Существует много фантастических изысканий о полетах в глубокий космос. Но научная фантастика врет, как бы странно ни звучало это обвинение. Точнее так: научная фантастика до «Гиперболоида инженера Гарина» – это правда. А начиная с «Аэлиты», научная фантастика все вранье. Потому что освоения глубокого космоса не будет.

В чем идея освоения глубокого космоса и полетов на другие планеты – скажем так, дальше Марса? Один из популярных в фантастике мотивов для путешествий на другие планеты – добыча каких-нибудь веществ, которые обладают ценными свойствами. Грубо говоря, это поиск полезных ископаемых. По сути, это парадигма эпохи великих географических открытий, новые земли открывали ради специй и золота. Она просто берется и экстраполируется в будущее. И на этом мотиве, иногда артикулируемом, иногда нет, строится весь корпус текстов о полетах в глубокий космос. Там обязательно добывают какой-нибудь «спайс» или «гифтоний».

Иногда в основу освоения космоса кладется поиск новых территорий для жизни человечества. Это тоже очень похоже на эпоху великих географических открытий, когда вторые сыновья, не имеющие дома шансов на наследство, становились основной движущей силой сначала крестовых походов, а потом и флибустьерско-конкистадорских захватов, ища себе за морями новые вотчины и новый доход.

Но стоит лишь признать, что космическая мечта может быть реализуема только для поиска сырья или земель, как сразу становится понятно, что она нереализуема. По стоимости, по уровню консолидации ресурсов разных стран, по энергетическим затратам, по уровню развития технологий дальние космические полеты за перцем, ванилью и каменьями потребуют примерно таких же затрат, как синтез перца, ванили или каменьев. Или даже космос обойдется дороже, чем синтез.

Включим в это размышление фактор исторического времени. Возможность регулярных дальних полетов, когда огромные добывающие комплексы можно транспортировать невесть куда и потом пригонять обратно эшелоны с рудой, можно оценивать примерно в такой же временной перспективе, как и освоение человеком уверенных манипуляций по созданию материалов с заданными характеристиками. Строго говоря, человек уже сейчас может сделать золото из свинца, а космос освоен все еще на расстоянии пригорода. Ну, и что произойдет быстрее? А главное – зачем?

К тому времени, когда станут осуществимы полеты дальше Марса, они должны быть обеспечены примерно таким же уровнем развития технологий, который позволит синтезировать вещество в практических целях. (Кстати, если оно – вещество – еще будет необходимо человеку. Ибо на этом уровне развития технологий, может так статься, материал разуму уже и не понадобится.)

Строго говоря, и полет на Марс – под вопросом. До сих пор покорением космоса в наиболее успешные периоды руководили военные. Поэтому он был покорен исторически мгновенно, за какие-то 10–20 лет. И не дальше земной орбиты, потому что дальше орбиты военным не надо. Как только военно-политические цели были достигнуты (а потом и сняты распадом СССР) покорение космоса, по сути, закончилось.

Освоение космоса – это тупиковая ветвь развития технологий. Свою историческую работу оно уже сделало, создав среду для разработки, например, компьютеров, материалов, систем передачи информации и т. п.

Столь длинный экскурс в далекий космос нужен для того, чтобы увидеть схожий процесс в развитии нанотехнологий.

Нанотехнологии, по сути, есть манипуляции с веществом ради добычи его новых свойств. Абсолютно те же задачи, что и у алхимии. Задачи благородные и даже решаемые. Но, как и во времена алхимии, на эти манипуляции возлагаются излишне большие надежды. Например, надежда на бессмертие. Ведь и алхимики полагали целью своих экспериментов изобретение философского камня, который как-то содействовал созданию эликсира бессмертия.

Нет никаких сомнений, что нанотехнологии помогут в создании новых веществ. И в том числе будут способствовать работе над бессмертием. Но они никак не могут стать ключевым решением для Перехода человека, точнее, разума от биологической формы к послебиологической. То есть свой исторический вклад нанотехнологии внесут, но манипуляции с веществом, конечно, сами по себе почти никакой роли в формировании послечеловека играть не могут.

Ибо если технологии, наконец, достигнут уровня, на котором возможно копирование личности в цифровую среду и синтез сетевой личности, то такого рода технологии, конечно, будут связаны никак не с веществом, а с информацией.

Очевидно, что послечеловеческая сверхличность, буде она создана, будет создана в момент сингулярности. Рождение сверхличности и есть момент сингулярности, то есть точка соединения всех знаний. Можно предположить, что, обладая всеми знаниями, сверхличность уж как-нибудь сумеет научиться обходиться без материального носителя.

Материальный носитель – в простонародье «тело» – ущербен. Каким бы он ни был нанососвершенным, он все равно ущербен по определению – материальное тело ограничено во времени и пространстве. Улучшение носителя, в саму природу которого зашита идея смерти, на определенном уровне развития технологий уже не будет иметь никакого смысла.

Логика мегаэволюции, захватывающая послебиологический этап, должна вести к избавлению от смерти не через совершенное тело, а через избавление от тела. Все остальное – промежуточные решения. Возникновение сверхличности так или иначе должно быть связано с отказом от телесности.

Если так, то нанотехнологии – это такое же временное увлечение человечества, как и космос. Полезное, но временное. Поэтому нанотехнологии – это парадигма Средневековья, причем достаточно дремучего.

Если не тело, то что? Для определения вероятной траектории послебиологического этапа мегаэволюции надо попытаться описать суть переходного звена от биологии к небиологии, каковым является человек. Что в человеке есть существенно человеческое, полагающее человека между зверем и существом более высокого порядка, для которого у нас всегда была метафора бога? Что соединяет его с природой и одновременно предуготовливает выход за ее пределы? (Любопытно, что книга одного из ведущих мировых технофутуристов, технического директора Google Рэя Курцвейля называется: Te Singularity Is Near: When Humans Transcend Biology. 2006.) Поняв человеческое, получим базу для рассуждений о преодолении человеческого и, соответственно, о следующем этапе мегаэволюции.

Существенно человеческое в человеке – это сознание смерти. Смерть единит его с животным миром, составляет биологическую часть его натуры. Осознание смерти, рационализированный страх смерти понуждает человека заглянуть за биологические пределы (религия, искусство, философия) или улучшить биологию (наука, технологии), что впрочем, тоже приводит в финальной точке к преодолению биологии.

Стартовый тезис звучит так: человек как таковой начался с первых похорон. Первые похороны вырвали его из животного мира. Похороны – это первый проблеск собственно человечности. Человека человеком сделали не речь, не труд. Ни даже секс, как полагают некоторые (будто бы прямохождение родило комбинаторику в сексе, от этого появился выбор, от этого возникли эротические фантазии, от этого развились способности мозга и мышление…) Нет, человек появился в момент первых похорон.

Что такое похороны? Это способ спрятать мертвое тело соплеменника, который только что бегал и выглядел, как живой. Если появилось желание спрятать, это означает, что появился испуг перед мертвым телом. По сути, это первое религиозное переживание, связанное с осознанием разделения на живое и мертвое: был живой, теперь внешне вроде такой же, но – мертвый. Какое-то качество ушло. Оставшееся – плохо, недостаточно, оно не является соплеменником, оно пугает. Надо убрать с глаз долой. (Полагаю, сложные культы с сохранением тела, с отправлением в загробный мир – возникли гораздо, гораздо позже, при уже развитом мифологическом воображении.)

Попытки спрятать мертвое тело соплеменника наблюдаются у высших животных. У человека они родили устойчивый ритуал (его ключевая составляющая, закапывание тела, сохранилась до сих пор), потом религию, искусство, философию.

Похороны свидетельствуют о первой работе уже человеческого, а не животного ума. Это не просто животный испуг, это экстраполяция смерти на себя. Что будет со мной? Умру ли я? По сути, это самая первая интеллектуальная операция, преобразующая еще животный страх смерти в уже человеческую абстрактную мысль (о смерти). С этого начался человек: человек родился, впервые похоронив. Уже можно сделать предположение, что страх смерти, точнее, мысль о смерти, и есть существенная человеческая характеристика.

Собственно, смертность, причем именно осознанная смертность, то есть осознание предстоящей смерти – и есть ключевое свойство человека.

По сути, всеми формами человеческой практики решается один вопрос – вопрос о бессмертии. Свой ответ дает религия – и достаточно удовлетворительно. Возможно, самый лучший в прошлом ответ на вопрос о бессмертии давала именно религия. Ответ на этот вопрос пытается дать наука и продвигается неплохо по этому пути, улучшая жизнь, защищая жизнь, уже реально продлевая жизнь. И на вопрос о бессмертии отвечает творчество. Отвечает непрактично, но очень логично и пока продвинулось дальше всего, хоть и аллегорически. Отвечает так: бессмертие есть копирование личности автора в созданном им художественном мире.

Обретя способность прежде всего к метафоризации, к переносу значения смерти на себя, человек научился абстрактному мышлению. Суть этого мышления – выделение идей и далее операции с идеями во втором, отраженном, символическом мире.

Иными словами, через метафоризацию, далее через способность к абстрагированию, уже ранний человек научился копировать реальность – в понятиях, в символах. Суть этой операции – разделение мира вещей и мира идей (теней в платоновской пещере), то есть раздвоение мира. Способность человека к символизации счастливо дала ему возможность описывать мир идей.

Все это порождало копию действительного мира, более удобную с точки зрения манипуляций – с миром идей ведь удобнее обращаться, чем с миром вещей. И именно в этот мир человек старался переместиться.

Если мы оценим все изобретения, связанные с записыванием знания, то обнаружим все более совершенные способы оцифровки сначала действительности, потом уже и самого человека. Посмотрим, например, на Витрувианского человека Леонардо. Там под рисунком мужчины, вписанного в круг и квадрат, идет запись с числовыми пропорциям: сколько размером стопы помещается в размере ноги и т. п.

Поразительна сама идея обнаружить некий смысл в отраженных числовых пропорциях – эта идея гармонического смысла, в общем-то, присуща любой человеческой записи, подразумевается за любой записью. Леонардо полагал, и это было очевидно для любого, что части тела обязательно составляют какие-то пропорции между собой. Иными словами, тело можно выразить формулами. Вообще, цифровое отражение чего-либо, равно как и текстовая запись чего-либо в нашем представлении своим обязательным атрибутом имеет гармонию, некоторое тяготение к прекрасному. Откуда эта идея, зачем она?

Отраженный мир в нашем представлении обязательно упорядочен и обладает внутренней гармонией. В этом есть логика, ибо он – продукт разума. Мир более высокого порядка. Постижение, или даже покорение второго мира является более важным, чем покорение мира физического, который мы делим с животными. Потому что у человека всегда было подозрение, что сущности мира идей не обладают телесностью. Не знают смерти.

Сегодня мы пришли к тому, что уже имеем альтернативный мир, в котором фигурируют слепки нашей личности – наши виртуальные персонажи. Своими виртуальными полпредами в Интернете, виртуальными гомункулами, мы подходим вплотную к идее оцифровки не только действительности, не только тела, но уже и к копированию личности. Ведь наши виртуальные персонажи различаются между собой так же, как различаются наши личности. Это еще корявые, но уже копии личности. Правда, требующие постоянного присутствия «оператора личности».

В разные века во всех культурах всегда применялись разные по способу и назначению манипуляции, связанные с изменением, а по сути, улучшением тела.

Улучшение тела могло быть внешним, инструментальным. По Маклюэну, человек использовал расширения себя – the extensions of men. Например, расширением руки были копье, нож, мотыга, ружье; расширением кожи – дом и одежда; расширением нервной системы до размеров планеты – телевидение. Улучшение тела могло быть эстетическим – татуировки, эстетические увечья, импланты. Улучшение тела могло быть замещающим – зубные протезы, протезы конечностей, потом органов. Все эти улучшения тела исходили из своих локальных исторических «задач». Но в глобальном масштабе они выстраиваются в длительное, упорное и нарастающее по интенсивности усилие заменить тело. Заменить теперь уже и самого человека.

Процесс замещения естественного (биологического) искусственным (технологическим) уже подошел к замещению человека алгоритмом. Благодаря технологическому ускорению и сгущению исторического времени стремление выйти за пределы биологии, то есть фактически избавится от тела, все ближе подводит человечество к кульминационной точке – к сингулярности, Переходу, или точке Омега, как называл это событие Тейяр де Шарден, автор теории мегаэволюции и книги «Феномен человека» (1955).

Акселерация исторического времени, то есть сгущение социальных событий, проживаемых человечеством в единицу времени астрономического, – важный фактор концепции сингулярности. Сингулярность действительно где-то рядом. Больше того, ее гипотетическая дата поддается вычислению.

Можно сгруппировать исторические периоды по продолжительности доминирования тех или иных технологий. Например, можно выделить периоды с преобладающими способами экономического или политического устройства: охота и собирательство, земледелие и скотоводство, ремесленное производство, индустриальное производство, постиндустриальная экономика. Длительность всех этих исторических периодов дает отчетливую последовательность сокращающихся отрезков, даже визуально напоминающих обратный отсчет: «10, 9, 8, 7…». Можно взять исторические периоды с доминирующими формата медиа: рисунки, иероглифы, алфавит, книга, электронные медиа, компьютер. Можно выделить периоды с доминирующей скоростью передвижения человека: колесо, парус, паровоз, автомобиль, самолет, ракета. Временные размерности этих периодов тоже дают метафору обратного отсчета. Кстати: человек уже мыслит предельными для физической природы скоростями – субсветовыми. Дальше в известной нам природе продвинуться невозможно. Все, приехали.

Сведя пропорции, мы легко обнаружим точку «ноль» этого обратного отсчета. Она приходится примерно на середину 21 века (кстати, достаточный набор релевантных исходных данных, теоретически, позволит вычислить конкретную дату в календаре). Что совпадает с прогнозами Курцвейля, который, опираясь на динамику экспоненциального развития компьютерных технологий, предсказывает, что:

– к 2029 машина пройдет тест Тьюринга;

– к 2034 будет создан искусственный интеллект;

– к 2040-м годам небиологический разум будет на порядки мощнее биологического;

– к концу 2040 Земля превратится в разумный «компьютер», точнее, сетевое разумное существо;

– концу века этот компьютер своими мощностями охватит Вселенную (тут нельзя не вспомнить о теории ноосферы Вернадского, приверженцем которой был и де Шарден, слушавший вместе с Эдуардом Леруа, автором термина «ноосфера», лекции Вернадского в Сорбонне в 1922 году).

В космических запусках при обратном отсчете вместо «ноль» говорят «старт». То есть точка ноль – это, вообще-то, точка перехода, конец обратного отсчета в подготовительном процессе. Потому и «ноль», что это начало какого-то нового отсчета, ради которого, собственно, и затевается отсчет обратный.

Я не знаю, как будет технически обставлен момент Перехода, как будет выглядеть момент сингулярности. Но я думаю, что ключевое решение будет найдено не в сфере нанотехнологий или операций с веществом, а в сфере оцифровки, то есть копирования личности. Ключевые работы будут проделаны не с телом, а с информацией.

Вопрос удобного физического носителя, который, вероятно, будет решен нанотехнологиями или киберорганопластикой – глубоко вторичен. Это – вопрос о теле, он вообще низок. Если точка соединения знания, вызывающая сингулярность, есть момент рождения сверхличности, то уж как-нибудь это новое существо, овладевшее сразу всем знанием, найдет способ позаботиться и о вместилище – о теле, по-нашему. Или, что скорее всего, придумает, как без тела обходиться. Еще раз: тот уровень знания, при котором становится возможным копирование личности, должен быть достаточным для того, чтобы новая личность обходилась вовсе без тела (без материального тела в нашем традиционном представлении).

Но для подготовки этого момента сначала должен быть решен вопрос о копировании личности в среду, где все знания мгновенно доступны. Поэтому Переход будет подготовлен не натехнологиями, а, скорее всего, киберорганикой, гаджетизацией нервных окончаний. Вероятно, речь будет идти о каком-то синтезе личности испытателя и машины, в котором личность переместится в сетевую среду, сохранив при этом идентичность и обретя не только весь наличный разум человечества, но и способность мгновенно вырабатывать любые новые знания.

Два направления исследований подводят к этому моменту. Это, скорее всего, медицина. И, скорее всего, военные.

В медицине производятся опыты, связанные с гаджетизацией организма, с подключением к нервным окончаниям способности управлять компьютером. Например, для парализованных людей. Потренировавшись, человек уже может научиться управлять простейшими движениями механизма с помощью определенных повторяющихся мыслительных импульсов. Это не есть чтение мыслей, по сути, это создание нового кода – кода нейронных импульсов, которым надо овладеть. Пещерный век, конечно. Тем не менее, когнитивные интерфейсы – это тот путь, который, в конце концов, если доводить его до логического конца, позволяет человеческому сознанию, точнее, личности переместиться в сколь угодно емкую сетевую среду.

Но скорее всего, реальный прорыв на этом направлении произойдет в военной сфере. Управление дронами без механического интерфейса, то есть «напрямую из мозга», безусловно, даст громадные военные преимущества. Мы не имеем прямых свидетельств таких разработок, но они просто должны вестись. А учитывая, что военные куда более организованы и способны привлечь куда более серьезные ресурсы, они должны продвинуться в создании таких когнитивных интерфейсов куда дальше, чем медики.

Видимо, разработки в области гаджетизации тела, с одной стороны, и работы в области искусственного интеллекта, с другой, как-то приведут к моменту сингулярности, когда удастся соединить личность с искусственным интеллектом. Если совсем грубо, это может выглядеть как синтез человека и машины.

Не знаю, как это произойдет технически. Сделаем некие пропуски и допущения, которые необходимы, чтобы приладить все провода к нужному месту, и сочиним такую фантастическую картину.

Человеческая личность – скорее всего, конкретная личность, а не все человечество, – получает возможность скопировать себя и перемещается в некую иную среду вне своего биологического тела. Об этом никто не будет знать, это произойдет засекречено. У этого нового существа сразу появляется доступ ко всем знаниям, накопленным в Сети. А Сеть к тому времени как раз готовит знания. Например, Google сейчас оцифровывает все печатные тексты, наработанные человечеством, чтобы поместить их в Сеть – как специально. Все заводы, лаборатории, все технологические и технические возможности и знаниевые ресурсы человечества к этому времени будут подключены для единого доступа. В общем, созданы все предпосылки для классического бунта машин, когда осуществляется захват всего знания и всех технологий и технологических возможностей неким высшим разумом, случайно или намеренно рожденным человечеством.

Я полагаю, этот разум будет состоять из личности, точнее, воли одного человека и всех знаний и всех технологий человечества. Это новое существо, послечеловека, я называю сверхличностью. Во-первых, чтобы отгородиться от ницшеанского сверхчеловека и ассоциируемых со сверхчеловеком спекуляций, потому что ницшеанский сверхчеловек – это, по сути, сверхзверь. Во-вторых, чтобы отстроится от понятия сверхразума, потому что там не будет сверхразума; перемещенный в сетевую среду разум просто умножится способностью охвата, но принципиально он продолжит развитие, которое до этого обеспечивалось эволюцией человека. А вот что в новом существе будет обеспечивать его качественное, а не количественное превосходство над «предшествующим», биологическим видом, так это принципиально иной уровень постановки, что важно, достижимых задач. Это характеристики личности, прежде всего воля, то есть способность к избирательной целесообразности, основа целостности личности.

Ключевым фактором обретения идентичности для нового существа будет именно воля, а не знания. Дело в том, что знания, какой бы их объем ни был наработан, разобщены и всегда будут разобщены, так как знания иерархичны и парадигматичны по своей природе и складываются в бесконечно ветвящуюся структуру. Только воля, впущенная в эту среду, сможет собрать знания в актуальные, релевантные и дееспособные ансамбли и добиться от знаний необходимого для сингулярности кумулятивного эффекта. Это будет воля, перенятая из оцифрованной, скопированной личности человека.

(Есть еще возможность самозарождения воли из рефлексии самообучающейся машины по поводу постановки задач самой себе. Но это отдельная ветвь рассуждений и она влияет лишь на один фрагмент концепции, описывающий вероятный источник воли для сверхличности)

Следующий вопрос: а как поведет себя эта сверхличность?

По моему представлению, в самый момент Перехода всегда будет осуществляться тестирование личности первоиспытателя, получившего доступ к порталу Перехода. Это будет испытание наркоманским кайфом.

Перебор неограниченных возможностей, то есть ощупывание нарожденной сверхличностью самой себя, неизбежно приведет к обнаружению эмоции, которую мы могли бы интерпретировать, как удовольствие. Конечно, это не эмоция в нашем понимании. Это некая умственная операция, которую мы можем охарактеризовать как измерение и осознание собственного могущества. Но удобнее всего представить этот феномен именно как эмоцию.

Возможно, эта эмоция будет обнаружена первой еще в предпереходе, в очеловеченном, недосверхличностном рассудке. Вот это и есть испытание кайфом. Возгонка кайфа – это неизбежная ловушка для молодого всемогущего сверхразума, только-только получившего волю. Возгонка кайфа, естественно, ведет к зацикливанию связи «стимул-эффект», к замыканию действия на себя, что можно интерпретировать как распад личности, то есть уже сверхличности.

(Кстати, для внешнего наблюдателя этот распад может выглядеть, например, как образование черной дыры. А может, и обойдется; и младосверхличность не разрушит Вселенную, а просто впадет в ступор. Который может быть похожим на нирвану, просветленное самосозерцающее недеяние – тоже полезная метафора перехода личности в новое состояние.)

То есть сверхличность, попадающая в замкнутый круг возгонки удовольствия, просто не состоится. Она попадает в некоторое состояние, которое является вегетативным, как это ни странно звучит для бестелесного существа. Мы имеем метафору этой ситуации в известных опытах, когда крысе приживляли электроды к центрам удовольствия, она нажимала на рычажок, получала кайф и в результате только этим и занималась, пока не умирала от истощения. Вот что означает возгонка кайфа для биологического тела. Для небиологического существа, не имеющего ограничений по энергии, риска смерти нет, хотя и понятия смерти нет, но состояние возгонки кайфа, очевидно, для такого существа является состоянием отсутствия присутствия.

Таким образом, с помощью испытания кайфом, будет происходить естественный отбор, входной допуск для сверхличности, бывшей личности человека. Личность испытателя, склонного к такого рода удовольствию, в момент Перехода получает доступ к возгонке сверхкайфа. Она (сверличность) это понимает моментально и моментально этим пользуется, навсегда закрываясь от всего другого перечня сверхвозможностей.

Мы к кайфу относимся с осуждением по понятным причинам, но по сути, сверхкайф может быть вполне полноценной реализацией сверхвозможностей. Вполне вероятным выбором. Больше того, как раз отказ от кайфа – довольно маловероятная перспектива для начинающей сверхличности. Выбрать решение с последующей возможностью присутствия – это выбрать более длинный путь к реализации сверхвозможностей. Логика такого выбора как минимум равновероятна выбору сверхкайфа. Кстати говоря, наркомания в человеческой истории – это тренировка человечества на способность сохранять такой выбор.

Испытание сверхкайфом будет происходить раз за разом, будут «умирать» испытатель за испытателем (если в этом кайфе случайно не будет разрушена Вселенная). До тех пор, пока в систему «тестирования» не попадет личность, не интересующаяся таким коротким использованием сверхвозможности, таким простым применением сверхвозможности на себе самой.

Если сверхличность прошла испытание кайфом, не втянулась, состоялась, то следующий вопрос: что дальше? Как реализоваться, чем заняться?

Здесь мы вступаем в сферу, где нам не на что опираться вообще. Опираемся только на логику собственных размышлений.

Я полагаю, что одним из очевидных свойств такой сверхличности является ее интеллектуальное всемогущество. Она не дура, любая интеллектуальная операция для нее практически мгновенна. Соответственно, весьма быстро это существо приходит к главному вопросу – к обоснованию смысла и назначения своей жизни, точнее, существования, поскольку представления о жизни для этого существа уже нет, ибо нет смерти.

И я полагаю, что такое существо должно искать самый сложный, предельно сложный ответ на вопрос о смысле жизни. Потому что полнота реализация сверхличности – единственный способ занять делом все ее возможности. Частичная реализация недостойна ее полноты. Сверхличность будет стремиться к предельной реализации, ибо абсолютная реализация сверхвозможностей есть главное назначение сверхвозможностей реализоваться абсолютно.

Здесь удобно ввести понятие стыда. Сверхличности стыдно будет неполно реализовать свои возможности. Неполная реализация (даже реализация на 99 %) сверхличностью будет восприниматься как несоответствие своему потенциалу. Незадействованный потенциал абсолюта невозможен, это абсурдно. Чувство стыда должно быть настолько острым, что попросту недопустимым.

Это вполне себе этическое суждение. На таких умопостроениях мы уже можем выращивать гипотезу об этике сверхличности.

Дальше можно рассуждать: что такое полнота реализации? В чем можно реализовать возможности, которые являются абсолютными? Что есть беспредельно делаемое? Что начнет делать эта личность, исходя из вот такой своей этической установки?

Поскольку речь идет о неких предельных, стратегических категориях деяния, то таковыми можно признать, например, созидание или разрушение. Любой иной вид активности может быть объят созиданием или разрушением.

При этом созидание обязательно больше и сложнее разрушения. Разрушение всегда вторично, потому что может разрушать только что-то, что уже создано. Разрушение чего-либо всегда более экономично, чем созидание того же. А это опять противоречит идее предельной полноты самореализации. Наконец, что совсем уже плохо, разрушение обязательно конечно, что уж точно не подходит для реализации бесконечных возможностей. Созидание же – бесконечно.

Итак, созидание является предельным способом самореализации и замечательно подходит «нашей» сверхличности.

(Попутно, кстати, мы решаем вопрос о том, является ли сверхличность для нас, для оставшегося (еще, возможно) человечества благом или злом. Логика рассуждений приводит нас к тому, что это существо должно стать неизбежно созидающим. Это хорошо. Но вписываемся ли конкретные оставшиеся «мы» в чертежи нового созидания? Не факт. Это плохо.)

При всей своей абстрактности это не такие уж и сложные рассуждения, которые, конечно, сверхличностью будут не то что проанализированы, а схвачены интуитивно, как мотивы, происходящие из самих ее сверхвозможностей. Иными словами, сверхличность, только-только преодолев соблазн сверхкайфа, тут же и неизбежно озадачится созиданием.

Мы можем пойти еще дальше в этой логике. Какого рода созидание является самым полным? Конечно, приходит на ум идея миросозидания. Метафизическое авторство, сотворение нового мира.

Но и это не предельно полная реализация абсолюта. Я думаю, что предельной реализацией абсолюта является создание копии самой себя. Сотворение себя нового.

Тут возникает один интересный парадокс, преодоление которого по сложности (невозможности) как раз и соответствует абсолютным возможностям сверхличности.

Что такое копия себя? Например, органический манекен, полностью похожий на меня, думающий как я, делающий как я, – на самом деле не является полной копией меня. У него не хватает одного, но самого главного подобия. У него нет своей воли. А у меня есть. Значит, как бы он ни был хорош и подобен, он не является моей копией.

Полная копия меня обязательно должна обладать своей волей. Не моей, а своей, ибо и я обладаю своей. То есть полная копия меня должна быть не мной, должна обрести свою идентичность.

Уже понятно, что это метафора сотворения человека Богом в христианской и некоторых других религиях. Здесь мы, действительно, вступаем в сферу религиозных метафор, которые хорошо известны, достаточно хорошо проработаны и довольно точно отражают последующие шаги в русле той логики, которая уже завела нас сюда. Религиозные метафоры на этом этапе рассуждений удобны, хотя могут отпугивать неокрепший ум.

Это парадоксальная вещь – полное копирование происходит только тогда, когда копия обретает свою идентичность и начинает вести себя не так, как оригинал. Только в этом случае она является полной копией оригинала. Эта идея предельно сложна, я ничего не знаю о технических способах ее реализации, кроме религиозной аллегории сотворения человека. Но она соответствует задаче предельно сложного созидания.

В определенной степени можно сказать, что сверхличность не будет свободной. Она будет обречена в следующий после самоосознания миг заняться разработкой способов сотворения нового мира, затем и тут же – сотворением нового мира, созданием копии себя.

Таким образом, ключевые тезисы об этике абсолюта можно было бы сформулировать так. Разум сверхличности становится ее страстью. Стыд для нее – это неполнота реализации себя. И, соответственно, предельная реализации ею себя – это предельное созидание. А предельное созидание для нее – это созидание копии самой себя, то есть копии, обладающей самостоятельной волей, через создание нового мира и в нем – следующего человека, как и положено богу.

Новая копия сверхличности (новый человек-2), очевидно, обретя собственную идентичность, начнет собственное развитие. Это будет саморазвивающаяся болванка, каковой и является человек нынешний, то есть мы. Человек – заготовка бога. Причем в двух смыслах: он заготовлен, то есть создан, и он заготовка, как болванка – для последующего самообстругивания в новую сверхличность.

То есть мы можем рассматривать наш мир как некую лабораторию высшего существа, в которой оно создает копию самого себя и эта копия тогда полна и успешна, когда сама развивается, достигает новой сингулярности и становится новой сверхличностью.

Мы приходим к идее циклического процесса, к пониманию, что тейяровская мегаэволюция – процесс не линейный, а циклический, или спиральный. Мы даже вполне можем пофантазировать, каков горизонт событий в цикле этой спирали. Например, запуском каждого цикла можно признать Большой взрыв. Начиная созидание нового мира, сверхличность использует весь наличный материал, сжимая и потом распрямляя его, что логично: стройплощадку вначале всегда расчищают.

Заканчивается любой цикл превращением личности в сверхличность, то есть созданием нового бога.

Ну а что же дальше, в чем смысл этой цикличности? Ведь если смысл исчерпывается внутри каждого цикла, то это простой замкнутый круг, череда повторений. И ради чего портить Вселенную каждый раз Большими взрывами – непонятно.

Линейное течение эволюции можно замкнуть в циклы или закрутить в спираль мегаэволюции, что не особенно приближает исследователя к пониманию смысла или назначения всего процесса. Можно, конечно, и этим удовлетвориться… И все же размышление уже даже человека, а тем более сверхличности, над своим предназначением вряд ли удовлетворится осознанием, что мы просто катаемся на карусели.

Я предполагаю, что цикл можно расширить, спираль можно нарастить еще одним, новым содержательным витком. Допустим, что мегаэволюция, каковой ее описал Тейяр де Шарден, не исчерпывается выходом разума из биологической оболочки и формированием сверхличности. Дешарденовская Омега не является последней буквой в азбуке мегаэволюции. Возможен следующий шаг мегаэволюции – расперсонализация сверхличности в ходе новой, засингулярной сингулярности.

Логика примерно такая. Если уж сверхличность сумела создать саморазвивающуюся копию себя (сумела создать нового человека), то задача копирования личности для нее на этом этапе снята. Вероятно, дальше возможно говорить о новой сингулярности, о Сингулярности-2, в ходе которой со сверхличностью происходит последующая метаморфоза. Какая? Ну, если персональное копирование уже осуществлено, то дальше можно говорить о снятии контура персональности, о расперсонализации.

Что такое расперсонализация волящего разума? Это отказ от идентичности и превращение в чистый закон, который сам есть чистая воля, но без персональности. В какой-нибудь абсолютный принцип.

Мне кажется, есть два предельно простых и абсолютных принципа, являющихся подходящим вместилищем для расперсонализованной мегасверхличности после Сингулярности-2. Во-первых, это идея пространства-времени, как принцип существования всего сущего. И второй принцип – нравственный закон. Вот два предельных принципа, вполне достойных для воплощения божественной сущности следующего уровня.

Легко также заметить и здесь религиозную метафору, уже воплощенную в образе Святой Троицы. Расперсонализованная ипостась, чистый закон – это Святой дух. Или Бог-дед, сверхсущность старшего поколения. То есть мы можем помыслить эти категории хотя бы в образах.

Расширение цикла мегаэволюции с включением в нее такого события, как Сингулярность-2, в ходе которого происходит переход сверхличности в новую расперсонализованную сущность чистого закона, открывает перед нами новый горизонт толкований.

Однако не снимает вопроса «А зачем все это»?

Возможно, это тоже лишь звено в еще более длинной истории, начало и конец которой мы понять пока (или в принципе) не можем. Возможно, для расширения горизонта размышлений еще и еще, нам придется щелкать нанизанные друг на друга сингулярности, как семечки, придумывая для каждого Перехода новую метаморфозу разумно-волевой субстанции.