Иностранный офицер
Мы проводим в саду упражнение на неподвижность. Жарко. Мы лежим на спине в тени орехового куста. Сквозь листья видно небо и облака. Листья орешника не двигаются; облака тоже кажутся неподвижными, но если на них долго и внимательно смотреть, то можно заметить, как они меняют форму и размер.
Бабушка выходит из дома. Проходя мимо нас, она ногой швыряет песок и щебенку нам в лицо и на тело. Она что-то бормочет и уходит на виноградник спать.
Офицер, голый до пояса, с закрытыми глазами сидит на скамье перед своей комнатой, прислонившись головой к белой стене, на самом солнце. Вдруг он направляется к нам; что-то говорит, но мы не отвечаем, мы не смотрим на него. Он возвращается к себе на скамейку. Позже денщик говорит нам:
— Господин офицер просит вас приходить говорить с ним.
Мы не отвечаем. Он говорит снова:
— Вы вставать и приходить. Офицер сердитый, если вы не слушаться.
Мы не двигаемся.
Офицер что-то говорит, и денщик входит в комнату. Слышно, как он поет, убирая комнату.
Когда солнце касается крыши дома рядом с трубой, мы поднимаемся. Мы идем к офицеру, мы останавливаемся перед ним. Он зовет денщика.
Мы спрашиваем:
— Чего он хочет?
Офицер задает вопросы; денщик переводит:
— Господин офицер спрашивать, почему вы нет двигаться, нет говорить?
Мы отвечаем:
— Мы выполняли упражнение на неподвижность.
Денщик снопа переводит:
— Господин офицер говорить, вы делать много упражнения. Также другой вид. Он видел, вы бить друг друга ремнем.
— Это было упражнение на выносливость.
— Господин офицер спрашивать, почему вы делать все это?
— Чтобы приучить себя к боли.
— Он спрашивать, вам приятно, чтобы больно?
— Нет. Мы просто хотим победить боль, жару, холод, голод, все, что причиняет боль.
— Господин офицер восхищение к вам. Он считать вас необыкновенный.
Офицер добавляет несколько слов. Денщик нам говорит:
— Все, хватит. Я нужно идти теперь. Вы тоже удирать, идти на рыбалку.
Но офицер, улыбаясь, удерживает нас за руку и жестом приказывает денщику уйти. Денщик делает несколько шагов, оборачивается:
— Вы, уходить! Быстро. Идти гулять в городе.
Офицер смотрит на него, и денщик отходит к калитке, но оттуда снова кричит нам:
— Убираться к черту, вы! Не остаться! Не понимать, идиоты?
Он уходит. Офицер улыбается нам, ведет нас к себе в комнату. Он садится на стул, притягивает нас к себе, поднимает нас и сажает к себе на колени. Мы обхватываем руками его за шею, прижимаемся к его волосатой груди. Он баюкает нас. Мы чувствуем, как под нами, между ног у офицера шевелится что-то теплое. Мы переглядываемся, потом смотрим офицеру прямо в глаза. Он нас тихонько отстраняет, треплет нас по голове, встает. Он протягивает нам два хлыста, а сам ложится плашмя на кровать. Он произносит всего одно слово, которое мы понимаем, не зная его языка.
Мы хлещем его. Каждый по очереди.
Спина офицера покрывается красными полосами. Мы хлещем все сильнее и сильнее. Офицер стонет и, не меняя положения, спускает себе брюки и трусы до лодыжек. Мы изо всех сил хлещем его по белым ягодицам, по бедрам, по ногам, по спине, по шее, по плечам, и все становится красным.
Тело, волосы, одежда офицера, постель, ковер, наши ладони и руки — красного цвета. Кровь брызгает даже нам в глаза, она смешивается с нашим потом, и мы продолжаем хлестать, пока он не испускает последний, нечеловеческий крик, и мы падаем без сил возле кровати.