9

И вот я снова обогнул полмира, чтобы на этот раз оказаться в Пекине.

В нашей команде по пинг-понгу собрались самые разные парни, и ко мне они относились очень хорошо. Китайцы тоже оказались неплохими ребятами, совсем не похожими на тех косоглазых, что были во Вьетнаме. Во-первых они были очень чистые, и к тому же вежливые. Во-вторых, они не стремились меня пристрелить.

Кроме того, Госдепартамент послал вместе с нами парня, который должен был учить нас тому, как вести себя с китайцами, и вот он-то был самым неприятным из всех. Прямо скажу, это был порядочный кусок дерьма. Звали его мистер Уилкинз, он всегда носил с собой дипломат и его волновало только то, начищены ли его туфли и выглажены ли брюки. Не сомневаюсь, что просыпаясь по утрам он первым делом протирал свою задницу.

Этот Уилкинз вечно ко мне придирался.

— Гамп, — говорил он, — если китаец тебе кланяется, ты должен кланяться в ответ. Гамп, нужно держать себя прилично на публике. Гамп, почему у тебя на брюках пятна? Фи, Гамп, ты ведешь себя за столом, как свинья!

Вот в этом он, наверно, был прав. Эти китаезы едят двумя такими маленькими палочками, просто невозможно с их помощью засунуть в рот хоть сколько-нибудь еды, так что большая ее часть оказывалась на моих брюках. Неудивительно, что я не видел ни одного толстого китайца. Мне кажется, им следовало бы все-таки научиться есть вилками и ложками.

Ладно, мы сыграли в этими китаезами кучу партий в пинг-понг. У них было несколько неплохих игроков, но мы держались. Вечерами они обязательно находили нам какое-нибудь дело — то банкет, то концерт. Однажды мы должны были ехать в какой-то ресторан под названием «Пекинская утка», и когда я спустился в вестибюль отеля, Уилкинз мне говорит:

— Гамп, отправляйся в номер и надень другую рубашку. Эта выглядит так, словно ты кидался тортами.

Потом отвел меня к портье, говорившему по-английски, и сказал ему написать для меня записку по-китайски, что мне нужно ехать в ресторан «Пекинская утка». Эту записку я должен был отдать шоферу такси.

— Мы поедем вперед, — сказал Уилкинз, — а ты дашь эту записку шоферу и он тебя отвезет, куда нужно. — Так что я спокойно вернулся в номер и надел новую рубашку, как и говорил Уилкинз.

Ладно, перед отелем я нашел такси и шофер меня повез. Я начал было искать записку для него, и тут понял, что наверно забыл ее в старой рубашке, только к этому времени мы были уже далеко от отеля. Шофер все время поворачивался ко мне и что-то спрашивал, наверно, куда мне ехать, а я отвечал ему — «пекинская утка, пекинская утка», а он только пожимал плечами и возил меня по городу.

Так шло примерно с час, и должен сказать вам, что Пекин я-таки повидал. Наконец, я постучал по его плечу и когда он повернулся, начал махать руками, как крыльями, говоря: «пекинская утка!». Тут он широко улыбнулся, закивал головой и мы рванули. И с тех пор, как только он ко мне поворачивался, я начинал махать руками. Примерно через час мы остановились, и когда я выглянул в окно, то оказалось, что мы приехали к аэропорту!

Ну, было уже поздно, а я ничего не ел, и довольно-таки проголодался. Так что, как только мы проехали мимо какого-то ресторана, я сказал ему остановиться и выпустить меня. Я ему дал пачку этих странных китаезных денег, которые нам всем выдали, он что-то взял, а остальные отдал мне.

Я вошел в ресторан и почувствовал себя так, словно я на Марсе. Ко мне подошла девушка и как-то странно посмотрела на меня, и дала меню. Меню было на китайском языке, но подумав, я ткнул пальцем последовательно в пять-шесть блюд, рассчитывая, что уж одно из них наверняка окажется съедобным. На самом деле, они все оказались вполне съедобными. Я поел, заплатил и вышел на улицу, чтобы найти свой отель. Однако проходив по улице несколько часов, я так ничего и не нашел, и тут меня поймали.

Оказался я в тюрьме. Потом появился большой китаеза, говоривший по-английски, и он стал задавать мне разные вопросы и угощал сигаретами, точь-в-точь как в кино, а на следующий день меня наконец выпустили. Мистер Уилкинз пришел в тюрьму и примерно час проговорил с китаезами, и они меня отпустили.

Мистер Уилкинз был вне себя.

— Гамп, ты понимаешь, что они приняли тебя за шпиона!? — сказал он. — Ты понимаешь, что мог свести на нет все наши усилия?! Ты что, сошел с ума?

Хотел я ему ответить, что я самый обычный идиот, да не стал. В общем, мистер Уилкинз купил у уличного торговца большой воздушный шарик и привязал его пуговице на моей рубашке, чтобы найти меня «в любой момент». И еще он приколол мне на грудь табличку, где было написано, кто я и где живу. Я чувствовал себя круглым дураком.

Однажды нас всех погрузили в большой автобус и повезли к большой реке, на берегу которой стояло множество китаез в форме, так что мы поняли, что тут находится самый главный китаеза, Председатель Мао.

Председатель Мао оказался толстым старым китайцем, похожим на Будду. Он снял свою пижаму и оказался в плавках. Нам сказали, что несмотря на свои восемьдесят лет, он собирается переплыть эту реку.

Ну, вошел он в реку и поплыл, и все были в полном восторге. Примерно посередине реки он поднял руку и помахал нам. Все стали махать руками ему в ответ.

Примерно через минуту, он снова помахал рукой, и снова все помахали ему в ответ.

Наконец, он помахал в третий раз, и тут-то все сообразили, что он не просто машет рукой, а тонет!

Ну, тут такое началось! Наконец-то я понял, что такое «китайское столпотворение»! Множество народу бросилось в воду, с той стороны к председателю устремились лодки, а те, что остались стоять на берегу, начали хлопать себя по голове ладошами. Когда я увидел, как старик исчез под водой, я сказал себе — к черту! Скинул туфли и прыгнул в воду. Тех китаез, что плыли к месту, где исчез председатель, я обогнал очень быстро, и скоро оказался там, где кружили лодки, а люди на них всматривались в воду, словно пытались что-то там увидеть. Это было глупо с их стороны, потому что вода была такого же цвета, как в канализации.

Ладно, нырнул я раза три-четыре и точно — этот старикан оказался прямо подо мной! Я вытянул его на поверхность, а китаезы подхватили его и увезли на лодке. Меня они оставили как есть, так что пришлось возвращаться в берегу вплавь.

Когда я вылез на берег, люди стали прыгать еще сильнее и хлопать меня по спине, а потом подняли на руки и понесли к автобусу. Но когда автобус тронулся, мистер Уилкинз подошел ко мне и покачал головой:

— Ты просто осел, — сказал он, — неужели не ясно, что для Соединенных Штатов лучше всего было бы, если бы этот сукин сын утонул! Да, Гамп, ты упустил случай, который представляется человеку только раз в жизни.

Так что я решил, что снова я что-то испортил. Но ведь я только хотел сделать, как лучше!

Мы непрерывно играли в теннис, и дело близилось к концу, но я уже потерял представление о том, кто выигрывает, кто проигрывает. А тем временем, из-за того, что я вытащил этого старикана, Председателя Мао, из реки, я стал для китаез чем-то вроде национального героя.

— Гамп, — сказал мне как-то мистер Уилкинз, — как ни странно, ваша глупость обернулась для нас удачей. Я только что получил известие, что китайский посол согласился начать переговоры с Госдепартаментом об улучшении межгосударственных отношений. И еще — китайцы хотят устроить в твою честь парад, и я надеюсь, что ты будешь вести себя прилично.

Через два дня состоялся этот парад, и это было зрелище что надо! Вдоль улицы выстроились примерно миллион китайцев, и когда я шел мимо них, они кланялись и махали мне руками. Улица вела к Тяньаньмынь, где было нечто вроде китайского Белого дома, где меня должен был торжественно принять сам Председатель Мао.

Когда мы дотуда добрались, китаезы прямо с ума посходили от счастья, что видят меня. Они накрыли длиннющий стол и я сидел рядом с самим Председателем. Посреди банкета он наклонился ко мне и сказал:

— Я слышал, что вы воевали во Вьетнаме. Скажите мне, если вам нетрудно, что вы думаете об этой войне? — переводчик перевел мне его слова, и я подумал — черт побери, если он спрашивает, то наверно, в самом деле хочет знать. И я ответил:

— Я думаю, что это полное дерьмо.

Переводчик перевел ему это, а он вдруг как-то странно изменился в лице, пристально посмотрел на меня, и вдруг губы у него дрогнули, и он широко улыбнулся, а потом начал жать мне руки, и кивать головой, как какой-нибудь китайский болванчик. Фотографы тут же начали это снимать, и потом этот снимок появился в американских газетах. Но до этого дня я никогда никому не рассказывал, что я тогда такого сказал, что он так заулыбался.

Когда мы уезжали, около отеля собралась большая толпа. Я огляделся, и увидел среди китаез женщину в мальчиком на плечах, и вот он-то был настоящим монгольским идиотом — язык наружу, глаза перекошены, и он все время что-то лопотал, как это всегда делают идиоты. Я просто не мог удержаться, и хотя мистер Уилкинз запретил нам подходить к китаезам без его разрешения, я все-таки подошел к ней, вытащил из кармана пару пинг-понговых шариков, которые всегда носил в кармане, поставил на них свой крестик и отдал малышу.

Первым делом он засунул шарики в рот, а потом схватил меня за руку. Потом он вдруг широко улыбнулся, а на глазах его матери почему-то появились слезы, она начала что-то верещать, и переводчик сказал мне, что этот мальчик улыбнулся впервые в жизни. Да, я мог бы ей кое-что порассказать, только у нас не было на это времени.

Ладно, но когда я пошел назад, этот мальчишка зашвырнул в меня шариками и попал прямо в голову. И надо же было так случиться, что как раз в этот момент один фотограф меня заснял и потом это фото появилась в газетах под заголовком: «Юный китаец проявляет свою ненависть к американским империалистам».

Ладно, мистер Уилкинз утащил меня в автобус и не успел я оглянуться, как мы уже летели назад в Вашингтон. Перед самым приземлением он сказал мне:

— Ну, Гамп, мне кажется, ты знаешь об этом китайском обычае — если ты спас китайцу жизнь, то с тех пор ты за него отвечаешь. — Тут он как-то ехидно улыбнулся, и тут как раз сказали, чтобы мы не расстегивали ремни. А мы сидели рядом. И в этот момент я пукнул так громко, как никогда в жизни. Это был похоже на разрыв гранаты. У мистера Уилкинза просто глаза вылезли из орбит и он сказал что-то вроде:

— Аааа-кх-кх! — и начал глотать воздух ртом и пытаться расстегнуть ремень.

Тут же прибежала хорошенькая стюардесса, посмотреть, отчего такой шум. А мистер Уилкинз все еще задыхался и кашлял, и тут я тоже зажал нос и указывая на мистера Уилкинза, заявил:

— Нужно открыть окно! — или что-то в этом роде. Мистер Уилкинз весь покраснел и начал показывать на меня, но стюардесса только мило улыбнулась и вернулась на свое место.

Мистер Уилкинз, когда перестал дергаться и поправил галстук, сказал мне еле слышно:

— Гамп, с твоей стороны это была очень неумная шутка!

Но я только ухмыльнулся и смотрел прямо перед собой.

После этого они снова послали меня в Форт Дикс, но больше не посылали к котельную, а сказали, что отпустят меня из армии пораньше. Так что не прошло и суток, как мне разрешили уехать. Они дали мне немного денег на билет, и у меня самого было немного долларов, так что оставалось только решить, куда ехать.

Я понимал, что нужно было бы съездить к маме, потому что она была в доме для бедных. Еще я подумал, не пора ли мне начать заниматься креветками — нужно же мне чем-то заняться в этой жизни. Но на самом деле, я не переставал все это время думать о Дженни Керран в Гарварде. Я уже сел в автобус, и все не мог сообразить, что же сделать лучше всего. Но когда нужно было давать деньги в окошко, я попросил билет до Бостона — не может же человек все время вести себя только правильно!