13

В ноябре 1959 года мне исполнилось десять, и снова пришлось идти в суд. Со мной пошла Старая Меани. Когда я приехала, мои родители уже были там. Мой адвокат, мистер Киккава, имел сальные волосы, но он был лучшим юристом в Киото.

Я должна была сообщить судье, где я все-таки предпочитаю остаться.

Меня очень беспокоило то, что я обязана сделать выбор. Я думала о родителях и ощущала боль в сердце.

Ко мне подошел отец.

– Ты не обязана делать это, Масако, – сказал он, – ты не обязана оставаться с ними, если не хочешь.

Я вздохнула.

А потом все случилось вновь. Я снова стояла прямо посередине зала суда.

В этот раз судья не остановил процесс. Вместо этого он посмотрел мне в глаза и, не мигая, спросил:

– Какой семье ты хочешь принадлежать – Танака или Ивасаки?

Я на мгновение застыла, потом набрала воздуха и сказала чистым и звонким голосом:

– Я хочу принадлежать семье Ивасаки.

– Ты уверена, что хочешь именно этого? -Да.

Я знала, что именно собиралась сказать, но чувствовала себя ужасно, когда эти слова вылетели из моего рта. Я содрогнулась от того, что причинила боль своим родителям. Но я сказала то, что сказала, потому что любила танцевать. Этот факт был решающим в моем выборе. Танцы стали моей жизнью, и я не могла представить, что можно отказаться от них ради чего-то или кого-то. Причина, побудившая меня остаться у семьи Ивасаки, заключалась в том, что там я могла продолжать учиться танцам.

Выходя из зала суда, я шла между родителями и крепко держала их обоих за руки. Я чувствовала себя виноватой в том, что предала их, и не могла даже смотреть им в глаза. Я плакала и краем глаза видела, как по их щекам тоже катятся слезы.

Старая Меани взяла экипаж, и все вчетвером мы поехали обратно в окия.

Отец пытался успокоить меня.

– Возможно, так будет лучше, Ма-тян, – говорил он, – я уверен, что тебе лучше живется в Ивасаки окия, чем было дома. Вокруг тебя так много интересного. Ты можешь заниматься всевозможными интересными вещами. Я обещаю, если ты когда-нибудь захочешь вернуться домой, дай мне знать, и я приеду за тобой. В любое время. Днем или ночью. Только позови.

– Я умерла, – посмотрев на него, ответила я.

Родители уходили. Они просто повернулись и пошли домой. Оба они были одеты в кимоно. Увидев, как их оби скрываются от меня, я закричала: «Мама! Папа!» Но это кричало сердце. Слова так и не сорвались с моих губ.

Отец обернулся и посмотрел на меня. Я поборола желание побежать за ним и, улыбнувшись сквозь слезы, грустно помахала рукой.

Я сделала свой выбор.

Этим вечером тетушка Оима пребывала в приподнятом настроении. Теперь все было официально, я стала наследницей Ивасаки. Когда бумажная волокита закончится, я стану ее законной наследницей. У нас был шикарный ужин, включая праздничные блюда: морской лещ, дорогие стейки и рис с красной фасолью. Многие люди приходили, чтобы поздравить нас, и приносили подарки.

Вечеринка продолжалась несколько часов. Мне было сложно это вынести, и я спряталась в шкафу. Тетушка Оима не могла остановиться и все время пела: «Су-ису-исударараттасурасура-сурасуйсуйсуй». Даже Старая Меани громко смеялась. Все были явно вне себя от радости: Аба, мама Сакагучи, окасан других окия. Даже Кунико.

А я только что распрощалась с отцом и матерью. Навсегда. Я не могла поверить, что кто-то мог увидеть в этом повод для радости. Я была полностью опустошена, в голове– небыло никаких мыслей. Не раздумывая, я вытащила из волос одну из черных вельветовых лент, обмотала ее вокруг шеи и затянула изо всех сил, пытаясь покончить с собой. У меня не получилось. В конце концов, совершенно разбитая, я сдалась и разразилась потоком слез.

На следующее утро я скрыла синяки на шее и заставила себя пойти в школу. Однако чувствовала полное опустошение. Каким-то образом я пережила это утро и заставила себя пойти в танцевальную студию.

Когда я пришла, старшая учительница спросила меня, над каким танцем я сейчас работаю.

– Ёзакура (вишневый цвет в ночи), – ответила я.

– Хорошо. Покажи мне то, что ты помнишь. Я начала танцевать.

– Нет, Минеко это неправильно, – вдруг всерьез рассердилась учительница, – и это. И это! Остановись, Минеко, что с тобой случилось сегодня? Остановись! Ты слышишь меня? Немедленно прекрати, слышишь? И не смей плакать! Терпеть не могу, когда маленькие девочки плачут! Ты провалилась.

Я не могла поверить в это и не понимала, что неправильно сделала. Не плакала, но была смущена. Я продолжала извиняться, но она мне не отвечала так что в конце концов я ушла.

Я только что получила свое первое страшное ОТОМЭ и совершенно не понимала почему.

Отомэ, что обозначает «стоп» – это уникальное наказание в школе Иноуэ. Когда учитель дает тебе отомэ, ты обязан сразу же прекратить танец и покинуть студию. Он не говорит тебе, когда будет позволено вернуться и будет ли это позволено вообще. Мысль о том, что, возможно, я больше никогда не смогу заниматься танцами, была просто невыносима.

Не дожидаясь Кунико, я пошла домой сама и сразу же залезла в шкаф, никому не говоря ни слова. Я была несчастна. Сначала суд, потом – это. Почему старшая учительница так рассердилась?

Тетушка Оима подошла к дверцам шкафа.

– Что случилось, Мине-тян? Почему ты пришла домой одна? – поинтересовалась она.

– Мине-тян, ты будешь ужинать?

– Мине-тян, ты не хочешь принять ванну? Я отказывалась отвечать.

Я слышала, как в комнату вошла одна из служанок Сакагучи. Она сказала, что мама Сакагучи хочет видеть тетушку Оима прямо сейчас. И та поторопилась к ней.

Мама Сакагучи сразу же перешла к делу.

– У нас небольшая проблема, – сказала она, – только что звонила госпожа Айко. Ее ассистентка случайно перепутала названия двух фрагментов. Один – тот, который Минеко только что выучила, и второй, который она сейчас разучивает. Мисс Кавабата сказала Минеко, что Сакурамиё-тотэ (наблюдение за цветом сакуры) называется Езакура (вишневый цвет в ночи). Так что Минеко танцевала сегодня неправильный танец, и Айко дала ей отомэ. С Минеко все в порядке?

– Вот что случилось, – протянула тетушка Оима, – нет, с ней не все в порядке. Она сидит в шкафу и отказывается разговаривать со мной. Думаю, она серьезно расстроена.

– Что будем делать, если девочка откажется выходить?

– Мы должны убедить ее так не делать.

– Иди домой и сделай все, что в твоих силах, чтобы вытащить ее из шкафа.

Я пришла к выводу, что получила отомэ за то, что плохо старалась, и что нужно лучше танцевать. Так что прямо там, в шкафу, я стала снова репетировать танец, который учила, и тот, который уже выучила. Я тренировалась часами. И продолжала говорить себе, что надо сконцентрироваться. «Если я хорошо станцую завтра, старшая учительница будет так поражена, что, может быть, забудет об отомэ», – думала я.

Но, как во многих других ситуациях в Гион Кобу, не все было так просто. Невозможно было вернуться в класс, будто ничего не случилось. Не имело значения, кто совершил ошибку. Я получила отомэ, и теперь нужно было подать прошение о восстановлении меня в качестве студентки. Мы всей толпой двинулись в Шимонзен. Мама Сакагучи, тетушка Оима, учительница Казама, Старая Меани, Яэко, Кунико и я.

Мама Сакагучи поклонилась и обратилась к старшей учительнице:

– Я очень сожалею о той неприятности, которая произошла вчера. Мы очень просим позволить Минеко продолжать занятия в вашей уважаемой школе.

Никто не произнес ни слова о том, что случилось в действительности. Причина была неважна. Важным было, чтобы каждый сохранил лицо, а мне разрешили продолжить занятия.

– Хорошо, мама Сакагучи, – ответила старшая учительница, – я сделаю так, как вы просите. Минеко, – обратилась она ко мне, – покажи нам, пожалуйста, то, над чем ты сейчас работаешь.

Я станцевала «Наблюдение за цветением сакуры», а потом, без спросу, я исполнила «Вишневый цвет в ночи». Я сделала это хорошо, и, когда закончила, в комнате наступила тишина. Посмотрев вокруг, я увидела разнообразие эмоций, отобразившихся на лицах присутствующих.

Меня удивило, что мир взрослых чувств столь сложен.

Теперь я понимаю, почему старшая учительница использовала отомэ в качестве жесткого инструмента своей власти. Она давала мне отомэ, когда хотела подтолкнуть к следующему уровню совершенства. Она сознательно использовала террор отомэ, чтобы закалить мой дух. Это было испытание. Вернусь ли я, став сильнее? Или сдамся и уйду? Я не считаю, что это правильная позиция, но в моем случае такие методы всегда имели действие.

Старшая учительница никогда не давала отомэ посредственным ученицам, а только тем, кого она готовила для ведущих ролей. Единственным человеком, кто действительно пострадал от моего первого отомэ, была та учительница, которая неправильно научила меня. Ей так никогда больше и не разрешили быть моей наставницей.

Официально мое удочерение было утверждено 15 апреля 1960 года. К тому времени я уже жила в Ивасаки окия пять лет, и смена статуса не особо повлияла на мою повседневную жизнь. Кроме того факта, что теперь я спала на втором этаже в комнате Старой Меани.

Я прошла весь путь через мостик. Дом моего детства остался позади. Впереди лежал мир танца.