ГЛАВА 13
Через несколько часов в штаб-квартире «гуляющих ночью» обнаженная Абигайль стояла перед треснувшим зеркалом в душевой. Она отчужденно разглядывала собственное отражение. Выглядела она точно так же, как чувствовала себя — усталой и разбитой.
Порез на щеке изрядно распух и приобрел интересный голубоватый оттенок. Шикарный синяк был на бедре.
Девушка нанесла немного антисептической мази на порез в надежде, что он не превратится в шрам. Это было ей нужно меньше всего на свете.
Абигайль открыла кран с горячей водой и встала под душ, закрыв глаза. Вода хлынула на ее тело, на свалявшиеся окровавленные волосы, обволакивая девушку тяжелым облаком пара.
Абигайль повернула лицо к горячей струе со стоном облегчения; капли воды задерживались на длинных ресницах. Она почувствовала, как вода начала смывать корку крови с кожи, прочерчивая длинные темно-красные линии по всему ее телу.
Девушка смотрела, как розовая мыльная пена и темно-красные сгустки крови крутятся перед тем, как исчезнуть в решетчатом отверстии, и дрожала, хотя стояла под горячей водой. Ее руки оставляли кровавые отпечатки на белом фарфоровом кафеле, пока она нашаривала кран душа, чтобы насколько возможно увеличить температуру.
Может быть, если вода будет достаточно горячей, Абигайль сумеет согреться.
Или наконец хоть что-нибудь почувствовать.
Но обжигающие капельки отскакивали от ее кожи, тепло испарялось до того, как проникало внутрь.
Мыло пахло лавандой. Руки Абигайль начинали трястись, когда она прикасалась к своим больным конечностям, бегая мыльными пальцами вверх и вниз вдоль икр. Затем она запрокинула голову, позволяя воде проникать в глаза. Если бы только она могла отмыть и их тоже, очистить от всего того ужаса, который видела за последние годы.
Девушка никогда не сказала бы этого вслух, но иной раз она завидовала Самерфилд, которая никогда не видела зла, творящегося в мире.
Абигайль удивлялась, как долго она смогла выдержать.
Это был добровольный выбор — присоединиться к «гуляющим ночью», поэтому она не имела права жаловаться. У остальных ребят выбора не было. Это отличало ее от них.
Они смотрели на нее с любовью, но без того молчаливого уважения и понимания, которое чувствовали друг к другу. С самого начала она воевала как бы отдельно, словно отделенная невидимым барьером. В этом не было ее вины. Другие сражались, потому что вампиры украли у них самое дорогое: семью, друзей, любимых. Она воевала, потому что захотела этого сама. И главное, потому что стремилась помочь отцу.
Несмотря на то что остальные «гуляющие ночью» любили ее, она знала, что ей никогда не стать для них больше, чем «дочерью босса».
Но теперь, когда ее отец умер, все стало сложнее. Вместо того чтобы сблизить ее с командой, смерть Уистлера, казалось, еще сильнее разделила их.
Абигайль понимала, что отец постоянно рискует, и была готова к известию о его смерти. Она знала, что для старика это не просто работа. Истреблять вампиров ему нужно было, чтобы примириться с самим собой.
Когда кровососы зверски убили семью Уистлера — его любимую жену и двух красивых девочек-подростков, — он собирался покончить с собой. Единственным стимулом к жизни для него стали ежедневные воспоминания об утрате и жажда мести.
Абигайль никогда не переживала такой утраты. Она огорчалась за отца, за его первую семью, но чувствовала скорее праведный гнев, чем личную боль. Она присоединилась к «гуляющим ночью» только потому, что хотела изменить мир и уберечь других от страданий, которые перенес ее отец.
И все же Абигайль понимала, почему Кинг иногда уходит в полночь и возвращается в пять утра измазанный кровью, почему Самерфилд сидит без сна за клавиатурой, проводя умопомрачительно сложные исследования вируса чумы, почему Декс втыкает иглу немножко глубже, чем нужно, когда берет образцы крови у пойманных вампиров.
Они просто не могли делать этого для человечества. Они делали это для себя.
Сейчас у Абигайль появилась личная причина воевать. Но, к удивлению, она не чувствовала никакой разницы. Как будто ничего не изменилось. Она ожидала, что воспримет новость о смерти отца — когда она в конце концов придет, — с яростью, которая погонит ее на улицы, заставляя крошить банды вампиров, пока мостовая не станет красной от их крови.
Но теперь она чувствовала только усталость.
Уистлер был мертв, но жизнь продолжалась. Остались планы, которые нужно выполнять, оружие, которое нужно перезарядить, и грязные чашки, которые нужно вымыть. Она сходила на скромную церемонию поминок, устроенную Хеджесом, и пыталась оплакивать отца, но слезы не приходили. Она чувствовала себя незваным гостем, стоя с сухими глазами рядом с урной праха, который Кинг отскреб с почерневшего пола лодочной станции. Сам Кинг допускал, что это мог быть пепел микроволновки Уистлера, но Абигайль отмахнулась и все равно разбросала прах над рекой, а затем спокойно пошла домой и вернулась к незаконченной стирке.
С тех пор девушка ждала, когда ее жизнь изменится. В некотором смысле она была рада, что они нашли Блэйда: это давало ей почувствовать, что все теперь по-другому. Стоило Абигайль лишь поглядеть на Блэйда, и она убеждалась, что отец действительно умер.
Убеждалась и в реальности Дракулы.
Они нашли Дракулу. Всего с несколькими каплями его крови они могли бы положить конец всему этому ужасу, спасти тысячи жизней и уберечь бессчетное число других от страданий и потери любимых.
И они дали ему уйти.
Застать князя вампиров врасплох было недостаточно, чтобы получить над ним преимущество. Он разгромил бы их так же быстро и легко, даже если бы они долго готовились к этой операции.
И, что совсем плохо, кровопийца видел их лица.
Абигайль провела рукой по мокрым волосам, пытаясь унять дрожь в теле. Она выключила воду, взяла полотенце и обернула его вокруг себя, прижимая грубый хлопок к коже.
Большинство ночей она заканчивала так, как сейчас, отмывая кровь. Но сегодня все действительно было по-другому.
Час пробил.
В соседней комнате, в лазарете, Блэйд смотрел, как Кинг дремлет на своей койке, то приходя в сознание, то вновь впадая в забытье. Парень был без футболки, половину его груди закрывала белая повязка. Декс дал ему коктейль сильных болеутоляющих средств и оставил пропотеть.
Челюсть Блэйда вздрагивала, когда он смотрел на Кинга. Инстинкт подсказывал охотнику, что надо уйти, убежать, пока «гуляющие ночью» зализывают раны. Ему необходимо было время, чтобы одному все продумать и решить, как действовать.
Дрейк должен быть уничтожен — это ясно. Если то, что сказал князь вампиров, правда, кровососы, возможно, уже близки к созданию вакцины, которая сделает их неуязвимыми для дневного света. Даже один вампир, «гуляющий днем», — это уже слишком много, а если он сможет передать новый ген своим жертвам, тогда Блэйду остается прямо сейчас сдать свой меч и купить участок на Луне: если вампиры добьются своего, это будет единственное безопасное место.
Охотник оглядел сверкающее медицинское оборудование, наполняющее лазарет, и фыркнул. Ну ладно, неохотно признался он сам себе, эти люди действовали не так уж плохо. Решительность и характер значат много в их работе, и то, что «гуляющие ночью» зашли так далеко, служит тому доказательством.
Блэйд сел на край кровати и внимательно посмотрел на Кинга, наблюдая, как свежая кровь просачивается через повязку. Несмотря на их энтузиазм и отличное снаряжение, «гуляющие ночью» не нравились ему. Они были просто людьми, а стало быть, могли ошибаться и испытывать боль.
Это не значило, что они не способны воевать, но в то же время Блэйд чувствовал какое-то разочарование от их слабости. Даже самый мелкий вампир, несомненно, сильнее, чем «гуляющие ночью» вместе взятые.
Он снял свои темные очки и потер глаза. Блэйд всегда знал, что существуют и другие охотники на вампиров. Но они почему-то рисовались ему какими-то оборванцами, прячущимися в подземных укрытиях. В воображении Блэйда вставали образы из комиксов — с факелами, осиновыми кольями и кухонными ножами. Он понимал, что эти образы далеки от действительности, но, по большому счету, это дела не меняло.
Нельзя сказать, что его совсем не интересовали собратья-охотники. Просто Блэйд тратил так много усилий, чтобы остаться живым и сохранить жизнь Уистлера, что у него не было времени разузнать, кто они такие, не говоря уже о том, чтобы активно разыскивать их.
Охотник смотрел на Кинга, думая о том, как долго «гуляющие ночью» знали о существовании Дракулы и почему они не передали эту информацию Уистлеру. При этой мысли Блэйд почувствовал вспышку раздражения. Было ли это осознанным решением — скрыть то, что они знали, или они просто считали, что это не стоит упоминания? Или полагали, что справятся с ним сами?
Блэйд оглядел сияющую чистоту медицинской лаборатории, биржевые сводки на стене, цветные бирки на ящиках с медицинским оборудованием и вздохнул.
Они с Уистлером были лучшими бойцами в стране, но черта с два они могли соперничать со всей этой хренью. Он — «гуляющий днем», но что из того? Знал ли он, как гальванизировать кинжал, деминерализовать… как его… кофрагулятор — или черт знает, как они называют эту серебряную штуку в углу?
Нет. Он думал, что они с Уистлером настоящие техники, но по сравнению с этими людьми они были дилетантами: сила есть, ума не надо. Приходилось ли Кингу проводить четыре часа за вечер, переплавляя украденные серебряные украшения, чтобы вылить вручную серебряные пули, выжимая их из старого, ржавого пресса по штуке за один раз?
То, о чем говорил Кинг, давало серьезный повод для беспокойства. Возросшая активность вампиров вокруг фабрик лекарств свидетельствовала, что кровопийцы что-то замышляют. Возможно, они готовятся к химической атаке на население города. Выяснилось, что они пытаются восстановить расу вампиров, заменяя свой генетический мусор чистым ДНК Дрейка.
Сердце Блэйда учащенно забилось при этой мысли. Если все вампиры станут «гуляющими днем», что помешает им, незаметно смешавшись с людьми, занять правящие позиции в городах, манипулировать ходом событий?
Этого нельзя допустить.
Блэйд вскочил на ноги. Он был быстр и почти неуязвим в атаке. Но теперь, узнав этих людей, он понял, что уже не может и не хочет работать один.
И, хуже того, он чувствовал ответственность за ребят.
Блэйд бросил взгляд на спящего Кинга, и уголок его рта вздрогнул. Конечно, этот парень был редкостной занозой в заднице, но он боролся с существами, отнявшими пять лет его жизни. Надо отдать ему должное, парень старался.
Наверное, он должен остаться здесь и выяснить, создадут ли «гуляющие ночью» этот антивампирский вирус чумы. Кто знает, может, им это удастся.
Раздалось вежливое покашливание. Кинг проснулся и рассматривал Блэйда спокойным внимательным взглядом.
Охотник с деланным безразличием отвернулся, надеясь, что парень не смог прочесть выражения его лица. Но Кинг все видел. Он положил слабую руку на руку «гуляющего днем». Блэйд собрался было завести нейтральный разговор о погоде, но его спасла вошедшая Абигайль.
На вершине «Башни Феникса» лунный свет озарял две бледные обнаженные фигуры. Они двигались плавно и синхронно, отбрасывая призрачные тени на зеркальные окна пентхауса.
Дэника, вцепившись в Дрейка, тяжело дышала, когда он входил в нее в древнем глубоком ритме в такт ее неестественно сильному сердцебиению. Она смотрела на своего господина. Его лицо, поднятое вверх, покрывала легкая испарина. Девушка подумала, что и раньше испытывала желание, но оно было слабым эхом по сравнению с этим.
Через минуту Дрейк перевернулся, глядя на Дэнику сквозь сонно прикрытые веки. Она была абсолютно голой, если не считать цепочки с крохотным распятием.
Вампир протянул холодный палец и слегка толкнул распятие.
— Зачем ты носишь этот… символ?
Дэника накрыла ладонью крест.
— Старая привычка.
К своему удивлению, девушка обнаружила, что дрожит. Она села, завернувшись в простыню, и посмотрела на Дрейка: его серые глаза стали в лунном свете черными и прозрачными.
— Я была правильной школьницей-католичкой. Когда-то давно.
Король вампиров кивнул. Казалось, его мысли были где-то далеко. Заметив это, Дэника снова легла на мягкую подушку, ожидая, пока он заговорит. И он заговорил, порою уходя так глубоко в свои воспоминания, что отвлечь его значило бы разрушить чары. Этому парню было уже несколько тысяч лет, и когда он обращался к своей памяти, ему, казалось, нужно было некоторое время, чтобы вернуться обратно.
Дэника с наслаждением рассматривала его скульптурную мускулистую фигуру. Она заметила многочисленные старые, переплетавшиеся на груди шрамы.
Среди них был вырезанный каким-то тупым инструментом примитивный знак вампира. Девушка удивленно подняла брови, но ничего не сказала.
Наконец вампир заговорил размеренным и мрачным голосом. Он ткнул в крест на шее Дэники:
— Я был там, когда они его распяли. Он умер за их грехи, не за мои.
Дэника робко посмотрела на него снизу вверх, сомневаясь, можно ли ему верить.
— Тебя тревожат твои грехи? Ты хочешь исповедаться?
Дрейк отмахнулся, в раздражении оттолкнув ее руку.
— Мне пришлось бы вспоминать слишком многое.
Вампир кивнул на распятие:
— Сними его.
— Зачем?
Дрейк мягко привлек ее к себе.
— Ты получишь кое-что получше.
Убирая волосы Дэники от горла, он наклонился поближе, чтобы нащупать вену. Затем приподнял ее подбородок и вонзил клыки в ее кожу. Через несколько мгновений князь вампиров откинул голову. Они оба смотрели, как два темных ручейка крови вытекали из свежих ранок.
Дрейк потянулся за простыней, взяв ее из покорных рук Дэники. Он погрузил пальцы в ручеек крови и провел полоску между ее грудей, затем прочертил другую — горизонтальную. Шлепнув Дэнику по щеке, вампир пристально поглядел ей в глаза:
— Есть старое изречение. Убей одного человека — и ты убийца. Убей миллион — и ты король. — Дрейк мечтательно улыбнулся, облизывая пальцы. — Убей их всех — и ты бог.
Когда луна зашла, Дрейк уже спал.
Столетия смешались в его подсознании, опустошенном временем. Он снова оказывался где-то на Адриатике, на вершине обрыва, обдуваемого штормовым ветром. Это был повторяющийся сон, один из тех, которые часто навещали его до того, как он ушел под землю. Битва Дрейка с «гуляющим днем» открыла поток затаенных воспоминаний, и теперь они проплывали перед дремлющим вампиром…
Охотник на вампиров стоял на песчаном холмике напротив Дрейка, рассматривая его. Они смотрели друг на друга — Дрейк, сияя в своей черной полированной броне, и дрожащий от холода охотник. Ночной ветер трепал его рваную одежду, открывая кровавые раны.
Охотник выслеживал Дрейка много месяцев и наконец настиг. Он призвал своих людей, чтобы они выгнали вампира из таверны, где тот остановился, и они двое вступили в битву, которая закончилась здесь, на вершине обрыва, в нескольких ярдах от пропасти с острыми скалами на дне.
Дрейк видел, как сверкали глаза охотника, когда он вытаскивал свой меч в предвкушении победы. Хотя было ясно, что он безнадежно проиграл. Кровь лилась из многочисленных ран охотника, собираясь в грязную лужу у его ног, в то время как Дрейк не получил от него ни царапины.
Это была древняя игра. Прятки, кошки-мышки.
У игры был миллиард вариантов, но заканчивалась она всегда одинаково.
Человек поднял меч, глаза зажглись решимостью и чем-то вроде религиозного восторга, когда он столкнулся с этим монстром в человеческом обличье.
Дрейк посмотрел на противника с удивлением, поражаясь его стойкости. Охотник гнал Дрейка через полконтинента с маниакальной свирепостью, которой вампир никогда прежде не видел. Силы человека были на исходе, покидая его вместе с кровью, но он все еще отказывался признаться в поражении даже самому себе.
Дрейк размышлял несколько мгновений над вечной тайной человеческого духа, затем пожал плечами, вытащил свой меч и бросился в атаку.
Несмотря на раны, охотник был еще силен, разжигаемый внутренним огнем мести. Он сопротивлялся Дрейку поразительно долго. Их крики и лязг оружия эхом отдавались среди окружающего дикого ландшафта, заглушая грохот моря, плещущегося далеко внизу.
Но охотник был всего лишь человеком, и Дрейку доставило огромное удовольствие измотать его. Каждый раз, когда их мечи встречались, рассекая воздух, вампир мог увидеть по глазам врага почти незаметные изменения в его состоянии. Человек постепенно превращался из атакующего в обороняющегося, из охотника в добычу, из убийцы в жертву.
Затем охотник допустил ошибку.
Он остановился, чтобы перевести дыхание.
Всего один раз.
Дрейк воспользовался этой мгновенной передышкой и нырнул охотнику под руку. Он быстро ударил противника и выбил меч.
Меч описал в воздухе полный круг. Дрейк, схватив его свободной рукой, сделал выпад, погрузив лезвие по рукоять в грудь человека.
Вампир увидел выражение ужаса на лице охотника. Воздух со свистом вырвался из его легких, потом послышался слабый звук текущей крови, капающей на камни, а через мгновение наступила тишина. Дрейк вглядывался в лицо врага с болезненным любопытством. Единственное, чего он не испытывал за свою неестественно долгую жизнь, — это была смерть. Глубоко внутри себя князь вампиров слышал тихий голос, нашептывающий, что с каждым изувеченным телом он делает еще один маленький шаг к знанию того, что есть смерть.
И вполне может быть, что однажды она придет и за ним.
Дрейк шагнул вперед, чтобы поближе увидеть смерть охотника. Он почувствовал, как закаленное пламенем железо проходит сквозь мышцы и сухожилия, пронзая кость, как будто разрезая гнилое дерево. Он жадно уставился в глаза человека и смотрел, как жизнь ослабевает в них, яростный блеск затухает, взгляд становится отстраненным и рассеянным. В момент смерти зрачки несчастного расширились, а глаза остались широко открытыми, как будто выжигая образ убийцы на радужной оболочке.
Каждый должен когда-нибудь умереть, подумал Дрейк. Что же удивительного, если это наконец случится и с ним?
Комната была залита лунным светом. Дэника уже проснулась. Она ворочалась в кровати, глядя на спящего Дрейка, и завидовала ему. Вампиры в силу своей генетики вынуждены были спать днем, хотя это было скорее какое-то полузабытье, чем настоящий сон. Дэника, сколько она себя помнила, не могла спать ночью.
Рука Дрейка слабо вздрогнула. Девушка смотрела ему в лицо, размышляя о том, что он видит во сне. Несмотря на то что князю вампиров было много тысяч лет, сейчас он выглядел почти как ребенок, через его лоб не проходило ни одной морщины, которые неизбежно появляются даже у самых молодых вампиров.
Дэника вытянула руку и мягко прикоснулась к бледному рубцу на груди Дрейка. Она не могла поверить в то, что он наконец был здесь. Вампирша чувствовала запах его крови, пульсирующей в венах, прорывающийся через необычный запах кожи, мускусный и холодный, как приторный аромат мертвых роз.
На что это похоже — жить семь тысяч лет? Дэника попыталась представить это. Она сама жила каких-то жалких сто с небольшим лет, но ее сознание уже начало меняться. Каждая мысль, каждое воспоминание, каждая дурацкая ошибка были намертво запечатлены в памяти. Напряжение возрастало с годами до такой степени, что иногда она думала о том, как дожить до следующего дня.
Человеческая мысль не создана для вечности, и Дэника уже чувствовала это на себе. Иногда она хотела бы просто нажать кнопку, стереть все и начать жизнь с чистого листа. Но этого никогда не произойдет.
Дэника смотрела на спящего Дрейка, представляя каждое столетие, которое он прожил. Девушка-вампир удивлялась, как удалось ему пройти через все это с неповрежденной психикой.
Дрейк заворочался во сне, и Дэника отскочила от него. Озноб пробежал у нее по спине. Вампирша взглянула на него так, будто увидела в первый раз.
Она неожиданно вспомнила, как впервые почувствовала себя под его взглядом. Это был не просто ужас. Даже воспоминание обожгло ее мозг ледяными иголками. Сейчас Дрейк выглядел как человек, но тогда, в темноте могилы, он был чем-то иным.
Дэника вспомнила, как ругала себя во время их долгого путешествия домой из Ирака, как пыталась примириться с тем, что сделала. Она предала предков и нарушила все правила книги вампиров — и для чего? Для того чтобы откопать чешуйчатого монстра из черной могилы?
Князь вампиров оказался совсем не таким, как она ожидала. Библия вампиров рассказывала о его благородстве и мудрости, а чудовище из гробницы рычало, чавкало и грызло прочный металл ящика, даже когда в него всадили дюжину зарядов транквилизатора. Дэника была шокирована. Она отправилась искать прекрасного принца, а вернулась с монстром.
Но сейчас казалось, что все не так уж плохо. Монстр в действительности не так уж отвратителен, если узнать его поближе.
Девушка с отсутствующим видом погладила две ранки на горле, замечая с тревогой, что они еще не зажили. Ей, наверное, надо кому-нибудь показать их, лучше всего — врачу, который не разболтает. Это не дело — давать им повод для сплетен. Особенно Эшеру, который все время слоняется рядом и смотрит на нее недружелюбным взглядом.
Завернувшись в шелковую простыню, Дэника соскользнула с кровати и встала, не обращая внимания на головокружение и дрожь в ногах. Скоро наступит рассвет, и эта большая комната наполнится светом. За окном ярко светила луна.
Покинув Дрейка, раскинувшегося на большой кровати, Дэника со всех ног бросилась к двери и исчезла в темноте коридора, оставляя на полу кровавые отпечатки ног.
