, отражения, гораздо могущественнее, чем ты думаешь! Каждое всегда видит своего хозяина насквозь. Оно в курсе его самых сокровенных мыслей и тайных желаний, оно отлично знает, о чем он грезит и что видит во сне… Мы можем вмешиваться в эти мечты и грезы, что-то в них менять или даже диктовать их. Правда, делаем мы это лишь в исключительных случаях, в обычных ситуациях наши законы это запрещают. Лишь иногда мы позволяем себе повлиять на настроение своего хозяина…

– Как это?

– Да очень просто! Вспомни, сколько раз ты, нечаянно заметив меня, говорил себе: «А что, я сегодня неплохо выгляжу?» Или вдруг ловил мимоходом в какой-нибудь витрине обращенный на тебя заинтересованный взгляд хорошенькой женщины? На самом деле ни первое, ни второе отнюдь не было случайностью. Я специально показывал тебе отражение юной прелестницы или подсовывал тот твой облик, который тебе обязательно понравится.

– А бывало и наоборот… – усмехнулся Голубев. – Я смотрел на себя, то есть на тебя, и думал: «Ну и видок у меня сегодня… Как говорила моя бабушка: чужая мать и та наплачется».

– Это чтобы вам, как вы сами говорите, жизнь медом не казалась. У нас ведь тоже бывает дурное настроение. И очень часто это зависит от поверхности, в которой нам приходится вас отражать. В одних местах нам уютно и комфортно – и мы показываем вас молодыми, красивыми и стройными. А в других нам плохо – и тогда вы видите себя не с лучшей стороны.

– Есть люди, которым постоянно не нравятся их отражения в зеркалах, – возразил Леонид. – Я знаю таких немало.

– Это происходит, когда человек поссорится со своим отражением, обидит его. Тогда, если у отражения не идеальный характер, оно начинает злиться и демонстрировать хозяину то, что ему заведомо не придется по душе.

– Ты сказал – обидеть? Но как же может человек обидеть свое отражение? Чем?

– Именно тем, о чем я говорю. Недоверием. Каждый раз, еще только подходя к зеркалу, он в душе уже ненавидит свое некрасивое отражение, относится к нему, как к врагу. Ну скажи на милость, кому приятно терпеть такое изо дня в день? К твоему сведению, мы – ваши отражения – вообще очень чувствительные, тонкие и ранимые существа.

Этот разговор так увлек Голубева, что он напрочь забыл обо всех своих недомоганиях. У него было еще сотни вопросов к виртуальному собеседнику, но сейчас, пожалуй, более всего волновал один.

– Скажи, но почему ты вообще разговариваешь со мной? Даже если все, что ты рассказываешь, – правда, а не плод моего больного воображения… Если бы я вздумал рассказать кому-нибудь об этом, мне ни за что бы не поверили, сочли бы сумасшедшим… Случается, и нередко, что люди говорят со своим отражением в зеркале, но никто никогда не слышал о том, чтобы отражения им отвечали!

– Похоже, ты книжек в детстве не читал! – хохотнул собеседник. – Вспомни Пушкина! «Свет мой, зеркальце, скажи…» «А ей зеркало в ответ…»

Однако Леонид не расположен был шутить.

– Это сказка, а мы с тобой находимся в реальной жизни. Ответь мне на вопрос!

– Ну хорошо! – Отражение сразу стало серьезным. – Я кое-что тебе расскажу. Вспомни себя год или даже полгода назад. Вспомни, как ты, выйдя из ванны, рассматривал меня в запотевшем стекле и думал, а то и говорил вслух: «Как я постарел! Как я устал! Все так надоело, что я уже не понимаю, зачем мне жить…»

– И ты испугался, что я покончу с собой?

– Согласись, у тебя были такие мысли. Помнишь, ты даже спрашивал своего друга Георгия, есть ли какие-нибудь лекарства, вроде сильнодействующих снотворных…

– Да, такое действительно было, – вынужден был признать Леонид. – Ну и что?

– Я же говорил тебе, что для нас нет ничего страшнее вашего самоубийства. И мы готовы на все, чтобы этого не случилось.

– Как будто ты в состоянии мне помочь, – горько усмехнулся Голубев.

– А если так?

– Но это просто смешно, согласись! Что ты можешь изменить в моей жизни? Разве ты в силах отсрочить наступающую на меня старость?

– Послушай, что я тебе скажу, – проговорил собеседник в зеркале, тоже присаживаясь на отражение кровати. – Послушай внимательно, потому что это действительно очень важно. И для тебя, и для меня. Я даже не знаю, для кого больше.

Голубев заинтересованно поглядел на него:

– Ну?

– Да, конечно, я не в силах остановить процесс твоего старения, – тихо, но очень убедительно говорило зеркало. – Но я знаю способ снова стать молодым. Обрести юное, сильное, здоровое и красивое тело…

– Но как такое возможно? – недоумевал Леонид.

– Подожди, придет время – и я тебе об этом расскажу. Но не сейчас. На сегодня наш разговор окончен. Через четверть часа к тебе придет твой врач. А с минуты на минуту позвонит твоя Инна, чтобы обсудить варианты поездки к морю…