Глава 25

Я помню, как впервые переживала смерть близкого родственника. Сам по себе уход из жизни нашей бабушки, с ее жирными морщинистыми ручками, не казался мне тяжелой утратой, но слезы отца поразили и возбудили меня. Сестра плакала, а я нервно хихикала.

В квартире Джульетты царил хаос. Все книги были сброшены с полок и валялись на полу. Лист плотной бумаги с диаграммами был прикреплен к большому зеркалу. Когда мы вошли, Джульетта стояла у телефона. Увидев нас, она прижала трубку к груди и окинула нас подозрительным взглядом.

– Где ты была? – спросила она маму.

– Я встречала Кэри. Она отвезет нас.

– Мне надо позвонить, – заявила Джульетта. В ее глазах сквозило беспокойство. – Я хочу, чтобы все знали.

– Не волнуйся, мы всех известим, – промолвила мама нежным мелодичным голосом, напомнившим мне детство, ее теплые колени и сказки перед сном.

Я испытывала страх, но все же подошла к сестре.

– Что случилось? – спросила я. Меня охватило чувство нереальности всего происходящего. Я как будто со стороны слышала свой нарочито бодрый голос. Джульетта взглянула на меня, и я увидела, что она тоже охвачена страхом. У нее были грязные волосы и нездоровый цвет кожи. Но больше всего меня испугало выражение ее глаз. Мне захотелось повернуться и убежать.

– Здесь происходят странные вещи, – сказала она. – И все они имеют глубокий смысл.

Мать взяла из рук Джульетты трубку и положила ее на место.

– Мы поедем на машине Кэри, – сказала она. – С доктором Кендрик я уже договорилась.

Джульетта смотрела куда-то мимо нас.

– А в каком качестве я туда поеду? – спросила она.

Джульетта спала на заднем сиденье безмятежно, как ребенок. Мать нервно крутила на запястьях браслеты, сидя рядом со мной.

– Прошел день или два, прежде чем я поняла, что происходит, – сказала она. – Я думала, что она просто такая впечатлительная… Думала, что с ней все в порядке. Но потом я убедилась, что… – она замолчала, глядя на темную дорогу. – Я позвонила доктору, но пока он не приехал, я все еще не верила. Я всегда подозревала, что этим все закончится. В конце концов я столько пережила с вашим отцом…

Мы выехали за город. Ночь была удивительно темной. Я включила фары на полную мощность и внимательно следила за белой разделительной линией, делавшей повороты и зигзаги. Слава богу, что я сегодня мало выпила и смогла сесть за руль. Я вспомнила о Гае, который сейчас лежал в моей постели, и почувствовала себя изолированной от окружающей действительности. Сейчас для меня существовали только мы втроем, мчащиеся в автомобиле по ночной дороге.

– Она прекрасно чувствовала себя, когда мы виделись в последней раз, – сказала я. – Я давно уже не видела ее такой бодрой и жизнерадостной.

– Она вызвала себе «скорую помощь», – промолвила мать. – Она сказала врачам, что мир вот-вот взорвется.

Темное кирпичное здание больницы в викторианском стиле в этот поздний час было уже закрыто, но над одним из подъездов горели огни, освещавшие глухие стены и башенки.

– Новый корпус откроется только в следующем месяце, – сказала мама, когда мы подъехали по извилистой дорожке к пустынной автомобильной парковке. – Поэтому пока это – единственное место, где могут принять Джульетту.

Я выключила двигатель, и в этот момент Джульетта проснулась.

– Приглушите звук, – сказала она. – И уберите камеры.

Мы с мамой вышли из машины и переглянулись. Я заметила выражение боли в ее глазах.

– Здесь ей помогут, – сказала она.

Мы поговорили со служащей в регистратуре, а потом поднялись по каменной лестнице. Джульетта и мама шли впереди.

– В каком качестве я приехала сюда? – снова спросила сестра.

– В качестве себя самой, – ответила мать. Я едва сдержала истерический смех. «Везет же нашей семье!» – хотелось крикнуть мне, но я промолчала.

Я поднималась по ступеням вслед за мамой и Джульеттой, неся большой пластиковый пакет с одеждой сестры.

На лестничной площадке второго этажа нас встретил санитар. Взяв Джульетту за руку, мама подвела ее к нему.

– Я ее мать, – сказала она.

– Хорошо, – хмуро промолвил санитар, явно недовольный тем, что в столь поздний час родственники привезли еще одну умалишенную. – Проходите в кабинет.

Мы вошли в тесную комнатушку с серыми стенами. Письменный стол был завален бумагами, в пластмассовых держателях лежали проспекты и брошюрки, рекламировавшие различные препараты и рекомендовавшие звонить по телефонам доверия, если вы почувствовали, что умственное перенапряжение грозит вам психическим расстройством.

Джульетта села на пластиковый стул. Она все еще не знала, кем сейчас является.

В кабинет вошла женщина-врач и, устроившись за столом, попросила нас рассказать о пациентке и ее родственниках. И мама тут же села на своего любимого конька. Она начала энергично во всех подробностях рассказывать о недостатках нашего отца и генетической предрасположенности его родственников к душевным болезням. Джульетта в это время сидела неподвижно, уставившись в одну точку. Женщина-врач бросила на меня подозрительный взгляд. Возможно, она видела во мне еще одну свою пациентку. Я улыбнулась ей.

Джульетта отказалась считать от двадцати в обратном порядке, назвать сегодняшнее число и сказать, который час.

– Они подслушивают меня, – прошептала она, когда доктор вышла из кабинета.

Санитар принес нам мутный, слабо заваренный чай, но никто из нас к нему не притронулся. Я встала, подошла к двери и заглянула в расположенную напротив комнату отдыха для больных. Там работал телевизор, но его никто не смотрел, хотя звук был включен на полную мощность. По помещению бесцельно блуждали пациенты. Одна из женщин, ссутулившись в кресле, рыдала, но на нее не обращали внимания.

– Сейчас мы уложим ее в постель, – сказал вернувшийся в кабинет санитар. – Завтра утром вы можете позвонить нам.

Мама поцеловала Джульетту, а я, положив ей руки на плечи, сказала до свидания, но она даже не пошевелилась. Джульетта молча смотрела на меня пустыми глазами.

По дороге домой мама говорила не умолкая. Я вела машину сквозь дождь и темноту, и у меня в ушах звенел ее голос. Не знаю, о чем она говорила. Я была слишком взволнована всем произошедшим и не вслушивалась в ее слова. У меня перед глазами стояло лицо Джульетты. Я никогда не забуду, как она завизжала от страха и вцепилась в меня, когда я пыталась вывести ее из квартиры на улицу.

– Мы вынуждены были это сделать, – сказала мама, когда машина подъехала к ее дому. – Она не ела три дня.

Я выключила двигатель.

– Знаешь, Джульетта позвонила отцу, – сказала мама, наливая мне еще одну чашку кофе. – Он, конечно, перепугался, услышав, что произошло. Я предупрежу сотрудников клиники, чтобы его не пускали к Джульетте. Я уже сказала доктору Кендрик, что в роду у вашего отца было много душевнобольных.

– Это сильное преувеличение, – заметила я.

– Вовсе нет, – горячо возразила мама. – Когда он разрубил в щепки фортепьяно, доктор О'Коннор сказал мне: «Ваш муж болен». В ту пору я была еще слишком слаба и сентиментальна и не могла противостоять ему. Я впадаю в ярость, когда вспоминаю всю эту историю.

– Давай не будем об этом. Ему ведь не поставили тогда никакого диагноза и не госпитализировали.

– Только потому, что это случилось на второй день Рождества, – убежденно сказала мама. – Ты прекрасно знаешь, что за человек твой отец. Почему же ты всегда защищаешь его?

– Я вовсе не защищаю его. Мы все чокнутые в нашей семейке и знаем об этом. Поэтому не надо разглагольствовать на эту тему.

– Я и не разглагольствую.

Когда я добралась домой, уже почти рассвело. Меня трясло и знобило от недосыпания и большой дозы кофеина. Мне хотелось лечь и проспать целую неделю, но в одиннадцать часов я должна была снова встретиться с мамой.

Растянувшийся на кровати Гай проснулся, когда я стала раздеваться.

– Я скучал по тебе. Иди ко мне сюда, под одеяло.

– Я потная и грязная.

– Дорогая моя, это свидетельствует только о том, что ты земная женщина.

– Мне надо принять ванну.

В ванной комнате ощущались следы присутствия чужого человека. На моем мыле были черные волосы, влажное смятое полотенце валялось на корзине для белья. Я пустила горячую воду и вылила в нее остатки расслабляющей пены для ванны.

Прежде чем войти в воду, я заперла дверь. Мое тело сразу же покраснело, но, несмотря на горячую ванну, мне было холодно. Я дрожала от страха за Джульетту, не в силах избавиться от мысли о том, что она лежит сейчас одна в этой ужасной клинике и смотрит в потолок мертвым потухшим взглядом.

Надев большой махровый халат, я вернулась в спальню.

– Ты можешь крепко обнять меня? – спросила я, залезая под одеяло.

– Я способен на большее.

– Будет достаточно, если ты просто обнимешь меня.

Но когда он выполнил мою просьбу, я поняла, что больше всего хочу сейчас остаться одна.

Джульетта сидела на краю кровати. Когда она увидела нас, ее рот скривился, как у ребенка, лицо сморщилось, и она заплакала. Всхлипывая, она несколько раз произнесла мое имя.

Я была рада тому, что ее эмоции выплеснулись наружу. Я боялась, что она будет молча сидеть, уставившись в одну точку неподвижным путающим взглядом. Присев перед ней на корточки, я взяла в свои ладони ее холодные руки.

– Не плачь, – сказала я и протянула ей бумажный носовой платок.

У нее текло из носа. Блестящая струйка сбегала по переносице в открытый рот. Она продолжала плакать, но уже не так горько и безутешно, раскачиваясь взад и вперед, порой она останавливаясь, чтобы судорожно вздохнуть, а через некоторое время совсем успокоилась. Шмыгая носом, она молча смотрела на меня.

У нее была серая кожа. Но больше всего меня потрясли ее волосы. С корней до кончиков – словно в прогорклом масле. Мама навсегда запомнила безжизненное выражение ее лица. А мне врезались в память эти волосы.

– Тебе надо помыть голову, – сказала я. После того как Джульетта рассталась с Сидом, она стала страшной чистюлей и очень часто принимала ванну и душ. Когда бы я ни приехала к ней, у нее всегда было полотенце на голове. Я посмотрела на мать.

– Джульетте нужно помыть голову.

– Я поговорю об этом с медсестрой, – рассеянно сказала она, раскладывая в шкафчике Джульетты вещи, которые мы ей привезли.

– Я виделась с доктором, – сказала Джульетта.

Мама сразу же выпрямилась и, подойдя к кровати, присела рядом с Джульеттой.

– И что он сказал?

– Не он, а она, – медленно произнесла сестра. – Она сказала, что я должна кушать.

– Очень хорошо, – ободряющим тоном промолвила мама. – А что еще сказала доктор?

– А еще она собирается позвонить папе и рассказать о моем самочувствии.

– О!

Джульетта слабо улыбнулась.

– Мне прописали новые таблетки, – похвасталась она. – Доктор говорит, что у меня психическое расстройство.

Я не могу выразить словами то, что я ощущала в тот момент, глядя на нее. Я испытывала горечь огромной потери, чувство вины, ужас и сострадание. В той женщине, которая сидела сейчас напротив меня на кровати, я не могла признать свою сестру Джульетту. Это была всего лишь ее оболочка.

Ее глаза расширились и снова наполнились слезами.

– Мне страшно, – прошептала она и облизала кончиком языка сухие потрескавшиеся губы. – Мне кажется, – продолжала она порывистым шепотом, – что когда ты сядешь в машину, – ее голос задрожал, – она взорвется и ты погибнешь.

– Какая глупость, – заявила я, чувствуя, как меня охватывает тревога, – со мной не может произойти ничего подобного.

Она снова заплакала. Ее отчаяние передалось мне, и у меня задрожали руки. Я чувствовала себя такой беспомощной. Я сжала ее ладонь. Пальцы были совсем холодными…

– Прости, – прошептала она. – Я не знаю… Я совсем растерялась. С детских лет я знала, что Джульетта не такая, как все. Ей в голову всегда приходили забавные идеи, она то плакала, то визжала, то впадала в странные состояния. Такой уж она уродилась, порой она чувствовала себя лучше, порой – хуже. Но главное, что мы привыкли к ее поведению и оно не казалось нам странным. В последнее время мама часто говорила мне, что Джульетта беспокоит ее. Но я не видела причин для волнения. Может, я была слишком эгоцентрична и потому не видела правды, а может, как раз когда я приходила, все было в порядке?

– Мы привыкли к тому, что она такая. Нелегко признаться себе самим…

Прошлой ночью мама пыталась успокоить меня. Но я все равно себя корила.

– Не плачь, – снова сказала я. Но она продолжала всхлипывать, и в этих звуках, как ни странно, было нечто умиротворяющее. Я закрыла глаза, чувствуя, что мои силы на пределе.

– Я схожу за доктором, – коснувшись моего плеча, сказала мама театральным шепотом и вышла из палаты, оставив меня наедине с сестрой.

Джульетта перестала плакать. Взглянув на нее, я подумала, что, если бы у обеих были чистые волосы, посторонний наблюдатель с трудом определил бы, кто из нас посетительница, а кто – больная. Я все еще сжимала в своих ладонях руку Джульетты. На ее хрупкой кисти прощупывалась каждая косточка. Мне хотелось сказать ей что-нибудь такое, что привело бы ее в чувства. Но что и как? Одну часть меня тянуло обнять ее. Но другая моя часть, к стыду своему, не могла преодолеть брезгливого чувства к ее немытой голове.

Сидя за рулем, я старалась сосредоточиться на дороге. Я чувствовала себя разбитой и усталой, а в ушах у меня все еще звенел голос Джульетты, предупреждавший о том, чтобы я остерегалась аварий.

Мама не умолкала ни на секунду.

– Доктор сказала, что это психотическая депрессия, очень серьезное состояние. Расстройство эмоциональной сферы. Я посмотрю в справочниках по психиатрии, что это такое. Доктор говорит, что лекарства помогут Джульетте. Через некоторое время ей станет легче. Доктор назначит патронажную сестру, которая будет посещать Джульетту на дому. Молли знает одну из них, Габриэллу Маркхем, которая курирует психически больных. Я позвоню Молли сразу же, как только приеду домой. Мы уже разговаривали по телефону сегодня утром. Она, конечно, очень обеспокоена… Но меня больше всего тревожит ваш проклятый отец. Могу представить себе, что произойдет, если он вдруг явится в клинику. Я не думаю, что его визит пойдет на пользу Джульетте. После его посещения ей наверняка станет еще хуже.

– Ей и так хуже некуда, мама, – сердито бросила я, нажав на тормоза перед светофором, на котором зажегся красный свет.

Когда я вошла в гостиную, Гай быстро встал и бросился обнимать меня.

– Тебя искал какой-то тип. Я заявил ему, что ты – моя, и он ушел.

– А как он выглядел?

– Гм… Боюсь, что я не смогу описать его тебе точно. У него были темные волосы.

Может быть, это был Найджел?

– Он был одет в костюм, – продолжал Гай. Нет, не Найджел…

– Он был полным?

– Нет.

Значит, это не Генри.

– А чего он хотел?

– Он оставил тебе письмо. Черт возьми!

Джульетта заставила меня на время забыть о проблемах, связанных с домом, и теперь я с ужасом смотрела на письмо, пришедшее из муниципального совета. От меня требовали полностью реконструировать дом.

Я отказалась от предложения Гая снять стресс с помощью испытанного средства – секса и предпочла собственный способ борьбы с дурным настроением, решив, как всегда, наброситься на Найджела с обвинениями и бранью.

Его мобильный был отключен, а позвонив домой, я услышала голос, записанный на автоответчик.

После звукового сигнала я начала спокойным тоном наговаривать свое сообщение, перечисляя проблемы с банком, жильцами и судебными приставами. Но когда я заговорила о невыполненных обещаниях Найджела, мой голос начал дрожать. Я спросила его, почему он не оплачивает счета, не вносит деньги на мой счет, не пытается получить арендную плату, не выгоняет из квартиры нерадивого квартиросъемщика. Но когда я дошла до новых проблем, до жалоб в санинспекцию – от моего спокойствия не осталось и следа. Теперь мой голос звенел от волнения. В конце концов я сорвалась и начала истерично кричать о том, что совершенно запуталась и нахожусь в полном отчаяние, что моя сестра сошла с ума и я не знаю, как теперь жить дальше. Я разрыдалась прямо в трубку и дала отбой.

Гай крепко обнял меня.

– Для тебя сейчас настали трудные времена, – сказал он. – Что я могу сделать, чтобы улучшить твое настроение?

Я проснулась в семь часов вечера. Гай поставил на ночной столик кофе и снова лег. В его объятиях мне вдруг стало душно и жарко, и я, сев на кровати, взяла кружку с ароматным напитком.

– Я не могу всю жизнь провести в постели. У меня дел по горло. Я должна уладить массу проблем. Правда, один бог знает, как мне теперь быть.

Меня снова охватило отчаяние.

– Я думал, что сумею поднять тебе настроение, – сказал Гай, поглаживая меня по спине, – привести в действие твои эндорфины. У меня была душевнобольная тетя, – продолжал он, целуя мою шею. – Ее постоянно то клали в клинику, то снова отпускали домой. Ее лечили разрядами электрического тока, но через пару месяцев после курса все начиналось по новой.

– Ужас какой.

– У нее тоже не было мужа.

– Что ты сказал?

– Да так, ничего. Просто я заметил, что у всех чокнутых женщин есть нечто общее.

– И что же это?

Неприязнь очень быстро овладевает человеком, сжимая его сердце в своей холодной руке.

– Ни у кого из них нет парня. Я считаю, что в этом корень проблемы. Женщины сходят с ума без секса.

Я отодвинулась от Гая, его волосатые руки стали мне неприятны.

– Когда ты планируешь вернуться в Лондон?

Луиза была потрясена моим рассказом.

– Это ужасно, – несколько раз повторила она.

– Да уж, – ответила я. – Если хочешь знать, мне и говорить об этом трудно.

Я уже устала рассказывать всем о Джульетте. Молва о ее болезни быстро распространилась по городу, и теперь мне постоянно звонили знакомые и требовали от меня подробностей. Это раздражало меня. Каждый раз, воссоздавая события, я как будто заново переживала их и чувствовала себя виноватой перед сестрой. Теперь мне было совершенно очевидно, насколько серьезно она была больна. Я не пришла вовремя ей на помощь, а значит, подвела ее.

Мне очень хотелось поговорить с Луизой, но я решила не звонить ей до тех пор, пока она не побывает на приеме у врача. Я не желала омрачать ее радость своим горестным рассказом.

Однако в отделе витаминов супермаркета «Броудрейндж» Луиза случайно встретилась с Соней, и та поведала ей о несчастье, произошедшем с моей сестрой. Соня, в свою очередь, узнала обо всем от Ровены, которая накануне разговаривала по телефону с моей матерью. Очевидно, в этот момент мимо них проходил, переваливаясь, Генри: он тоже счел своим долгом немедленно выразить сочувствие и предложить помощь. Только этого мне не хватало!

– Расскажи мне о Гае, – попросила Луиза. – Как ты могла прогнать его? Мне так хотелось взглянуть на этого парня!

– Я ничего не могла поделать с собой. У моей сестры психическое расстройство, меня преследуют судебные приставы, Найджел куда-то исчез, оставив меня в полном дерьме, управляющий банком жаждет моей крови. А в это время Гай говорит: «Ты знаешь, что шестьдесят пять процентов мужчин кончают через две минуты после начала полового акта, а женщинам в среднем требуется на это двадцать минут?» – Я вздохнула. – Все это, конечно, прекрасно, но ведь на свете существуют не только сексуальные проблемы.

Луиза хмыкнула.

– Ладно, не расстраивайся, – сказала она. – Все равно у вас не сложилось бы серьезных отношений.

– А как у тебя с личной жизнью?

– Я наконец-то рассталась с этим лживым ублюдком, – ответила она. – Слава богу, что ребенок у меня не от него, а от Роберта.

Я промолчала.

Луиза взглянула на лежавшую на столе корреспонденцию и ткнула пальцем в счет за электричество.

– Кэри, хочешь я одолжу тебе денег? – спросила она.

– Нет, нет, я обойдусь, – поспешно сказала я. Я надеялась, что Бен не оставит меня в беде, и рассказала Луизе о его планах. Бен собирался помочь мне избавиться от квартиросъемщиков.

– В центре города есть агентство по найму жилья, – сообщила Луиза. – Ты могла бы найти через него приличных жильцов с хорошими рекомендациями.

«Приличные квартиросъемщики хотят иметь приличную квартиру», – с горечью подумала я, но вслух сказала другое.

– Да, конечно, Лу, я обращусь к ним.

– Если хочешь, я могу дать тебе денег в долг, – еще раз предложила она.

– Спасибо, но пока не надо. Все образуется.

Когда Луиза вышла в туалет, я сложила всю корреспонденцию в одну стопку и накрыла ее своим ежедневником. Вид всех этих счетов и писем действовал на меня угнетающе. Меня обуревали противоречивые желания. С одной стороны, мне хотелось все рассказать подруге, поделиться с ней своими проблемами и попросить о помощи. А с другой, я чувствовала ответственность перед своим будущим крестником. Мне не хотелось расстраивать его мать, и, честно говоря, мне было стыдно: почему именно я вечно сижу без денег, вся в долгах, да и веду себя неадекватно, а у Луизы была хорошая работа, новый автомобиль и гарантированная персональная пенсия под старость – и все это прямо со школьной скамьи.

Я решила позже съездить к Найджелу и узнать, что случилось с этим ублюдком. А пока я могла сосредоточить все свое внимание на единственном радостном событии в окружавшей меня действительности.

– Может быть, перед уходом выпьешь кофе, Лу? – крикнула я в коридор.

Но тут дверь ванной комнаты открылась, и из нее вышла мертвенно-бледная Луиза.

– Нам надо срочно ехать в клинику, Кэри. У меня началось кровотечение.

– Постарайся успокоиться, – сказала я Луизе, когда моя машина остановилась у светофора. – Помнишь, у Ровены тоже было такое? Но все обошлось, и она родила. Ей просто пришлось полежать несколько дней в клинике.

Луиза покачала головой.

– Я знаю, что потеряю ребенка. Я уверена в этом. Это наказание за то, что я делала Роберту.

– Не говори так. Все будет хорошо.

Всю дорогу мы говорили на эту тему. Переступив порог клиники, я сразу же бросилась в регистратуру. Услышав, что произошло, служащая исчезла в кабинете врача, а затем поспешно пригласила Луизу войти.

Мне стало нехорошо. Сначала Джульетта, теперь Луиза. Меня вдруг охватила паника при мысли о том, что мама, возможно, оступилась, упала с лестницы и лежит сейчас беспомощная на полу, а поблизости – никого. Но тут я сообразила, что именно такие навязчивые страхи и довели Джульетту до психушки. От этой мысли я испугалась еще больше.

«Прекрати сейчас же!» – приказала я себе, не обращая внимания на любопытные взгляды, которые бросал на меня шмыгавший носом мальчишка, сидевший рядом на стуле.

Взяв со столика журнал, я полистала его. В нем можно было найти статьи о том, как выглядеть моложе своих лет, как похудеть и стать стройнее, как заарканить молодого любовника. Авторы в один голос советовали отказаться от алкоголя. А о курении не было сказано ни единого слова. Когда я курила, помню, с каждой страницы меня убеждали в том, что никотин способствует образованию морщин, наносит вред зубам и волосам, что курение противопоказано во время беременности, что оно пагубно воздействует на сердце и легкие. Но как только я бросила курить, все издания тут же забыли о вреде никотина и начали трубить об опасностях, связанных с алкоголем, в котором, твердили они, первопричина чуть ли не всех известных болезней; пьющий человек, убеждали мня, выглядит как старая развалина, пока не откинет копыта от своего пьянства. Если я когда-нибудь стану трезвенницей, то, несомненно, мне на глаза начнут попадаться статьи о том, что свежие овощи и фрукты вредны человеку. В особенности, если вы едите их в прикуску с шоколадными пальчиками.

Подняв глаза, я увидела на противоположной стене плакат с надписью: «У вас проблемы с алкоголем?»

Я снова потупила взор и стала рассматривать фото, на котором были изображены три женщины. Здесь же указывался их возраст – пятьдесят девять лет, шестьдесят один год и семьдесят лет. Но все они выглядели моложе меня. И причиной тому были галлон воды, который каждая из них выпивала ежедневно, и новая тушь для ресниц.

Поморщившись от отвращения, я бросила журнал на столик и взяла издание под названием «Домоводство». Полчаса я читала статью «Двадцать рецептов приготовления кабачков», однако так и не запомнила ни один из них. Меня не покидали мысли о том, что Луиза находится сейчас в кабинете врача. Что с ней так долго делают? Какой она выйдет? Может быть, она, сияя от радости, объявит мне сейчас, что с ребенком все хорошо? Или ее вывезут на каталке, бледную, как смерть, укрытую простыней? Мне казалось, что я не вынесу этого. Я сидела, сжав кулаки. Мне отчаянно хотелось, чтобы с крошечным существом в ее утробе ничего не случилось. Перед моим мысленным взором вставали ужасные картины: кровь, еще не сформировавшийся плод в медицинском лотке… У Ровены есть книга с цветными иллюстрациями, на которых изображен ребенок в утробе матери на различных стадиях развития. По этим фотографиям можно проследить, как он растет, как развиваются его пальчики на руках и ногах…

Я вскочила с места и хотела подбежать к девушке в регистратуре, но тут дверь кабинета отворилась, и в коридор вышла заплаканная Луиза. Я бросилась к ней. Она молча покачала головой и направилась к выходу. Я догнала ее уже на улице.

– Что случилось? – спросила я.

– Я не беременна.

Я с недоумением взглянула на нее.

– Ты хочешь сказать, что у тебя произошел выкидыш?

– Нет! Я вообще не была беременна.

По ее лицу текли слезы.

– Вообще не была?

– Нет! Что я теперь скажу Роберту?

– А где сейчас Роберт? – спросила я, пододвигая Луизе чашку чая, в которую я налила изрядную дозу бренди. Старую липкую бутылку с этим напитком я нашла в глубине кухонного шкафа за жестянками с кексом для домашней выпечки.

– Дома, – сказала она, сопя и прихлебывая чай. – Он на этой неделе не работает. Роберт хотел пойти со мной к врачу, но я сказала ему, что ты пойдешь со мной, а потом я сразу же вернусь и расскажу ему обо всем. Кэри, но почему я нахожусь в таком странном состоянии все эти дни? Почему я постоянно плачу?

Я взяла бутылку бренди и вылила остатки в свою кружку.

– Сначала тебя потрясло то, что ты беременна. Потом то, что ты не беременна. А что сказал доктор?

– По его мнению, это дисбаланс гормонов, вызванный пропущенной овуляцией. Он осмотрел меня и заявил, что я совершенно точно не беременна. «Но у меня кровотечение», – сказала я. «Да, у вас начались месячные», – заявил он. Луиза засмеялась сквозь слезы, ее смех был похож на рыдания. – Я чувствовала себя законченной идиоткой. Доктор, должно быть, решил, что я спятила.

– А как же твой растущий живот и набухшая грудь?

– Не знаю. Доктор что-то говорил об избытке прогестерона и о том, что такое случается. И еще он сказал, что если я захочу ребенка, у меня не должно возникнуть проблем с зачатием.

– Ну вот видишь, как хорошо, – сказала я, хотя, как и Луиза, чувствовала себя разочарованной. – Теперь ты убедилась в том, что тебе действительно хочется ребенка, и можешь планировать его.

Луиза смотрела на меня, выставив нижнюю губу так, как делала это в детстве.

– Я не хочу ничего планировать, – раздраженно сказала она. – Я хочу того ребенка, которого, как я думала, ношу под сердцем.

Я отвезла Луизу домой. Поцеловав меня, она поднялась на крыльцо. Двери распахнулась, и я увидела в дверном проеме Роберта. Он обнял Луизу, и я тронулась с места.

Пикап Найджела стоял на дорожке возле дома, но его легковой машины не было видно. Я припарковалась в переулке, перелезла через невысокую ограду и подошла по усыпанной гравием тропинке к гаражу. Заглянув в окно, я увидела, что он пуст.

Поднявшись на крыльцо, я постучала в дверь, но это было напрасной тратой времени. Дома находился только Сэм, старый вонючий Лабрадор Найджела. Он вышел из-за угла и обнюхал меня, как всегда, с недовольным видом, ткнувшись мордой мне в лобок.

– Ах, ты мерзкая псина!

Отпихнув Сэма, я обошла дом. Во дворе в загоне под деревом стоял толстый откормленный пони. Рядом с решеткой для барбекю валялся сломанный детский велосипед. На столике стояло несколько пустых банок из-под пива.

Я заглянула через окно в дом и не узнала гостиную Глории, всю в таких «уютненьких подушечках и живых цветочках». На полу рядом с диваном валялось множество банок из-под пива и лежал ворох газет. И вокруг ни одной живой души. Я не понимала, куда подевались обитатели дома. Животные Найджела явно не голодали, но сам дом был пуст.

Я вернулась к машине и поискала листок бумаги, на котором я могла бы написать записку. По иронии судьбы мне под руки попался счет, выставленный Тревором за выполненные работы. Достав из сумочки шариковую ручку, я накарябала на обороте счета: «Найджел, пожалуйста, срочно позвони мне. Я в полном дерьме» и бросила записку в почтовый ящик.

Когда я возвращалась по дорожке к своей машине, мне встретился старик в синем комбинезоне с ведром в руках. Мы остановились, и он заговорил со мной.

– Они уехали.

– Куда и на сколько дней?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Мне велели кормить животных и подрезать кусты.

– Кто велел? Найджел?

Старик покачал головой.

– Я говорил с его женой. – Он двинулся дальше, бросив мне через плечо: – Она забрала все детские игрушки. Похоже, они не собираются возвращаться.

Вернувшись домой, я сразу же легла в постель. Я не успела поменять белье, и от наволочек исходил запах крема после бритья, которым пользовался Гай. У меня дрогнуло сердце, но я хорошо знала, что если бы он был здесь, то я снова почувствовала бы отвращение к его волосатому потному телу.

Еще не стемнело. Я слышала шум машин, крики, смех, шаги прохожих. Свернувшись калачиком, я обняла себя за плечи. Почему Найджел уехал, не сказав мне ни слова? Я почувствовала надвигающуюся опасность.

Мне очень хотелось уснуть, но я долго лежала, не смыкая глаз. Когда стемнело, я почувствовала, как мой мозг наполнился голосами. Я слышала холодные обвинения Грэма, презрительные упреки Тревора, тихий плач Джульетты, лежащей на больничной койке…

Я хотела включить свет, но не могла пошевелиться и лежала, как будто окаменев. По потолку проплывали отсветы от фар проезжавших мимо машин. Меня терзал страх.