Книга: Том 10. Господа «ташкентцы». Дневник провинциала
Назад: 661
Дальше: 731

662

прекратить революцию!

663

по моему мнению, одно и то же! Так-то!

664

Я всегда на стороне правого дела.

665

Отечество, дядюшка! я только это и признаю! А вы называете меня космополитом! О! дядюшка!

666

где хорошо, там и отечество.

667

Но это опять-таки очень хорошо!

668

Превосходно. Но знаете ли, дядюшка, вы открываете мне совершенно новый мир!

669

Да! но поспешим!

670

кому вы это говорите!

671

Ах! вы увидите сложную работу Виргинии и ее прыжки сквозь обруч на лошади… совершенство! А какая девушка!

672

что за ляжки! ах черт возьми! бедра богини!

673

Ну что ж, во всяком случае, вы знаете теперь, как проходит мой день!

674

не сходя с места.

675

У вас благородное сердце, Жан!

676

прекрасный, скажу я вам!

677

У меня было как бы предчувствие!

678

Но я надеюсь, что вы разделите с нами компанию, дядюшка!

679

Не правда ли?

680

ясно?

681

всех не упомнишь!

682

очень мне нужны ваши Февали!

683

Я не говорю, что это вполне комфортабельно, но… мне это удобно!

684

я проницательнее, чем думают!

685

Понимаете, дядюшка!

686

Карфаген должен быть разрушен!

687

прыжки сквозь обруч.

688

Черт возьми! Это становится несносным!

689

если приедете, господа, я угощу вас такой бараниной, что вы ее долго помнить будете!

690

«баранина, которую вы долго помнить будете».

691

Сударыня! не беспокойтесь!

692

Но… прости меня, боже!

693

Господа! взгляните на эту фрейлину, которая похожа на сводню!

694

Сударыня! Прошу извинения, но вы сами понимаете, что не ради ваших прекрасных глаз находимся мы в этой конуре.

695

бараниной… что за бахвальство!

696

Ты был тщеславен и хвастлив, мой ангел!

697

почтенная старуха, похожая на сводню.

698

Знаешь ли ты, что это почти преступление?

699

это государственная должность, мой милый, помните!

700

Не правда ли, дорогой?

701

завсегдатая.

702

Но посмотрите же, дядюшка, как я хорош!

703

Но позвольте! Я сам вам устрою это!

704

Нет ничего столь действительного для восстановления сил, как рюмочка коньяку натощак! После ночного кутежа это почти чудотворно!

705

прошу прощения, дорогой, но только коньяк может произвести это чудо!

706

непременное условие.

707

крошечку!

708

прекрасно!

709

это слишком!

710

это божество!

711

тут ничего не скажешь.

712

Скажите на милость, допустимо ли это!

713

Вот женщина – какой круп!

714

по крайней мере, у ней были такие ляжки!

715

любители ляжек.

716

Оставьте меня в покое с вашими «ляжками», мой милый! Вы достойны сожаления!

717

«милый пролаза», «любезный провинциал».

718

дядюшка… не правда ли?

719

Что вы говорите!

720

Бросьте мистификации, дядюшка!

721

Хорошо, вы нам расскажете все это у нас.

722

надеюсь, это еще одна причина, чтобы не беспокоиться о нем.

723

Вы будете нашим председателем!

724

В самом деле, дядюшка, вы нас презираете?!

725

Бросьте увертки, дядюшка! Я спрашиваю, презираете вы нас? Да или нет?

726

Вы золотое сердце, Жан!

727

Нигилист! прости господи, он, кажется, хочет поломаться!

728

Бросьте снисходительность! По местам, господа!

729

Печатаются три фрагмента из сохранившейся рукописи незаконченной главы III. См. текстологический комментарий. – Ред.

730

См. «Отечественные записки» №№ 2 и 4 нынешнего года. Ввиду того что между появлением второй главы и настоящей прошло шесть месяцев, считаю долгом возобновить в памяти читателя некоторые факты. «В больнице для умалишенных» составляет продолжение «Дневника провинциала», печатавшегося в 1872 году. В конце «Дневника» провинциал вследствие «разнообразий петербургской жизни» попадает в больницу для умалишенных. Здесь он встречается со своим родственником, офицером Ваней Поцелуевым, который, будучи умалишенным, без всякого стыда изливает перед ним всю суть своего внутреннего, офицерского существа. Поцелуев играет очень видную роль в обществе сумасшедших, чем он обязан непреклонности и цельности своих убеждений, и «провинциалу» невольно приходит на мысль: что было бы, если б судьба вынудила его вечно проводить жизнь среди Поцелуевых? Сумел ли бы он покорить этих людей, или, напротив того, сам был бы покорен ими? По некоторым соображениям, второй исход оказывается более вероятным, а отсюда – понятный ужас, который овладевает «провинциалом». К довершению всего, в больнице происходит суд, на котором один из умалишенных обвиняется в «замарании халата». Это еще более возбуждающим образом действует на нервную систему впечатлительного «провинциала». Он видит страшные сны. Встревоженная его мысль рисует перед ним все перипетии, через которые проходит история его подчинения Поцелуевым, и которая разрешается судом за уклонение от посещения фруктовой лавки Одинцова, служащей обычным местопребыванием Поцелуевых. По суду «провинциал» присуждается к обмазыванию кильками, наказанию очень странному, почти фантастическому, однако же не беспримерному в истории. Понятно, что сон этот заставляет его вскочить с постели в величайшем страхе. Происшествие это заставляет «провинциала», до сих пор упорно протестовавшего против своего помещения в больницу, сознаться, что он попал туда совершенно правильно. (Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)
Назад: 661
Дальше: 731