Глава третья ОСТРОВ СТАРЦА
– А ну, пошла отсюда с моего острова! Брысь отсюда!
Фильм “Остров”
Уже в наше время тысячи людей посетили остров Талабск (имени Залита), омываемый водами Псковского озера. На этом острове жил известный всей православной России старец протоиерей Николай Гурьянов.
Рассказывали, что старец побывал в заключении, а годы войны провел на территории, оккупированной немцами; говорили, что он умеет читать мысли и предсказывает судьбу. Сотни и тысячи людей ежегодно устремлялись к нему из разных уголков России. Однако старец принимал не всех: он мог не только затопать ногами, но и больно отхлестать по щекам, мог и запустить камушком в приезжих.
Он был маленький и худой. Седовласый, с иконописными светло-голубыми глазами. Ходил всегда в старом подряснике. С некоторыми приходившими к нему разговаривал через закрытую дверь. Любопытным говорил строго:
– Ну что, приехали посмотреть на дурака? Посмотрели, ну, идите с Богом!
Других встречал так:
– Вы что хотите? Я по-русски не понимаю!
(На самом деле он не только понимал по-русски, но знал еще и немецкий, английский, эстонский, латышский.)
Многие священники боялись ездить к нему: старец мог сказать что-то нелестное, обличавшее их помыслы и поступки. Он любил пошутить, но не все понимали его шутки и часто воспринимали их как юродство.
Одному человеку, готовящемуся к принятию священства, отец Николай сказал:
– Лицо-то у вас какое благодатное. – И тут же прибавил: – Борода Авраама, а душа-то хама.
В островном храме отец Николай срезал электрическую проводку и служил только при свечах. В своей церкви он очень ревновал о чистоте, и там было по-домашнему уютно. Как и преподобный Амвросий Оптинский, старец Николай Гурьянов очень почитал образ Божией Матери “Спорительница хлебов” и после вечернего богослужения обыкновенно пел величание иконе. Заранее заготовленного гроба у него не было, зато в церкви хранился чемодан, в котором лежали погребальные принадлежности: большой льняной плат, епитрахиль, поручи, набедренник, палица, Евангелие, крест… Старец часто смотрел на эти вещи, “поучаясь урокам смерти”. Отец Николай часто вспоминал слова преподобного Серафима Саровского: “Если бы люди знали, что ожидает нас в будущей жизни, то хотя бы по шею сидели в червях, которые пили бы нашу кровь и грызли наше тело, и тогда бы не сказали, что им это трудно”.
В своей церкви старец служил вдохновенно, по воспоминаниям людей, становился словно бы “выше ростом”. Однажды на службу к нему приехали два солидных, дородных протоиерея. В красивых рясах они с достоинством слушали богослужение. Старец, обходя храм с кадилом, приблизился к ним и тихо сказал:
– Я сижу на бочке,
А под бочкой – мышка.
Мой миленок – комсомолец,
А я – коммунистка.
В другой раз на остров к отцу Николаю приехал молодой священник из Ивановской области, страдавший от духа уныния и даже помышлявший о сложении с себя сана. Старец встретил его ласково, назвал “родным” и повел в свою церковь. В храме он неожиданно схватил батюшку за нос и так провел через весь алтарь. Потом он показал, как нужно раздувать кадило, как правильно мыть Чашу, дал множество других советов, касающихся богослужения, благословил… Священник уехал от старца успокоенным.
Старец сам писал духовные стихи и благословлял на это своих духовных детей. Широко известно его стихотворение “Сеятель”:
Было весеннее раннее время,
В трудную пору, забывши покой,
Сеятель сеял здоровое семя,
Мерно бросая умелой рукой.
Полный работы, любви и тревоги,
Жатвы он ждал от труда своего.
Первое семя легло на дороге,
Стаи пернатых склевали его.
Семя другое на камень упало,
Быстро из семени вышли ростки.
В пору же летнее солнышко встало
И засушило живые листки.
Третие семя упало средь терний,
Тернии силой могучей своей
В час неожиданный, грустный, вечерний
Семя от солнечных скрыли лучей.
На землю доброе семя иное
Пало и, выросши, вызрело в плод.
Так и Господнее слово святое
В почве сердечной живет и растет…
Еще отец Николай любил пение, сам хорошо играл на фисгармонии, сочинял музыку, занимался историей и теорией знаменного пения [18] . Он часто напевал одну из своих любимых песен:
Сердцу милый, вожделенный
Иерусалим, святейший град…
Приходившим к нему он часто читал вслух такие стихи:
Прошел мой век, как день вчерашний,
Как дым промчалась жизнь моя,
И двери смерти – страшно тяжки —
Уж недалеки от меня.
Иногда старец говорил иносказательно. Он мог ответить на заданный вопрос стихами или спеть что-нибудь. Отец Николай вообще был знатоком поэзии: собирал духовные стихи и песнопения и составил сборник “Слово жизни”, причем ко всем текстам сам написал музыкальное сопровождение. Любил он и следующее песнопение:
Господи помилуй, Господи прости.
Помоги мне, Боже, крест мой донести.
Ты прошел с любовью Свой тернистый путь
Ты нес крест безмолвно, надрывая грудь.
Ты за нас распятый, много Ты терпел,
За врагов молился, за врагов скорбел.
Я же слаб душою, телом также слаб,
И страстей греховных я преступный раб.
