Служанка часто поет. Старинные народные песни и современные песни, в которых говорится о войне. Мы слушаем эти песни, потом повторяем их на своей гармошке. Мы также просим у денщика научить нас песням его страны.

Вечером, поздно, когда Бабушка уже спит, мы идем в город. Мы останавливаемся около замка, на старой улице, перед низким домом. Лестница ведет вниз, к двери, из-за которой доносятся шум, голоса, вырывается дым. Мы спускаемся по каменным ступеням и попадаем в подвал, в котором устроен кабачок. Мужчины, стоя, или сидя на деревянных скамьях и бочках, пьют вино. Большинство из них старики, но есть несколько молодых и три женщины. Никто не обращает на нас внимания.

Один из нас начинает играть на гармонике, а другой поет известную песню, где говорится о том, что женщина ждет мужа с войны и что он скоро вернется с победой.

Люди один за другим поворачиваются к нам; голоса смолкают. Мы поем и играем все громче, мы слышим, как звучит наша музыка, она отдается в сводах подвала так, как будто играет и поет кто-то другой.

Песня кончается, и мы поднимаем глаза на усталые и изможденные лица. Одна женщина смеется и хлопает в ладоши. Молодой мужчина, у которого нет руки, говорит охрипшим голосом: — Еще. Сыграйте что-нибудь еще! Мы меняемся ролями. Тот, у кого была гармоника, передает ее другому, и мы начинаем новую песню.

Очень худой человек, шатаясь, подходит к нам и кричит нам прямо в лицо:

— Молчать, суки!

Он грубо толкает нас, одного вправо, другого влево; мы теряем равновесие, гармоника падает. Человек, держась за стену, уходит вверх по лестнице. С улицы до нас доносятся его крики:

— Всем молчать!

Мы поднимаем гармонику, вытираем ее. Кто-то говорит:

— Он глухой.

Кто- то другой говорит:

— Он не просто глухой. Он сошел с ума.

Один старик гладит нас по волосам. Слезы текут у него из глубоко запавших, обведенных черными кругами глаз:

— Какое несчастье! Несчастный мир! Бедные дети! Бедный мир!

Одна женщина говорит:

— Глухой ли, сумасшедший ли, а он вернулся домой. Ты вот тоже вернулся.

Она садится на колени к мужчине, у которого нет руки. Он говорит:

— Ты права, красавица, я вернулся. Но чем мне работать? Чем мне держать рубанок? Пустым рукавом?

Другой молодой мужчина, сидящий на скамье, со смехом говорит:

— Я вот тоже вернулся. Только низ у меня парализован. Ноги и все прочее. У меня больше не встанет. Лучше бы я умер — раз, и кончено.

Другая женщина говорит:

— На вас не угодишь. Все те, кто умирает в госпитале у меня на глазах, говорят: «Каким угодно, все равно хочу остаться в живых, вернуться домой, увидеть жену, мать, все равно как, лишь бы пожить еще немного».

Один мужчина говорит:

— А ты заткнись. Женщины в войне ничего не понимают.

Женщина говорит:

— Не понимают? Кретин! На нас вся работа, все заботы: и детей прокормить, и раненых вылечить. Вы, как только война кончится, — все герои. Умер — герой. Выжил — герой. Калека — герой. Оттого вы, мужчины, ее и выдумали. Это ваша война. Вам она понадобилась, вы и воюйте, герои дерьмовые!

Все начинают говорить, кричать. Старик, который стоит около нас, говорит:

— Никто не хотел этой войны. Никто, никто.

Мы выходим из подвала и отправляемся домой. Луна освещает улицы и пыльную дорогу, ведущую к дому Бабушки.