В начале своего путешествия, да и позже, РД придавал значение личным контактам более, чем знакомству с творчеством или через прессу. Он руководствовался старым правилом: «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Другими словами, ему важно было понять, что за люди рок-музыканты, ибо в обывательском сознании тех лет, в том числе и в сознании РД, уже сложился некий стереотип рокера.

Стереотип этот включал почти сплошь отрицательные черты. Рокером принято было считать молодого человека экстравагантного вида, с неумеренными и беспочвенными претензиями на самовыражение, малокультурного и необразованного, не слишком воспитанного и достаточно циничного. Обыватель приписывал среднему рокеру низкопоклонство перед массовой буржуазной культурой, забвение национальных традиций и тотальный нигилизм. Не говоря о вызывающем поведении в быту, алкоголизме и наркомании.

Именно такой образ отечественного рок-музыканта культивировался в средствах массовой информации. Естественно, он не вызывал большой симпатии.

Сам РД по натуре и воспитанию был человеком массы. Ему казалось неудобным выделяться среди окружающих поведением или одеждой. Присущая РД небрежность и даже неряшливость внешнего вида объяснялась отнюдь не желанием выделиться, а полным небрежением ко всему внешнему. Будучи человеком массы, он тем не менее ненавидел толпу и в любом массовом скоплении старался занять место с краю. Однако его внимание всегда привлекали люди, склонные к противопоставлению себя окружающим.

Единственная область, в которой РД считал абсолютно необходимым выделяться, была область творчества.

Жора Ордановский, лидер РОССИЯН, привлек к себе внимание еще своим интервью в «Рокси». В частности, запомнился такой фрагмент.

«…— Жора, имеешь ли ты доход от музыки?

— Денег нет. Я бы давно поменял гитару на другую. Когда у меня появились как-то полторы штуки, я их сразу отдал на аппаратуру.

— За какую сумму ты мог бы подстричь свои волосы?

— Я соглашусь на это за сумму, которая дала бы нам возможность улучшить аппаратуру. А волосы растут у меня с феноменальной быстротой.

— Влияет ли длина волос на процесс мышления?

— Безусловно. Ты ставишь себя в исключительную ситуацию, то есть сознательно или бессознательно противопоставляешь себя окружающей среде — ежедневно, ежечасно, на улице, в трамвае.

Это само по себе предполагает психическую самозащиту, которая и влияет на процесс мышления… Последний раз я был в парикмахерской 1 июня 1970 года».

Помнится, РД тогда жутко захотелось взглянуть на человека, который не стригся двенадцать лет. К счастью, не это оказалось главной достопримечательностью Ордановского.

Конечно, рок-клубовская тусовка мгновенно узнала Жору в описании РД, когда статья «Джинн из бутылки» появилась в журнале, хотя ни фамилии, ни названия группы приведено не было. Больше всего почему-то спрашивали, чего же «элементарного» недоставало в доме Жоры, на что РД грубовато отшучивался: «Закуски…» Но та первая встреча не была единственной, не однажды РД наведывался в коммунальную квартиру на Литейном, где обитал тогда Ордановский. Потом ему приходилось бывать в других «коммуналках» — у Гребенщикова, у Майка, у Сережи Данилова, и он даже написал в какой-то статье, что «ленинградский рок — дитя коммунальных квартир». Фразу благополучно вычеркнули.

Жора Ордановский притягивал удивительной детскостью, незащищенностью и открытостью. РД повезло, а может быть, он интуитивно потянулся к человеку доброжелательному, потому как позже ему приходилось встречать среди рокеров и более сдержанных, и более колючих людей. Ордановский был идеален для первого знакомства — он не корчил из себя непризнанного гения и подпольную звезду рок-н-ролла, он был открыт миру, в общем-то враждебному, не стебался почем зря, короче говоря, оказался хорошим парнем и интересным собеседником, несмотря на то что его общекультурный багаж, если можно так выразиться, был не слишком значителен.

Обстановка в доме Ордановского, особенно когда приходил кто-нибудь из РОССИЯН и засиживался допоздна, живо напоминала РД молодые поэтические тусовки начала шестидесятых — споры, мечты о будущности, неприятие официальщины, бедность. В своей среде РД уже давненько этого не имел, поэтому вновь ощутил себя молодым, и лишь зеркало время от времени напоминало ему о паспортном возрасте.

Ордановский и его друзья оказались нормальными людьми — не шизофрениками и себялюбцами, не хулиганами, не наркоманами. Это нехитрое открытие, казалось бы, даже оскорбительное для рок-музыкантов, было главным в ту пору. Почему, собственно, они должны были быть шизофрениками? Но слишком силен был отрицательный стереотип, культивируемый внешним миром.

Отсюда следовал простой вывод. Если эти молодые люди нормальны, если они так похожи внутренне на молодых людей начала шестидесятых, к которым принадлежал РД, то ненормальным следовало считать именно внешний мир. Это он своей алогичностью и жестокостью пытался деформировать души, а молодые музыканты отталкивались от него любыми способами — от длины волос до песен.

Однако было и различие между двумя поколениями. Молодые шестидесятых, ощущая ненормальность внешнего мира, противостояли ему каждый в одиночку, на свой лад. Они не выработали тогда общей культуры, противостоящей официозу, а уживались с ним — кто лучше, кто хуже. Они могли страдать от цензуры, прятать в стол свои сочинения, задвигать за шкаф полотна, петь на кухнях бардовские песни, но не замечать официальной культуры, не соотноситься с нею они не умели.

Может быть, потому, что у них не было общего стержня, каким стал рок-н-ролл для поколения, родившегося в пятидесятых.

Сознательная отъединенность от официальной культуры, создание собственной субкультуры помогали рок-поколению в его идейном становлении, выработке собственных ценностей. Но они же привели к тому, что вместе с водой выплеснули ребенка, ибо рок-поколение, отвергнув официоз, отвергло и тех из старшего поколения, кто мог бы считаться его духовными старшими братьями в России. Эту роль выполняли БИТЛЗ, но не Окуджава с Высоцким и, уж конечно, не Евтушенко и Вознесенский, молодое фрондерство которых осталось рокерам неизвестным, а нынешнее положение государственных лауреатов, изредка отечески поругиваемых за грешки, не вызывало доверия.

И в дальнейшем, общаясь с другими молодыми музыкантами, РД неизменно находил в них то самое незащищенное, детское и ранимое, что впервые нашел в Жоре. Пускай другие выставляли больше игл наружу, отгораживались равнодушием или тотальным стебом — чем более они были талантливы, тем более в них это присутствовало. Иначе не могло быть, потому что талантливый человек не может быть циником и хамом, даже если он пытается эпатировать окружающих грубой манерой поведения.

Другим важным открытием стала обнаружившаяся у РОССИЯН тяга к национальным формам рока. То, что спел чуть позже Шевчук: «Над нашей Северной Пальмирой взойдет звездою русский рок!» — могло быть девизом РОССИЯН. Они и название выбрали вполне идеологическое. Правда, ни в музыке, ни в текстах РОССИЯН не обнаруживались национальные корни, которыми позже удивляли нас ДДТ, КАЛИНОВ МОСТ или Александр Башлачев. РОССИЯНЕ и Ордановский скорее ощущали потенцию русского рока, искали способы ее выявления, отнюдь не упрощая проблему и не пытаясь играть в стиле «а ля рюс», то есть в той отвратительной манере, которую демонстрировали некоторые филармонические ВИА и кабацкие ансамбли.

Они играли достаточно традиционную и прямую музыку — не слишком угрюмый «хард» с его добротными «запилами» на гитаре, которые Жора производил весьма экспрессивно, иной раз доводя себя до полного экстаза. Смотреть на него было интересно. Думаем, что ныне РД испытал бы больший кайф, наблюдая за Ордановским, но тогда он скорее пугался, да и музыка еще не забирала его. Во-первых, тяжелые формы рока по натуре не могли ему нравиться и не смогли понравиться позже; во-вторых, «наслушанность» РД была совсем невелика, ему еще просто не с чем было соотносить услышанное, поскольку Запад тоже оставался тайной за семью печатями.

Фактически, кроме БИТЛЗ и оперы «Иисус Христос — Супер-звезда», РД ничего не любил в роке, то есть не различал. И в дальнейшем познание западного рока всегда отставало от познания течественного, было менее интересным. Поныне в музыкальном образовании РД много белых пятен в западной музыке — это, конечно, мешает ему обрести абсолютную шкалу ценностей в роке, но зато делает весьма неприхотливым в слушании разного рода любительской музыки, делает легким на похвалу.

Похвала необходима молодому дарованию как воздух. В нынешние времена, когда все наслышаны, начитаны и научены, преобладает скорее скептическое отношение к начинающему. Сразу предпочитают говорить, что у него не так, опуская достоинства. Лишь очень сильный талант способен пройти сквозь черную ночь равнодушия и недоброжелательства. И поныне РД поражается, с какой легкостью молодые музыканты кроют друг друга в хвост и в гриву, будто не зная, как им самим необходимы похвала и поддержка.

РОССИЯНЕ, пройдя долгий и трудный путь, остро нуждались в поддержке. Вместо этого их били — снаружи, в статьях, где злобно описывались их выступления, и изнутри, в высказываниях тусовки. Выступление РОССИЯН на I Ленинградском фестивале укрепило мнение, что они — команда без будущего.

Возможно, Ордановский растерялся, не нашел нового пути, возможно, просто устал. Люди, видевшие его осенью восемьдесят третьего года, в один голос утверждают, что Жора был надломлен.

Одна из его последних фотографий это подтверждает.

Спустя несколько месяцев, в январе восемьдесят четвертого, Жора Ордановский исчез из жизни. Наутро после празднования старого Нового года где-то за городом он сел в электричку, чтобы уехать домой. Больше его никто не видел. Розыски милиции не дали результата.

Его друзья, с которыми он играл, высказывают предположение, что это был сознательный уход. Они надеются, что Жора еще жив.

О нем не часто вспоминают как о музыканте. Больше как о человеке. Особенно запомнился всем эпизод на фестивале в Выборге летом восемьдесят третьего года, когда на лужайке перед эстрадой возникла драка. Жора бросил петь, спрыгнул со сцены и принялся разнимать дерущихся. Говорят, у него слезы были на глазах. Для него рок-н-ролл не уживался с насилием.

РД на том фестивале не был, но, когда он вспоминает об Ордановском, он чувствует и свою вину. Как просто дать человеку немного тепла и как редко мы это делаем. И еще он думает о том, что мы склонны расценивать уход человека как логическое завершение пути, а часто он бывает случаен. Вот и здесь скорее был трагический случай. В стране, где гопники могут убить человека за один хаир до плеч, нечему удивляться.

Посещение нескольких невыразительных концертов в рок-клубе, где играли команды, о которых теперь и не вспомнить, знакомство с МАШИНОЙ и РОССИЯНАМИ, прослушивание на пленках нескольких рок-клубовских записей очень плохого качества и уже упоминавшиеся журналы «Рокси» — вот весь багаж, с которым РД подошел к I Ленинградскому фестивалю рок-музыки, состоявшемся в середине мая 1983 года.

Случилось так, что посторонние дела не дали возможности посетить конкурсные прослушивания, и РД смотрел лишь лауреатский концерт в Большом зале Ленинградского Дворца молодежи.

Этот концерт, где РД впервые увидел и услышал АКВАРИУМ, СТРАННЫЕ ИГРЫ, МИФЫ, ТАМБУРИН и МАНУФАКТУРУ, знаменовал для него переход в новое качество. Снисходительное любопытство сменилось серьезным вниманием. По существу, перед ним был весь цвет ленинградской рок-музыки, исключая ЗООПАРК, не вошедший в число лауреатов. С этой группой РД познакомился чуть позже. Ниже РД зложит свои тогдашние впечатления от того концерта, а мы сейчас поговорим о ситуации, которая сложилась тогда в ленинградском роке.

Коллективы, которые вынесли на своих плечах тяжкую борьбу семидесятых, находились уже на излете. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ жил только в воспоминаниях, что, впрочем, не помешало ему через несколько лет возродиться и вновь выступить на фестивале, к ностальгической радости старых фанов и к некоторому недоумению молодых. РОССИЯНЕ с исчезновением Ордановского распались, МИФЫ вскоре перестали показываться на фестивальной сцене, что не мешает им и сегодня вести профессиональное существование. ТАМБУРИН с Владимиром Леви вскоре тоже исчез с фестивальных подмостков, от былой его славы остались одни воспоминания.

Группа ЯБЛОКО, представлявшая из себя коллектив русского фолк-рока, не удовлетворенная прохладным приемом на I фестивале, подалась в Ленконцерт и до сей поры идет собственным негромким путем. То же можно сказать о ПИКНИКЕ.

Ленинградский рок жил надеждами на «новую волну» — и в смысле сугубо музыкальном (так называлось относительно новое течение в рок-музыке Запада), и в буквальном смысле слова. Ждали притока новых сил, которые и появились вскоре в лице КИНО, АЛИСЫ, ТЕЛЕВИЗОРА и многих других групп.

Предвестниками их появления стали две команды, закончившие свой путь очень быстро. Мы говорим о СТРАННЫХ ИГРАХ и МАНУФАКТУРЕ.

С МАНУФАКТУРОЙ было просто: двух ведущих музыкантов, Олега Скибу и Диму Матковского, сразу после I фестиваля призвали в ряды Вооруженных Сил, а лучший вокалист фестиваля Виктор Салтыков ушел искать счастья на профессиональную эстраду, где обитает до сей поры.

СТРАННЫЕ ИГРЫ — одна из самых ярких команд нашего рока — сверкнула, подобно молнии, в 1983–1984 годах, затем внутри группы начались разногласия. Сначала группу покинул гитарист и вокалист Саша Давыдов, без него звучание лишилось доли иронии и абсурда, стало более жестким (летом 1984 года Саша Давыдов безвременно ушел из жизни в возрасте двадцати пяти лет), а затем команда распалась на две — АВИА и ИГРЫ, каждая из которых имеет свои привлекательные стороны, но даже сложенные вместе они уступают СТРАННЫМ ИГРАМ.

По существу, лишь две команды сумели без заметных потерь проскочить опасный перешеек, отделивший «андерграунд» от полупрофессионального существования, каким стало существование в рок-клубе. Это АКВАРИУМ и ЗООПАРК, популярность которых в то время находилась примерно на одном уровне.

С известной долей уверенности можно сказать, что последующее развитие ленинградского рока заключалось в освоении и развитии традиций АКВАРИУМА, ЗООПАРКА и СТРАННЫХ ИГР либо же в отталкивании от этих традиций. «Тяжелые» формы рока, тем более его «металлические» формы, отступили под натиском, с одной стороны, нововолновой эстетики, с другой — все более возрастающей роли слова в песнях. Непритязательные по текстам песни РОССИЯН и МИФОВ перестали удовлетворять, молодые музыканты все смелее пускались либо в головокружительные пассажи постгребенщиковских ассоциаций (в просторечии именуемых «гребенизмами»), либо в обличительные заявления социального толка.

Неизвестно, как сложилась бы далее судьба РД, если бы не знакомство с Борисом Гребенщиковым, состоявшееся летом 1983 года.

Об этом человеке РД уже много слышал. Мнения и оценки были чудовищно разноречивы, однако интриговали. Один тот факт, что в разговорах и публикациях самиздата Гребенщиков чаще всего именовался лишь инициалами — БГ, — говорил о неслыханной популярности. Такой чести у журналистов удостаиваются на Западе суперзвезды.

Популярен, но среди кого? В официальной прессе о БГ не упоминалось, а пленки с альбомами АКВАРИУМА еще не дошли до РД.

Поэтому он сразу увидел Гребенщикова в полный рост на лауреатском концерте I фестиваля. В кулуарах муссировалась сенсация: АКВАРИУМ получил всего лишь диплом II степени! Его опередила никому не известная МАНУФАКТУРА!

Похоже, БГ был несколько раздосадован этой относительной неудачей и решил на лауреатском концерте показать «ху из ху» в ленинградском роке. Ему это удалось. Затянутый в белоснежный костюм, в высоких сапогах, с длинным газовым шарфом, который потом стал добычей фанов, БГ был неотразим. Зал стонал от восторга, как бы извиняясь перед кумиром за допущенную оплошность жюри.

РД пребывал в недоумении. Безусловно, звучание АКВАРИУМА резко выделялось среди других команд, что можно было объяснить наличием таких инструментов, как флейта и виолончель, а также ощущением некоего музыкального хаоса, отсутствием четкости и строгости, что рождало особое музыкальное пространство. Недоброжелательные критики называют такое звучание «халявным», но в этой небрежности присутствовал артистизм. Что касается самого БГ, то он произвел двойственное впечатление. Слова были совершенно непонятны, РД приходилось лишь гадать, о чем поет этот молодой человек. В его поведении на сцене явно было мало вкуса: он то заламывал руки, то томно ронял голову на грудь, то не к месту манипулировал шарфом. И в то же время в нем было нечто магическое, притягивающее взгляд.

Неожиданно он спел романс Вертинского под акустическую гитару, и в тишине зала, похожей на мгновенное оцепенение после заключительного аккорда, раздался восторженный крик: «Боря, это супер!»

Без сомнения, АКВАРИУМ был самой загадочной командой из тех, с кем пришлось столкнуться на первых порах рок-дилетанту. Самое любопытное, что и по прошествии многих лет АКВАРИУМ продолжает быть загадкой, правда, уже на другом уровне восприятия.

Знакомство с БГ произошло на первый взгляд случайно, но это тоже была случайность из разряда необходимых. Однажды РД был на Ленфильме, где в тот момент заканчивались съемки фильма «Уникум» по его сценарию, и журналистка местной многотиражки «Кадр» Оля Будашевская спросила: «Хотите, я познакомлю вас с Гребенщиковым?» Знакомство состоялось в кафе студии, где Борис сидел за столиком с Сергеем Курехиным. Выпили кофе, поговорили, а потом перешли домой к РД, где знакомство продолжилось в более непринужденной обстановке за бутылкой коньяка. Из первого разговора запомнилось лишь удивившее РД пренебрежительное отношение Гребенщикова к собственным текстам. Он придавал им служебное значение и подчеркивал, что они не являются стихами, а его самого ни в коем случае нельзя считать поэтом.

Скорее всего это была естественная хитрость при встрече с незнакомым литератором на случай, если тот начнет цепляться к словам песен. БГ уже не раз доставали на сей счет. Но литератор еще не знал никаких слов, он лишь хотел познакомиться с песнями.

Договорились обменяться сочинениями, и вскоре Борис передал РД две пластинки, изданные в ФРГ, где записаны были Чекасин, Курехин и Гребенщиков. РД переслал Борису свои книги.

Авангардная джазовая музыка, где БГ лишь в нескольких местах вступал на гитаре, оставила РД равнодушным. В джазе он всегда предпочитал классические формы: диксиленд, Эллингтона, Питерсона, Эллу Фитцджеральд. При встрече он попросил Бориса переписать ему песни АКВАРИУМА. Его обрадовало замечание БГ, что тот еще в семьдесят четвертом году читал одно из сочинений РД, а именно «Сено-солому», и, по его словам, «тащился» от него.

Как бы там ни было, вскоре РД получил первую кассету, на которой были записаны альбомы «Табу» и только что законченный «Радио Африки». Чуть позже последовали «Треугольник», «Акустика», «Электричество».

РД нырнул в АКВАРИУМ с головой, и поначалу было ощущение, что он тонет, пока вдруг не обнаружилось, что он умеет плавать. Но это произошло не сразу.

Людям, пытающимся впервые погрузиться в мир песен АКВАРИУМА, необходимо руководствоваться одним правилом. Его РД постиг эмпирически, на это ему потребовалось года два. Мы попытаемся здесь изложить результаты, поскольку о БГ и АКВАРИУМЕ много будет в дальнейшем.

К творчеству каждой группы можно подходить либо со стороны музыки, либо со стороны текста. Грубо говоря, к песням ЗООПАРКА лучше приближаться со стороны слова, а к творчеству СТРАННЫХ ИГР — со стороны музыки. Однако ни тот ни другой метод применительно к АКВАРИУМУ не годится. Музыка группы не настолько ярка, а слова не настолько понятны, чтобы остановить внимание и заставить воодушевиться.

Существует, однако, область чистого кайфа, не принадлежащая музыке или текстам, а как бы лежащая на их стыке. У каждой хорошей группы есть эта область, но в нее, как уже говорилось, можно въезжать либо со стороны музыки, либо со стороны стихов. В область кайфа АКВАРИУМА нужно погружаться непосредственно, не пытаясь объяснить смысл текстов и не задумываясь над вопросом, какого же качества музыка. Результат получается наилучший. Именно таким путем идут молодые фаны группы. РД пробивался к кайфу со стороны слова, как и положено литератору, но достиг его, лишь отказавшись от своего метода.

Здесь уместна аналогия с обыкновенным аквариумом. Если допустить, что стеклянный сосуд аквариума — это музыка, а находящиеся в нем рыбки, водоросли, ракушки — это слова, то остается нечто прозрачное, почти невидимое, без чего нет аквариума.

Это — вода, совершенно справедливо, то есть среда обитания рыбок, очерченная рамками стеклянных стенок. Среда обитания слов, очерченная простыми рамками музыки, и есть область чистого кайфа АКВАРИУМА. Погрузившись в нее, можно оценить и прелесть золотых рыбок, и изящество сосуда, но говорить об аквариуме, рассматривая пустой сосуд или засушенных дохлых рыбок, невозможно.

Чтобы полюбить группу, нужно добраться до ее чистого кайфа. Следует лишь учитывать, что кайф — понятие во многом субъективное, и если музыка и тексты одинаковы для всех, то кайф, или наслаждение (так уж и быть, переведем это слово!), наполовину зависит от личного опыта и склонностей души. Все это, между прочим, относится к любой музыке, более того — к любому искусству, имеющему некий материальный носитель и находящееся с ним в связи чувственное наполнение.

Песнями АКВАРИУМА следовало наслаждаться непосредственно. РД этого не знал. Он принялся анализировать и зашел в тупик. Одновременно он слушал записи ЗООПАРКА («Сладкая N и Другие» и «Уездный Город N»). Там он чувствовал себя более уверенно, ибо можно было говорить о смысле песен, выраженном в словах, о темах и сюжетах.

Материала для очередных раздумий было хоть отбавляй. РД изложил их в очередной статье и… получил от ворот поворот. Статью упрятали в долгий ящик, всячески оттягивали ее появление, сокращали. В результате она вышла в октябре 1985 года, а намечалась к публикации в первой половине восемьдесят четвертого.

Более полутора лет «ждали перемен» невинные рассуждения РД о творчестве музыкантов Ленинградского рок-клуба. К моменту выхода РД был уже на новом витке подруба, но ничего нового не написал, ибо понял, что его легальной литературной деятельности рок-дилетанта пришел конец. Все, о чем он узнал после написания статьи «Музыкальная пауза», что полюбил, за что стал воевать, не подлежало опубликованию.

Мы помещаем статью РД на точном хронологическом месте, ибо она была написана перед II Ленинградским фестивалем, зимой 1984 года, и характеризует уровень подруба на тот момент.