От приходского дома мы бежим к дому сапожника. У него в окнах выбиты стекла, дверь выломана. Внутри все перевернуто. Стены исписаны ругательствами.

На скамейке перед соседним домом сидит старая женщина. Мы спрашиваем у нее:

— Сапожника нет?

— Давно уже. Несчастный человек.

— Он не с теми, кто сегодня прошел через город?

— Нет, сегодняшних привезли из других мест. В вагонах для скота. Сапожника убили здесь, в мастерской, собственными инструментами. Бог все видит. Бог рассудит, кто прав, кто виноват.

Когда мы возвращаемся домой, то видим, что Бабушка лежит на спине, раскинув ноги, у садовой калитки, и вокруг нее валяются яблоки.

Бабушка не двигается. Изо лба у нее течет кровь.

Мы бежим на кухню, обмакиваем тряпку в воде, достаем из шкафчика водку. Мы кладем Бабушке на лоб мокрую тряпку и наливаем водку ей в рот. Через некоторое время она открывает глаза. Она говорит:

— Еще!

Мы опять льем ей водку в рот. Она приподымается на локте и начинает кричать:

— Соберите яблоки! Чего ждете, подбирайте яблоки, сукины дети!

Мы собираем яблоки, лежащие в дорожной пыли. Мы складываем их ей в передник.

Тряпка свалилась со лба Бабушки. Кровь капает ей в глаза. Она утирается краем платка.

Мы спрашиваем:

— Вам больно, Бабушка?

Она усмехается:

— Меня одним ударом приклада не убьешь.

— Что произошло, Бабушка?

— Ничего. Я собирала яблоки. Подошла к калитке посмотреть, как их ведут. Не удержала передник, яблоки упали, покатились на дорогу. В самую толпу. Что, из-за этого бить людей?

— Кто вас ударил, Бабушка?

— Ну, кто, вы думаете, меня ударил? Вы что, совсем идиоты? Их тоже стали бить. Били куда попало. Но некоторым все-таки удалось поесть моих яблок!

Мы помогаем Бабушке встать. Мы отводим ее в дом. Она начинает чистить яблоки на компот, но падает, и мы относим ее на кровать. Мы снимаем с нее башмаки. Платок у нее на голове развязывается, под ним совершенно голый череп. Мы завязываем ей платок. Мы долго сидим рядом с ее постелью, держим ее за руку, слушаем, как она дышит.