Когда мы порядочно закусили, Фаня увлекла меня поговорить в комнату, на свою половину. Фанину зону отделяли от Ваниной несколько крупных растений в кадках, среди них был плодоносящий лимон.

– Саня, я хочу тебе сказать – подумай насчёт мужа. Посмотри на нас, одиночек, что хорошего? Мальчишкам двенадцатый год, скоро начнётся кошмар. Подростки мужского рода и перезрелые женщины – две вещи несовместные. Единственный выход в том, чтобы выдать Ваню замуж. Я была у нашего директора дома и попросила Ванины данные отослать в Интернет, но я на это не слишком надеюсь. Они там пишут – стройная, без в/п и ж/п, а у нас как раз ж/п имеется во всех смыслах. За границу я её боюсь одну отпускать, а свои, если в сорок лет неженатые, ты ж понимаешь. Ваня – золото, ты знаешь. Саня, у тебя столько знакомых, неужели никого нет подходящего?

– Это ты меня озадачила так озадачила. Одного неженатого знаю, со мной работает, Илья Ефимович, наш публицист. Приближается к пенсионному возрасту. Не красавец, не спонсор. Чистюля, живёт экономно.

– Ефимович? Из наших?

– Да, по маме. А подозрительный тебе Ефим, как ни странно, русский был.

– Еврей и не женат?

– Он чудак, Фаня. Бывший романтик, масса фобий, куча особенностей. Прямо весь состоит из особенностей. С ж/п дела не блестяще – комната в коммуналке, но большая, за тридцать метров.

– А характер?

– Характер, Фаня, сформирован русским бытом и петербургским климатом.

Фаня глубоко вздохнула.

– Я не знаю, что это делается, Санечка, что делается! Девчонки, пышки, ягодки, двадцать, двадцать пять лет – не могут замуж выйти. У нас в кафе – ни одной замужем! А какие из них работницы? Двигаются – еле-еле, считают – кое-как, посуду бьют, поскольку всё из рук валится. Ей заказ делают, а она думает про свою несчастную женскую жизнь и по три раза переспросит. И дуры: с горя одеваются как шлюхи, ну мужики и ведут себя соответственно… Может, приведёшь этого, с работы, я посмотрю, что за Ефимович такой. А вот скажи мне, у тебя в самом деле нет никаких чувств к твоему бывшему? Есть такое свойство – аффективная память, когда человек хранит в душе отпечатки всех испытанных чувств и может их воскресить, не в полном объёме, как впервые, но примерно в том же роде. Знаешь, как в романсах поют «Я встретил вас – и всё былое в разбитом сердце ожило». У женщин так часто бывает. Я когда в кино увижу что-нибудь хоть отдалённо похожее на моё, на мои истории – сразу плачу, вспоминаю… Там, вот там, – Фаня постучала по могучей груди, – что-то постоянно шевелится, отзывается, воет, скулит, как больное животное. И этого никак не прекратить, можно только заглушить… Я чувствую, из меня вышла бы настоящая алкоголица, беспробудная. А Ваня, между прочим, стала попивать по ночам, мыркнет в кухню и глушит там наливку, думает, я не слышу.

– Ты присматривай за ней, знаешь, эти мяконькие русские женщины спиваются тихо, стыдливо – и очень быстро. А про чувства – что тебе сказать… Я знаю, о чём ты говоришь. Я тоже храню многие отпечатки чувств. Но… долго хранятся чувства ровные, смирные, которые теплятся свечечкой. А там страсть была, пожар был, горело-полыхало и выгорело. Церковь учит, что врагов надо прощать. Прощать врагов – чего же легче! А вот любимых простить, близких-дорогих, на которых жизнь потрачена, душа изведена, которые день и ночь в голове торчали, дескать, как они, что они, – вот это фокус. Отец с матерью развёлся, мне десять лет было, значит, двадцать шесть лет прошло, а я смотрю на него, и тот же комок в горле – ушёл, бросил, не нужна… Домашние собаки, часто бывает, так привязываются к хозяевам, что лежат под дверью и тихо скулят, когда они уходят. День могут лежать, неделю. Представь себе такую женщину – любимый человек ушёл, она лежит у двери и плачет. Собаку-то хвалить будут, а женщину назовут психопаткой. Что в нас есть самого чудесного, чему цены нет, чем мир можно перевернуть – то и объявлено какой-то ненужной ерундой, которой надо стесняться, скрывать, как дурную болезнь. Раз ударят, два ударят – у кого какой запас прочности, – а потом научишься играть в сучьи-паучьи игры, притворяться, делать вид. Всё хорошо и замечательно, все равны, всем друг на друга плевать, и можно договориться с подходящим телом и получить небольшое удовольствие для здоровья. О, это весёлые ребята, они покупают проституток, а потом плачут, что нет больше на свете ни любви, ни верности…

– Ох, Саня, как это горько, что ты говоришь. Ты такая сдержанная, и вдруг… Наболело, значит, очень. Но болит-то у живых, а разве лучше одной валяться, как мёрзлый камень, без ничего.

– Слушай, Фаня, ты об Ване хлопочешь, а что ж сама крест на себе поставила? Напрасно. Жизнь полна неожиданностей. Ты деловая, темпераментная, вот возьми да запузырь свои данные в Паутину.

Фаня посмотрела на меня сквозь очки скорбными глазами итальянской трагической актрисы.

– Темпераментная… Ты бы меня в двадцать лет повстречала, от меня током било. Пробки в домах вылетали! Всё, заземлилась я… Тут стала мастурбировать – и заснула.