Глава 12
В которой рассказывается о масонской «ложе пятерых», таинственном знаке на ладони и о том, что же произошло с Леонидом и Кириллом на самом деле
Ванная комната в этом гостиничном номере была оформлена в темно-зеленых тонах – под малахит.
– Что же, – проговорил вслух Леонид, оглядывая довольно просторное помещение, – лужа крови здесь будут смотреться очень эффектно. Особенно пока она сохранит свежий алый цвет…
Ванна быстро наполнялась. Голубев попробовал пальцем температуру воды, немного прикрутил холодный кран. Сбоку от него, по центру одной из стен, располагалось большое зеркало от пола до потолка. Леонид делал вид, что вообще не смотрит в него, однако боковым зрением постоянно наблюдал за своим отражением. Сначала оно вело себя как и следует, то есть в точности и своевременно повторяло его движения. Но потом, особенно когда он взял в пальцы лезвие и стал так и эдак примерять его к руке, темп отражения стал несколько отставать, точно оно раздумывало о чем-то.
Голубев разулся, сбросил остатки одежды и залез в ванну. Устроился поудобнее, снова взял лезвие, приложил к внутренней стороне руки и уже собрался провести им по голубой вене, когда услышал испуганный голос:
– Что ты делаешь?!
Он поднял глаза. Отражение, с искаженным от ужаса лицом, сидело на краю ванны по ту сторону стекла.
– Ты что – не видишь? – безразлично отвечал Леонид. – Я собираюсь свести счеты с жизнью. У меня нет никакого желания дожидаться последней стадии болезни и умирать долго и мучительно. Лучше я покину этот мир сейчас…
– Не делай этого! Умоляю тебя, не делай!
– И знаешь, ведь меня пугают не только физические страдания, – продолжал Леонид, не обращая никакого внимания на отчаянные призывы своего собеседника, – но и нравственные. Мне теперь не даст ни минуты покоя моя совесть, которая, как ни странно, у меня еще сохранилась. Только сейчас я осознал, что я наделал, какой гадкий и низкий поступок совершил… Хитростью заманил хорошего парня в ловко расставленную ловушку, использовал его и подло обманул, загнал в стареющее тело и оставил практически без ничего… И я не сомневаюсь, что моя страшная болезнь – это не что иное, как возмездие. Я никогда не верил в Бога, но всегда знал, что над нами существует некая высшая сила. Эта сила покарала меня, и покарала справедливо…
Некто с обликом Кирилла Рощина и голосом Леонида Голубева пристально вглядывался в него из зеркала.
– Я никак не могу понять, искренне ли ты говоришь, – произнесло отражение наконец. – Или лукавишь и разыгрываешь спектакль для того, чтобы напугать меня. У меня не получается проникнуть в твои мысли – ты точно выстроил между нами невидимую, но непреодолимую стену.
– Я не лукавлю и не играю, – отвечал Леонид, – а искренне раскаиваюсь в низком обмане…
И он снова поднес лезвие к руке.
– Погоди! Нет! – истошно завопило отражение. – Не кори себя! Ты ни в чем не виноват и никого не обманул! Все было совсем не так. В этой игре ты как раз был жертвой, а не охотником…
В первый раз на протяжении всей этой сцены Голубеву изменила выдержка. Он дернулся в ванной так, что вода, испуганно плеснувшись, перелилась через край на кафельный пол под малахит, и изумленно уставился на своего собеседника.
– Что ты несешь?
– Я тебе сейчас все объясню. Подробно расскажу, что произошло на самом деле… Только положи бритву и выключи воду. Я не могу это видеть!
– Ты уверен, что скажешь мне нечто действительно важное?
– Не просто важное. Уверяю тебя, мои слова откроют тебе глаза!
Леонид отложил лезвие и повернул кран.
– Ну?
– Это длинная история… Я расскажу по порядку.
– Нет уж, ты мне зубы не заговаривай! Ответь коротко и по существу. Как это может быть, что обманул не я, а обманули меня? Кто? Кирилл? Чушь собачья! Бред!
– И тем не менее… Вся эта канитель с переселением душ нужна была не тебе, а другому человеку. Он все придумал, и он же все устроил.
– Опять ты несешь ахинею! Придумал все это я! Ну, может, мы с тобой вместе. А уж организовал тем более я. Довел Кирилла до петли, потом соблазнил…
– Нет, уверяю тебя, все было не так! Тебе лишь казалось, что ты стоишь у руля. А на самом деле всем управлял совершенно другой человек.
– Сам Кирилл?
– Да. То есть нет… В общем, не совсем.
– Слушай, я ничего не понимаю! Можешь объяснить толком?
– Говорю же – могу, но для этого надо рассказывать с самого начала.
– Ладно, валяй, так и быть, послушаю, – согласился Голубев, снова занимая удобное положение в теплой ванне. – Но учти, что я пока не отказался от своего намерения. И если твои слова окажутся байкой, я…
– Да понял я, понял! Лучше взгляни-ка сюда. Я тебе кое-кого покажу.
– Надеюсь, не того мерзкого старика, которого ты демонстрировал мне в Лондоне? – усмехнулся Леонид.
– Нет. Это будет совсем другой… совсем другие отражения.
Ему померещилось, или с той стороны стекла действительно стало светлее, точно там зажглось несколько невидимых ламп? К величайшему удивлению Голубева, в зеркале появилась целая толпа странно одетых людей. Несколько мужчин были в напудренных париках и камзолах восемнадцатого столетия; еще один – в сюртуке и панталонах пушкинской поры; кто-то в цилиндре, фраке и коротком пальто, знакомом Голубеву по картинам импрессионистов; остальные – в косоворотках, мягких шляпах, френчах эпохи Первой мировой войны, костюмах-тройках и двойках разных стилей, двубортных коротких плащах, как носили в 1960-е, свитерах с оленями, джинсах… Мелькали в этой толпе и женщины, кто в декольтированном бальном наряде; кто в украшенной цветами шляпке и с кружевным зонтиком; одна в костюме и беретке в стиле модерн; другая в приталенном платье с широкой юбкой времен Мэрилин Монро, третья в расклешенных брючках и кофточке-лапше – почти так же одевались девушки во времена его, Леонида, молодости… Одежда, комплекция, лица, прически у всех были разными, но всех роднила одна общая черта – выражение безграничной скорби в глазах.
– Кто это? – удивленно спросил Голубев, разглядывая проходившую перед ним вереницу. – Кто эти люди? И почему они выглядят такими печальными?
– Это отражения, с которыми произошло одно и то же несчастье, – отвечало зеркало. – С их хозяевами случилось то же, что и с тобой, – они поменялись… Теперь эти отражения не могут обрести покоя и вынуждены скитаться где-то между вашим и нашим мирами.
– Послушай, ты меня совсем запутал! – рассердился Леонид. – Если ты хочешь, чтобы я хоть что-нибудь понял, то излагай, пожалуйста, внятно.
– Я так и сделаю. И начну свое повествование с восемнадцатого века. Ты слышал о масонах?
– Ну да, слышал, – кивнул Голубев. – Тайная организация, политическая, религиозная, философская и мистическая одновременно. Многие известные люди были масонами, в том числе треть американских президентов. Не так давно по телевизору была передача, где утверждалось, что масоны – не кто иные, как потомки легендарного рыцарского ордена тамплиеров… Но при чем здесь все это?
– История, которую я должен тебе рассказать, связана с ними напрямую. Она началась более трех веков тому назад в Петербурге. Надеюсь, тебе известно, что во второй половине восемнадцатого столетия масонство проникло в Россию и быстро завоевало популярность? Также ты знаешь и то, что эта организация не была единой структурой, она состояла из множества отдельных автономных подразделений, называемых ложами…
– Да, помню, помню, я читал что-то об этом, – нетерпеливо перебил Леонид. – В том числе и «Войну и мир», где подробно описывается, как Пьер Безухов проходит обряд посвящения. Все это, конечно, очень интересно, но я не понимаю, при чем тут я и какого черта…
– Потерпи… Итак, во времена правления императрицы Екатерины Второй в Санкт-Петербурге возникла масонская ложа, носившая название «Ложа пятерых» – по числу посвященных, которые в ней состояли. Их всегда было пятеро, и если один из участников умирал, на его место приходил следующий. При этом было принято, чтобы новенький – ученик – был не менее чем на десять лет младше самого молодого из членов ложи. «Ложа пятерых» была, если можно так выразиться, особо тайной из всех самых тайных подразделений, отбор в нее проводился еще строже и внимательнее, чем в другие.
– Почему?
– Это объяснялось родом занятий ложи. Вообще-то многие масоны имели то или иное отношение к оккультизму… Но «Ложа пятерых» продвинулась в этом направлении намного дальше других. Последний возглавлявший ее Мастер – его настоящее имя было Альберто Камилло Бернандино, но этого почти никто не знал, все называли его просто Магистром – был практикующим алхимиком и магом и достиг в своем деле необычайных высот. О его умениях можно рассказывать очень долго, но для нас с тобой сейчас важно только одно.
– И какое же именно?
– Тебе, наверное, известно, что долгое время серебряные зеркала умели производить только в одной-единственной стране – в Италии, точнее, в Венеции, которая была тогда отдельным государством? Зеркальные заводы были сосредоточены на острове Мурано, практически изолированном от всего остального мира, и мастерам-стекольщикам запрещалось покидать остров под страхом смертной казни…
– Слушай, – не выдержал Голубев. – Масоны, зеркала, стекольщики… При чем здесь я и Кирилл Рощин?
– Чем чаще ты будешь меня перебивать, тем больше времени тебе понадобится, чтобы понять это, – обиделся собеседник.
– Ладно, говори дальше… – милостиво согласился Голубев.
– Все, конечно, считали, что венецианские власти охраняют профессиональную тайну покрытия стекла серебром, – продолжал рассказчик. – Но это было верно лишь отчасти. На острове Мурано знали не только о технологии производства зеркал. Там были и люди, которые умели путем магических заклинаний вступать в контакт с собственным отражением, разговаривать с ним… Когда французы при помощи хитроумных интриг сумели сманить в Париж нескольких мастеров и таким образом узнать секрет изготовления серебряных зеркал, началась неразбериха, и заклинания были утеряны. Но Магистру «Ложи пятерых» удалось спустя десятилетия их восстановить. И даже усилить, овладев тем, что не было доступно венецианцам. Отныне Магистр и его приближенные могли не только общаться со своими отражениями, но и подчинять их своей воле. Не в силах противиться магии, отражения вынуждены были верой и правдой служить своим господам. И это дало масонам безграничную власть.
– Могу себе представить. – Леонид подбавил теплой воды в уже начинающую остывать ванну.
– Во всем мире люди только удивлялись хитрости и информированности масонов. Это пытались оправдать тем, что члены организации присутствовали везде – во всех странах, во всех правительствах… Но подобный аргумент не был исчерпывающим, поскольку не объяснял всех знаний «посвященных». В действительности же масоны просто получали все необходимые им сведения от своих отражений. Ты помнишь, как мы с тобой говорили о том, что отражения существуют практически везде, где есть любая ровная блестящая поверхность или водная гладь? Нам, отражениям, ничего не стоит узнать, что делает наш хозяин, о чем он думает и что замышляет…
– Гм… Любопытно. А ведь ты прав – таким образом можно достичь очень и очень многого… Черт, как же мне это раньше в голову не пришло! Можно было бы такие дела замутить…
– Обретя столь великие возможности, масоны сами испугались своего могущества. Магистр был очень умным человеком и быстро понял, что подобное оружие очень опасно даже в их тщательно проверенных руках. Ну а если оно каким-то образом попадет к человеку постороннему… Это может обернуться настоящей мировой катастрофой, глобальными войнами…
– Да, пожалуй…
– В августе 1822 года император Александр Первый издал высочайший указ, в котором приказал: «Все тайные общества, под каким бы наименованием они ни существовали, как то масонские ложи и другие, закрыть и учреждения их впредь не дозволять, а всех членов сих обществ обязать подписками, что они впредь ни под каким видом ни масонских, ни других тайных обществ ни внутри империи, ни вне ее составлять не будут». «Ложа пятерых» подписания такой бумаги избежала – как ты помнишь, это подразделение было очень засекречено, и о его существовании знали лишь очень немногие. Но тем не менее «посвященные», входившие в нее, восприняли царский указ как знак свыше. 13 августа того же года в Москве – подальше от властей – в небезызвестном тебе особняке на Бульварном кольце в комнате перед старинным зеркалом – тогда эта комната именовалась диванной – собрался Великий совет, в котором участвовали десятеро: пять человек и пять отражений. После долгих разговоров и обсуждения всех деталей было решено уничтожить заклинание. Люди заявили о своем добровольном желании навсегда отказаться от власти над отражениями… – Говоривший в зеркале умолк, точно переводя дыхание.
– Не тяни! Дальше! – поторопил его Голубев, которого неожиданно очень увлек этот рассказ. – На этом же все не закончилось, как я понимаю?
– Нет, не закончилось. В обоих мирах – и в вашем и в нашем – сделать что-либо всегда намного проще, чем вернуть все назад… Да, после уничтожения записей заклинаний, которые были тут же сожжены в печи, люди навсегда утрачивали полную и безграничную власть над отражениями. Но при этом в руках тех, кто входил в ложу, оставались еще немалые возможности. Ведь сведения о тайных деяниях и помыслах – это далеко не все, что мы могли передать вам. Приобщенный к тайне Магистр, а с ним вместе и его помощники владели еще и великим секретом бессмертия.
– Бессмертия?
– Ну да. Помнишь, я говорил тебе, что отражения живут вечно? Благодаря магии венецианцев каждый из присутствовавших в тот день в особняке знал, что он должен сделать, чтобы жить вечно.
– И что же?
– Кто-то из них – при этом только один-единственный! – мог путем договора с другим «посвященным» поменяться с ним отражениями и переселиться в его тело, затем проделать то же самое со следующим и так далее. И если бы ему удалось таким образом «обойти» тела всех пятерых, отмеченных Знаком, он с того момента получил бы возможность переселяться по своему желанию в абсолютно любое тело из живущих в вашем мире. Хоть в последнего нищего, хоть в упомянутого тобой американского президента…
– Интересно… А что это за Знак?
– Погоди… Естественно, что о бессмертии мечтал каждый из пятерых. Но Магистр первым высказался о недопустимости подобных действий за счет своих собратьев – и все вынуждены были с ним согласиться. Все пятеро торжественно поклялись никогда больше не пользоваться услугами отражений в какой бы то ни было форме, не вступать с ними в контакт и жить, как обычные люди. На этом Великий совет был окончен, а в память о нем на ладони у каждого из пятерых масонов появился тот самый особый Знак…
– Круги на бугре луны?
– Молодец, неплохо соображаешь.
– Дальше!
– Ага, наконец-то ты перестал морщиться и всем своим видом показывать, какое ты делаешь одолжение, слушая меня! Рекомендую тебе выйти из ванны. Она уже остыла, а простуды нам с тобой сейчас ни к чему.
Леонид, наверное, уже и припомнить бы не мог другого случая, когда так безропотно подчинился чьим-то указаниям. Точно Архимед, открывший закон вытеснения жидкости, он быстро вылез из ванны, завернулся в широкое махровое полотенце и, торопливо вытираясь, приказал:
– Рассказывай!
– После Великого совета «Ложа пятерых» прекратила свое существование и распалась. Вскоре Магистр, бывший уже в очень и очень преклонных годах, скончался, через какое-то время умерли еще двое из старших «посвященных». В живых остались лишь тот, кто занимал в ложе должность одного из «надзирателей», некто Гагарин, и самый молодой из масонов, бывший во время Совета учеником. Его звали Глебом Алексеевичем, и принадлежал он к старинному и прославленному боярскому роду Серебряных. Этот бывший ученик никак не мог смириться с запретом Совета. Тайком он продолжал общаться со своим отражением, пользуясь своей властью, принуждал его оказывать ему те или иные услуги – сначала только мелкие, поскольку очень опасался разоблачения. Но чем старше он становился, тем сильнее не давала ему покоя мысль о бессмертии, которого можно было достичь путем обмена отражениями… В его руках была грандиозная возможность жить вечно, а он не мог ею воспользоваться – точно сидел на сундуке, полном золота, не имея права потратить из него ни одной монетки…
Однажды Глеб Серебряный разыскал бывшего «коллегу» Гагарина, который давно вышел на покой и практически безвыездно жил в своем имении в Орловской губернии. Серебряный приехал в его усадьбу в разгар золотой осени, якобы погостить и поохотиться. Но в действительности цель его визита была совсем другой. Дождливым вечером, сидя у пылающего камина, за рюмкой «ерофеича», он будто бы вскользь сказал бывшему товарищу по ложе:
– Послушай, ты уже стар и немощен… Тебе осталось немного: пройдет еще каких-нибудь несколько лет – и ты преставишься в этом захолустье, всеми забытый и покинутый. И даже дочки твои, которых ты выдал замуж в Москву и в Петербург, не успеют приехать на похороны. А я хочу предложить тебе выгодную сделку. Давай поменяемся отражениями – тогда твоя душа перейдет в мое тело, еще не старое и полное сил, а моя – в твое.
Однако и другой масон был не так прост, он сразу понял замысел своего собеседника.
– Вот, значит, что ты придумал, – отвечал Гагарин. – Хочешь, чтобы тебе досталось бессмертие, а мне лет через двадцать пять – тридцать – могильный камень с твоим именем? Боюсь тебя разочаровать, любезнейший мой, но из этой затеи ничего не выйдет!
– Вот как? А почему же?
– Да потому что, изволишь ли помнить, бессмертие одному из нас доведется обрести только тогда, когда его душа обойдет все тела, отмеченные Знаком…
– Ну так что с того? Ведь посвященных в тайну осталось всего двое – мы.
– Увы, mon cher, ты пребываешь в заблуждении… – возразил Гагарин. – Я и сам не сразу узнал, что Знак на наших ладонях имеет особенность передаваться по наследству. Как-то раз я, играючи, взял ручку Мими, моей любимицы, меньшой дочери. И увидел, что у нее на ладошке точно такой же Знак! Потом стало известно, что круги появились не только у нее. И у Натали, и у Китти оказалось то же самое. Я списался с Уваровым, он был тогда еще жив, и Григорий Павлинович отвечал мне, что у обоих его сыновей также появился на ладони подобный Знак, которого ранее не было…
Глеб был сильно разочарован, и чтобы еще больше усугубить его состояние, старый товарищ напомнил ему о торжественной клятве, которой завершился Великий совет, когда все пятеро масонов пообещали не вступать более в контакт со своими отражениями.
– И переселение душ не состоялось? – не выдержал Голубев, отбрасывая ставшее уже ненужным полотенце.
– В тот вечер – нет. Серебряный покинул усадьбу ни с чем… Но от своей задумки не отступил. Он лишь понял, что достичь желаемого теперь будет не так просто – количество тел, которые ему необходимо было обойти, резко увеличилось. Кроме него самого и Магистра, умершего бездетным, у остальных «посвященных», входивших в «Ложу пятерых», были сыновья и дочери, как законные, так и внебрачные, даже уже и внуки. И Серебряному предстояло тем или иным способом соблазнить каждого из потомков масонов. И способ был один – довести до отчаяния, до грани самоубийства, иначе их отражения не согласились бы на обмен.
– Кажется, я наконец начинаю что-то понимать. – Леонид запахнулся в махровый халат. – С тех пор он так и путешествовал по телам, да?
– Да, именно так. И первой своей жертвой выбрал Мими. С бедняжкой случилось несчастье: желая вернуть любовь ветреного красавца-мужа, она по ошибке дала ему яд вместо приворотного зелья. Разумеется, Мими как огня боялась предстоящего суда, грозившего ей как минимум тюрьмой или каторгой, от безысходности была готова покончить с собой и восприняла предложение Серебряного как дар небес. А тому в ее теле удалось бежать из-под стражи. Некоторое время он скрывался за границей, где жил на содержании у богатых господ, а потом без особого труда обменял молодое тело юной прелестницы на одряхлевшие мощи самой старшей из наследниц масонов. Она была женщиной весьма небедной, и ее средства в сочетании с накопленными Глебом во время веселой жизни в Европе деньгами составили очень приличное состояние. Которое и соблазнило прозябавшего в нищете и безвестности поэта, незаконного сына третьего из «посвященных».
– Знакомая схема…
– Да, выработав ее один раз, Серебряный редко от нее отклонялся. Он менял богатство на молодость и наоборот на протяжении полутора веков. Это было нелегко, учитывая, что с каждым годом жизнь раскидывала потомков масонов все дальше и дальше. Они уезжали в другие города и страны, создавали семьи и производили на свет собственных детей, у которых также были круги на ладонях… Но Глеб упорно искал их и производил обмен. Только так можно было достигнуть главной цели – обойти все тела потомков масонов и тем самым получить возможность меняться отражениями с любым человеком на земле.
– Да, это непростая задача, – признал Голубев. – Учитывая, что, пока он обрабатывает кого-то одного, число тел, которые еще необходимо охватить, увеличивается в прогрессии… А просто-напросто убивать потомков масонов он не додумался?
– Тогда у него ничего бы не вышло – это было одним из условий, – возразило зеркало. – Достаточно и того, что человек, который менялся с ним обликом, после этой сделки, как правило, быстро умирал. Потомки масонов гибли, а их отражения оставались неприкаянными. Ты их только что видел – это все были отражения масонов и их потомков. Они до сих пор так и скитаются и никак не могут обрести покой. Можешь себе представить, как они ненавидят Глеба Серебряного! Его терпеть не может даже его собственное отражение, которое за эти годы было вынуждено столько раз сменить облик. Но у него нет другого выхода – оно полностью во власти своего хозяина. А его магическая власть очень сильна.
– И что – неужели никак нельзя с ним справиться, с этим Серебряным? – возмутился Леонид.
Собеседник пожал плечами:
– Мы уже много лет ищем выход, но пока так его и не нашли… К рубежу тысячелетий потомков масонов осталось только трое…
– Вот как? Ну, я и Кирилл Рощин – это понятно. А кто еще?
– Ты будешь удивлен, но этого, похоже, вообще никто не знает. Ни мы в своем мире отражений, ни, будем надеяться, сам Серебряный. Известно лишь, что такой человек есть – и все. Кто это – мужчина или женщина, какого возраста, как выглядит и в какой стране живет – для всех остается загадкой. Очевидно, его отражение, которое, разумеется, в курсе всей этой истории, очень старательно скрывает и оберегает своего хозяина. Ведь это как раз и есть то самое последнее тело, вожделенная цель Глеба.
– А я, стало быть, получаюсь предпоследнее. Точнее, уже не совсем я, а тело Леонида Голубева.
– Да, именно так. Путешествуя, как ты выразился, по телам, Серебряный объездил чуть не весь мир – ведь потомков масонов судьба забросила даже в Африку: один из них, офицер, после октябрьского переворота оказался в Тунисе… Россию Глеб оставил «на закуску» и вернулся сюда в конце прошлого столетия. Некоторое время назад он обменялся с Кириллом Рощиным. Юноша получил тело весьма известного человека, которого вскоре убили, а Серебряный начал охоту на тебя. Неожиданное известие о болезни тела Кирилла заставило его ускорить действия и внести кое-какие коррективы в первоначальный план, но в целом он воплотил все в жизнь именно так, как и собирался.
– А ты, получается, был его сообщником, – покачал головой Голубев. – Ничего не скажешь, приятные новости… А я-то все это время относился к тебе как к лучшему другу!
Отражение выглядело виноватым и обескураженным.
– Пойми, но я ведь не мог иначе! Я же действовал не по своей воле! В руках Глеба мы – солдаты, которые обязаны выполнять данный им приказ. Даже хуже – роботы. Солдат, если он не согласен с приказом командира, хотя бы может дезертировать, переметнуться к неприятелю или застрелиться. А мы даже такой простой возможности лишены… И то я пытался сопротивляться, поэтому Серебряный нашел сначала Рощина, а потом тебя, и…
– Ладно, хватит оправдываться, – отмахнулся Леонид. – Рассказывай дальше.
– Ну, что было дальше, ты в основном знаешь. Могу добавить только одно – все, что происходило с тобой, происходило отнюдь не случайно, а было частью плана Серебряного. Именно ему надо было, чтобы ты перебрался в Москву и поселился не где-нибудь, а в доме на Бульварном кольце…
– Господи, ну а это еще зачем? Что-то связано с тем старинным зеркалом в спальне?
– Да, оно играет в этой истории значительную роль. Самый последний обмен отражениями должен произойти именно в нем.
– Ясно… Получается, что решения перебраться в столицу или купить квартиру я принимал не сам?
– Нет. Это все продиктовал тебе Глеб – через меня, разумеется… Страх перед предстоящей старостью тоже полностью внушил тебе он – у тебя самого и в мыслях не было ничего подобного. Я не говорю уже об идее обмена отражениями с тем, кого ты считал Кириллом Рощиным.
– Да-а… – задумчиво протянул Голубев, осмысляя услышанное. – Ловко вы меня облапошили…
– Иначе от тебя ничего нельзя было бы добиться, – отвечало зеркало. – Такой уж ты человек. Признайся – уж мягким тебя никак не назовешь.
– Значит, получается, все это время я жил под твоим воздействием, как под гипнозом?
– Да, видимо, можно сказать и так… Но все-таки это было не мое воздействие, а Серебряного. Я, повторяю, только исполнял его волю. И не только я один. Отражения тех людей, с которыми ты в это время общался, как правило, так или иначе служили Глебу. И, как и я, влияли на своих хозяев, заставляя их делать то, что было нужно ему.
– То-то я удивлялся, как гладко все идет, как хорошо у меня продвигается обработка Кирилла… Я думал, что расставляю сети – а сам попался в ловушку…
– Ну, ты все-таки не окончательно проиграл, согласись. И – не упущу возможности оправдаться – во многом благодаря мне! – заметило отражение.
– Не понял? Ты о чем? – Леонид удивленно посмотрел на собеседника в зеркале.
– Да о твоих деньгах. Ведь именно я надоумил тебя переписать на имя Рощина все счета и собственность! Согласись, Глеб не стал бы этого делать. А я попытался тебе хоть в чем-то помочь. Потому что – хоть тебе и странно будет это услышать после моего признания – я все-таки очень дорожу тобой. И желаю тебе добра.
– Да, за это спасибо, конечно, – отстраненно проговорил Голубев. Он торопливо приводил себя в порядок и явно думал уже о чем-то другом. – Пожалуй, пойду прогуляться – надо будет хорошенько кое о чем поразмыслить в спокойной обстановке.
– Только один вопрос напоследок, – попросило отражение. – Признайся, ты ведь не на самом деле собирался наложить на себя руки? Просто хотел привлечь мое внимание? Я изо всех сил пытался заглянуть в твои мысли, но ты словно выставил между нами отражающий экран…
– Отчасти ты прав, – усмехнулся Леонид. – Но лишь отчасти.
– Ну а если бы я тебе не поверил? Что бы было тогда? Неужели ты и впрямь перерезал бы себе вены?
– Очень возможно. Я сейчас в таком положении, что мне уже нечего терять.
– Но сейчас-то ты пока не будешь этого делать, правда? Обещай мне…
– Ну хорошо, хорошо. Успокойся. Даю слово до следующей нашей встречи не предпринимать никаких решительных действий.
