Глава 18
Измена
В январе 1985 года Эдвард Ли Ховард полетел в Вену на встречу со своими советскими связными. Жене Мэри Ховард сказал, что КГБ хочет оценить добросовестность его намерений и проверить информацию, которую он предлагает. КГБ компенсировал Ховарду расходы на поездку, но ему сказали, что прежде чем заплатить что-то еще, нужно найти подтверждение его материалам. Что именно произошло в Вене, неизвестно. Сам Ховард рассказывал потом жене, что его подобрали у входа в кинотеатр и возили по городу около получаса, чтобы проверить, нет ли слежки. На него произвели впечатление методы их работы. Затем его провели через заднюю дверь в советское посольство, где два сотрудника – он называл их Борис и Виктор – опрашивали его в течение трех или четырех часов. Он чувствовал себя значимой персоной, с ним обращались уважительно, наливали выпить и поставили перед ним икру. Один из тех двоих прилетел в Вену из Москвы. Ховард говорил, что сотрудники КГБ “все еще не полностью были убеждены в его добросовестных намерениях, потому что не смогли подтвердить часть переданной им информации”. Он рассказывал, что “ему обещали выплатить значительную сумму денег” на следующей встрече.
Из-за границы Ховард отправил другу открытку со словами “Я говорил со своим куратором”.
В апреле он вернулся в Вену, на этот раз вместе с Мэри. Она вспоминала, что Ховард расплачивался дорожными чеками, а не своей кредиткой American Express. Они остановились в четырехзвездочном отеле “Бетховен” на два дня. Ховард заполнил заявку на трудоустройство в одном из агентств ООН в Вене и написал, что сможет прибыть на собеседование 25 апреля 1985 года. Жена подвезла его к офису ООН. Но это было лишь прикрытие: Ховард уже позвонил в ООН и отменил собеседование. Очевидно, в этот раз он снова встречался с советскими разведчиками. Потом Ховард писал, что он также ездил в Цюрих и “исполнил свою давнюю мечту, купив за 600 долларов часы Rolex”.
Ховарду было что предложить КГБ. Он знал, что у Соединенных Штатов есть шпион в недрах советского военно-промышленного комплекса, а также подслушивающее устройство на одной из самых секретных советских линий связи. В ЦРУ Ховарда готовили к обеим этим операциям. Он многое знал о методах работы и технологиях ЦРУ, таких как миниатюрные радио, маскировка, приемы избавления от хвоста и “Джек из коробочки”.
В 1984 и 1985 годах Ховард откровенничал со своим другом Уильямом Бошем, бывшим оперативником ЦРУ в Латинской Америке, покинувшим управление из-за подозрений, что он продавал информацию Советскому Союзу. В этот период Ховард несколько раз встречался с Бошем и хвастался своими контактами в КГБ. Он рассказал Бошу, что его отпуск в Милане был “прикрытием”, что он заложил передачу в тайник для советских оперативников, а также вынес секретные документы ЦРУ и спрятал их для последующей передачи КГБ. Ховард как минимум однажды пытался уговорить Боша присоединиться к нему и “повидаться с Борисом, моим куратором”. Позднее Бош выражал тревогу насчет психического состояния Ховарда и утверждал, что не был уверен, шутит тот или говорит серьезно. Но у Боша были свои проблемы с ЦРУ, и он ни о чем не рассказал властям.
Владея информацией, полученной от Ховарда, КГБ начал искать шпиона в обширной сети военных исследовательских институтов, конструкторских бюро и заводов, разбросанных по одиннадцати часовым поясам. Хотя КГБ служил жестоким исполнителем репрессивной политики, с годами эта организация стала в большей степени соблюдать законы и юридические процедуры. Они не могли действовать, опираясь лишь на подсказки Ховарда. Они искали доказательства и хотели застукать шпиона за работой. Очевидно, Ховард передал КГБ какие-то подробности, но не назвал – или не мог назвать – его имени. Ховард потом утверждал, что имени агента не знал. Все, что было у КГБ, – это туманное описание шпиона. Несколько участников операции потом вспоминали, что начиналась она с более общего расследования, в ходе которого искали подозреваемых в авиационной и радиопромышленности. Но затем расследование сузилось до одного института – “Фазотрона”.
После того как КГБ начал работать с Ховардом, еще один сотрудник американской разведки предложил советской спецслужбе свои услуги и сообщил новую информацию. 16 апреля 1985 года Олдрич Эймс, высокий человек с усами и в толстых очках, вошел в бар отеля “Мейфлауэр” в центре Вашингтона. Он возглавлял контрразведку в “советском” отделе в Лэнгли. Коллеги считали Эймса довольно слабым и посредственным сотрудником. В баре он ждал появления советского дипломата. Когда стало ясно, что тот не придет, Эймс прошагал два квартала до советского посольства на 16-й улице. Он вручил дежурному конверт и жестами показал, что хочет передать его резиденту КГБ наверху. В конверте было предложение Эймса стать агентом СССР. Там он описал два-три случая, когда советские люди обращались в ЦРУ и предлагали свои услуги – но Толкачева среди них не было. Эймс также приложил страницу из внутреннего телефонного справочника ЦРУ, где значились его имя и должность. Он попросил за свою информацию 50 тысяч долларов. 15 мая Эймс вернулся в посольство. Во время встречи в звуконепроницаемой комнате ему сказали, что деньги выплатят. Два дня спустя сотрудник КГБ передал ему эту сумму стодолларовыми купюрами в ресторане. До этого момента Эймс лишь намекал советской разведке на свой потенциал и еще не выдал большого объема секретных материалов. Он не раскрыл операции вроде “Осилить” и “Коленчатой трубы”. Но, несомненно, пообещал рассказать больше.
Весной и летом 1985 года штаб-квартира ЦРУ столкнулась с рядом аномалий, связанных с разведывательными операциями против СССР. У них не было единого и убедительного объяснения, и не все из них могли быть связаны с предательством Ховарда и Эймса. В тот момент ЦРУ еще и не знало об этом предательстве. Но события 1985 года разворачивались быстро и произвели в штаб-квартире потрясение. И больше всего тревожили те отклонения от нормы, которые невозможно было объяснить.
В мае Сергея Бохана, давнишнего агента ЦРУ в Афинах, служившего в ГРУ – советской военной разведке, внезапно вызвали в Москву. Бохану сказали, что у его сына неприятности в военной академии, но он знал, что это неправда. Вдруг его разоблачили и в Москве арестуют? Бохан проконсультировался с ЦРУ, и по решению, одобренному главой “советского” отдела Гербером, его буквально через пару дней вывезли в Соединенные Штаты.
В апреле того же года оперативник московской резидентуры Майкл Селлерс познакомился с источником в КГБ, представившимся как “Стас”. Его настоящее имя ЦРУ было неизвестно. Это был грубоватого вида человек, чей рыкающий говор не всегда можно было понять, но Селлерс справился. Они гуляли по улицам, без хвоста, и около полутора часов разговаривали. “Стас” выдал массу ценных данных, в том числе рассказал, что московская резидентура допустила крупную ошибку в одной из своих операций. Когда они уже прощались, “Стас” достал какой-то флакончик с аэрозолем и впрыснул что-то в полиэтиленовый пакет. Он объяснил Селлерсу, что это образец загадочного порошка, с помощью которого КГБ отслеживал сотрудников московской резидентуры. Оперативники КГБ опрыскивали этим химическим веществом дверные ручки автомобилей и другие места. При специальном освещении налет от этого шпионского порошка был виден на дверных ручках, телефонных трубках или стеклах в автобусе. Селлерс замечал что-то подобное в собственной машине, даже на детском кресле, – налет был похож на желтую пчелиную пыльцу. Теперь у США появилось подтверждение. Но почему “Стас” пришел к ним? Кто он такой? Это было не ясно.
Весной оперативник московской резидентуры отправился на плановую проверку к месту прослушки подземного кабеля. С помощью электронного прибора оперативник “допросил” записывающее устройство на предмет вмешательства, и оно в ответ выдало сигнал тревоги. Датчик работал не идеально, и тревога могла оказаться ложной. Но оперативник решил проверку прервать. После некоторых споров в резидентуре решили попробовать еще раз, прикинув, что ради шпионского устройства, обошедшегося в десятки миллионов долларов, стоит рискнуть. Оперативник вернулся на место, без проблем извлек записывающее устройство, и его отослали в США. Но поток ценных данных, годами поступавших с советского кабеля, полностью иссяк. Никто не понимал, в чем дело.
На фоне этих тревожных событий и вопросов, остающихся без ответа, ЦРУ решило не беспокоить Толкачева до следующей встречи, запланированной на июнь. Летом солнечного света будет больше, и ЦРУ сможет выдать ему новую пленку или фотоаппарат получше. В резидентуре и штаб-квартире были уверены, что могут решить проблему с фотосъемкой, пусть Толкачеву и придется снимать только в солнечные дни.
