Глава четвертая

Глубокой ночью все гости покинули квартиру в Ноттинг-Хилле, последней ушла случайная знакомая Уилла после его вежливого, но твердого отказа от ее благосклонного предложения. Уилл сидел на своем диване и тупо допивал остатки алкоголя из всех банок и бутылок. Когда с уже открытыми емкостями было покончено, он отправился в кухню, нашел там какой-то замысловатый коктейль и вернулся с ним на диван. Выкурив все сигареты, он попытался зажечь окурки из пепельницы, да только опалил бровь и надышался всякой гадости.

Тело неумолимо требовало сна, но в голове клубились мысли, которые он отчаянно старался привести в порядок. Парижская поездка добавила затруднений в дело, над которым он работал. Изначально предполагалось, что цель будет достигнута, и потому у них с собой были все необходимые документы. Когда на совещании в самый последний момент Перси передал их ему. Уилла поразило, что со стороны «Поллинджера» достаточно было лишь одной подписи, и подписать бумаги должен был именно он, Уильям Гаджет.

Со дня, когда Перси стал курировать дело, он безоговорочно давал понять, что сам за него отвечает, не допуская никаких возражений. Тогда почему подписывать бумаги должен Уилл, а не Перси? Но вышло так, что дело не выгорело, а потом неожиданное вторжение Кристофа лишило их возможности хотя бы о чем-то договориться. Однако Уилл понимал, что теперь ему не отделаться, это лишь вопрос времени.

Когда поезд «Евростар», на котором они возвращались из Парижа, остановился перед Ла-Маншем для обычной проверки, не прицепились ли какие-нибудь отчаявшиеся иммигранты под вагонами, Уилл решился на разговор с шефом.

– Пирс, – обратился он.

– Для вас – Перси, – огрызнулся его неприветливый босс.

– Я только хочу знать… – осторожно продолжал Уилл. – Наверняка есть веская причина, которую уж вы-то можете объяснить мне, и все же я никак не могу взять в толк, почему я – единственный, кто должен подписывать документы со стороны «Поллинджера»?

– Гаджет, – ответил Перси, – есть в самом деле веская причина, и это ваша премия. Если вы хотите ее получить, вы подписываете, если нет – вы ничего не получите.

Уилл чуть не поперхнулся. Рассчитывая на этот контракт, он ожидал получить миллионную премию и потому в последнее время тратил деньги не раздумывая. Без этой премии его благосостояние теперь могло оказаться под угрозой.

– Хватит праздных вопросов, мне надо немного поспать, – с этими словами Перси вооружился смешной надувной подушечкой, надел на глаза темные очки и вскоре захрапел.

Мало этой странной истории с подписью, так еще и последний разговор Уильяма с его тогдашним боссом Йореном подобно видеоролику без конца прокручивался в его голове. Перед той аварией босс вызвал Уилла к себе в кабинет.

– Мистер Гаджет, – сказал швед, стоя спиной к Уильяму перед окном, из которого открывался вид на мутную Темзу и индустриальный пейзаж.

– Да, Йорен, – ответил Уильям с опасением, что ему сейчас предложат уволиться.

– Уильям Гаджет, – продолжал Йорен не оборачиваясь. – Мы проработали с вами много лет.

– Да, – отозвался Уильям.

– Я всегда уважал вас за способности и ум. Я считаю вас человеком слова, скромным и честным.

«Черт, – подумал Уилл, – точно – меня увольняют».

– Надеюсь, вы примете это решение независимо от моего отношения к вам лично. – Уилл опустился в кресло. – Вам предстоит оставить работу, которую вы выполняли под моим руководством до сих пор. Я хочу, чтобы с завтрашнего дня вы занялись предполагаемым слиянием «Дека» и «Эльбатропа».

– Но… – все, что успел сказать Уилл. Йорен повернулся и взглянул на него своими ярко-голубыми скандинавскими глазами.

– До свидания, мистер Гаджет, – сказал швед, официально протягивая руку. – А теперь отправляйтесь домой. Увидимся после выходных.

Когда Уилл пожимал ему руку, он почувствовал, как клочок бумаги выскользнул из рукава босса. Он поймал его взгляд и понял все без слов.

Дома он развернул смятую бумажку. Ее содержание было таково:

Только ничего не прояснилось. В понедельник Йорен не появился на работе. Его не было три дня, пока не собрали всех сотрудников отдела слияний и приобретений и не сообщили плохую новость: Йорен попал в автомобильную аварию и теперь находился в коме, хотя еще и оставался призрачный шанс, что он все же выкарабкается. К нему разрешали приходить только близким родственникам, а цветы или карточки не принимали.

Всеобщее замешательство привело к тому, что Уильям несколько дней не мог осознать серьезности происшедшего. Всем прочим сотрудникам, заплаканным секретаршам и бледным стажерам, Уилл, протеже Йорена, даже показался бессердечным. Но он просто никак не мог осознать весь ужас того, что случилось. И вот однажды Уилл в очередной раз зашел в кабинет Йорена в упрямой надежде, что тот появится здесь, и снова обнаружил, что кабинет пуст, и тогда он наконец понял все. Уилл сел в кресло и заплакал.

В комнату быстро вошел Перси со своей новой секретаршей.

– О, ради бога, хватит киснуть, – сказал он. – Конечно, это весьма печально, но нам надо работать дальше. Мне нужно, чтобы вы изложили предысторию дела, так что хватит слез, и займемся работой.

Уильям с ненавистью посмотрел на Перси. Один рабочий уже заменял табличку на двери с именем Йорена на другую, с именем Перси, а второй делал разметку на стене для новых шкафов.

– Йорен перевел меня на дело «Дека» и «Эльбатропа», – тихо сказал Уилл. – Это его последнее распоряжение.

– Как бы то ни было, – сердито сказал Перси, – теперь нечего вспоминать об этом. Полагаю, вы еще в команде. Получите мои распоряжения и освободите мое кресло.

С того дня Уилл плохо спал; если ему удавалось заснуть, он просыпался в жару, весь мокрый, будто его держали в полиэтиленовом пакете. У него пропал аппетит, от еды появлялась изжога; сам того не подозревая, он нажил гастроэнтерит из-за того, что сидел на диете из кофеина и спиртного.

В ту ночь, находясь в одиночестве в своей квартире в Ноттинг-Хилле, потягивая мартини и закусывая грейпфрутом, он размышлял о том, стоило ли вообще жить так. Теперь его жизнь превратилась в бессмысленную борьбу с усталостью, стрессом, скукой, он потерял покой. Может быть, ему следовало плюнуть на все и бросить этот паршивый бизнес, в котором он увяз, и начать сначала. Он пытался найти связь между тем, что случилось с Йореном, и этим контрактом, но не мог найти концов, и теперь уже начинал подозревать, что пора спасаться самому. Ему отчаянно хотелось поговорить с кем-нибудь, но единственный человек, кому он верил, должен был приехать только через два дня. «Поспеши, Мин, – думал Уилл, – ты нужна мне». Уже не в состоянии больше пить мартини, он встал с дивана и отправился в спальню.

Когда он надевал пижаму, раздался телефонный звонок. Уилл бросился к телефону в надежде, что это звонила Мин.

– Алло? – с замиранием сердца спросил он.

После шипения в трубке послышался мужской голос:

– Уильям Гаджет?

– Да?

– Значит, это ваш адрес?

– А кто спрашивает?

– Мы лишь хотим проверить, куда нам прислать цветы.

– Какие цветы?

– На похороны.

– Чьи похороны?

– Ваши.

– Я не…

– Что случилось с вашим боссом, Гаджет?

– Кто это? – спросил Уилл, похолодев от ужаса.

– Йореном Торстедом, – продолжал Голос, – ведь он был опытным человеком. Мы ему доверяли. Но он обманул нас, Гаджет. А за измену надо платить.

– Кто… вы? – повторил Уильям, почти задыхаясь.

– Уильям, – отвечал вкрадчивый Голос, – не переживай так. Если ты будешь делать то, что тебе скажут, мы тебя не тронем. С тобой будет все в порядке, если будешь слушаться. Йорен не слушался. Он отказал нам. Думал, он умнее. Теперь он уже никогда не сможет ходить, Уильям. Никогда.

– О боже… – произнес Уилл. – Что это? – Его охватила дрожь.

– Ты, Уильям, считаешь себя разумным, не так ли? И это так. Будь же умным и впредь и докажи нам это.

– Что д-д-доказать? – запнулся Уилл.

– Я думаю, ты знаешь, – ответил безжалостный Голос. – Думаю, ты понимаешь, что я имею в виду. Мы рядом, и мы ждем. Подойди к двери и оставь это на пороге. Тогда мы уйдем и оставим тебя в покое. Если ты не сделаешь это, Гаджет, мы схватим тебя.

Уильям в ужасе бросил трубку. Он снова схватился за нее, чтобы набрать номер Службы спасения, но Голос все еще оставался на линии.

– Ты у нас в руках, Гаджет.

Уилл вновь бросил трубку, не в силах перевести дух. Он часто дышал, хотя его охватила паника, инстинкт самосохранения подсказывал ему, что пора бежать.

Понятно, что выскочить через дверь не было возможности, поскольку тот Голос мог как раз поджидать его там. Уильям кинулся к своей ненаглядной ванной комнате в глубине квартиры и распахнул окно. К наружной стене была прикреплена лестница, по которой можно было спуститься в сад, расположенный внизу в пятидесяти футах. Уилл вылез в окно и устремился вниз, хватаясь за холодные металлические прутья, то и дело промахиваясь и рискуя соскользнуть с лестницы. Один раз он практически пролетел целый этаж и упал на деревянные доски, оглушительно загрохотавшие под тяжестью его тела.

При падении Уилл поранился, ему показалось, что он растянул связки на лодыжке, но это не остановило его, и он прыгнул вниз прямо в большой куст рододендрона. Ему отчаянно хотелось передохнуть, но было ясно, что ГЪлос со своими приспешниками ворвется в квартиру и сразу же обнаружит, каким путем он ее покинул. Уилл бросился через сад к чугунной решетке и перемахнул через нее, больно ударившись при падении. У него было две задачи. Во-первых, убежать как можно дальше. Во-вторых, найти телефон и позвонить единственному человеку, который, в чем он не сомневался, сейчас мог ему помочь.

Мак устал. Его бизнес казался ему все менее привлекательным и интересным. Он мучился не от физического изнеможения, скорее им овладевала душевная усталость.

На этот раз он оказался в лондонском штабе компании «Миссия выполнима», что бывало не так часто, – надо было встретиться с одним чиновником. Было два часа ночи, Мак находился в офисе – безымянном помещении из нескольких комнат на Риджент-стрит с латунной табличкой у входа, на которой значилось только «MB». Мак сидел, едва помещаясь своим внушительным телом на вращающемся стуле, обхватив голову руками и пытаясь вникнуть в столбцы цифр перед глазами.

Для него не составляло проблемы разобраться в бухгалтерских документах. Причина, по которой он в последнее время не мог сосредоточиться, не имела отношения к пониманию сути его бизнеса, просто ему все труднее было читать. Если он долго смотрел на что-то. перед глазами возникал какой-то туман.

Несколько месяцев назад Мак впервые заметил, что на периферии его зрения появились голубые пятна. Если он вращал зрачками, чтобы поймать их, они исчезали. Стоило снова посмотреть вперед, как пятна возникали опять. Усилились головные боли, они сосредоточивались вокруг глазных яблок, будто те горели огнем в глубине глазниц. Иногда Маку хотелось вынуть глазные яблоки, чтобы они так и покатились по столу, как окровавленные шарики, лишь бы отступила эта боль.

Он понимал, что надо что-нибудь предпринять, но боялся. Ему не хотелось, чтобы подтвердились самые худшие подозрения – он теряет зрение. В его работе трудно преуспеть человеку, лишенному зрения. Борцы за свободу не должны быть слепыми.

Боль и страх всегда были чужды Маку. До сих пор в его жизни им не оставалось места. Иногда он задумывался о том, на какой срок ему хватит той колоссальной физической силы, безотказных молниеносных рефлексов и незаурядной выносливости, которыми его наделила природа. Он никак не мог предположить, что именно глаза изменят ему.

У Мака был собственный бизнес, к тому же чрезвычайно прибыльный. Сама идея пришла ему в голову однажды дождливой ночью в Боснии под грохот взрывавшихся над Сараево снарядов. Он находился там со своим полком, якобы миротворческим, хотя сама задача поддержания мира выглядела жалкой и невыполнимой, когда нечего было поддерживать. Для него закончить Эксетер значило получить степень бакалавра скорее в гребле, регби и боксе, и потому он прямиком направился в армию, к чему и был предназначен с самого рождения как старший сын старинной шотландской фамилии.

В Боснии он оказался в корпусе международных сил, чья тактика действий в подобных ситуациях была обречена на провал после Второй мировой войны, поскольку основывалась на предположении, что ты имеешь дело с ясно выраженным фронтом, явным врагом и чувствуешь на своей стороне моральную правоту. Эта балканская война распространилась повсеместно, в ней нельзя было отличить агрессора от жертвы, и потому ввод войск под мандатом ООН фактически превратился в фарс. Они то и дело невольно брали под покровительство убийц и обрекали невинных людей на смерть.

Как-то ночью Мак сидел в грязном подвале и пил сливовую водку со своим переводчиком, боснийским сербом по имени Дарко. Они подружились, проводя время в карауле в комендантский час и разъезжая в бронемашине по гористым окрестностям, рискуя напороться на неожиданную засаду.

– Эй, Мак, – сказал Дарко. – Поможешь мне найти работу, если я приеду в твою страну?

– Вступай в британскую армию! – ответил Мак. – Если тебе повезет, можешь заняться лыжным спортом.

– Да уж, парень, – сказал Дарко. – У тебя же не вышло.

– Мне чертовски не повезло, – признался Мак. – Только вступил в армию – и на тебе, эта проклятая война.

Они смеялись, пили сливовую водку, а мешки с песком сотрясались от разрывов мин на соседних улицах.

– А какие в твоей стране девушки? – спросил Дарко. – Красивые?

– Днем они выглядят лучше, дружище, – ответил Мак.

– Возможно, я смогу стать англичанином, – заявил Дарко. – Жить в Англии с девушкой, которая будет согревать меня по ночам, в доме с водопроводом.

– Осторожно, – сказал Мак. – Ты еще ничего не знаешь о британских уборных.

– Уборных? Каких уборных? – спросил Дарко.

– Не бери в голову, – ответил Мак. – Скоро узнаешь.

– Пять лет в правовой гимназии, – причитал Дарко, – пять лет в Белградском университете, диплом с отличием, – и вот мой дом разрушен, отец мертв, я безработный, и все, что знаю и умею, – это война.

– Зато ты здорово разбираешься в ней.

– Да уж, – согласился Дарко, – я бы смог вести войну за вас, и очень неплохо, веришь? Куда лучше этих идиотов.

– И я, – сказал Мак, – я тоже.

Они выпили еще по стаканчику и посмотрели друг на друга.

– Tы подумал о том же, что и я? – спросил Мак.

– Дружище, у нас мысли сходятся, – ответил Дарко. – Давай-ка обсудим.

Той ночью родился замысел компании «Миссия выполнима». План был набросан подвыпившими, разочарованными в жизни людьми в раздираемой войной стране, но в следующие несколько лет они уже могли пожинать плоды. Они подобрали основной костяк исполнителей, но при необходимости привлекали и дополнительных рекрутов, обычно из числа бывших вояк, которые не скрывали восторга, берясь за настоящее дело, вместо того чтобы, например, работать охранниками в супермаркете Вулвергемптона. Если кому-то нужно было обеспечить безопасность в алмазных копях, нанять телохранителя в Индонезии или затеять маленькую стычку в Западной Африке, то «Миссия» была как раз той компанией, что всегда придет на выручку.

Дарко, со своим острым умом юриста, поддерживал дела в рамках международного права, а Мак брал на себя многочисленные заморские операции и жил между самолетами и зонами военных конфликтов. То бессилие и отчаяние, которое он испытывал в Боснии, теперь окупалось гордостью за работу его людей. В конце концов он пришел к выводу, что чем быстрее разрешается любая острая ситуация, тем меньше возникает осложнений. Теперь он и в самом деле поддерживал мир, только такой мир доставался весьма дорогой ценой. В финансовом отношении «MB» процветала, так что вскоре у нее появились своего рода подражатели, но друзья поддерживали репутацию своей компании как самой первой из всех и самой надежной.

Изучение финансовых отчетов доставляло Маку огромное удовольствие. Он любил свою работу, ему нравилось высаживаться на экзотических заграничных аэродромах под дулами заряженных автоматов. Маршрут его командировок представлял собой список самых опасных уголков мира. Немногие знают о сравнительных преимуществах и недостатках завтрака в Албании, Кот-д'Ивуаре или Таджикистане, и Мак был как раз одним из таких людей. Перечень его клиентов был не менее впечатляющим, любой журналист из тех, кто постоянно охотился за ним, заплакал бы от счастья, оценив размах деятельности «Миссии». Но ни одному писаке не удавалось хотя бы немного приоткрыть правду, и потому им оставалось лишь без конца переписывать биографию Мака, неизменно сопровождаемую его фотографией с принцессой Дианой за игрой в поло и дополняемую маловразумительной информацией о бесчисленных могущественных организациях, держащих мир под своим контролем. Ко всему этому следовало бы относиться с немалой долей иронии, если принять во внимание, что владельцы газет, публиковавших эти статьи, на самом деле держали ключ к мировому господству фактически в своих руках, и притом ничуть не заботясь о демократии.

Дарко, который теперь называл себя Деннисом, после того как один афроамериканский клиент подшутил над его именем самым неприличным образом, приходил сегодня после обеда, чтобы поговорить с Маком накоротке. Он достиг своей цели, став «английским мужчиной», и теперь ездил на работу из особняка в зеленом Эпсоме, где его миловидная светловолосая жена Аннабель растила двоих чудесных ребятишек и помогала управляться с неиссякаемым потоком балканских родственников, которых Деннис неустанно привозил в страну. Мак часто думал, что у Аннабель должно быть ангельское терпение, чтобы выносить этот бесконечный круговорот двоюродных братьев и сестер, тетушек и племянников, не говоря уже о самом Маке, который всегда останавливался в доме друзей, когда бывал в Англии.

Однако Аннабель великолепно справлялась с суматохой. Деннис заметил ее на одной шумной вечеринке, где она, скромная и полноватая, стояла в сторонке, и он сразу нее решил жениться на ней. Деннис окружил ее постоянным обожанием, освободил от невероятно скучной работы в страховой компании, подарил ей просторный дом, детей и, что самое важное, свою любовь и преданность. Для Аннабель, спокойной, домашней и приветливой женщины, все это было пределом мечтаний. А Деннис, не забывавший о своей былой жизни, был очень рад, что его жене и детям никогда не придется рыться в поисках еды в мусорных баках, бежать от наступающей армии или просить спасения от безжалостного режима. Ему самому ничто не досталось просто так, и прежде всего семья.

Правда, иногда он желал быть на месте Мака, чтобы иметь возможность вскочить и скрыться: когда, например, Вера хватала без спросу любимую помаду матери, или Милица закармливала детей шоколадом, или Горан брал машину и уезжал, и тогда Аннабель в отчаянии должна была скрыться в подвале, чтобы просто покричать для облегчения. И все же это была одна из немногих супружеских пар, которым Мак действительно мог бы позавидовать.

– Значит, – сегодня днем сказал Деннис Маку, усаживаясь своим костлявым задом на край его стола, – мы посылаем людей в Конго?

– Tы же знаешь, нам придется, – ответил Мак. – Операция D3TY. Быстро – туда и обратно. Никаких следов, забираем товар и возвращаемся.

– Твой излюбленный прием, не так ли?

– Только не на этой неделе, – сказал Мак. – Я собирался заняться некоторыми бумагами.

– Но для этого я и здесь, – резонно заметил его друг.

– Послушай, с меня хватит Африки. Если я хочу остаться в офисе, черт возьми, я останусь.

– Хорошо, хорошо, – согласился Деннис, поднимая руки. Он попробовал сменить тему: – Я тут подумал, мы с Аннабель могли бы что-нибудь устроить в твой день рождения на следующей неделе.

– Не беспокойтесь, – угрюмо ответил Мак. – Я не собираюсь никого приглашать.

– Пожалуй, тебе пора завести подругу, – вдруг сказал Деннис, – кого-нибудь, к кому ты мог бы пойти, свой очаг. Подумай о будущем.

– К черту, – сказал Мак. – Это подходит для тебя, мистер Примерный Семьянин, тебе всего лишь надо просиживать зад, весь день занимаясь адвокатской практикой. Любовницам вряд ли понравится, если я буду то и дело повторять: «Прости, дорогая, мне нужно ехать. Нет, мне нельзя звонить, я не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще». Во всяком случае, мне не нужна девица, которая пилила бы меня и заставляла поступать по-своему. Я хочу оставаться свободным.

– Некоторые считают, – сказал Деннис, – что свобода возможна, только когда человеку нечего терять.

– В моем случае почти так и есть, – сказал Мак.

– Нет, не так, – возразил его друг. – Ты можешь потерять все, но только не нас. Мы здесь всегда в твоем распоряжении, Мак. И если ты захочешь, то всегда поделишься с нами своими проблемами. Но не затягивай. И мы все равно устроим эту проклятую вечеринку на твой день рождения, даже если ты сам не придешь, черт возьми!

Попытка Денниса выругаться по-английски казалась не слишком уместной, но все же заставила Мака улыбнуться, а в последнее время ему было не до улыбок.

Телефон зазвонил в два тридцать ночи – не такое уж необычное дело в штабе «Миссии». Звонить мог какой-нибудь диктатор, потерявший одну из своих жен (чем богаче был клиент, тем чаще он старался использовать компанию Мака в качестве бюро находок или даже нанимать ее сотрудников в качестве престижных консьержей), а мог и запутанный белый фермер или технократ из Юго-Восточной Азии, которому требовалось программное обеспечение. В этих анонимных конторах, мимо которых занятые покупатели всегда проходят, думая о подарках или зевая на рождественские огни, может случиться – и случается – все что угодно.

Но этот звонок был не из дальних стран. Программа «192.com» установила, что звонят из телефонной будки на Мейда-Вейл. Обыкновенно Мак всегда держал кого-нибудь на подхвате, чтобы проверить звонок, но в этот час в офисе он был один. Он включил громкую связь и ответил лично. К удивлению Мака, звонивший знал правильный код, который менялся еженедельно.

– Юбки станут короче этой осенью, – ответил Мак в трубку. Он быстро выключил громкую связь. – Да, это я, дружище. Что случилось?… Говори медленнее, прошу. Ничего не разобрать! Отдышись немного. Вдох… выдох… вдох… выдох… Все хорошо, приятель, все хорошо. Не вешай трубку, ты справишься. Подожди, подожди. Только не вешай трубку! А теперь слушай внимательно. Сейчас я приеду за тобой. Следуй моим инструкциям… Я не знаю, кто они такие, приятель. Не знаю, кто на тебя охотится, но ты в безопасности. Я здесь. Теперь вот что, выйди из будки. Не делай резких движений. Не беги. Поверни налево от будки, потом налево за угол. Стой возле изгороди, только не на свету. Буду на месте через десять минут.

Прежде чем Мак покинул офис, чтобы завести свой старый «лендровер», он сделал еще один звонок, на этот раз Деннису. Они говорили на сербскохорватском языке, к которому прибегали в исключительных случаях.

– Situacija, – сказал Мак.

– Oh, boze moj! – воскликнул Деннис.

– Dovuci to debelo dupe, odmah! – сказал Мак.

– Oh, jebem ti mater.

– I tebiisto.

Операция «Спасите Гаджета» началась.