Книга: Большая книга восточной мудрости
Назад: Раздел 2 Житейские, современные и сказочные истории
Дальше: Индуистские притчи

Раздел 3
Классические притчи различных религиозно-философских учений

 

В этом разделе приведены наиболее представительные даосские, буддистские, индуистские (ведические), дзенские, хасидские и христианские притчи, в которых отражены некоторые положения соответствующих религиозно-философских учений, а также затрагиваются сложные взаимоотношения человека и Бога.
Для лучшего понимания притч в начале каждой главы приводится краткая справка относительно религиозно-философского учения, в рамках которого были рождены соответствующие притчи и истории. Более полная справочно-описательная информация с примерами интерпретации притч приведена в «Приложении».

 

Даосские притчи

Даосизм – одно из древних религиозно-философских учений, возникшее в Чжойском Китае в VI–V вв. до н. э. Основоположником даосизма принято считать китайского мудреца Лао-цзы, старшего современника Конфуция. Однако о Лао-цзы в отличие от Конфуция в источниках нет достоверных сведений ни исторического, ни биографического характера. Поэтому многими современными исследователями фигура Лао-цзы считается легендарной. Согласно легендам, мать вынашивала его несколько десятков лет и родила седым, откуда и имя его – «Престарелый младенец». Хотя тот же знак «цзы» означает одновременно и понятие «философ», так что имя Лао-цзы часто переводится как «Старый философ».
Главная категория даосизма – понятие «Дао». Первоначально это слово означало «Путь», затем – порядок Вселенной вместе с тождественным ему правильным поведением человека. Буквально слово «Дао» переводится как «Разум», «Логос», «Бог», «Смысл», «правильный Путь» и т. д. Лао-цзы придал этому слову новый смысл, называя Дао основой бытия, хотя эта основа сама по себе безымянна.
Трактат «Дао-дэ-цзин», авторство которого приписывается Лао-цзы, состоит из 5000 иероглифов, составляющих разные по объему высказывания, разделенные на 81 небольшую главу. Это произведение считается одним из наиболее значительных исторических философских трудов. Все главное в нем с самого начала сразу же высказывается и затем вновь остроумно развертывается. Перед читателем предстает грандиозное единство целого. Повторение в различных модификациях сходного выкристаллизовывает заложенные смыслы.
кр оме «Дао-дэ-цзина» воззрения даосизма изложены в трактате «Чжуан-цзы», отражающем взгляды философа Чжуан Чжоу (IV–III вв. до н. э.). Как целостная философская система даосизм восходит к трудам «Лец-зы» (ок. III в. до н. э.) и «Хуайнань-цзы» (II в. до н. э.).
Согласно даосизму, все во Вселенной порождено Дао, являющимся источником гармонии и равновесия. Поэтому все в мире – от растений и животных до людей – прекрасно в своем естественном состоянии и должно оставаться таким. При этом даосизм рассматривает все сущее во Вселенной как единое целое, стремящееся к гармонизации противоречий. Каждое существо и каждая вещь являются частью этого бесконечного потока, который течет неостановимо и в котором уравновешиваются противоположные силы. Так, в Дао отмечается равновесие и взаимодействие противоположностей Инь и Ян (женского и мужского начал, Земли и Неба), символизирующих две полярности, которые существуют в каждой вещи, противореча и одновременно дополняя друг друга. Нет ничего «чисто Инь» или «чисто Ян»; один из этих принципов может преобладать, но не уничтожая другого.
Согласно даосизму, эгоистические устремления и отступления от Дао порождают заблуждения в умах людей: люди начинают членить мир на отдельные вещи, понимаемые как самосущные единичности. Этому во многом способствует язык, так как возникает иллюзия, что каждому слову-ярлыку соответствует самостоятельная сущность. Однако Дао само по себе не имеет никаких границ и разделений: в нем все взаимосвязано, уравнено и объединено в неразделенное целое. А видимые различия не имеют сущностного характера и не принадлежат объектам самим по себе. Невозможно схематизировать иллюзорный мир, в котором все непрерывно взаимопроникает. Умонастроения не имеют ценности, а реальность свидетельствует о запутанной, неявной взаимосвязи каждой вещи со своей противоположностью.
Еще одно важное понятие даосизма – «недеяние», выступающее как особый вид деятельности, идущей вразрез с социальным миропорядком, но приводящей к гармонизации с Дао. Понятие «недеяние» из-за своей противоположности «деянию» может привести к ложному представлению о том, что оно связывается с отсутствием любой деятельности. Но это представление будет относиться не к сути, а к словесному выражению. В даосизме отвергается возможность существования чего-то одного, исключающего противоположность, иначе оно вновь было бы втянуто в сферу целенаправленной активности, за рамки которой выходит. Более подробная информация о даосизме приведена в Приложении.
Здесь представлены наиболее характерные даосские притчи, отражающие некоторые положения даосизма. Как уже было отмечено ранее, многие притчи получили известность среди отечественных читателей благодаря переводным изданиям трактатов «Чжуан-цзы», «Хай Фэй-цзы», произведений Шень Бухая и других древнекитайских источников, опубликованных в переводе известного китаеведа, профессора В. В. Малявина. Также еще раз отметим книгу Марка Форстейтера «Даосские притчи», в которой автор представил свои интерпретации притч, написанных Чжуан-цзы.

 

Полезное и бесполезное
Творящий Благо спросил Чжуан-цзы:
– Почему ты так часто говоришь о бесполезном?
– С тем, кто познал бесполезное, можно говорить и о полезном.
– С тем, кто познал бесполезное, можно говорить и о полезном, – ответил Чжуан-цзы. – Земля велика и широка, но человек пользуется ею в каждый момент времени лишь на величину своей стопы. Нужно ли ему знать, что за этой стопой? [33]

 

Опыт дерева
Однажды Чжуан-цзы с учениками прогуливался и увидел огромное дерево. Это дерево уже издали выделялось среди всех прочих своими размерами и строением.
– Обратите внимание на это большое и цветущее дерево, – сказал Учитель. – По нему видно, что оно не такое, как другие. Его ствол и ветви такие кривые, что из них нельзя сделать ни столбов, ни стропил. Его могучий корень так извилист, что из него не выдолбить даже гроб. Лизнешь его листок, и рот сводит от горечи. Оно не может быть использовано другими, поэтому до сих пор не срублено. Так же и самые светлые люди в мире сделаны из материала, в котором никто не нуждается!

 

Жертвенная черепаха
Чжуан-цзы ловил рыбу в реке своей бамбуковой удочкой. Владетель царства Чу послал двух своих сановников с официальным документом: «Мы предлагаем вам должность премьер-министра».
Чжуан-цзы даже удочки из рук не выпустил и головы не повернул, а только сказал в ответ:
– Мне рассказывали, будто есть жертвенная черепаха, принесенная в жертву и канонизированная три тысячи лет назад, которую чтит князь. Убранная в шелка, она находится в драгоценной гробнице на алтаре храма. Как вы думаете, лучше ли отдать жизнь и предоставить жертвенный панцирь в качестве объекта культа, в облаках ладана, на три тысячи лет или лучше жить обычной черепахой, волоча свой хвост по грязи?
– Конечно, лучше жить и волочить свой хвост по грязи! – ответили оба сановника.
– Возвращайтесь назад, – сказал Чжуан-цзы. – Предоставьте и мне волочить мой хвост по грязи.

 

Внимание к внутреннему
Янь Хой обратился к Конфуцию с вопросом:
– Однажды я переправлялся через глубокий поток Шаншэнь и наблюдал, как перевозчик вел лодку. Он делал это столь искусно, что мне показалось, будто он не человек, а всемогущий Бог. Я спросил, разве можно так научиться управлять лодкой, а он ответил: «Можно. Если ты хорошо плаваешь или ныряешь, ты сразу постигнешь это искусство». Ты не мог бы объяснить, что значат его слова?
Тот же, кто внимателен к внешнему, неискусен во внутреннем.
Конфуций ответил:
– Хорошие пловцы быстро учатся управлять лодкой, потому что не боятся воды. Для них море – все равно что суша, и перевернуться в лодке – это то же самое, что крестьянину упасть с повозки и вскочить обратно. Вода поднимает и опускает их, они послушны волнам, не боятся их и знают: что бы ни случилось, они всегда выплывут на поверхность без усилий.
Представь, что идет состязание лучников. Каждый хочет показать лучшее, на что он способен. Но если награда – серебряный кубок, то лучник может стрелять вполсилы, а если – золотая статуя, то он может потерять голову и станет стрелять, словно слепой. Отчего один и тот же человек ведет себя по-разному? Когда он думает о дорогой награде, руки не слушаются его. Искусство во всех случаях будет одно и то же, а вот внимание перейдет на внешние вещи. Тот же, кто внимателен к внешнему, неискусен во внутреннем.

 

Ввериться потоку
Конфуций у моста разглядывал, как водопад ниспадал с высоты и бурлил водоворот. Через некоторое время он заметил, как старый монах решил перейти этот бурлящий поток вброд. Конфуций послал к нему учеников, чтобы те удержали старика. Но человек их не послушался, спокойно перешел через поток и выбрался на другой берег.
– До чего же вы ловки! – воскликнул Конфуций. – Как это вам удалось войти в такой водоворот и выбраться оттуда невредимым? Вероятно, у вас есть свой секрет?
Монах ответил:
– Как только я вступаю в поток, то весь отдаюсь ему и вверяюсь течению воды. Отдавшись и вверившись ему, я располагаю свое тело в волнах и течениях и не смею своевольничать. Вот почему могу войти в любой поток и снова выйти.
– Запомните это! – сказал Конфуций ученикам. – Воистину, даже с водой, отдавшись ей и вверившись ей, можно сродниться. А уж тем более с людьми.

 

Сушеная рыба
Хуан-цзы родился в бедной семье, и нередко в доме не хватало еды. Как-то раз родители послали его занять немного риса у богача.
– Разумеется, я могу помочь, – ответил богач. – Скоро я соберу подати с моей деревни и тогда смогу одолжить тебе хоть пятьдесят монет серебром.
Хуан-цзы с негодованием посмотрел на него и сказал:
– Вчера я шел по дороге и вдруг окликнул меня кто-то. Я оглянулся и увидел в придорожной канаве пескаря. «Я повелитель вод Восточного океана, – сказал пескарь. – Но сейчас я попал в трудную ситуацию. Не найдется ли у тебя немного воды для меня? Ты спас бы мне жизнь».
– Конечно! – ответил я пескарю. – Я как раз направляюсь к правителю нашей провинции и попрошу его прорыть для тебя канал от Янцзы. Я уверен, что правитель не откажет повелителю вод Восточного океана.
Но пескарь посмотрел на меня гневно и сказал:
– Неужели ты не видишь? Я не могу жить без воды. И хотя я повелитель вод, здесь, на суше, я бессилен. Несколько пригоршен воды спасли бы меня от смерти. Но если ты вместе с правителем начнешь рыть канал, то завтра вы найдете меня в рыбной лавке среди других сушеных рыб.

 

Истинные странствия
Вначале Ле-Цзы любил странствовать.
– Ты любишь странствия. Что же в них хорошего? – спросил однажды у него учитель с Чаши-горы.
– Радость странствий в том, – ответил Ле-Цзы, – что наслаждаешься отсутствием старого. Другие в странствиях наблюдают за тем, что видят. Я же в странствиях наблюдаю за тем, что изменяется. Есть странствия и Странствия! Еще никто не сумел определить различия в этих странствиях!
При истинных странствиях можно постичь Вселенную и не выходя из дома.
– Ты странствуешь, как и другие, а говоришь, что иначе, чем другие, – ответил учитель с Чаши-горы и продолжил: – Во всем, на что ты смотришь, ты всегда видишь изменения, наслаждаешься отсутствием старого в других вещах, но не ведаешь, что в тебе самом также отсутствует старое. Странствуя во внешнем мире, ты не ведаешь, как наблюдать за внутренним миром. Кто странствует во внешнем мире, ищет полноты в других вещах. А кто наблюдает за внутренним, находит удовлетворение в самом себе. Находить удовлетворение в самом себе – вот истинное в странствиях, искать полноты в других вещах – вот неистинное в странствиях. При истинных странствиях не ведают, куда направляются; при истинном наблюдении не ведают, на что смотрят. При истинных странствиях можно постичь Вселенную и не выходя из дома.
Ле-Цзы понял, что он не постигает смысла странствий, и до конца жизни больше не уходил. Он попросился в ученики к учителю с Чаши-горы.

 

Урок собственной тени
Ле-Цзы учился у Учителя с Чаши-горы, и Учитель сказал:
– Если постигнешь, как держаться позади, можно будет говорить и о том, как оказаться впереди.
– Хочу услышать о том, как держаться позади, – ответил Ле-Цзы.
– Обернись, взгляни на свою тень и поймешь, – ответил Учитель.
Ле-Цзы обернулся и стал наблюдать за тенью: его тело сгибалось, и тень сгибалась; тело выпрямлялось, и тень выпрямлялась.
– Я понял, – сказал Ле-цзы, – изгибы и стройность исходят от тела, а не от тени.
– Сгибаться и выпрямляться зависит от других вещей, а не от тела, – ответил Учитель, – тень не знает о них, но никогда не опаздывает. Вот это и называется: держись позади – встанешь впереди.

 

Смотрящий внутрь
Циньский царь спросил своего мастера Радующегося Мастерству:
– Нет ли в твоем роду кого-нибудь столь же искусного, кого можно было бы послать на поиски коня для меня? Ведь твои годы уже немалые, и ты сам не сможешь отправиться на поиски!
– У сыновей моих, вашего слуги, способности небольшие, – отвечал мастер. – Они сумеют найти хорошего коня, но не смогут найти чудесного коня. Ведь хорошего коня узнают по его стати, по костяку и мускулам. У чудесного же коня все это скрыто. Такой конь мчится, не поднимая пыли, не оставляя следов. Прошу принять того, кто знает коней лучше вашего слуги. Было время, когда я носил с ним коромысла с хворостом и овощами. Это – Высящийся во Вселенной.
Царь принял Высящегося во Вселенной и отправил его на поиски коня.
Через три месяца тот вернулся и доложил:
– Я нашел его в Песчаных холмах.
– Какой конь? – спросил царь.
– Кобыла, каурая.
Послали за кобылой, а это оказался вороной жеребец.
Опечалился царь, призвал мастера и сказал:
– Вот неудача! Тот, кого ты прислал для поиска коня, не способен разобраться даже в масти, не отличает кобылы от жеребца. Разве же это знаток коней?
– Вот чего достиг! – воскликнул Радующийся Мастерству. – Вот почему он в тысячу раз превзошел и меня, и других!
То, что видит Высящийся, это мельчайшие семена природы. Он овладел сущностью и не замечает поверхностного. Он весь во внутреннем и предал забвению внешнее. Поэтому он видит то, что ему нужно видеть, и не замечает того, что ему не нужно замечать; наблюдает за тем, за чем следует наблюдать, и опускает то, что для него не важно. Не сомневайтесь, конь, которого нашел Высящийся, будет действительно ценным конем.
Жеребца привели, и это оказался поистине лучший конь всей Поднебесной!

 

Пустая лодка
Лин-чи рассказывал:
– Когда я был молодым, мне нравилось плавать в лодке. В одиночестве я отправлялся плавать по озеру и мог часами оставаться там.
С тех пор, если кто-то пытался меня обидеть или во мне поднимался гнев, я смеялся и говорил себе: «Эта лодка тоже пуста».
Однажды я сидел в лодке с закрытыми глазами и медитировал. Была прекрасная ночь. Но какая-то лодка плыла по течению и ударилась о мою. Удар был такой силы, что я выпал за борт. Во мне поднялся гнев! Я подплыл к незнакомой лодке, намереваясь обругать рулевого, но когда я подтянулся за ее борт, то увидел, что лодка пуста. Моему гневу некуда было двигаться. На кого мне было его выплескивать? Мне ничего не оставалось, как вновь забраться в свою лодку, закрыть глаза и начать присматриваться к своему гневу.
В эту тихую ночь я подошел к центру внутри себя. Пустая лодка стала моим учителем. С тех пор, если кто-то пытался меня обидеть или во мне поднимался гнев, я смеялся и говорил себе: «Эта лодка тоже пуста». С этими словами я закрывал глаза и направлялся внутрь себя.

 

Недеяние монаха
Монах-даос стоял на вершине холма рано утром в одиночестве. Он стоял, не двигаясь, одинокий, как холм. Мимо прогуливались трое молодых крестьян, которые решили предположить, что он делает.
– Я знаю этого монаха. Недавно у них в монастыре потерялась корова. Возможно, что он высматривает ее с высоты холма, – предположил один из них.
– Но судя по тому, как он стоит, он вообще никуда не смотрит, – возразил второй. – Он не движется, его глаза почти закрыты. Я думаю, что он совершал утреннюю прогулку с приятелем, но тот отстал. И монах ждет, пока приятель его догонит.
Третий сказал:
– Похоже, что причина не в этом, так как если кто-нибудь кого-то ждет, то он оглядывается хоть иногда, чтобы посмотреть, идет ли приятель. Но этот человек совсем не двигается. Он не ожидает, это не поза ожидающего человека. Я думаю, он молится или медитирует.
Их настолько возбудило любопытство, что они решили подойти и спросить самого монаха.
– Ты ищешь корову? – спросил первый. – Ведь у вас когда-то потерялась корова, и теперь, наверное, ты пытаешься ее найти?
Человек открыл глаза и сказал:
– Я ничем не обладаю, поэтому и ничего не может быть мною утеряно. Я не ищу ни корову и ни что-либо еще.
– Тогда, должно быть, прав я, и ты ждешь друга, который отстал, – сказал второй из них.
Человек ответил:
– У меня нет ни друзей, ни врагов, как я могу ждать кого-нибудь?
– Значит, прав я, потому что других возможностей нет, – сказал третий. – Я думаю, ты молишься или медитируешь.
Монах слегка улыбнулся и сказал:
– Я не знаю никого, кому мог бы я молиться, и у меня нет никакого объекта достижения. Как я могу медитировать?
– Что же ты тогда делаешь? – одновременно спросили все трое.
– Я просто стою и ничего не делаю, – ответил даос.

 

Сила легкого и мягкого
Лао-цзы учил:
Хочешь быть твердым, сохраняй твердость с помощью мягкости.
Хочешь быть сильным, береги силу с помощью слабости.
Кто собирает мягкое, станет твердым.
Чтобы узнать, к чему готовится соперник, наблюдай за тем, что им собирается.
Кто собирает слабое, станет сильным.
Мягкое и слабое – спутники жизни.
Твердое и сильное – спутники смерти.
Чтобы узнать, к чему готовится соперник, наблюдай за тем, что им собирается.

 

Качества для ученика
Однажды Ле-цзы сказал:
– Полный красоты – горд, а полный сил – необуздан. Поэтому пока не поседеют, с ними не стоит и говорить об учении.
– Почему? – спросили ученики.
Трудность управления царством не в том, чтобы самому быть умным и способным, а в том, чтобы находить умных и способных.
– Гордому люди не могут советовать. Если же люди не могут ему советовать, то он остается одинок. А полный сил необуздан, так как он опирается только на свои силы и в результате остается без помощников.
Умный полагается на людей, поэтому и в старости не дряхлеет, знания у него исчерпывающие, и беспорядков не возникает. Поэтому и говорят, что трудность управления царством не в том, чтобы самому быть умным и способным, а в том, чтобы находить умных и способных.

 

Встреча Конфуция и Лао-цзы
Лао-цзы жил в пещере в горах. О его странностях ходили легенды.
Конфуций пришел к нему и спросил о чем-то, но Лао-цзы ответил:
– Я ничего не знаю.
Тогда Конфуций спросил:
– Что случается после смерти?
Лао-цзы сказал:
– Вы живете, но разве вы можете сказать, что такое жизнь?
Конфуций смутился, а Лао-цзы продолжил:
– Вы не знаете этой жизни, а беспокоитесь о той, запредельной.
На следующий день император спросил Конфуция:
– Ты был у Лао-цзы. Как прошла встреча?
Конфуций ответил:
– Случилось то, чего я больше всего опасался. Он выставил меня таким глупым, что даже день спустя я все еще дрожу. Одно я могу вам сказать: не думайте встречаться с этим человеком. Он – дракон, а не человек.
Спустя годы император Китая все же встретился с Лао-цзы и был настолько очарован им, что назначил его верховным судьей.

 

Верховный судья
Император Китая встретился с Лао-цзы и был настолько очарован им, что назначил его верховным судьей. Лао-цзы пытался отказываться от назначения, но тщетно. Тогда он согласился и сказал:
– Вы будете сожалеть об этом назначении, так как мои пути понимания и видения полностью отличаются от ваших.
Император настаивал, поскольку был уверен в необыкновенной мудрости этого человека.
Лао-цзы занял место верховного судьи, и первое дело, которое он рассматривал, было о человеке, которого схватили на месте преступления за воровство в доме самого богатого человека. Фактически дело не рассматривалось, поскольку вора поймали на месте преступления, и он сам признался в содеянном.
Лао-цзы вынес ему настолько уникальный приговор, который позже пересказывался из поколения в поколение. Он гласил, что вора и богача нужно отправить в тюрьму на шесть месяцев.
– Не могу поверить своим ушам! – вскричал богач. – Мои деньги украдены, и меня же в тюрьму на тот же срок, что и вора! Как так?
Лао-цзы сказал:
– Ты и есть первый вор, а он уже второй. Поэтому тебе следовало бы вынести более суровое наказание. Ты собрал все ценности столицы в свои закрома и сделал тысячи людей голодными. Вы эксплуатируете этих людей.
Весь зал хранил молчание. Богач же сказал:
– Возможно, ты и прав, но перед тем, как ты отправишь меня в тюрьму, я хочу видеть императора.
Встретившись с императором, он сказал:
– Вы поставили верховным судьей человека, который осудил меня. Но помните, если я вор, то вы – гораздо больший вор. Вы эксплуатируете всю страну. Отстраните этого человека, иначе он и вас объявит вором.
– Признаю, – сказал император, – это мое упущение, он предупреждал меня о том, что его понимание совершенно отлично от нашего. Мы поправим это дело.
Лао-цзы освободили от его обязанностей.
– Ты был прав, прости меня, у нас действительно разные способы мышления, – сказал ему напоследок император.

 

Управление мудрого царя
Ян-Чжу встретился с Лао-цзы и спросил:
– Можно ли сопоставить с мудрым царем человека сообразительного и решительного, проницательного и дальновидного, который без устали изучает Великий Путь?
Лао-цзы ответил:
– При сопоставлении с мудрым такой человек выглядел бы как суетливый мелкий слуга, который трепещет в душе и напрасно утруждает тело. Ведь говорят: «Красота тигра и барса – приманка для охотников; обезьяну держат на привязи за ее ловкость, а собаку – за умение загнать яка». Разве можно такого сопоставить с мудрым царем?
– Дозвольте тогда спросить, а как управлял мудрый царь? – задал вопрос Ян-Чжу, изменившись в лице.
– Когда правил мудрый царь, успехи распространялись на всю Поднебесную, а не уподоблялись его личным достижениям; преобразования доходили до каждого, и народ не опирался на царя; никто не называл его имени, и каждый радовался по-своему. Сам же царь стоял в неизмеримом и странствовал в небытии.

 

Мудрость как болезнь
Однажды к Вэнь-Чжи пришел старый монах и спросил:
– Тебе доступно тонкое искусство. Я болен. Можешь ли меня вылечить?
– Сначала расскажи о признаках твоей болезни, – ответил Вэнь-Чжи.
– Хвалу в своей общине я не считаю славой; хулу в царстве не считаю позором; приобретая, я не радуюсь, а теряя, не печалюсь. Смотрю на жизнь, как и на смерть; смотрю на богатство, как и на бедность; смотрю на человека, как и на свинью; смотрю на себя, как и на другого; живу в своем доме, будто на постоялом дворе. Меня не прельстить чином и наградой, не испугать наказанием и выкупом, не изменить ни процветанием, ни упадком, ни выгодой, ни убытком, не поколебать ни печалью, ни радостью. Из-за этой тьмы болезней не могу служить государю, общаться с родными, с друзьями, распоряжаться женой и сыновьями, повелевать слугами и рабами. Что это за болезнь? Какое средство может от нее излечить?
Вэнь-Чжи велел больному встать спиной к свету и стал его рассматривать.
– Хвалу в своей общине я не считаю славой; хулу в царстве не считаю позором; приобретая, я не радуюсь, а теряя, не печалюсь.
– Ах! – воскликнул он. – Я вижу твое сердце. Его место, вселенная, пусто, почти как у мудреца! В твоем сердце открыты шесть отверстий, седьмое же закупорено. Возможно, поэтому ты и считаешь мудрость болезнью? Но этого моим ничтожным искусством не излечить!

 

Болезнь без веры
Гуань-Чжун правил колесницей, когда царь Хуань-Гун охотился на болоте и увидел духа. Царь дотронулся до руки Гуань-Чжуна и спросил:
– Видел ли ты что-нибудь, отец Чжун?
– Я, ваш слуга, ничего не видел, – ответил Гуань-Чжун.
Вернувшись, царь лишился сознания, заболел и несколько дней не выходил.
Среди цисских мужей был Хуан-Цзы Обвинитель Гордыни, который сказал:
– Как мог дух повредить царю? Это царь сам себе повредил! Ведь от гнева эфир рассеивается и не возвращается, поэтому его и не хватает. Если, поднявшись, эфир не спускается, то человек становится вспыльчивым. А если, опустившись, не поднимается, то человек становится забывчивым. Если же, не поднимаясь и не опускаясь, остается в середине, то человек заболевает в сердце.
– Но существуют ли тогда духи? – спросил царь.
– Существуют, – ответил Хуан-Цзы. – У озера есть Соломенный Башмак, у оврага – Высокая Прическа, в доме обитает Домовой, в реке есть Водяной; а на болотах – Извивающийся Змей.
– Разреши узнать, как выглядит Извивающийся Змей? – задал вопрос царь.
– Извивающийся Змей, – ответил Хуан-Цзы, – толщиной со ступицу, а длиной с оглоблю, одет в фиолетовое платье и пурпурную шапку. По природе он злой. Как заслышит грохот колесницы, встает стоймя, охватив голову.
– Вот его-то я и увидел, – сказал царь и засмеялся.
Тут он оправил на себе одежду и шапку и уселся рядом с Хуан-Цзы. День еще не кончился, а болезнь незаметно прошла.

 

Знание чаек
Один приморский житель любил чаек. Каждый раз, когда он плыл в лодке, чайки слетались к нему сотнями, садились на лодку, принимали еду из его рук.
Однажды князь сказал:
– Я слышал, что все чайки следуют за тобой. Поймай-ка мне нескольких на забаву.
На другое утро, когда любитель чаек отправился в море, чайки кружились над ним, но не спускались.
Поэтому и говорится: высшая речь – без речей. Высшее деяние – недеяние. То знание, которое доступно всем, – неглубоко. А глубокое знание чувствуют даже чайки.
То знание, которое доступно всем, – неглубоко. А глубокое знание чувствуют даже чайки.
Конфуций и «блоха»
Цзы-Юй представил великого китайского мыслителя Конфуция сунскому министру. Когда же Конфуций удалился, Цзы-Юй вошел к министру узнать его мнение о госте.
– После того как я увидел Конфуция, – сказал министр, – вы уже кажетесь мне крошечным, как вошь или блоха. Я сегодня же представлю его государю.
– Когда государь увидит Конфуция, вы тоже покажетесь ему вошью или блохой! – заметил Цзы-Юй, опасаясь, что государь слишком возвысит Конфуция.
Министр подумал и отказался от своего намерения.

 

Наставление от мальчика
Желтый Владыка Хуан-ди поехал навестить Тай-квея, который жил на горе Чжу. Но по дороге он сбился с пути, и не у кого было узнать дорогу. После долгих поисков наконец императору встретился мальчик, пасший коней.
– Не знаешь ли ты, как проехать к горе Чжу? – спросил император мальчика.
Мальчик ответил, что знает дорогу, а также знает, где живет Тай-квей.

 

 

«Что за чудесный мальчик! – подумал Хуан-ди. – Откуда он знает, что мы направляемся именно к Тай-квею? Может, он ответит и о том, как лучше устроить жизнь в Поднебесной?»
– Управлять миром не сложнее, чем пасти лошадей, – сказал тогда мальчик.
– Поднебесный мир нужно оставить таким, какой он есть, – ответил мальчик. – С ним не нужно ничего делать.
– И вправду, управлять Поднебесной не твоя забота, – сказал Хуан-ди. – Но все-таки ответь, как мне быть с ней?
– Управлять миром не сложнее, чем пасти лошадей, – сказал тогда мальчик. – Достаточно устранять все, что опасно для лошадей, и подводить их к тому, что нужно им. Так же следует управлять и Поднебесным миром.
– Спасибо тебе, «небесный наставник», – сказал император пастушку. Затем низко поклонился и удалился.

 

Два мастера
Цзи-Чан пришел обучаться стрельбе из лука к Стремительному Вэю.
– Сначала научись не моргать, – сказал ему Стремительный Вэй, – а затем поговорим и о стрельбе.
Цзи-Чан вернулся домой, лег под ткацкий станок своей жены и стал глядеть, как снует челнок. Через два года он научился смотреть не моргая и доложил об этом Стремительному Вэю.
– Этого еще недостаточно, – сказал Стремительный Вэй. – Теперь научись смотреть и видеть малое – точно большое, туманное – точно ясное, а затем доложишь.
Цзи-Чан подвесил к окну вошь на конском волосе и стал на нее глядеть, обернувшись лицом к югу. Через десять дней вошь стала расти в его глазах, а через три года уподобилась тележному колесу, все же остальные предметы казались ему величиной с холм или гору. Взял он лук из яньского рога, стрелу из цзинского бамбука, выстрелил и пронзил вошь, не порвав волоса.
Когда Цзи-Чан доложил об этом Стремительному Вэю, тот ударил себя в грудь и воскликнул:
– Ты овладел искусством!
Тогда Цзи-Чан понял, что во всей Поднебесной для него остался лишь один соперник, это Стремительный Вэй, и вызвал его на дуэль.
Они встретились на пустыре и стали стрелять друг в друга. Но их стрелы на полдороге сталкивались наконечниками и падали на землю, даже не поднимая пыли. Когда у Стремительного Вэя иссякли стрелы, а у Цзи-Чана осталась еще одна, он спустил и ее, но Стремительный Вэй точно отразил стрелу колючкой кустарника.
Мастера отбросили луки, поклонились друг другу до земли и попросили друг друга считаться отцом и сыном. Каждый кровью поклялся никому более не передавать своего мастерства.

 

Большой крючок
Сын правителя удела Жэнь сделал огромный крючок и толстую черную лесу, наживил для приманки пять десятков бычков, уселся на горе Куйцзи и забросил свою удочку в Восточное море. Так удил он день за днем, но за целый год не поймал ни одной рыбы. Наконец какая-то гигантская рыба заглотнула приманку, утащила крючок на самое дно, потом помчалась по морю, вздымая плавниками высокие, как горы, волны. Все море взволновалось, и на тысячу ли вокруг все твари были напуганы громом, словно исторгнутым божественными силами.
Тем, кто придумывает красивые истории ради благосклонности местного начальника, далеко до великих свершений.
Поймав эту рыбу, сын правителя разрезал ее, высушил и накормил всех, кто жил на восток от реки Чжэ и на север от гор Цаньу. И предание об этом событии восторженно передавали из поколения в поколение все рассказчики, даже самые неискусные.
Если же, взяв бамбуковую палку и тонкую леску, ходить на ловлю рыбы к придорожной канаве, то добудешь не гигантскую рыбу, а разве что пескарика. Так и тем, кто придумывает красивые истории ради благосклонности местного начальника, далеко до великих свершений. Тому, кто не слышал истории о сыне правителя Жэнь, далеко до управления миром.

 

Мечта Даоса
Сетью пользуются при рыбной ловле. Наловив же рыбы, забывают про сеть.
Ловушкой пользуются при ловле зайцев. Поймав же зайца, забывают про ловушку.
Словами пользуются для выражения мысли. Обретя же мысль, забывают про слова.
Где бы мне отыскать забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить!

 

Шелуха душ мудрецов
Император Хуань-гун сидел на помосте под навесом и читал книгу. Внизу колесник Бянь ремонтировал его карету. Император прервал свое чтение и стал наблюдать за действиями старого мастера, а потом спросил его:
– Ты уже старый, почему ты сам ремонтируешь карету? Неужели у тебя нет помощника?
– Твоя правда, государь, – ответил мастер. – Ремеслу-то я научил своих сыновей, а вот искусство свое передать им не могу. А работа здесь ответственная, требуется особое искусство. Если сделать колесо крепким, то оно будет тяжелым и некрасивым. Если постараться сделать его изящным, то оно будет ненадежным. Где та грань, та мера, которой я руководствуюсь? Она внутри меня, я постиг ее, но, к сожалению, не смогу передать ее ни словами, ни писанием. Это и есть искусство, но как его передать? В твоей карете колеса должны быть изящными и крепкими одновременно. Вот и приходится мне, старику, самому делать их.
Осмелюсь полюбопытствовать, а что читает государь?
– Слова мудрецов, – ответил император.
– А эти мудрецы еще живы? – спросил колесник.
– Нет, давно умерли.
– Значит, и эти древние люди, должно быть, умерли, не раскрыв своего секрета. Выходит, читаемое государем – это лишь шелуха душ древних мудрецов.
Император молча отложил книгу, встал и ушел.

Буддистские притчи

Буддизм – учение, возникшее в Древней Индии в VI–V веках до н. э. и в ходе дальнейшего развития превратившееся в одну из трех мировых религий, наряду с христианством и исламом. В зависимости от точки зрения буддизм рассматривается как религия, как философия, идеология, как культурный комплекс и образ жизни.
В Индии буддизм процветал примерно до 500 г. н. э. Затем он постепенно пришел в упадок, к II в. н. э. был поглощен индуизмом и почти полностью исчез. К тому времени буддизм успел распространиться и приобрести влияние в других странах Центральной и Восточной Азии, где сохраняет жизнеспособность по сей день.
Как и в индуизме, в буддизме ярко представлена идея цикличности в перерождениях, кармы и нирваны. Буддисты верят в Колесо Перевоплощений. Они считают, что человек рождается на Земле, живет на Земле и, умерев, возвращается на Землю в другом теле. Хорошая либо плохая деятельность человека в прошлом определяет вид его рождения (его тело), его социальный статус, психологию и сознание. Человек опять начинает новую жизнь: вновь рождается, стареет, умирает, испытав все виды горя, страдания, тревоги, отчаяния. Он постоянно движется в кругу рождения и смерти, и это продолжается до тех пор, пока человек находится в оковах невежества. Этот бесконечный процесс перевоплощений называется колесом жизни, или сансарой.
При этом, согласно буддизму, во всех своих страданиях виноват сам человек. И ему суждено перерождаться, чтобы повторно выучивать уроки, пропущенные в прошлых жизнях. Поэтому следует смиренно сносить все мучения и стараться избегать их в будущем.
Важным понятием в буддизме является карма. При этом карма – это скорее философская, чем физическая категория. Образно говоря, если жизненный процесс сравнить с рекой, то ее русло и есть карма. Жизнь реки поддерживается тысячами ручейков (желаний), которые несут как чистые воды (добрые дела), так и нечистоты (плохие поступки). Отбрасывая нечистоты или, наоборот, вбирая их, река может изменить и свою будущую карму (но не настоящую) и в следующем существовании перевоплотиться в прозрачный горный ручей или зловонную реку, русла которых опять же будут предопределены новой кармой (это аллегория, ибо карма создается только сознательными действиями).
В основе буддизма лежит учение о Четырех Благородных Истинах: о страдании, о происхождении и причинах страдания, о подлинном прекращении страдания и устранении его источников, об истинных путях к прекращению страдания.
При этом Четыре Благородные Истины представляют собой формулировки, вполне сопоставимые с формулировками врача, ставящего больному диагноз и назначающего лечение. И действительно: первая Истина (Истина о страдании) – констатация болезни и постановка диагноза; вторая (Истина о причине страдания) указывает на причину болезни (то, что в современной медицине называется «этиология и патогенез»); третья (Истина о прекращении страдания) – прогноз, указание на возможность исцеления; четвертая (Истина о Пути) представляет собой прописанный больному курс лечения.
Таким образом, буддизм с самого начала своего существования мыслился как своеобразный проект преобразования человека из существа страдающего и несчастного в существо свободное и совершенное. Для этого предложен срединный, или Восьмеричный Путь достижения нирваны. Этот путь напрямую связан с тремя разновидностями взращивания добродетелей: нравственностью, сосредоточением и мудростью – праджней. Духовная практика прохождения по этим путям приводит к истинному прекращению страдания и находит свою наивысшую точку в нирване. Следствием правильного отношения к вещам в буддизме является состояние безгрешности, которое выступает как общая мягкость, непричинение вреда всему окружающему, терпимость, сопряженная с отсутствием представления о жесткой обязательности нравственных предписаний и норм.
Более подробная информация о буддизме приведена в Приложении. Буддистские притчи описывают эпизоды жизни Будды и некоторые элементы его учения. Они несут в себе любовь и принятие, спокойствие и умиротворенность.

 

Заветная звезда
Когда Гаутама Будда стал просветленным, была ночь полнолуния. Исчезли все его беспокойства, тревоги, как будто их никогда не существовало прежде, как будто он спал и теперь пробудился. Все вопросы, беспокоящие его прежде, отпали сами собой, он ощущал полноту Бытия и Единство. Первый вопрос, который возник в его уме, был: «Как же мне высказать это? Я должен объяснить это людям, показать им Реальность. Но как это сделать?»
К Будде потянулись люди со всех концов Земли. Ибо все живое тянется к Свету. Первая мысль, которую он изрек, звучала так: «Всякая высказанная мысль есть ложь». Сказав это, он замолчал. Это продолжалось семь дней. Когда ему задавали вопросы, он только поднимал руку и многозначительно показывал указательным пальцем вверх.
Предание гласит: «Боги на небесах забеспокоились. Наконец-то на Земле появился просветленный человек. Это такой редкий феномен! Ибо появилась возможность объединить мир людей с Высшим Миром, и вот человек, который мог бы быть мостом между Небом и землей, – молчит». Семь дней ожидали они и решили, что Гаутама Будда не собирается говорить… Поэтому боги спустились к нему. Прикоснувшись к его стопам, они попросили его не оставаться безмолвным.
Будда произнес:
– Я не в силах высказать всей Истины, но хотя бы я могу указать им на Заветную Звезду.
Гаутама Будда сказал им:
– Я обдумываю уже семь дней все «за» и «против» и пока не вижу смысла в разговоре. Во-первых, нет слов, с помощью которых можно передать содержание моего опыта. Во-вторых, что бы я ни сказал, это будет неправильно понято. В-третьих, из ста человек девяносто девяти это не принесет никакой пользы. А тот, кто способен понять, может сам открыть Истину. Так зачем лишать его такой возможности? Возможно, поиск Истины займет у него немного больше времени. Что из того? Ведь впереди – вечность!
Боги посовещались и сказали ему:
– Наверное, рушится мир. Наверное, погибнет мир, если сердце Совершенного склоняется к тому, чтобы пребывать в покое. Пусть Великий Будда проповедует учение. Есть существа, чистые от земного тлена, но если проповедь учения не коснется их слуха, они погибнут. В них и найдет Великий своих последователей. Им нужен один толчок, одно верное слово. Ты мог бы помочь им сделать единственный верный шаг в Неведомое.
Будда закрыл глаза, и наступила тишина. Через некоторое время Будда открыл глаза и произнес:
– Ради тех немногих я буду говорить! О них я не подумал. Я не в силах высказать всей Истины, но хотя бы я могу указать им на Заветную Звезду. [4]

 

Существует ли Бог
Однажды рано утром Будда в сопровождении Ананды прогуливался по лесу. Их встретил человек и спросил Будду:
– Существует ли Бог?
Будда секунду посмотрел в глаза человека и сказал:
– Существует. Ищи и найдешь.
В середине того же дня пришел другой человек и спросил:
– Существует ли Бог?
– Нет, Бога не существует. Выкинь всю эту чепуху из головы, – ответил Будда.
Человек был шокирован и молча ушел.
Слушая эти разные ответы, Ананда пришел в сильное замешательство, но не посмел спросить у Будды в присутствии других людей.
Вечером пришел третий человек. Будда сидел под деревом, наблюдая закат солнца и прекрасные облака.
– Существует ли Бог? – спросил человек.
Будда просто сделал жест рукой, приглашая человека сесть, а сам закрыл глаза. Человек подчинился ему. Они сидели молча несколько минут, затем человек поднялся. Становилось темно, солнце уже село. Он коснулся ног Будды и сказал: «Благодарю тебя за ответ, я очень благодарен тебе». И ушел.
– Ты можешь спросить, – сказал Будда Ананде, когда они остались одни.
– Да, я не смогу уснуть сегодня ночью, если ты не ответишь мне, – сказал Ананда. – В один день на один и тот же вопрос ты даешь три разных ответа. Ты привел меня в сильное замешательство.
– Я отвечал не тебе, почему же ты пришел в замешательство? – спросил Будда и, не дожидаясь ответа, продолжил. – Первый человек верил в науку, а не в Бога, и был набит всевозможными идеями. Он хотел, чтобы я поддержал его веру в неверие. Я не стал поддерживать его веру.
Второй человек был противоположностью первого человека. Он был верующим, но его вера была навязана ему, поэтому не крепка. Он пришел с целью получить еще одно внешнее подтверждение своей веры. Для того чтобы он начал искать свою веру в Бога, ему нужен был шок, и я шокировал его.
Третий человек был подлинным искателем. Он не искал ответа, он хотел испытать. Он был человеком с большим доверием. Он хотел, чтобы я открыл ему нечто, поэтому я не стал отвечать, а просто показал ему.

 

Сначала помоги себе
Человек пришел к Будде и сказал:
– Я очень богат, у меня нет детей, моя жена умерла. Я хотел бы сделать какую-нибудь работу для заслуги. Что я могу сделать для бедных и униженных? Только скажите мне, что я должен делать?
– К сожалению, ты не сможешь никому помочь до тех пор, пока не поможешь себе, – сказал Будда.
Услышав это, Будда стал очень печален, и слеза скатилась по его щеке. Человек был озадачен такой реакцией и спросил:
– В твоих глазах слезы? Почему ты вдруг опечалился?
– К сожалению, ты не сможешь никому помочь до тех пор, пока не поможешь себе, – сказал Будда. – Твой основной «металл» еще не стал золотом, ты не можешь сделать ничего сострадательного, ибо твои энергии в самом низу. Ты хочешь помочь людям, но в тебе еще недостаточно осознанности. Ты не имеешь подлинного центра, откуда может струиться сострадание. Сначала поддержи себя. [41]

 

Я вижу свет
Будда критиковал браминов за кастовость. Но среди его учеников было много людей, относящихся к высшей касте. Одним из них был Сарипутта. Он пришел поспорить с Буддой. Была такая традиция. Ученые путешествовали по стране, побеждая в спорах друг друга. К тому времени Сарипутта победил всех ученых и имел огромное количество учеников. Будда спросил его:
– Вас интересует Истина или ваша победа? Вы познали Истину или вы пока еще просто ученый?
Сарипутта ответил:
– Я не могу утверждать, что познал Истину.
Тогда Будда сказал:
– Я готов спорить, но возможен ли спор? Я вижу Свет, вы – нет. Я не смогу объяснить вам, что такое Свет. Так что, если вы заинтересованы в Истине, а не в победе, оставайтесь здесь.
Сарипутта обратился к своим ученикам:
– Больше я вам не Учитель, я остаюсь у ног этого человека как ученик, если хотите, оставайтесь и вы. [4]

 

Каждому свое
Будда остановился в одной деревне, и люди привели к нему слепого. Один человек из толпы обратился к Будде:
– Мы привели к тебе этого слепого потому, что он не верит в существование света. Он доказывает всем, что свет не существует. У него острый интеллект и логический ум. Все мы знаем, что свет есть, но не можем убедить его в этом. Наоборот, его аргументы настолько сильны, что некоторые из нас уже начали сомневаться.
– Слепой прав, – ответил Будда. – Истина в том, что сейчас ему нужен врач, а не проповедник.
– Почему ты говоришь, что свет не существует? – спросил его Будда.
– Если свет существует, дайте мне потрогать его, или дайте мне попробовать его на вкус, или понюхать. По крайней мере, вы можете ударить по нему, как вы бьете в барабан, тогда я услышу, как он звучит, – ответил слепой.
– Слепой прав, – ответил Будда. – Для него свет не существует. Почему он должен верить в него? Истина в том, что сейчас ему нужен врач, а не проповедник. Вы должны были отвести его к врачу, а не убеждать.

 

Три типа слушателей
Однажды к Будде пришел культурный и очень образованный человек. Он задал Будде вопрос: «Что такое Истина?» Будда сказал:
– Извините, но прямо сейчас я не могу ответить на ваш вопрос.
Человек удивился:
– Почему вы не можете ответить? Вы заняты или есть какая-то другая причина?
– Нет, дело не в этом. У меня достаточно времени, но прямо сейчас вы будете не в состоянии воспринять ответ, – сказал Будда.
– Что вы имеете в виду? – спросил посетитель.
– Есть три типа слушателей, – сказал Будда. – Первый тип как горшок, повернутый вверх дном. Можно отвечать, но ничего не войдет в него. Он недоступен.
Второй тип слушателя подобен горшку с дыркой в дне. Поэтому кажется, что он наполняется, но это лишь на мгновение. Рано или поздно вода вытечет, и он снова станет пустым. Лишь на поверхности кажется, что что-то в него входит, на самом деле ничего не входит, поскольку ничего не может удержаться.
И, наконец, есть третий тип слушателя. Он не стоит вверх дном, поэтому всегда открыт входящему. У него нет дырки в дне, поэтому ничто из него не вытекает, а сохраняется в нем. Но он вмещает весь падающий в него мусор. Вода может входить в него, но как только она входит, она тут же загнивает.
В вас очень много мусора в виде не познанных и не осознанных вами знаний. Поэтому мне трудно ответить вам прямо сейчас.

 

Развяжите узлы
Однажды Будда пришел на встречу со своими учениками с очень ценным носовым платком. Возможно, какой-то царь подарил его, но всем было известно, что Будда не приемлет таких вещей. Поэтому все были удивлены, они смотрели и думали, зачем Он несет в руке платок. Да еще и держит его перед собой так, как бы говоря каждому: «Смотрите внимательно!» Но особо смотреть было не на что, это был всего лишь красивый шелковый носовой платок.
Затем Будда завязал на платке пять узлов и спросил учеников:
– Это тот же самый носовой платок, который я принес с собой, или это другой?
Сарипутта, один из его старых учеников, встал и сказал:
– Вы шутите с нами? Я думаю, что это тот же самый носовой платок.
Будда сказал:
– Сарипутта, подумай еще раз, так как у носового платка, который я принес, не было узлов, а у этого их пять. Как же он может быть тем же самым?
Сарипутта увидел смысл и сказал:
– Я все понял. Хотя это тот же носовой платок, но теперь он в узлах подобно страдающему человеку.
– Совершенно точно, – сказал Будда. – Человек, который терзается, мало чем отличается от просветленного человека. Просветленный – это лишь носовой платок без узлов. Терзающийся человек – носовой платок с пятью узлами (пять узлов: агрессивность, алчность, лживость, неосознанность и эгоизм).
Человек, который терзается, мало чем отличается от просветленного человека.
Затем Будда сказал:
– Я хотел бы спросить вас еще об одной вещи. Я пытаюсь развязать эти узлы. Взгляните на меня – это поможет развязать их?
Он потянул за оба конца носового платка, узлы сделались еще меньше, но туже. Кто-то сказал:
– Что вы делаете? Таким способом узлы никогда не развяжутся. Это очень качественный тонкий шелк, а вы так сильно тянете! В результате узлы становятся маленькими и их теперь почти невозможно развязать!
На что Будда сказал:
– Вы можете так ясно понять все относительно этого носового платка. Разве вы не можете понять самих себя? Разве вы не видите себя в такой же ситуации? Вы тянете свои «узлы», и они становятся все меньше и меньше. Возможно, что вас радует то, что они становятся меньше, и вы не замечаете, что они становятся туже и туже?
– Так как же развязать эти узлы? – спросил Будда.
Сарипутта подошел, взглянул на носовой платок и сказал:
– Для того чтобы развязать эти узлы, необходимо их расслабить. Это простые узлы, и если позволить им стать более свободными, они легко развяжутся.
Будда дал Сарипутте носовой платок, и тот развязал узлы один за другим.
Будда сказал:
– Запомните этот урок. Идите и медитируйте!

 

Возвращаю с благодарностью
Однажды Будда сидел в одиночестве, когда к Нему подошел человек и разразился тирадой очень грубых выражений в Его адрес. Но Будда сидел улыбаясь и спокойно слушал эту клевету без единого жеста неодобрения. Такая реакция еще более раскалила обиженного жизнью человека, и вскоре от злости у него на губах даже выступила пена. Когда запас ругательств истощился, Будда спросил человека с улыбкой:
– Брат, ты все сказал?
– У тебя нет даже чувства стыда, – продолжил человек, – ты даже не реагируешь, когда я оскорбляю тебя, ты толстокожий и бесчувственный, как бревно.
Тогда Будда спросил:
– Что случается с преподнесенными дарами, если человек не принимает их?
Немного задумавшись, человек ответил:
– Они остаются у дарящего.
– Спасибо тебе, брат, за то, что ты хотел подарить мне все эти бранные слова, – спокойно сказал Будда. – Но я не принимаю этот подарок. Поэтому ты тоже можешь оставить его себе.

 

Срединный путь
Царь Шраван жил в роскошном дворце. Он любил роскошь и красивые вещи. Свою столицу он постоянно перестраивал и постепенно превратил ее в один из самых красивых городов. Однако ему все наскучило и, прослышав, что в город пришел Будда, он отправился к нему и был так очарован, что немедленно попросил посвятить его в ученики.
Будда колебался, но посвятил его.
Все царство было поражено. Люди не могли поверить в это, никто не мог себе этого даже вообразить, потому что Шраван был чрезвычайно мирским человеком, потакавшим любым своим желаниям, даже самым крайним. Его обычными занятиями были вино и женщины.
Ученики Будды тоже были в недоумении, и они спросили:
– Что случилось? Это чудо! Шраван совсем не тот тип человека, к тому же он жил так роскошно. Как странно, что он захотел стать саньясином! Как это случилось? Ты сделал что-нибудь?
– Я ничего не делал, – ответил им Будда. – Ум может легко перемещаться из одной крайности в другую. Это обычный путь ума. Так что Шраван не делает ничего нового. Этого можно было ожидать. Вы так поражены, потому что не знаете законов, управляющих действиями ума. Человек, который сходил с ума, утопая в богатстве, теперь сходит с ума, отказываясь от богатства, но сумасшествие остается – и в этом весь ум.
Ум может легко перемешаться из одной крайности в другую. Это обычный путь ума.
Шраван стал монахом, и вскоре ученики стали наблюдать, что он движется из одной крайности в другую. Будда никогда не просил учеников ходить голыми, а Шраван перестал одеваться. Кроме того, он начал заниматься самоистязанием: все они принимали пищу один раз в день, но Шраван стал есть через день. Вскоре он стал совершенно истощенным. В то время как другие медитировали под деревьями в тени, он сидел под палящим солнцем. Раньше он был красивым человеком, у него было прекрасное тело, но прошло шесть месяцев, и его нельзя было узнать…
Как-то вечером Будда подошел к нему и сказал:
– Шраван, я слышал, что еще до посвящения ты был принцем и любил играть на ситаре. Ты был хорошим музыкантом. Поэтому я пришел задать тебе вопрос. Скажи, что случится, если все струны ослабить?
– Если все струны ослабить, то никакой музыки не получится, – ответил Шраван.
– А если струны очень сильно натянуть?
– Тогда тоже невозможно извлечь музыку. Натяжение струн должно быть средним – не ослабленным, но и не перетянутым, а в точности посередине. На ситаре играть не сложно, но только мастер может правильно настроить струны. Тут нужна золотая середина.
– В человеке и жизни много струн, – сказал Будда. – А ты хороший мастер, но не забывай то, что ты говорил мне. Чрезмерное напряжение силы переходит в излишек, а чрезмерное расслабление – в слабость. Приведи же свою силу в равновесие и старайся привести в равновесие свои духовные возможности. Пусть это будет твоей целью! [30]

 

Не теряйте времени
Мулинкьяпутта однажды пришел к Учителю и высказал ему свое удивление по поводу того, что его проповедь оставляет неразрешенными целый ряд самых важных вопросов: вечен ли мир или ограничен временем? Продлится ли жизнь после смерти? И т. д.
– Мне не нравится это, – сказал Мулинкьяпутта. – Поэтому я пришел к тебе, чтобы ты разрешил мои сомнения.
Будда сказал:
– Жизнь коротка, а энергия – ограниченна, не стоит отвлекаться на вопросы, которые не ведут к просветлению.
Будда ответил ему в своей манере с легкой иронией:
– Что говорил я тебе прежде, Мулинкьяпутта? Говорил ли я тебе: «Приходи ко мне и будь моим учеником, я хочу научить тебя, вечен ли мир или не вечен, тождественна ли с телом жизненная сила или не тождественна и т. д.?»
– Ты этого не говорил, – ответил Мулинкьяпутта.
– Может быть, ты говорил мне: «Я желаю быть твоим учеником. Открой мне, вечен или же не вечен мир?»
Мулинкьяпутта вынужден был отрицать и это.
– Один человек, – продолжал Будда, – был поражен отравленной стрелой, тогда его друзья и родственники призвали сведущего врача. Что, если бы больной в этом случае сказал: «Я не позволю лечить рану, пока не узнаю, кто тот человек, как его имя, какого он роду-племени, из какого оружия была выпущена стрела?» Каков был бы конец всего этого?
Мулинкьяпутта ответил:
– Человек, скорее всего, умер бы.
Будда сказал:
– Жизнь коротка, а энергия – ограниченна, не стоит отвлекаться на вопросы, которые не ведут к просветлению.

 

Любовь и сострадание
Однажды человек пришел к Будде и плюнул ему в лицо. Будда вытер лицо и спросил:
– Это все, или ты хочешь чего-нибудь еще?
Ананда все видел и, естественно, пришел в ярость. Он вскочил и, кипя злостью, воскликнул:
– Учитель, только позволь мне, и я покажу ему! Его нужно наказать!
– Ананда, ты стал саньясином, но постоянно забываешь об этом, – ответил Будда. – Этот бедняга и так слишком много страдал. Ты только посмотри на его лицо, на его глаза, налитые кровью! Наверняка он не спал всю ночь и терзался, прежде чем решиться на такой поступок. И если бы ты или я прожили его жизнь, возможно, мы поступили бы так, как и он, а может, и еще хуже. Плевок в меня – это исход этого безумия и его жизни. Но может стать и освобождением. Будь сострадательным к нему. Ты можешь убить его и стать таким же, как и он!
Человек слышал этот диалог. Он был смущен и озадачен. Он хотел оскорбить и унизить Будду, но почему-то униженным почувствовал себя. Любовь и сострадание, проявленные Буддой, были для него полной неожиданностью.
– Пойди домой и отдохни, – сказал Будда. – Ты плохо выглядишь. Ты уже достаточно наказал себя. Забудь об этом происшествии и не беспокойся, оно не причинило мне вреда. Это тело состоит из пыли и рано или поздно вновь превратится в пыль, и по нему будут ходить люди.
Человек устало поднялся и ушел, скрывая слезы. Вечером он пришел обратно и припал к ногам Будды и сказал:
– Прости меня!
– Нет вопроса о том, чтобы я прощал тебя, потому что я не был рассержен, – ответил Будда. – Но я счастлив видеть, что ты пришел в себя и что для тебя прекратился тот ад, в котором ты пребывал. Иди с миром и никогда больше не погружайся в такое состояние!

 

Всматривайтесь в себя
Однажды Будда обратился к своим ученикам:
– В отношениях с мирскими людьми следует соблюдать величайшую осторожность. Как проходит по тернистому пути босой? Он осторожно ступает. Так же должен проходить по деревне и мудрый человек. Как пчела не уничтожает ни краски, ни запаха цветка, но только снимает нектар и улетает далее, точно так же должен проходить по деревне мудрый.
Блажен человек, приучивший свои помыслы к добру!
Проходя через деревню независимо от обращения к вам людей, необходимо пристально всматриваться в себя, как молодая женщина рассматривает свое лицо в чистом зеркале. Заметив на нем нечистоту или пятно, она старается устранить их, а если не видит никакой нечистоты и никакого пятна, то и радуется. Так и вы всматривайтесь в себя. И если от воспринятых вашими глазами образов внешнего мира вы заметите внутри у вас вожделение или ненависть, смущение или гнев, то необходимо позаботиться о том, чтобы стать свободным от них. Блажен человек, приучивший свои помыслы к добру!

 

Ожидание ответа в течение года
Однажды к Будде в качестве ученика присоединился молодой человек. У него был очень пытливый ум и постоянно возникало множество различных вопросов. Однажды, когда он пришел с очередным вопросом, Будда выслушал его и сказал:
– Я отвечу тебе, но ты должен подождать год. Это мои условие и обещание: через год я отвечу.
Но тут Ананда, который сидел рядом в тени дерева, расхохотался.
– В чем дело? – спросил молодой ученик. – Почему он смеется?
– Спроси его сам! – ответил Будда.
– Чему ты смеешься? – спросил юноша.
– Я смеюсь над тем, что год назад мне Будда сказал то же самое: «Подожди год в молчании, отбрось лишние мысли, а потом спрашивай». Если ты на самом деле хочешь спрашивать, спрашивай сейчас, иначе ты никогда уже не спросишь!
– Это мое условие, – повторил Будда. – Если ты спросишь через год, я отвечу. Если не спросишь, я не отвечу.
– Хорошо, – согласился юноша.
Через год Будда спросил этого человека:
– Ну, что скажешь? Остались еще у тебя вопросы?
– Нет, – ответил юноша. – Ты сказал, подожди год. Я подождал год в молчании и отбросил все мысли. Но когда мысли исчезли, то не осталось и вопросов. Теперь я понял, почему смеялся тогда Ананда! Он смеялся над тем, как я буду спрашивать, когда у меня не будет вопросов!
Я подождал год в молчании и отбросил все мысли. Но когда мысли исчезли, то не осталось и вопросов.
Любовь к мастеру
Манджушри был первым учеником Будды, который стал просветленным. Когда это случилось, он начал стремиться не попадаться на глаза Будде.
– Где Манджушри? – спрашивал Будда каждый день.
Но тот избегал встречи. Наконец, Будде удалось найти его. Это было ночью, когда Манджушри спал.
– Я знаю, что произошло, – сказал Будда. – Тебе не нужно скрывать от меня этот факт! Так почему ты избегаешь меня? Тебе бы следовало прийти за подтверждением.
Манджушри ответил:
– Я знаю, что Это случилось, но я не хочу подтверждения, потому что подтверждение означает, что ты скажешь: «Манджушри, уходи! Неси мое Слово людям». А я не хочу никуда идти. Я хочу остаться с тобой. Поэтому, пожалуйста, не считай меня просветленным. [4]

 

Горшки с галькой и маслом
Однажды к Будде пришел плачущий юноша. Он плакал и не мог успокоиться.
– Что с тобою, юноша? – спросил Будда.
– Господин, вчера умер мой старик отец.
– Что поделаешь? Если человек умер, значит, пришло его время, и от оплакивания он не воскреснет, – сказал Будда.
– Да, я это понимаю, господин, но я пришел к вам с особой просьбой. Пожалуйста, сделайте что-нибудь для моего покойного отца!
– Да? А что же я могу сделать для твоего покойного отца?
– Если человек всю жизнь совершал тяжелые дела, то он, как галька, непременно опустится на дно, и никто не сможет поднять его, – сказал Будда.
– Господин, вы так могущественны, что можете что-нибудь для него сделать. Ведь даже жрецы, живущие милостыней, выполняют любые обряды в помощь усопшим. Они говорят, что как только на земле выполнен такой обряд, раскрываются врата Царства Небесного и покойному дается пропуск войти туда. Вы, господин, так могущественны! Если вы выполните ритуал для моего отца, он не только получит пропуск, но ему будет даровано разрешение остаться там постоянно! Прошу вас, господин, сделайте же для него что-нибудь!
Бедный мальчик был настолько подавлен горем, что не слышал никаких разумных доводов. Тогда Будда сказал юноше:
– Ладно, ступай на базар и купи два глиняных горшка.
Молодой человек сбегал на рынок и вернулся с двумя горшками.
– Прекрасно, – сказал ему Будда, – один горшок наполни топленым маслом, а другой наполни галькой.
Юноша так и сделал.
– Теперь запечатай накрепко их отверстия.
Юноша послушался.
– Теперь опусти их в пруд.
Два горшка очутились под водой.
– Теперь принеси длинный шест, стукни по горшкам и разбей их! – сказал Будда.
Юноша так и сделал, в результате галька опустилась на дно, а масло поднялось на поверхность.
– Если человек всю жизнь совершал тяжелые дела, то он, как галька, непременно опустится на дно, и никто не сможет поднять его, – сказал Будда. – А если его поступки были легкими, как масло, он непременно поднимется вверх, и никто не сможет стащить его вниз. Чем раньше мы поймем этот закон природы и начнем жить в соответствии с ним, тем раньше выйдем из состояния своей печали. Я по тебе вижу, что твой отец был хорошим человеком. Поэтому он уже наверху, и для этого ему не нужна ничья помощь. Ступай с миром. [31]

 

Истинная любовь
Однажды, когда Будда со своими учениками отдыхал в тенистой прохладе деревьев, одна куртизанка подошла к нему. Как только она увидела его Божественное лицо, сияющее небесной красотой, она влюбилась в него и в экстазе, с распростертыми объятиями громко воскликнула:
– О прекрасный, сияющий, я люблю тебя!
– Я тоже люблю тебя, – сказал Будда. – Но, любимая моя, прошу, не притрагивайся ко мне сейчас.
Услышав то, что Будда сказал куртизанке, ученики, давшие обет безбрачия, были очень удивлены.
Куртизанка спросила:
– Вы называете меня любимой, и я люблю вас, почему же вы запрещаете мне прикасаться к вам?
На что Будда ответил:
– Любимая, сейчас не время, я приду к тебе позже. Я хочу проверить свою любовь!
Ученики подумали: «Неужели Учитель влюбился в куртизанку?»
Несколько лет спустя, когда Будда медитировал со своими учениками, он внезапно воскликнул:
– Мне нужно идти, любимая женщина зовет меня, теперь я действительно ей нужен.
Ученики побежали за Буддой. Все вместе они прибыли к тому дереву, где встретили куртизанку несколько лет назад. Она была там. Ее некогда прекрасное тело было покрыто язвами. Ученики остановились в растерянности, а Будда взял ее изможденное тело на руки и понес в больницу, говоря:
– Вот я и пришел к тебе, любимая. Я долго ждал возможности проявить свою подлинную любовь к тебе. И сейчас, когда всякий другой прекратил любить тебя, я обнимаю тебя! Когда все твои друзья не желают даже прикоснуться к тебе, я рядом с тобой! [4]

 

Листья в руке
Будда был уже очень старым и знал, что скоро ему предстоит уйти. Однажды, когда он сидел под деревом в осеннем лесу, к нему пришел Ананда и спросил:
– Скажи, много ли мы узнали из того, что знаешь ты?
Будда взял в руку несколько сухих листьев и спросил:
– Как ты считаешь, много ли листьев в моей руке по сравнению со всеми листьями в этом лесу?
А слова – это не более чем шелест и шум шуршащих листьев.
Ананда посмотрел на кружащиеся и шуршащие под ногами листья и сказал:
– Конечно, Учитель, листьев в лесу несравнимо больше, чем в твоей руке.
– То, что я успел возвестить вам, это лишь несколько листьев в моей руке, – сказал Будда. – Все остальное предстоит познать вам самим, дорогой мой!
– Почему же ты не сказал обо всем остальном? – грустно спросил Ананда.
– Потому что это не принесло бы вам никакой пользы, – ответил Будда. – Знание идет через проживание, через существование. Вы должны прожить жизнь. А слова – это не более чем шелест и шум шуршащих листьев.

 

Будьте сами светом для себя
Будда умирал. Сорок лет он шел, и тысячи людей следовали за ним. Теперь он умирал. Он сказал: «Это мой последний день. Если у вас есть что спросить, спрашивайте. Настал час, когда каждый должен идти своим путем».
Беспросветная тьма окутала учеников Будды. Ананда, его любимый ученик, заплакал, как дитя. У него из глаз катились слезы. Он ударял себя в грудь, почти помешавшись.
– Что ты делаешь, Ананда? – спросил Будда.
Чем дольше ты идешь в заимствованном свете, чем больше подражаешь, тем больше ты теряешь.
– Что нам теперь делать? – ответил Ананда. – Ты был здесь, мы шли в твоем свете. Все было безопасно и хорошо. Мы совершенно забыли, что есть тьма. В следовании за тобой все было светом. Теперь ты уходишь. Что нам делать?
И он снова принялся плакать.
– Послушай, – ответил Будда. – Сорок лет ты шел в моем свете и своего не смог достигнуть. Думаешь ли ты, что если бы я прожил еще сорок лет, ты бы достиг своего света? Чем дольше ты идешь в заимствованном свете, чем больше подражаешь, тем больше ты теряешь. Лучше мне уйти.
Будьте сами светом для себя.

 

Последние вопросы
Случилось так, что в тот день, когда прошла молва, что Будда умирает, к нему прибежал человек. За тридцать лет Будда восемь раз проходил через его город, а человек ни разу не удосужился подойти к Будде. Он все откладывал и откладывал, как это делают все на свете, из-за занятости. Этот человек держал небольшой магазин, и ему приходилось поддерживать свою маленькую семью. То приходил гость, то перед самым закрытием являлся неожиданный покупатель. И когда заканчивались дела, проповедь тоже заканчивалась. Так естественным образом продолжалось в течение тридцати лет много-много раз – то одно, то другое, то третье…
Но в этот день человек понял, что завтра будет уже поздно. Он закрыл свой магазин и побежал туда, где был Будда. Но Будда уже ушел, сказав последнее «простите!» людям. Перед тем как уйти, Будда трижды спрашивал: «Есть ли у кого что спросить?» Но люди только стенали и плакали, и спрашивать было просто некому. Задав свой вопрос трижды, Будда лег под деревом, закрыл глаза и приготовился к последнему путешествию.
Когда человек прибежал, он принялся плакать и просить: «Не останавливайте меня, дайте мне спросить у него! Дайте мне подойти к нему!»
Ананда, ученик Будды, сказал ему:
– Я узнал тебя. Мы восемь раз проходили через твой город. Будда говорил в твоем городе, что же ты не нашел тогда времени, чтобы прийти к Нему? Где ты тогда был?
– Что я мог поделать? – ответил человек. – У меня всегда были дела и заботы. Я тоже жил для других. То моя жена была беременна, то ребенок болел, то приходили гости, то покупатели, и я все не мог прийти. Но теперь, когда я пришел, не останавливайте меня!
– Теперь поздно, и мы уже не в силах попросить Его вернуться, ибо Он ушел, – ответил Ананда.
Но Будда все слышал и, вернувшись в свое тело, сказал Ананде:
– Не мешай ему, иначе останется на мне пятном, что, пока я еще был почти жив, человек постучался ко мне в дверь, а я не открыл и не захотел помочь ему.
– Что у тебя за вопрос? Чего ты ищешь? – спросил у человека Будда.
Человек задал много вопросов, и Будда ответил на них. Но никто больше не слышал об этом человеке. Он не стал просветленным. Он вернулся в свой городок – к своему магазину, своей жене и своим покупателям.

 

Просветление и ожидание
Будда предстал пред вратами рая. К достижению этой цели он шел всю свою жизнь. Но, оглянувшись, он увидел миллионы душ на Пути в борьбе и в муках, в страхе и в старании достичь врат рая и блаженства.
Привратники открыли врата, вышли навстречу:
– Входи, пожалуйста. Мы рады приветствовать тебя! Мы ждали тебя! – приглашали они Будду.
Но Будда выглядел грустным.
Говорят, что Будда все еще ожидает снаружи райских врат и освещает путь каждому, кто идет Его путем.
– Я не могу войти, – сказал он. – Пожалуйста, закройте врата. Я вижу миллионы грустных лиц, сердца, полные слез, людей, которые никогда не знали радости. Я буду ожидать, пока все люди не войдут в эти ворота. Возможно, потребуется вечность, но это не имеет значения. Закройте ворота, я войду последним.
Говорят, что Будда все еще ожидает снаружи райских врат и освещает путь каждому, кто идет Его путем. Он должен ждать. Человек не остров. Мы все составляем континент. Нет индивидуального просветления. Одни могут лишь немного опережать остальных, и не более.

 

Пастух и саньясин
Пастух увидел саньясина, одиноко сидящего под деревом в размышлении. Он сел рядом и тоже пытался задуматься, подражая этому человеку. Вскоре пастух начал в уме пересчитывать своих баранов и взвешивать выгоду от продажи руна. Когда и это ему надоело, он еще немного посидел молча и, наконец, спросил:
– Господин, о чем ты думаешь?
– О Боге, – сказал человек.
– А знаешь ли ты, о чем думал я? – спросил пастух.
– Тоже о Боге, – сказал человек.
– Ошибаешься, я думал о выгоде продажи руна! – восторженно заметил пастух.
– Истинно, и ты тоже думал о Боге, – сказал человек. – Только моему Богу нечего продавать, твой же Бог должен сначала сходить на базар. Но может быть, он на пути встретит разбойника, который поможет ему обратиться к этому дереву.
Назад: Раздел 2 Житейские, современные и сказочные истории
Дальше: Индуистские притчи