Солнце клонилось к закату, вызолачивая камни и скалы. Голос Иоанна Крестителя все догонял меня, и было это не пением — песен он не знал, — а кличем овна, созывающего стадо.

Я шел упруго, уверенно. Теперь я был — не как все. Даже ноги мои ступали шире. Я наконец познал человека, поселившегося внутри меня. Человека лучшего, нежели я был прежде. Теперь я стал им.

Небо заволокла огромная туча. Начался ливень. С одного конца пустыни на другой перекинулась радуга, и надо мною разлилось Божественное сияние. Я лег на мокрый горячий песок, но Его голос приказал мне:

— Встань.

Я повиновался. Он продолжал:

— Когда-то Я поговорил с пророком Иезекиилем, и он спас народ наш в вавилонском плену. Теперь те же слова предназначены тебе: «Сын Человеческий, посылаю тебя к сынам Израилевым, к народу, который, возмутившись против Меня однажды, остается непокорным до сего дня. Они неблагодарные и жестокосердные дети. Но ты передашь им слова Мои. Они не чужестранцы, говорящие на непонятных наречиях, а дети дома Израилева. Не страшись! Я дам тебе силу, чтобы ты мог противостоять им. Не бойся их».

Потом голос добавил в самое мое ухо: — Такие слова обратил Я к Иезекиилю. Но тебе скажу: ты — Сын Мой, и потому будешь сильнее любого пророка. Даже пророка Иезекииля.

Мне предстоял долгий переход по малознакомой земле. Я шел, вновь исполненный ликования и страха. Еще я чувствовал неимоверную усталость. Слова Господа показались мне ближе и понятнее Священного Писания, которое я изучал с раннего детства. Но и теперь, когда Он был совсем рядом, я по-прежнему испытывал страх. Ведь это Его глас раскатывается эхом на сто верст окрест, когда рушатся скалы. Я не знал, как служить Богу, который может враз покрыть кожу всех людей и тварей в Египте кипящими волдырями, наслать град на цветущие поля или огонь на деревья и травы, чтобы сжечь их дотла. Я воздел руки к небесам, словно хотел спросить: неужели я и впрямь избран, чтобы исполнить Твою волю? И Бог ответил:

— Раз ты пока слаб, не возвращайся в дом свой. Поднимись лучше на гору, что высится здесь, пред тобой. Иди же. И прими пост среди этих пустынных каменистых утесов. Воду найдешь под камнями. Пей, но ничего не ешь. В последний день твоего поста, до захода солнца, ты постигнешь, почему Я избрал тебя.

Вскоре я понял, что Он оберегает меня от напастей. Я стал подниматься в гору, но тут как раз стемнело, и я принужден был делить ложе со змеями и скорпионами. Однако ни одна из этих тварей ко мне не приблизилась. Поутру я продолжил путь и большую часть дня поднимался в гору. И не единожды вспомнил стенания пророка Исайи, поскольку здесь воистину властвовали лишь бакланы да выпи.

Куда ни кинь взгляд — всюду простиралась одна лишь великая пустошь. С гребней скал на меня хищно взирали стервятники, сидевшие попарно, бок о бок. Мне вдруг вспомнилось, как Иоанн Креститель на прощание спросил: —Явился ли тебе Божий лик, когда ты поднял голову из воды?

Иоанн ждал ответа, не сводя с меня глаз. Я размышлял. Быть может, миллион миллионов душ, которые я увидел в тот миг, и были ликом Божьим? Однако Иоанну я ответил вопросом на вопрос:

Разве лицезрение Бога не есть смерть? Не есть конец?

Для всех, кроме Христа, — сказал он. А потом добавил: — Однажды меня посетил Святой Дух. Он был так близко, что я за крыл глаза руками. Но Святой Дух молвил: «Я позволю тебе взглянуть на спину Мою». И я увидел Его спину — осанистую и благородную. — Иоанн сжал мой локоть. — Я знал с самого детства, что следом за мной придет брат, что он станет мне сменой. Мать рассказала мне все, о чем поведала ей твоя мать, все, что с нею случилось. — Он расцеловал меня в обе щеки. — Я крещу водой, — произнес он, — Я очищаю любую душу, которая искренне раскаялась в грехах своих. Ты же будешь крестить Духом. И — с Божьей помощью — искоренишь зло. — И он поцеловал меня снова.

Запах, который шел изо рта у Иоанна Крестителя, запах изможденного тела, остался в моей памяти навсегда. Этот запах неистребим — сколько ни смачивай водой запекшиеся губы и воспаленное горло. Он — знак безмерной усталости и утрат, постигших человека на его пути к цели. Но кожа Иоанна была чиста и невозмутима, как выжженная солнцем каменистая пустыня. А еще от него пахло водами Иордана и тяжелой вязкой мудростью иорданской воды и ила.