— Ты хорошая девушка; знаешь, мне кажется несправедливым, что ты специально приехала сюда из Японии, а с тобой тут случаются одни неприятности. Но послушай, в Америке есть и поразительно интересные вещи, которых ты еще не видела, даже в Нью-Йорке.

В тот день мы назначили встречу на десять, но уже в девять сорок пять мой лимузин стоял у дверей ее гостиницы. Накануне, когда после своего потрясающего танца Киоко спросила, смогу ли я отвезти ее в Квинс, я почувствовал себя по-настоящему счастливым.

Потому что мне показалось, что она рассчитывала на меня.

Гостиница находилась на 57-й улице, две с половиной звезды максимум, что-то вроде тех мест, где останавливаются туристические группы со Среднего Запада и перед которыми лимузины «суперстрейч» не рискуют парковаться. Когда портье в помятом галстуке-бабочке увидел, как я вылезаю из своей тачки, он остолбенел, вращая глазами, с видом, вопрошающим: что происходит?

Ровно в десять Киоко вышла из гостиницы и села в автомобиль; вид у нее был довольно усталый. В своих джинсах, пуловере, блузоне и кроссовках она не была похожа на тех, кто каждый день разъезжает в лимузинах, так что портье даже спросил у меня, кто она такая. Я ответил, что это японская рок-звезда.

— Good morning, — поздоровалась Киоко, остаток дороги она молчала, сидя в глубине автомобиля. Неудивительно: если едешь на свидание с человеком, с которым не виделся двенадцать лет, и к тому же знаешь, что у него СПИД, то, естественно, нет желания поболтать.

Здание совершенно не было похоже на лечебницу. Скорее, оно походило на место, где собирается какая-нибудь новоявленная религиозная секта, состоящая из бывших хиппи. Мы нажали на кнопку звонка, но нам никто не открыл. Я уже засомневался, туда ли мы явились, когда к нам сзади подошли два голубых и спросили, чего мы хотим. И оказывается, один из них был Хосе. Вылитые латиноамериканцы, но что мне особенно не понравилось, так это то, как они подошли, держа друг друга под руку, хотя, по сути дела, это абсолютно нормально для двух больных людей. Я не то чтобы испытываю неприязнь к латиносам, голубым, больным СПИДом или к кому-нибудь еще, но я ведь имею право на антипатии, правда?

— Хосе!

От возгласа Киоко мое недовольство вмиг испарилось. Я-то по наивности ожидал, что сейчас они бросятся друг к другу в объятия, восклицая: «Ах, мы так долго не виделись!» Но когда Хосе услыхал, что его окликают по имени, он немедленно попытался скрыться за спиной мужчины лет сорока, который его сопровождал. Ну? Что же тут происходило?

Сорокалетнего типа, гея на все двести процентов (если хотите знать мое мнение), звали Серхио. Как мы узнали с его слов, он был волонтером, опекавшим Хосе, однако его костюм стоил целое состояние. Волонтеры, насколько я знаю, обычно в деньгах не купаются, да и в любом случае, этот тип был мне глубоко неприятен.

— Хосе, это я, Киоко.

Картина была ужасной. Я спрашивал себя, что мне предпринять. Так называемый Хосе, бледный, как восковая фигура из Музея мадам Тюссо, в ботинках, которые и босяк из испанского Гарлема надеть постесняется, в брюках в обтяжку и дешевой кожаной куртке, казалось наскоро сшитой тут же из кожи дохлой свиньи, испуганно смотрел на Киоко. К тому же от этих двоих на пару километров вокруг несло мужеложством и СПИДом, так что, если бы не Киоко, я бы смылся оттуда за сотую долю секунды.

На Киоко было больно смотреть. Она находилась в таком состоянии, что, если бы в тот момент внутри нее что-то с громким треском надломилось, меня бы это ничуть не удивило. Но, похоже, она была не из тех, кто ломается.

Итак, движимый беспокойством за нее, я набрался храбрости дойти до крохотной палаты, которую занимал Хосе.

— Вы мои фанаты, да? — вот что нам выдал этот Хосе, когда мы вошли в холл. Киоко со свойственной ей вежливостью, согласилась, чтобы упростить ситуацию, а меня чуть не вырвало.

— Меня зовут Киоко, ты не помнишь меня? Ты учил меня танцам в Японии, двенадцать лет назад, когда там служил…

Мне тошно было смотреть, как она изо всех сил тщетно старается пробудить его память.

Мне было просто худо. «Что же происходит в этой стране, — думал я, — что же тут неладно до такой степени, что эта молоденькая девочка, специально приехавшая из Японии, подвергается таким испытаниям?» Малышка приехала сюда из ужасной дали, она работала шофером на трейлерах, чтобы заработать на билет в эконом-классе, а потом летела сюда на самолете больше десяти часов. Что же это такое? Сначала шофер лимузина обманывает ее и берет с нее больше денег; она едет к другу, который очень много для нее значит, и вместо него находит там ненормального художника, потом бедняга попадает на старого упрямого вруна, а когда наконец находит своего друга, то выясняется, что у него СПИД и он совсем развалился, даже мозги уже не работают! При этом Киоко вовсе не разведчица, которую заслали в страну, не обозначенную на картах; нет, эта красивая и милая девушка, танцующая, как богиня, приехала к нам в гости.

Нельзя же так разочаровывать людей, которые специально приехали вас навестить.

Этот Хосе, конечно, совсем чокнутый. Едва мы вошли в его комнату, я сразу понял, что мы имеем дело с сумасшедшим. Стена была обклеена мрачными фотографиями танцоров и его собственными, и он, бледный, обильно потея, упоенно заливал нам, что был звездой балета, никогда не служил в армии и никогда не бывал в Японии. У меня от этого начался озноб, и казалось, что от противного запаха пота, лекарств и дешевого одеколона меня вырвет.

Но каким бы мерзким все это ни было, я бы все-таки не стал блевать перед Киоко, не хотелось подвергать ее таким испытаниям. Я чувствовал себя как в кошмарном сне.

Серхио объяснил нам, что вирус поразил мозг Хосе, его воспоминания путаются и он приукрашивает свое прошлое, как ему нравится. Я задался вопросом: а какой интеллект мог скрываться за внешностью Киоко? Если бы разум можно было отделить от человека, я хотел бы знать, как он у нее может выглядеть. Я представлял его себе белым, как ее кожа, гладким и красивой формы. Но не обязательно спокойным и не имеющим представления о грязном и неприятном в жизни.

Сильным… Да, сильный — это единственное слово, которое приходило на ум. Видимо, та самая мало понятная мне сила толкнула девушку на это, но вдруг она произнесла такое, что я едва поверил своим ушам. Серхио объяснил ей, что Хосе хотел бы вернуться в места своего детства, в Майами, и увидеться со своей матерью, и тогда Киоко заявила, что отвезет его туда на машине!

В тот момент в маленькой комнатке со спертым и вонючим воздухом крики Хосе, руками стискивавшего спину, смешались со звоном подвесных колокольчиков. Звук этих металлических колокольчиков вызвал у меня тревожное ощущение: он был полон бездонной печали и словно уносил вас в незнакомую даль.

Я не мог отделаться от этого ощущения и вдруг услышал заявление Киоко, что она повезет Хосе в Майами. Я только что всерьез подумал предложить ей вернуться на Манхэттен и сходить на мюзикл, я хотел сказать ей: «Послушай, я понимаю, что ты чувствуешь, но оставаться здесь ни к чему. На свете много несправедливых вещей, с которыми ничего не поделаешь, Хосе все равно потерял память, и ему недолго осталось жить. Даже если ты останешься с ним до его смерти, он все равно тебя не вспомнит, он даже с тобой не потанцует».

Я представлял, как повезу Киоко на Манхэттен в своем лимузине, утешая по дороге. Она будет рыдать, сидя сзади, обессиленная, ну, вы представляете себе, как это бывает. Хотя, если подумать, она была не из тех, кто мог разрыдаться, даже если совсем нет выхода. Иными словами, я совершенно не понимал, что это была за девушка.

— Браво, какая гениальная идея, — сказал я, пытаясь ее остановить. Конечно, я сказал это иронично, ибо действительно считал, что она придумала ерунду. Я не считал Киоко идиоткой. Я просто не хотел, чтобы она влипла в историю.

— В Японии я проезжаю триста миль в день, через трое суток мы будем в Майами.

Вот как она ответила на мое замечание. Киоко поджала губы и впервые показалась мне неприятной. Она меня раздражала. Не знаю почему, но Киоко такая: когда она любезна, то действительно очень мила, но когда она в дурном расположении духа, ее начинаешь ненавидеть, я понял это впервые и сам удивился. Но понял немного поздно.

Серхио сначала встал на мою сторону и попытался отговорить Киоко, объяснив, что трудно ухаживать за больным СПИДом, что на юге народ консервативный, полон предрассудков и заражен расизмом, что поездка стоит денег, но, как я теперь понимаю, говорить ей все это было все равно что тушить пожар бензиновым насосом. Серхио, должно быть, отлично все понимал, ведь он латиноамериканец и многое на своем веку повидал. Но я впервые встретил такую девушку, как Киоко. В первый раз увидев вблизи больного СПИДом, она должна была почувствовать страх и отвращение, однако она, не колеблясь, протянула ему пастилку от кашля. Когда ей соврали, что ее драгоценный друг умер, Киоко не разгневалась и не расплакалась, а выпила коктейль, которым ее угостили, и сказала thank you. Таких девушек, поверьте, у нас не так уж много.

Лаура из «Маленького Домика в прериях» была, похоже, последней. Внезапно я задался вопросом: не жениться ли мне на японке? Поразительно, но ее любезность вовсе не была показной. Хосе потерял память и совершенно не понимает, что происходит. Просто потому, что он хочет увидеться с семьей, она спокойненько объявляет, как о чем-то само собой разумеющемся, что отвезет его в Майами, так как она в отпуске, у нее есть время и она водитель по специальности. И делает она все это, ведомая своей силой, доброй и непостижимой.

Однако юг — это не север. Даже если предположить, что там чуть лучше, чем в Алабаме и Луизиане, что, как вы думаете, произойдет, когда на трассе ее остановит полиция Джорджии, например, а? Японка и больной СПИДом — представьте картину! Легавые всегда найдут, к чему придраться, если захотят с вами повздорить. Я не хотел бы, чтобы Киоко возненавидела Америку. Это может показаться странным, но я судил с точки зрения представителя американского народа.

— Послушай, ты не знаешь всей правды о США. Это страна, в которой полно насилия и преступников, и это не игрушки. Я не прощу себе, если такую хорошую девушку, как ты, сожрут с потрохами.

Конечно, можно было и по-другому сказать, но что бы это изменило?

Киоко встала и бросила мне:

— Я думаю, ты просто боишься СПИДа!

В холле лечебницы, где витал запах смерти, больные и волонтеры одновременно посмотрели на нас с Киоко.

— Ты можешь уехать, я сама доберусь до Манхэттена.

«Уж не думаешь ли ты, что я оставлю тебя в подобном месте?» — подумал я, но Киоко сунула мне в руку плату за два часа аренды лимузина. Меня выставляли.

— Я не боюсь, мне грустно, вот и все.

Пока я шагал к выходу мимо типов с саркомой Калоши, похожих на призраков, я вспомнил, что все еще не сказал Киоко про тариф, она опять переплатила, но обстановка была не такой, чтобы я мог сказать: «Знаешь, на самом деле тариф за аренду лимузина…» Так что на Манхэттен я вернулся один в довольно мрачном настроении.

Обычно, когда у меня неприятности или нет настроения, я курю травку или выпиваю ликерчику, но в тот вечер я не стал ничего такого делать, а только думал и думал о Киоко. Мне не нравилось, что мы так нехорошо расстались, и больше всего я мучился оттого, что обманул ее с оплатой; от этого мне было особенно тяжело.

«Мрачная находка в лесу возле трассы в Джорджии: трупы молодой японки и больного СПИДом латиноамериканца…» Огромные заголовки подобного рода ежедневно можно увидеть в прессе, плюс к этому я чувствовал: случись что с Киоко, тот факт, что я надул ее с деньгами, многократно усилит мое горе. В любом случае нужно вернуть ей разницу. Так как я отогнал лимузин в гараж, нужно было опять попросить у Франко мотоцикл. Однако главное другое: как вести себя дальше с Киоко.

Я по-прежнему был против ее поездки с Хосе в Майами. Речь тут шла не о том, хорошо это или плохо: это было совершенно неблагоразумно. Однако Киоко решила это сделать, и у меня не было никакого права мешать ей, но все же одна мысль не давала мне покоя.

Киоко была сильной девушкой и жила, следуя своим принципам. Со стороны решение везти больного в Майами казалось неразумной затеей, но для нее самой это было в порядке вещей. Например, сегодня Киоко совершенно не поняла, почему я так воспротивился, это было видно по ее лицу. Должно быть, я упустил из внимания или забыл что-то, о чем она мне до сих пор рассказывала. Других понять трудно. Потому что мы судим о чужих поступках, исходя из собственного понимания фактов, из своей системы ценностей, из своих чувств.

Но Киоко не так уж сложно понять.

Я постарался вспомнить все, что девушка говорила, начиная с нашей первой встречи.

Устроившись на самом удобном из трех стульев в своей маленькой неубранной квартирке, я опустил голову как при молитве, обхватил лоб руками и постарался вспомнить все. Это явно не показуха и не легкомыслие, но должна же быть какая-то убедительная причина для такого поступка.

Минут через двадцать я вспомнил одну вещь, которую она мне сказала. И сразу почувствовал, как что-то прохладное полилось из моих глаз и упало на колени с тихим «плюх».

— Хосе помог мне, он спас меня, это может показаться преувеличением, потому что он просто учил меня танцевать, но это правда, ибо Хосе научил меня самому важному. Он спас меня, потому что научил главному, тому, что дает силы жить дальше, что бы ни случилось.

Именно поэтому я всегда хотела его увидеть еще раз, я всегда думаю о том, что я еще не поблагодарила Хосе…

К полуночи я позвонил в общество волонтеров и спросил, в котором часу Хосе завтра уезжает. Я приехал туда немного раньше положенного времени и подождал момента отъезда Киоко, спрятавшись в тени соседнего с лечебницей здания. Я испытывал все ту же антипатию к Серхио, Пабло и Хосе, и мне трудно было решить, в какой момент лучше обнаружить свое присутствие. Дрожа в своем укрытии, я ждал, когда Киоко тронется в путь, чтобы поехать за ней потихоньку и перед въездом на автостраду обогнать и крикнуть: «Эй, Киоко!», но счастливый случай представился раньше. Вся компания вдруг чем-то озаботилась, я прислушался и понял, что они не знали, как выехать на трассу 95. Отлично! Я завел «триумф».

Мост Джорджа Вашингтона.

Вставало солнце, золотистый туман над водами Гудзона поднялся выше, тени от стальных опор моста вытянулись в сторону Нью-Джерси.

— Переехав через мост, ты попадешь прямо на автостраду 95, потом рули все время на юг и приедешь в Майами.

— Понятно!

Когда Киоко увидела мой мотоцикл с коляской, она просияла от удовольствия.

— Знаешь, я хотел сказать насчет тарифов на прокат лимузина, на самом деле это стоит шестьдесят долларов в час. Ты мне переплатила двести долларов, вот они.

Широко улыбнувшись, Киоко взяла деньги и сказала, что я честный.

— Ну да, время от времени я становлюсь честным.

И потом я сказал ей то, что давно собирался:

— Ты хорошая девушка! Знаешь, мне кажется несправедливым, что ты специально приехала сюда из Японии, а с тобой тут случаются одни неприятности. Но послушай, в Америке есть и поразительно интересные вещи, которых ты еще не видела, даже в Нью-Йорке.

Она посмотрела мне в глаза, ответила: «Я знаю» — и улыбнулась. Потом потянулась ко мне, и я подумал: «Черт возьми, не может такого быть!» Но оказалось, может: Киоко меня поцеловала. Я оцепенел, ее губы были ледяными и такими мягкими.

— Удачи тебе, девочка! Все будет хорошо, езжай, с тобою Бог.

Я и сам искренне в это верил.

Она уехала, помахав на прощанье рукой.

Мост Джорджа Вашингтона поглотил красный микроавтобус. Он уже несколько минут как исчез из вида, а я все стоял, устремив взгляд вдаль, созерцая серебристый мост, парящий в утреннем тумане.