32

В начале мая в городе Хаката на Кюсю проводится ежегодный фестиваль, известный как Дон-таку. Меня приглашали туда каждый год. В тот раз я отправилась в компании еще нескольких гейко. Обычно я останавливалась в одной и той же гостинице, ела в одних и тех же ресторанах и встречалась со своими знакомыми гейко из местной общины. Я всегда делила комнату с моей ближайшей подругой Юрико.

Как-то мы разговаривали о том, откуда появилось молчаливое паломничество. Это случается во время фестиваля Гион, однако знают о нем очень немногие. Я слышала разговор, что Юрико принимала в нем участие, и хотела узнать правду.

Фестиваль Гион проводится в Киото уже более тысячи лет и считается одним из трех самых значимых в Японии. Он начинается в конце июня и продолжается до двадцать четвертого июля.

Фестиваль Гион включает в себя несколько синтоистских церемоний и ритуалов. Семнадцатого июля местных богов приглашают войти в их священный паланкин, известный как омикоши. В этом паланкине их относят в общину на всю последнюю неделю фестиваля. Паланкин с богами несут на плечах представители главной резиденции святыни Ясака, что на улице Синдзё, к временным святыням на Шинкёгоку-авеню. Это молчаливое паломничество проходит всю оставшуюся неделю.

– Я тоже хотела бы принять участие в молчаливом паломничестве, – сказала я и тут же спросила: – Что нужно сделать, чтобы меня включили в список?

– Это не совсем то, к чему надо присоединяться. Это то, что каждый должен решить для себя сам. Но все равно, если хочешь, чтобы твои желания исполнились, это надо делать три года подряд, – ответила Юрико. – И тебе нельзя рассказывать никому о том, что ты делаешь. От этого зависит успех этого паломничества. Ты должна совершить его в тишине. Опустить глаза, ни на кого не смотреть, полностью сконцентрироваться на том, что скрыто в твоем сердце. Подумай над тем, является ли твое желание достойным паломничества.

Меня очень тронуло ее объяснение. У Юрико были своеобразные черты лица в отличие от стандартных японских лиц. Ее глаза выглядели необыкновенно красивыми – большие, нежно-карие. Она не рассказала мне того, что я хотела знать в деталях, но в качестве извинения подарила мне улыбку.

Я не могла не строить догадки, почему Юрико все-таки совершает паломничество. Чего она так неистово желает? При малейшей возможности я заводила разговоры на эту тему, но она всегда уходила от ответа и умело меняла тему разговора. В конце концов моя настойчивость дала результат, и Юрико рассказала свою историю.

Это было впервые, когда я слышала что-то о ее детстве.

Юрико родилась в январе 1943 года в городке под названием Сузуши, расположенном на побережье Японского моря. Семья ее отца занималась рыболовным бизнесом из поколения в поколение. Ее отец основал весьма успешную компанию по производству и поставкам морских продуктов. В молодости ее отец часто посещал Гион Кобу.

Мать Юрико умерла вскоре после рождения дочери, и девочку отправили жить к дальним родственникам. Во время войны компания ее отца была реквизирована военными и перестроена в оружейную фабрику. Но отец продолжал ловить рыбу. После войны он сумел возродить свой бизнес, и дела его шли вполне успешно. Однако он не забрал к себе дочь. Она продолжала переезжать от родственников к родственникам.

Когда финансовое положение ее отца более менее устоялось, он снова стал посещать Гион Кобу и влюбился в одну из гейко. Они поженились, и у Юрико появилась мачеха. Юрико позволили вернуться к отцу, только когда на свет появилась ее младшая сестра. Думаю, это было единственное время в ее жизни, когда она чувствовала себя защищенной и согретой теплом любящей семьи. Однако счастье ее продолжалось недолго. Компания отца обанкротилась. Отец впал в депрессию, запил и пил до тех пор, пока однажды не повесился прямо на глазах у младшей дочери.

Мачеха Юрико была растеряна и не знала, что делать, поэтому отправила Юрико к родственникам умершего мужа. Те же видели в девочке лишь ненужную обузу, жалели на нее денег, и в итоге у Юрико не было даже обуви. В конце концов они продали ее работорговцу (зеген, человек, который путешествовал по стране и покупал девушек для работы проститутками). (Позже, в 1959 году, такая практика была признана незаконной.) Юрико продали в Шимабара, называемую также «район удовольствий» в Киото.

Шимабара был тем районом, где продавались женщины, известные как ойран и тайю (лучшие куртизанки и проститутки), и это несмотря на то, что они были прекрасно обучены современному искусству. Молодая ойран также подвергалась ритуалу, называемому «мизуагэ», при котором ее церемониально дефлорировал хозяин, который платил за эту привилегию довольно крупную сумму. (Слухи о «мизуагэ» и поверхностное знакомство с терминами явилось причиной того, что многие иностранцы не понимали разницу между проституткой и гейшей.) Тайю и ойран тоже работали по контракту, но были ограничены в передвижении и привязаны к району до тех пор, пока не заканчивался срок.

Когда мачеха Юрико узнала о случившемся, она немедленно обратилась к окасан Уай окия в Гион Кобу и попросила о помощи. Владелица связалась с отокоши, и тот умело перевел Юрико из Шимабара в окия. Юрико не хотела возвращаться к мачехе, и окия решил взять на себя всю заботу о девочке.

Это случилось, когда ей было двенадцать лет.

Юрико была очень прилежным ребенком, она всецело отдалась урокам и впоследствии стала одной из лучших гейко Гион Кобу. Когда она рассказывала о том, насколько лучше стала ее жизнь в Гион Кобу по сравнению с теми двенадцатью годами лишений, ее большие красивые глаза наполнялись слезами.

Через два года мы снова были вместе в Хаката, и Юрико рассказала мне свою историю. Объяснила мне и причину, по которой совершает молчаливое паломничество. Уже много лет она была влюблена в одного человека и очень хотела выйти за него замуж. Это было причиной. Об этом она молилась каждое лето на молчаливом паломничестве. Она любила только его и, несмотря на то что многие предлагали ей руку и сердце, она отвергала все предложения.

Однако, по политическим причинам, ее любимый женился на другой, но их отношения продолжались. В мае 1980 года ей поставили страшный диагноз: рак. Не знаю, из-за чего она заболела, но ее любовь только усилилась во время болезни. Словно услышав ее молитвы, любимый нежно нянчился с ней все время, пока она умирала. К сожалению, его попытки вылечить ее ни к чему не привели, она скончалась двадцать второго сентября 1981 года. Совсем молодой, в тридцать семь лет. Я верю, что ее любовь к нему все еще живет, и так будет продолжаться тысячелетия. Или целую вечность.

Сетцубун пришелся на середину февраля. Этот праздник знаменует начало весны по старому лунному календарю. Празднуя это событие, мы разбрасываем вокруг дома бобы, дабы отогнать злых демонов и привлечь удачу.

В Гион Кобу на Сетцубун устраивается что-то вроде карнавала, мы надеваем яркие костюмы и веселимся. Мы с подругами всегда выбирали костюмы, изображающие какие-то события минувшего года. В 1972 году Соединенные Штаты вернули Японии Окинаву, так что в тот год мы были одеты в народные костюмы Окинавы.

Я и мои подруги любили использовать чаевые, заработанные на вечеринках в Сетцубун, чтобы отдохнуть на Гавайях. Мы посещали почти сорок озашики, проводя на каждом из них менее трех минут, чтобы собрать побольше чаевых. В тот вечер мы заработали больше тридцати тысяч долларов.

Организовывать поездку была моя очередь. Я должна была заказать места. Кроме того, я отвечала за деньги и паспорта, находившиеся в моем кошельке, когда мы покидали Киото. Мы собирались провести ночь в Токио и на следующий день улететь в Гонолулу.

Обидно, но я забыла свой кошелек в такси по дороге в гостиницу. Мои спутницы были очень недовольны.

– Ох, Минеко, – сказали они, – как это на тебя похоже.

Я всегда старалась быть ответственной и была уязвлена их реакцией.

Мне необходимо было достать нам деньги и паспорта до следующего дня. Я позвонила одному из своих клиентов, объяснила ситуацию, и он любезно согласился одолжить мне тридцать тысяч долларов наличными. Я попросила его принести деньги в гостиницу на следующее утро. В тот момент, когда я раздумывала над тем, кому из моих знакомых в правительстве можно позвонить, чтобы срочно заказать паспорта, мне сообщили, что найден мой кошелек: водитель такси отвез его в полицию, куда я и явилась на следующее утро. В суматохе я забыла сообщить своему клиенту, что тридцать тысяч мне больше не нужны, а он пришел вскоре после того, как я ушла. Наверное, я все-таки была не очень ответственной.

Несмотря на такое зловещее начало, мы прекрасно провели время. В конце мои подруги поблагодарили меня за то, что я была прекрасным организатором тура. Однажды, прямо на солнечном берегу, мы взяли урок местных танцев, и учительница сразу распознала в нас танцовщиц. Она попросила нас станцевать что-нибудь для нее. Это было так весело, что мы давали уроки танцев в стиле Иноуэ следующие три дня. Многие из наших клиентов имели связи на Гавайях и организовывали нам прекрасные обеды в Куай и Оаху.

Однажды легкий ветерок растрепал волосы мисс М. и я увидела то, чего не замечала никогда раньше: лысинку на ее голове. Затем я пристально оглядела двух других своих подруг и себя. У всех нас прямо на макушке была довольно большая лысина. Это общая проблема майко, и причиной является прическа, так как сначала волосы закрепляются на макушке. Пучок удерживается на месте бамбуковой палочкой, которая явно наносит вред. Наши волосы остаются поднятыми по пять дней в неделю, и это очень раздражает кожу на голове. Кроме того, мы используем шиньоны и различные украшения для волос, которые еще больше давят на голову. Через несколько лет эта точка, постоянно находящаяся под нажимом, начинает лысеть.

– Знаете что, – предложила я, – думаю, что, после того как мы вернемся в Японию и закончится Мияко Одори, нам всем надо пойти в больницу и убрать эти лысины. Что вы думаете? Может, заключим договор?

Они согласились подумать об этом.

Мы приступили к репетициям, как только вернулись в Киото. Мне нужно было приготовить сольный фрагмент, а также участвовать в групповых репетициях. У нас не было возможности поговорить об операции до тех пор, пока не начался Мияко Одори. Мисс Я. сказала, что очень боится, но три другие девушки согласились. Как только закончился Мияко Одори, мы уехали в Токио и обратились в больницу около моста Бэнкея.

Операция представляла собой подтяжку кожи так, чтобы закрыть плешь. Похоже на подтяжку лица. Мой шрам был скреплен двенадцатью скобами. В скальпе много капилляров, и операция оказалась на удивление кровавой, но удачной. Единственное, какое-то время было больно смеяться.

Самым неприятным было то, что мы застряли в больнице на несколько дней. Наши клиенты из Токио делали все, чтобы развлечь нас. Они навещали и присылали еду из лучших ресторанов города. Была весна, и у нас было игривое настроение. Мы устали и уже начинали ссориться, так что я придумала для нас приключение, которое могло помочь развлечься. Однажды днем мы сбежали из больницы и пошли по магазинам. Потом мы стали сбегать по вечерам и ходить в наши любимые рестораны. Мы возвращались в больницу поздно ночью. Как-то раз мы танцевали на крыше. Старшая медсестра была сердита на нас.

– Это не психиатрическая лечебница, – говорила она, – прекратите вести себя, как ненормальные. И перестаньте, ради бога, занимать все наши телефонные линии.

Через десять дней доктор снял нам швы, и мы могли уехать домой. Предполагаю, что медсестры были просто счастливы, когда мы уехали. Иногда я думаю, осталась ли у мисс Я. ее лысина? Скорее всего, да.

Вернувшись в Киото, я продолжила встречаться с Тошё. Я соскучилась по нему, но самостоятельная жизнь все не налаживалась. Я не могла пренебречь работой ради приготовления пищи, уборки, стирки, подготовки ванны и так далее. У меня никогда не было на это времени, я все так же спала по несколько часов в сутки. Я не могла сократить свое рабочее время, единственное – сократить время занятий. В моей душе зрел конфликт между стремлениями «стать великой танцовщицей» и «стать хорошей домохозяйкой». Для меня выбор был очевиден.

Я решила поговорить с мамой.

– Мама, я не стала готовить лучше. И у меня нет времени, чтобы заниматься столько, сколько мне нужно. Как ты думаешь, что делать? – спросила я.

– Ты думала о том, чтобы вернуться домой? – задала она встречный вопрос.

– Не знаю. Что скажешь ты?

– Думаю, это хорошая мысль.

Вот так. Я вернулась в окия в июне 1972 года, поняв, что способна быть независимой и что мне не обязательно быть ею. Что касается Тошё, то мы могли всегда снять номер в гостинице и часто это делали. Я была взрослой и полноправной гейко. Знала, что представляет этот мир. Как держать деньги и делать покупки. И я была влюблена.

Хорошо, что я переехала тогда домой, потому что это были последние месяцы жизни Биг Джона. Он умер в октябре 1972 года.