Рост могущества Московии, начавшийся в XV веке, был довольно неожиданным для католиков, и спутал их планы продолжения натиска на Восток – упомянутые выше походы немцев и литовцев «против московитян, татар и волхвов (contra paganos)» (56, с. 338) опять захлебнулись, отраженные татарами и русскими-московитами. Московчане-ордынцы в конце XV – во второй половине XVI века вернули себе Смоленск, Псков и Новгород и основательно потеснили на Запад авангард католиков – немцев, поляков и литовцев.

Католическая церковь с самого начала Движения Монгол не оставляла Великую Татарию без внимания своей разведки. Но примерно с начала XVI века начинается пристальное изучение католической церковью, этой мощнейшей клерикальной Сверхдержавой, в первую очередь именно Московии. На восток вновь зачастили разные «посланники» – представители различных западноевропейских стран разного ранга и миссионеры-священники «греческой веры». Многие оставили, естественно, свои отчеты о поездках, и в них, как мы успели убедиться, есть много любопытного, что не попадало в научные и научно-популярные труды по истории Московии и в учебники истории романовского и советского периодов. Например, так же, как и многие сведения, изложенные в трудах Г. В. Вернадского. Этот историк, как видим, имел возможность (и главное, все-таки счел необходимым) привести в своих работах объективные сведения о наших предках, хотя и с оговорками – такими, например, что мол, все-таки «татар в Московии не было», а если кто там и носил татарские фамилии и имена и разговаривал при том по-татарски, это, мол, были «русские, так как говорить по-татарски и носить фамилии татарские было тогда модно» и т. п. – впрочем, об этом кое-что было изложено и в (42). Здесь рассмотрим данную тему несколько с другой стороны, и более обстоятельно.

Прежде всего заметим – читая путевые записки западноевропейских «путешественников, послов» и т. п., необходимо учитывать, что романовская версия истории России у многих из тех, кто переводил, публиковал и редактировал эти записки, проникла чуть ли в не подсознание, и содержание сведений иностранцев передается ими в довольно искаженном, вернее, в максимально «исправленном» виде, в соответствии с основными догмами евроцентристской теории истории России-Евразии.

Также не забудем, что переводы записок-отчетов «путешественников» – в основном дипломатов-разведчиков католических орденов или просто лиц, оказывавших им информационные услуги, в большинстве случаев сделаны уже с западных публикаций, то есть это не первоначальные доклады «путешественников» своему руководству о поездке, в которых они, скорей всего, старались приводить достоверные сведения, а уже «художественно переработанные» копии их записок-отчетов, дополненные интересными для западного читателя подробностями-вымыслами о «дикарях – московитах и татарах» – и не только для того, чтобы читать не было скучно, а именно с учетом того, что все это публиковалось в Западной Европе и позже в России именно в качестве средств идеологического воздействия как на обывателей-западноевропейцев, так и на население предстоящей покорению Московии-России.

Учтем, что многое из того, что было в Московии и прилегающих к ней татарских государствах – относительно методов правления, сведений о высших должностных лицах, о передовых технологиях, о новейшем для того времени вооружении, о составе, количестве и местах сосредоточения войск и т. п. – скорей всего, осталось во многом неизвестным «путешественникам и послам» с запада, особенно католикам-папистам. Так как понятие «хранение государственной и служебной тайны» не было чуждо и нашим предкам – русским и татарам Московии и верноподданным ее собратьев – других «осколков» Золотой Орды. Об этом пишет, например, Масса: «По его словам, только дружба с несколькими придворными обеспечила ему успех, однако они могли поплатиться за это жизнью, так как русский народ чрезвычайно недоверчив и не терпит того, чтобы открывали тайны его страны» (11). (Выделено мной. – Г.Е.).

Другой, уже знакомый нам посланец Папы, дипломат и разведчик Иосафат Барбаро тоже отмечал у татар умение хранить тайну, описывая передвижение татарского войска и свое общение с воинами: «За месяц же до появления царевича начали приближаться к Тане отдельные сторожевые разъезды; разъезд состоял из трех или четырех юношей на конях, причем каждый [всадник] имел еще одну лошадь на поводу. Тех из них, которые заезжали в Тану, приглашали к (итальянскому. – Г.Е.) консулу; им оказывался ласковый прием, и подносились подарки. На вопрос, куда они едут и что собираются делать, они говорили, что это все молодежь и что ездят они просто для своего удовольствия. Ни о чем другом не удавалось заставить их говорить. Они задерживались не более одного-двух часов и уезжали» (10). (Выделено мной. – Г.Е.).

Со второй половины – конца XVI века католический Запад, воодушевленный первыми успехами в деле разжигания конфликтов между «осколками державы Монгол», и довольно-таки ослабив Московию в столкновениях с ее собратьями – другими татарскими Ордами, готовился к новому натиску на Восток. Католикам предстояло решить при этом – будет ли перспективным продолжение натиска военным путем, или же необходимо, прежде всего, налаживать долговременную идеологическую агрессию.

Мы уже упоминали об одном из высокопоставленных лиц католической церкви, который лично побывал в Московии и чьи планы по колонизации России были довольно– таки успешно осуществлены впоследствии при Романовых (2). Узнаем о нем подробнее, дабы лучше оценить его сведения: «Антонио Поссевино родился в 1534 г. в семье золотых дел мастера, духовное образование получил в Риме. Кардинал Гонзага, заметив исключительные способности Поссевино, взял его к себе секретарем. В 1559 г. Поссевино вступает в орден иезуитов (причем, проходит новициат, двухлетний срок испытания, за 6 месяцев). Почти сразу же ему даются ответственные поручения. В 1568 г. Поссевино издает небольшую книжку «Христианский воин» (Miles Christianus), где пишет, что каждый сражающийся с еретиками солдат – герой, погибший в этой борьбе – мученик, малейшая пощада – преступление. Иезуит Поссевино – инициатор массовых уничтожений протестантов во Франции и др. странах Западной Европы. В 1569 г. Поссевино едет в Рим, чтобы принять последний, четвертый, обет ордена и вступает в высший класс Общества Иисуса (ордена иезуитов). С 1572 по 1578 г. Поссевино – секретарь генерала ордена. С 1578 г. начинается его дипломатическая деятельность. Папская курия назначает Поссевино «апостольским легатом и викарием всех северных стран, включая Литву и Россию (то есть куратором с неограниченными полномочиями и средствами. – Г.Е.), дает ему подробные инструкции» (93).

«Основная цель миссии Поссевино в Московии – привлечь Ивана IV к антиосманской лиге и этим приблизить его к папскому двору, затем постепенно обратить русского царя в католичество и подготовить почву для полного окатоличивания России. Иезуит не исключал прямого военного нападения на Россию, поддерживая агрессивные планы Батория» (93).

«Характер, направленность, даже композиция сочинений Поссевино предопределены в первую очередь его позицией представителя папского престола. Цель их – ознакомить католический мир с положением дел в России, выявить ее возможности как вероятного союзника в борьбе с реформацией и Османской империей. Поссевино в своих трактатах делает попытку передать накопленный им опыт будущим посланцам папского престола, для которых, по его мнению, он проторил дорогу. В книгах иезуита хорошо видна разработанная им и другими деятелями римской курии система пропаганды католической религии и внедрения ее в страны, или не принадлежащие католическому миру, или отпавшие от него вследствие успехов реформации» (93).

В «тактическом плане» задача Поссевино определялась тем, что «иезуит был заинтересован в том, чтобы возможно большее число ливонских городов отошло к Польше, так как они могут сыграть роль плацдарма для будущего идеологического наступления на Россию» (там же). Как ниже увидим – так оно и случится, «плацдармом» не только идеологического наступления, но и военного вторжения в Московию, устройства «Смуты» и свержения власти «последнего Монгола» Бориса Годунова послужит именно католическая Польша.

Информации по Московии, да и в целом по Великой Татарии у католиков к тому времени имелось немало. И «перед отъездом Поссевино знакомится с доступными ему материалами о России: книгами Герберштейна, Гваньини, Кобенцеля, Джовио, Кампензе и других, письмами и инструкциями пап Льва X, Климента VII, Пия V и Григория XIII, стремившихся завязать дипломатические связи с Россией» (93).

Узнаем вначале, какие сведения сообщает Поссевино о происхождении московитов и о языке, который использовался в Московии в XVI веке и сравним его сведения с другими источниками. Как выяснил Поссевино в ходе своих исследований, в том числе и с выездом в Московию, «русские, или московиты произошли от смешения скифов с татарами» (там же). Уточним у другого католика, кто же такие эти скифы: «К востоку живут Скифы, которые называются ныне Татарами; о характере их, как и всех других [народов], вы узнаете ниже» (112). (Выделено мной. – Г.Е.).

Скифы, потомки которых, вероятно, в весьма разных количествах, имеются среди многих народов Европы и Азии, как обоснованно полагает Мурад Аджи, были тюрками (2), поэтому неудивительно, что сведения Поссевино совпадают с интересными сведениями раннесредневекового арабского летописца Абул-Феда: «Русы – народ турецкой (то есть, тюркской. – Г.Е.) национальности» (81, с. 113–114).

Притом Поссевино пишет, что «в своих «Записках о Московии» его коллега Джовио (20-е гг. XVI века) ошибался относительно того, что язык, которым пользовались московиты, схож со славянскими языками: «Они (московиты. – Г.Е.) не знают славянского языка… московиты с большим трудом, по-видимому, понимали по-славянски» (93). Как видим, серьезный очевидец сообщает, что язык у московитов во второй половине XVI века не был схожим со славянскими языками. Надо полагать, таковым и должен был быть язык «людей, ведущих свое происхождение от скифов и татар» (93), то есть, скорей всего, татарским – и сейчас убедимся, что данное предположение верное.

Вспомним, что рост могущества Московии, удививший западноевропейцев-католиков, совпадал с одним явлением, притом интересным и малоизвестным, сокрытым от нас в романовской и советской официальной историографии. Про это явление невнятно и как бы нехотя упоминает американский историк русского происхождения Г. Вернадский: «Татарский язык становится модным при дворе великого князя Василия II Московского, что вызвало сильное негодование со стороны его противников» (23, с. 390), – то есть, со стороны западников. Притом «многие русские дворяне в XV, XVI, XVII веках принимали татарские фамилии» (там же).

Дополним это тем, что «ряд тюркских (то есть татарских. – Г.Е.) слов вошел в русский язык до монгольского вторжения, но настоящий их приток начался в монгольскую эпоху и продолжался в XV и XVII веках» (23, с. 390) (выделено мной. – Г.Е.). Причем слова, заимствованные из татарского языка, касались в основном общественных отношений в сфере управления и финансов, торговли и купечества. Также много слов, обозначающих одежду, головные уборы и обувь, домашнюю утварь, еду и питье, драгоценные камни, металлы, сельскохозяйственные культуры пришло в русский язык именно из татарского языка (там же). «Вполне естественно, что большая группа заимствований связана с лошадьми, их мастями и разведением» (23, с. 390). (Курсив мой. – Г.Е).

Надо полагать, что «вполне естественно» и все остальное, приведенное чуть выше, поэтому изложим сведения Вернадского нормальным русским слогом, без оговорок историка, воспитанного на западной, европоцентристской историографии. Тогда получается, что факты говорят о том, что в период роста могущества Московии, в XIV–XVI веках, татарский язык был преобладающим в ее государственной и общественной жизни. И это преобладание сохраняется вплоть до XVII века включительно. Более того, в XV–XVII веках продолжается приток татарских слов в русский язык (23, 390).

Далее: как видим, получается, что в XV–XVII веках «многие дворяне», то есть правящий слой Московии, носили татарские фамилии. При этом ничто не говорит нам, что дворяне, вроде как носившие ранее «славянские» фамилии и имена, вдруг в определенный момент «принимали татарские фамилии» – доказательств, или примеров «принятия именно русскими татарских фамилий» Вернадский не приводит, и причин оного вразумительно не объясняет. «Модностью татарского языка» это объяснять, выражаясь мягко, не совсем логично. Ведь был французский язык в XVIII–XIX модным и даже очень, среди довольно широких кругов русского дворянства, но фамилий французских от этого, как хорошо известно, ни в Москве, ни в Петербурге, ни вообще в России почему-то не прибавилось. Да и слов французских русские не заимствовали в таких количествах, как это было с татарскими словами. Вернее, вообще не наблюдался достаточно заметный «приток французских слов в русский язык». Да и русские дворяне не принимали французские фамилии.

Но мы видим в сведениях Г. В. Вернадского конкретный факт: в XV–XVII веках в Московии большинство дворян носили татарские фамилии и имена. Также понятно, что те московиты, которые были заняты в сфере торговли, управления, финансов, а также и те, кто по роду своей деятельности имели дело с драгоценными камнями, металлами, лошадьми и сельхозпродукцией, разговаривали на татарском языке. Опять получается, что на татарском языке говорили дворяне, «войсковые люди» и купечество – которые в основном и были заняты управлением и финансами – к тому же, как видим, в большинстве они носили татарские фамилии и имена. Именно об этом сообщает нам Г. В. Вернадский – несмотря на его, мягко выражаясь, не очень убедительные оговорки.

О татарах в Москве часто упоминает и Поссевино, причем они встречаются иезуиту-послу на самых ответственных участках: «Московский князь назначил для нашей свиты множество людей, татар и московитов, которые должны были обеспечить нам безопасный путь в лагерь польского короля, находящийся на расстоянии 600 миль» (93). «У дверей (помещения, где жили люди Поссевино. – Г.Е.) постоянно находилась охрана, трое бояр и столько же простых людей. Имена их следующие: Сунебул, Куфара, Кудеяр, Куфара, Мирослав и Куроедов» (там же). Как видим, у троих бояр (они в списке первыми) имена татарские, татарское имя также у одного из «простых людей», и лишь у двоих «простых людей» – имена «славянские».

Как видим, в рассматриваемое время не было особой разницы между татарами и подавляющим большинством московитов (московчан – как их еще называли). Скорей всего, разница между большинством московчан и татарами не была этнической – по крайней мере, примерно до XVII–XVIII веков не было особой разницы в их происхождении, в языке, в облике и в стереотипе поведения. Была эта разница, по всей видимости, лишь в названии. Попробуем разобраться, почему так получилось. Московиты (предки значительной части великороссов) были этносом (народом), сложившимся в XII–XVII и особенно в XIV–XVII веках, как пояснял Л. Н. Гумилев, «из древних русичей», из представителей финно-угорских племен и, как выясняется, из средневековых татар, прибывавших в районы Московии в X–XII веках, примерно в одно время с «древними русичами» (42). Ну а в XIV и особенно в XV веке, как признают даже официальные историки, приток татар в Московию стал «массовым» – но суть дела, в принципе, не во времени их прибытия.

В свою очередь, как мы помним, этнос средневековых татар складывался примерно вдоль параллели Великого шелкового пути, протянувшегося от Великой китайской стены до Черного моря, и вдоль его «ответвлений». Складывался этнос средневековых татар вокруг древнего народа татар, «европеоидов восточного типа» (Л. Н. Гумилев), первоначально обитавших, насколько известно, в районах Южной Сибири, Тянь-Шаня и Алтая, и расселившихся до Маньчжурии. Этих высокорослых, светлоглазых, светловолосых и бородатых древних татар некоторые «низкорослые, черноволосые и черноглазые племена» Центральной Азии и Дальнего Востока называли: «желтоволосые шивей» (22), (34), (41), (42). К древним татарам, в ходе их расселения по Евразии в VII–XII веках, присоединялись многие представители «тюркских родов, которые относили себя к татарам и считали для себя достоинством называться этим именем» (22), (96), (41). Как видно, наиболее значительный процесс расселения и роста этноса татар шел примерно с VI до XII века, когда этот средневековый народ, один из тюркских народов, постепенно становился доминирующим в Великой Степи – Евразии (22), (41), (42).

Известно, что тюрки издревле проживали от Желтого до Черного моря и от «широты Москвы-реки» до Кавказа и южного Каспия. Многие древние и средневековые авторы Европы их называли также и «скифами». Исследователями обнаружены и письмена скифов – это древние тюркские рунические письмена (2).

Теперь вернемся в Московию XV–XVI веков: как мы узнали выше, по мнению многих осведомленных и образованных людей тех времен, население русских земель состояло в массе своей из потомков скифов, то есть, тюркских племен. Вспомним сведения средневекового автора Абул-Феда о том, что «Русы – народ турецкой национальности». Также вспомним, что Татищев (до окончательного сочинения истории Руси в известном нам варианте) писал, что русские происходят от скифов (то есть, тюрок).

Как видим, предками большинства великороссов, получается, являются именно, во-первых, потомки скифов (тюрок), обитавших южнее Москвы-реки и западнее Волги, и средневековые татары. Именно такой вывод напрашивается, если объективно оценивать имеющиеся в историографии сведения, которые историки-западники стараются не показывать в своих научных и тем более в научно-популярных трудах.

Возможно, в составе населения Московии и было определенное количество славян с западных Русских земель, но, как видим, их количество не могло оказывать сколько– нибудь значительного влияния на этнический состав, и, как мы выше видели, и на язык московитов – самой западной группы населения Великой Татарии.

Приведем в подтверждение сказанного еще кое-какие «полузабытые», но интересные и, главное, объективные сведения. Ученый-евразиец Хара-Даван в своем труде «Чингисхан как полководец и его наследие» (1929 г.) пишет следующее. «Родство славянской крови» по последним научным данным оказалось мифом:…Наука установила, что при переливании кровь некоторых людей действует на больного как яд, а кровь других – благотворно», так как «при переливании крови должна употребляться только «родственная кровь», с одинаковыми биохимическими коэффициентными показателями» (75, с. 265). «До сего времени и во время европейской войны имелась возможность установить коэффициентный показатель всех наций, причем обнаружилось много новых, даже, казалось бы, парадоксальных научных положений, в противоположность существовавшим до него воззрениям… Так, например, оказалось, что кровь западных и южных славян с коэффициентным показателем 2,5 – ближе и «роднее» к крови романо-германских, европейских народов (показатель их 2,5–3,5); а кровь русских (показатель 1,3) ближе к тюркским и угро– финским народам (показатель 1,5), даже азийским (азиатским. – Г.Е) народам: калмыкам, бурятам и монголам (халха-монголам. – Г.Е) (показатель 0,5)» (75, с. 265).

«Таким образом, по величине расового биохимического коэффициента крови народы Европы и Азии можно разделить на три типа, соответствующих их месторазвитиям, а именно:

1 – европейский тип, с показателем выше 2,0;

2 – азийский (азиатский. – Г.Е.) тип, с показателем 1,0;

3 – промежуточный тип, который мы могли бы обозначить как тип современной России, с коэффициентом 1,0–2,0; сюда относятся и русские с индексом 1,3, близким к индексу чисто азиатских групп» (75, с. 265).

Как видим, разные сообщества этносов (народов), составляющие различные «цивилизации», или суперэтносы, как называл эти сообщества народов (этносов) Л. Н. Гумилев, различаются друг от друга также и по своим объективным, природным признакам – показателям биохимического коэффициента крови. Романо-германские народы, западные и южные славяне (коэффициент 2,5–3,5) – это одно сообщество (1-й тип, европейский). Русские (великороссы), тюрки и угро-финны, – совершенно другое (3-й тип), причем среди них наименьший «разброс» (коэффициент 1,3–1,5). Также отличается по составу крови от предыдущих двух сообществ этносов азиатское сообщество – калмыки, буряты и халха-монголы (коэффициент 0,5). Пользуясь терминологией Л. Н. Гумилева, первое сообщество (1-й тип) мы можем назвать романо-германским суперэтносом, а второе сообщество (3-й тип) – Степным, или Евразийским суперэтносом.

Получается, в дополнение к тому, что мы узнали выше, что также и по данным биохимических свойств человеческой крови, предки московитов-великороссов в основной своей массе – не славяне. В общем, можно это сказать по-другому: предки большинства современных русских, похоже, далеко не те, которые, как гласит романовская историография, будучи не в состоянии решать свои проблемы сами, пригласили варягов с Запада – «придите и владейте нами…».

Как видим, разница татар с московитами, или «русскими», была в XV–XVII веках не столько в происхождении, в языке, в облике и в стереотипе поведения – то есть, скорей всего, разница между средневековыми татарами и «русскими» – московитами тогда еще не была этнической. Разница была, видимо, только в том, что московиты, которые исповедовали одну разновидность Единобожия – несторианство (или арианство), в чем-то схожую с «христианством греческого толка», назывались «московитами» (или московчанами), а татарами назывались те, кто исповедовал Единобожие в форме раннего Ислама.

Но скорей всего, и это различие в названиях (то есть деление одного народа на «русских-московитов» и «татар, их врагов») появилось позже, когда стали углубляться – под влиянием извне – различия между двумя формами Единобожия – несторианством (или арианством) и ранним Исламом. А на самом деле московиты, предки большей части великороссов, были, скорей всего, как усматривается из всего изложенного выше, частью (субэтносом), притом немалой, средневекового татарского народа – тоже отнюдь не малого в рассматриваемое время.

Обратим еще раз внимание на карты – Приложения и – по соседству с Московией – с востока – расположена Московская Татария, то есть территории, где проживают московские татары (80, с. 131). Отметим здесь, что «многие иностранцы конца XV – начала XVI в., писавшие о России, отличали Руссию от Московии. Руссия для них была – это только юго-западная Русь (отнюдь не подчиненная Московии и не входящая в ее состав) и даже не столько западная (Литва), сколько южная. Московия же – например, царство Ивана III – это центральные и северо-восточные области Восточной Европы» (73).

Видимо, среди московитов было изначально какое-то количество славян из западных территорий Руси, но при этом они, скорее всего, были в меньшинстве. С XVII века, с приходом к власти Романовых и началом «европеизации», видимо, начинается приток в правящее сословие московитов наряду с иностранцами-«немцами» (западноевропейцами) и славян с запада Руси, соответственно, начинается искусственное вытеснение ордынцев из власти – как многих московитов-несториан, так и татар-мусульман. Московитам сочиняется новое происхождение (славянское), новая история. Татары-мусульмане объявляются «плохими» (врагами). Также объявляются в большинстве «плохими» и те московиты-ордынцы, которые ранее состояли в правящем слое – притом они зачастую объявляются славянами по происхождению, или, точнее, «русскими, бывшими слугами и рабами татар».

Как видим, отличие от других татарских государств у Московии, возможно, было только в том, что здесь использовались одновременно два языка – татарский и русский, и возможно, еще в том, что исповедовалось здесь наряду с Исламом и несторианство. Но, возможно, ближе к истине в данном вопросе Мурад Аджи, который обоснованно предполагает, что на самом деле исповедовали московиты и многие татары древнюю религию тюрок – Единобожие-тенгрианство. Распространенными разновидностями этой религии, видимо, были арианство и несторианство, и, поскольку последнее название наиболее часто встречается в исторической литературе, мы будем пользоваться в данной работе этим термином.

Несторианство было основано, как и Ислам, на строгом Единобожии, но по внешним атрибутам – поклонение кресту, крестное знамение (но – «двуперстием»), иконопись и др. эта религия была схожей с «христианством греческого толка». Притом, что примечательно, в рассматриваемое время в Московии и «молитвы читали по-тюркски», как вполне обоснованно полагает Мурад Аджи (2, с. 1040–1045). Арианство (несторианство) было уничтожено в Московии в период господства Романовых в XVII веке прозападной инквизицией, и заменено «христианством греческого толка», которое огнем и мечом насадили в Московии-России прозападные священники при военной поддержке романовского правительства (2, с. 1038–1059).

Приведем высказывание Поссевино, сделанное им уже в качестве публициста (пропагандиста): «Можно с полной уверенностью утверждать: народы северных областей, и в особенности те, из сердец которых истинная религия (католицизм. – Г.Е.) не изгнала дикости… чего они не умеют добиться разумной деятельностью, того они стремятся достичь хитростью и силой (а московиты также и упорством). Это в особенности наблюдается среди скифов и татар, от которых многие московиты ведут свое происхождение, или близки к ним. Конечно, совсем не удивительно, что тот, к кому перешла высшая власть над своими людьми вместе с неким подобием христианской религии и кто не видел могущества других государей, считает себя выше всех» (93). То есть, – что и возмущает Поссевино – этот московит считает себя и своих людей такими же людьми, как Папа Римский и братья-иезуиты Поссевино. И с этим замечанием католика тоже все понятно: нельзя ни в коем случае – убеждает Поссевино своих читателей, – так считать тому, кто «ведет свое происхождение от скифов и татар» и исповедует «некое подобие христианской религии» – то есть, как мы уже знаем, Единобожие.

Как видим, слова Поссевино о том, что московиты исповедовали именно «подобие христианской религии», отличное как от католицизма, так и от «христианства греческого толка», находят подтверждение – об этом сохранились, как сейчас узнаем, и другие немаловажные сведения.

Вплоть до установления «романо-германского ига» Московия оставалась частью державы Монгол, основанной средневековыми татарами, и этим объясняется религиозная и этническая терпимость, которая господствовала в этом самом большом и значительном «осколке» Золотой Орды. По обоснованному мнению прогрессивных, и зависимых только от своей совести историков-исследователей, имеется прямая «связь между тюрками, их предводителем Чингис-ханом и московским храмом Василия Блаженного» (4).

«Свою идею веротерпимости, собравшую народы мира в непобедимую армию, Чингисхан повелел воплотить в храмовой постройке. Так в тюркской культовой архитектуре появилось новое направление, оно несло мысль единства (веры. – Г.Е.) при сохранении различий в обряде… История храма Василия Блаженного тому подтверждение. «Проект» постройки этого храма, мягко говоря, был заимствован у татар. Этот проект не новинка, не шедевр русского зодчего. Если знать логику, заложенную в его проекте, выходит, что храм символизирует Объединённую церковь Тенгри и выражает философию Чингисхана о веротерпимости! Каждая башня – символ, она воплощает Церковь, независимый духовный институт. И это хорошо видно в росписи храма, в его цветовом оформлении. В одной башне находили уединение представители Армянской церкви, здесь явно были её сюжеты, в другой – слуги Александрийской церкви, там роспись иная, ещё в одной башне – Антиохийской и так далее. Очевидно, была башня (а то и две!), в которой собирались мусульмане… Вот они – единство и соборность: никому не тесно под сводами общего храма. Этот приём получил на средневековом Востоке имя «монгольская архитектура», он был знаком и исламу. В традиции «монгольской архитектуры» выполнен ряд мечетей и мавзолеев Средней Азии, Среднего Востока, Индии. Даже знаменитый Тадж-Махал несёт в себе ту же идею соборности, что и храм Василия Блаженного, они построены почти в одно время… Сказанное подтверждают данные архитектуры и зарисовки панорамы Казани, которые оставили в XVII веке путешественники, побывавшие здесь: в городе нет мечетей, но видны тенгрианские храмы. Неповторимые. И их было много» (4). (Выделено мной. – Г.Е.).

В принципе согласимся с Мурадом Аджи и дополним, что «монгольским» называли в рассматриваемое время, как мы уже знаем, то, что относилось к державе Монгол и к сообществу ее сторонников и верноподданных. То есть, применялось название «монголы» в качестве политического названия (например, подобно названию «советские»), и не означало оно название определенного этноса (народа) ни в рассматриваемый период, ни до него (22), (41), (42). Другое название державы Монгол – «Великая Татария». Так называли эту державу, например, западноевропейцы и арабы, поскольку хорошо знали, что ее основателем и государствообразующим этносом был народ (этнос) средневековых татар – предки современных татар и многих представителей тюркских народов Евразии, и, как видно из выше приведенного, также и предки многих и многих современных русских.

Официальные историки, замечает Мурад Аджи, избегают упоминания об одном историческом факте, на который также обратил внимание Лев Николаевич Толстой в своем романе «Война и мир». «А там у него написано, что собор Василия Блаженного – копия девятиминаретной казанской мечети, поэтому «русский люд считал его нечестивым храмом: в нём никогда не проходила служба» (4). (Выделено мной. – Г.Е). Видимо, именно руководители романовской Церкви и стали считать собор Василия Блаженного «нечестивым храмом» – в ходе установления романо-германского ига. И во время этого ига и была вытравлена романовскими инквизиторами из сознания народа религия Единобожия, философия (Вечная идея) Чынгыз-хана о веротерпимости, справедливости и человечности, да и сама память о прошлом Отечества (42).

После полного уничтожения всех следов и памяти об идеологии Чынгыз-хана, его соратников и их последователей, «девяти башням храма Василия Блаженного дали новые имена, придумали новую историю, связанную с этапами взятия Казани, что лишний раз говорит о поспешности и незнании, с которыми российские политики пытались подменить историю… Но ещё никому не удавалось совершить преступление, не оставив следов» (4).

Понятно, почему официальные историки-западники «избегают упоминаний» как о Единобожии, веротерпимости и идеологии Чынгыз-хана, его соратников и последователей, так и о достижениях татар-ордынцев, приписанных ими другим «цивилизациям» – как в области материальной, так и духовной культуры. Например, английский философ Джон Локк в XVII веке основал теории либерализма, естественного права и общественного договора, которые были объявлены «исключительно западными достижениями». На самом деле Локк просто позаимствовал идеи и правовые принципы Чынгыз-хана, его соратников и их последователей – ордынцев (Монголов – Вечных). И таких примеров можно привести еще много – если рассматривать (исследовать) историю Евразии непредвзято – полно, всесторонне и объективно.

Официальные историки избегают упоминать также о многих других фактах, приведенных в данной работе и в предыдущих книгах (41), (42), и тоже понятно, почему – эти факты не оставляют места утверждениям, подобным, например, таким: «Храм Василия Блаженного был построен в честь победы христиан-русских над татарами-мусульманами». Представим себе: Сталин (его частенько сравнивают с Иваном Грозным) после разгрома фашистской Германии и взятия Берлина решил сотоварищи из Политбюро, в ознаменование сей Победы и в память о ней, построить рядом с Кремлем копию Рейхстага…

Как мы помним из сведений, приводимых в (41), (42), примерно половина средневековых татар исповедовала несторианство – Единобожие, вторая половина татар уже «до Чынгыз-хана» исповедовала ранний Ислам, основным и незыблемым принципом которого также является, как известно, Единобожие. Католик Михалон Литвин писал в начале XVI века: «Религия, или закон, общий у татар с турками, а также с прочими сарацинами, напоминает иудаизм (judaismum) и несторианскую ересь (haeresim Nestorianum)» (65).

Притом в тот период «.христианство и мусульманство еще не так отличались одно от другого, различия пришли все-таки позже, они политического свойства. Запад, создавая колониальную систему, развел религию по разным этажам, придав миру те самые знакомые черты, что остаются у него поныне. Этого не надо никогда забывать» (2, с. 961).

Вспомним, что Чынгыз-хан, также как и многие его соплеменники и соратники, исповедовал именно ранний Ислам (41), (42): «Основные заповеди Бога он принял, и мы считаем его мусульманином» – говорили татары-мусульмане о Чынгыз-хане, даже исповедующие Ислам суннитского толка, и в более поздние времена, в XVII веке (117). Мы помним, что исповедуемый средневековыми татарами Ислам был чужд позднейших «наслоений», внесенных позднее в эту религию мракобесами из числа верхушки мусульманского духовенства Ближнего и Среднего Востока, которые «приватизировали Божье слово» и использовали религию в своих узкокорыстных политических интересах»(113, с. 12), (41), (42).

Известно, что в Московии XIV–XVI веков, как возмущенно замечает большевистский историк М. Г. Худяков, «татары, приехавшие в Россию, стали устраиваться здесь так, как им было желательно, и постепенно соорудили мечети в русских городах» (115).

Но, как мы уже знаем, татары, которые в Московии-России «понастроили мечетей», вряд ли были «приехавшими в Россию не ранее XV века», как это стремится представить М. Г. Худяков (там же), продолжая и развивая дело западных и восточных пропагандистов – «подстрекание против татар и натравливание на них» (106, с. 102). То есть М. Г. Худяков в своих «Очерках по истории Казанского ханства» утверждает, что татары – это чужаки-оккупанты, они, дескать, именно «понаехали» в Россию невесть откуда в «период монголо-татарских завоеваний», в том числе и на территорию современной Республики Татарстан.

Как было рассмотрено в (42), работа М. Г. Худякова была создана с целью убедить «массы трудящихся», что предками татар России были якобы «булгары Казанского ханства», а татар, мол, в принципе не было в истории России, и главное, не должно быть в составе «советского народа». В теории Худякова и его коллег – предшественников и последователей – татары были представлены «понаехавшими в Россию оккупантами», которые должны были исчезнуть или переименоваться в «потомков булгар», забыв свою историю и своих подлинных предков. Но мы уже знаем, что эти татары и жили в своем Отечестве испокон веков, по всей Евразии – Великой Татарии – и по всей ее территории издревле «устраивались, как им было желательно», впрочем, так же, как и другие народы в державе Монгол (42).

М. Худяков, его предшественники и последователи, татарам России определили «исторической родиной» территорию примерно в пределах созданной в 1920-х гг. Татарской АССР. Но позволено было иметь оную «историческую родину» только тем из татар, которые согласны были переименоваться в «булгар», забыв своих подлинных предков и историю собственного народа. А татар, упорно помнивших своих предков и свою подлинную историю, и проживавших издревле также и на многих территориях Восточной Европы, историки-западники объявили, по сути, потомками «понаехавших из Монголии оккупантов».

Вопреки утверждениям официальной академической истории о «войне между татарами-мусульманами и русскими-православными», которая якобы шла на территории Отечества в XV–XVI веках, все же остались, как мы уже знаем, достоверные сведения о соблюдении принципов веротерпимости и о свободном исповедании татарами Ислама в Московии. Рассмотрим подробнее и некоторые из этих сведений. Например, посол Новосильцев в 1570 году, докладывая турецкому султану религиозную обстановку в Московии, отмечал: «Государь наш от веры не велит никого отводити и не неволити ни в чем: у государя нашего в его государстве Саинбулат-царь, Кайбула-царевич, Ибак-царевич и многие мирзы нагайские, и за Саинбулатом-царем город Касимов и к нему многие городы, а за Кайбулою-царевичем город Юрьев, а за Ибаком-царевичем место великое Суражек, а за нагайскими мирзами город Романов, и в тех городех мусульманские веры люди по своему обычаю и мизгити и кишени держат, и государь их ничем от их веры не нудит и мольбищ их не рушит» (92).

Также и по данным Карамзина, послы в Турции доводили до сведения Османского султана о том, что в Московии все мусульмане «свободно и торжественно славят Магомета в своих мечетях; ибо у нас всякий иноземец (здесь: иноверец. – Г.Е.) живет в своей Вере. В Кадоме, Мещере многие приказные государевы люди мусульманского Закона» (57, с. 382).

Понятно, что московские послы при переговорах называли тех татар Московии, которые были известны османским туркам и поддерживали связь с ними – либо они сами, либо те, кто их хорошо знал. Подобные связи татар Московии со всем тюркским и мусульманским миром были распространены в то время, вопреки утверждениям официальных историков о «железном занавесе», которой московиты якобы отгородились от внешнего мира (ниже еще будут примеры). Особенно мол, московиты огородились от мусульманского и татарского мира – дескать, врагами были испокон веков. Но на самом деле татары и были главными участниками всех контактов Московии с восточными странами: все пути от Москвы в страны, находившиеся на юге и востоке, пролегали через Темников, один из главных городов Страны Тумен, или Темниковского княжества (см. выше). Через Темников пролегала Посольская дорога в Иран и Турцию, там же был «ям» – станция для отдыха путников и смены коней (44, с. 45–47). На карте (Приложение ) – в нижней части карты, слева – можно найти г. Темников и означенную дорогу.

Махмет паша, один из визирей (высших чиновников) турецкого султана, отвечал послам Московии Новосильцеву и Давлет Казыю: «Слух и у нас давно есть, кое государь ваш иноземцев жалует, а государь ваш великой, и он делает все доброе, как ему Бог велел» (92).

Так же, как и в Мещерском Юрте и в городах Московии, обстояло дело с вероисповеданием татар-мусульман в «завоеванной русскими и московскими татарами» Казани и ее окрестностях. Приведем сведения татарского историка и теолога XIX века Ш. Марджани: «После включения Казани в состав России в отношении татар-мусульман никаких притеснений и ограничений не последовало. Возникающие среди татар споры и конфликты разрешались в самом татарском сообществе, раздел наследственного имущества и исполнение завещаний осуществляли татарские муллы и старейшины. Мечети, медресе и школы татары могли строить там, где они считали нужным и в таком виде, в каком они полагали это необходимым. Кого желали сами татары, и если желал избранный, тот и назначался имамом (местным муллой). Общественность (местная или деревенская) была самостоятельна и в деле отстранения (и замены) имамов. В деле наделения детей именами, в брачных делах, захоронении умерших каждый (народ) был самостоятелен и в эти дела никто не вмешивался со стороны. Никаких препятствий в том и вмешательств со стороны Российского правительства не имелось» (68).

Обратим внимание, что в составе Московского посольства, направленного в Оттоманскую Турцию, был татарин Давлет-Казый, возможно, были и другие татары-мусульмане. Комментатор, стараясь «объяснить» в рамках романовско-западнической теории факт участия в посольстве Давлет-Казыя, пишет про этого татарина, изрядно мешающего своим наличием историкам-западникам: «наверное, переводчик…». Разберемся, так ли это, и вот главный вопрос: с какого языка, и на какой язык «переводил» Давлет-Казый в Стамбуле? Историки-западники, естественно, молчат. Но мы проясним кое-что: дело в том, что Давлет-Казый был таким же послом, как и Новосильцев, и не был, естественно, «переводчиком» – так как во время пребывания в Стамбуле и Новосильцев, и Давлет-Казый встречаются с Османским султаном наедине – причем отдельно друг от друга (92).

Историки-западники умалчивают и о другом существенном моменте – русские-московиты при контактах с турками в переводчиках просто не нуждались. Потому что, во-первых, языком дипломатических отношений Московии– России с Турцией, Персией и с другими «мусульманскими странами» до XVIII века включительно был именно татарский язык (44, с. 43). Во-вторых, в рассматриваемое время, как отмечал и Л. Н. Гумилев, «в Кремле говорили по– татарски» (36, с. 178). Более того, как мы уже знаем, в те времена татарский язык был распространен в Московии никак не менее, чем русский – жители Московии могли разговаривать свободно как по-татарски, так и по-русски. Потому и англичанин Джером Горсей писал в XVI веке, что разговорная речь жителей Московии («московитов») может «служить в Турции, Персии, даже в известных ныне частях Индии» (31).

Таким образом, как видим, Новосильцев и другие московские послы в Турции вряд ли нуждались в услугах переводчика с русского языка на татарский язык и наоборот. Забегая вперед, отметим, что и турецкий язык в рассматриваемый период не успел еще «выделиться» из старотатарского языка (татарского языка того времени) в «отдельный язык». Например, турок Челеби в начале XVII века уверенно пишет, что «род Османов (правители Турции. – Г.Е.) и весь народ туркмен – татары» (117), а поляк Матвей Меховский его слова подтверждает: «Татарский язык для них (турок. – Г.Е.) родной» (73).

При этом заметим особо, что Меховский о татарах и татарском языке знает не понаслышке, так как многие татары являются земляками пана Меховского: «Кроме того, в княжестве Литовском около Вильны есть и татары. У них есть свои деревни, они возделывают поля, как и мы; занимаются ремеслами и возят товары; по приказу великого князя Литовского все идут на войну; говорят по-татарски и чтут Магомета, так как принадлежат к сарацинской вере» (там же). (Выделено мной. – Г.Е).

Об отношении к Исламу и вообще о веротерпимости в Московии XVI века выше были приведены примеры. Также были приведены примеры того, что татарский язык очень широко применялся в общественной и государственной жизни Московии в XV–XVII веках.

В дополнение приведем еще сведения, полученные и опубликованные недавно Г. В. Носовским и А. В. Фоменко, поскольку эти факты в очередной раз подтверждают, что «история Руси доромановской эпохи была совершенно другой, чем нам ее сегодня представляют» (79, с. 122).

Из приведенного выше понятно, почему «до середины XVII века, то есть уже в эпоху Романовых, РУССКИЕ МАСТЕРА все еще украшали оружие – даже царское! – АРАБСКИМИ НАДПИСЯМИ. И только во второй половине XVII века им, по-видимому, сказали, что так делать больше нельзя. После этого русское оружие с арабскими надписями пропало. Кое-что могли и уничтожить. Однако русское ЦАРСКОЕ оружие с арабскими надписями, покрытое золотом, алмазами и другими драгоценностями, изготовленное лучшими мастерами Оружейной палаты, сохранили. Ввиду его большой материальной ценности. В то же время большую часть «русско-арабского» оружия решили перенести в запасники… А сегодня, когда обо всем этом забыто, какая-то часть «опасного» оружия выставлена напоказ в музеях, опубликованы фотографии. Хотя, для того, чтобы заметить АРАБСКИЕ НАДПИСИ НА РУССКОМ ОРУЖИИ, надо проявить особую внимательность. Ведь пояснительные таблички о таких «неправильных» надписях обычно ничего не говорят. А экспонаты часто выставлены так, что арабские надписи видны плохо. Наше внимание на них обратил Е. Елисеев» (79, с. 107).

Сейчас мы и рассмотрим, на чем именно и какие надписи сделаны арабским письмом – которым пользовались татары, наряду с уйгурским письмом, еще до Чынгыз-хана, также и в эпоху державы Монгол и много позднее (108), (109), (41), (42). Но прежде отметим, что «арабское письмо», – письменность на основе арабского алфавита – которое издревле использовали татары в Поволжье и на западе Дешт-и Кыпчака (в Восточной Европе), на самом деле испокон веков называлось там «кимакским письмом». То есть, письменность эта первоначально пришла к населению указанных территорий не от арабов, якобы «принесших язычникам-тюркам Ислам в IX веке» – как пишут специалисты «по истории без татар». А пришла эта письменность на основе арабского алфавита, как видим по ее первоначальному названию («кимакское письмо»), из Кимакского каганата, основанного и управляемого татарами. Притом татары составляли немалую часть верноподданных этого государства, территории которого простирались в пору его расцвета, в IX–XII вв., «от Оби до Волги и от Сырдарьи до Сибирской тайги» (37). Сведения об этом государстве средневековых татар приведены в (41), (42).

Ну а теперь вернемся в Оружейную палату вслед за неутомимыми и внимательными исследователями отечественной истории, и начнем с более поздних примеров: вот, например, парадный булатный шлем московских царей («шапка Ерихонская»), она хранится в Оружейной палате Московского Кремля и поныне. На этом шлеме, как полагают, уже во время нанесения на него золотой насечки главным мастером Московской оружейной палаты (1621 г) были нанесены надписи арабским письмом. Впрочем, не исключено, что надписи были нанесены ранее, еще примерно в XVI веке, когда был изготовлен сам шлем – но суть не в этом. Одна из надписей гласит по-арабски (каноническая надпись из Корана, Священной книги мусульман): «И обрадуй верующих» (перевод Т. Г. Черниенко). «Что написано на других арабесках (которых много еще на этом шлеме. – Г.Е.), нам неизвестно» – пишут Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко. «Причем русских надписей на этом шлеме нет вообще. Русский мастер Никита Давыдов написал на нем ТОЛЬКО ПО– АРАБСКИ». То есть, только арабским письмом. Правда, есть на шлеме, наряду с выражениями из Корана, и «православные символы – ЦАРСКИЙ ВЕНЕЦ С ВОСЬМИКОНЕЧНЫМ РУССКИМ КРЕСТОМ» (79, с. 107–111).

«Другой пример из Оружейной палаты – нож князя Андрея Старицкого, сына Ивана III. Работа русских мастеров начала XVI века. На нем содержится РУССКАЯ надпись «Князя Ондрея Ивановича, лето 7021», то есть 1513 год. Но вдоль клинка ножа Андрея Старицкого помещена также и АРАБСКАЯ НАДПИСЬ, выполненная тем же каноническим арабским почерком, которым украшалось все «восточное» оружие. В данном случае арабскую надпись т. Г. Черниенко прочесть не удалось, так как в надписи отсутствуют точки и черточки у букв… прочесть написанный таким образом арабский текст можно лишь в случае, когда приблизительно знаешь его содержание» (79, с. 111). Но, как поясняют исследователи, «тем не менее, здесь написан вполне осмысленный текст, а не просто красивый узор из арабских букв, «подражающий восточной надписи», как нам преподнесено в пояснительном тексте» альбома Оружейной палаты издания 1990 года (там же, с. 111–112). (Выделено мной. – Г.Е.).

Еще пример: «АРАБСКИМИ изречениями была украшена, например, сабля князя Мстиславского, воеводы Ивана Грозного. Одно из изречений гласит: «Будет крепкая защита во брани». На сабле, кстати, была помещена и русская надпись, удостоверяющая владельца» (79, с. 112).

Но вот пример, который может показаться еще более странным для того, кто историю Отечества знает в пределах, «позволенных» официальными историками. Оказывается, не только у воеводы Московского царя было оружие с изречениями из Корана и еще многими «непонятными» надписями, выполненными арабским письмом, – но и на шлеме Ивана Грозного «присутствуют как русские, так и арабские надписи. Причем арабская надпись написана более крупными буквами и расположена на шлеме над русской надписью, то есть сверху. Неясно, почему историки, рассказывая о шлеме Ивана Грозного в книге [331], привели отдельно всю русскую надпись, идущую вокруг шлема по ободу, но почему-то не воспроизвели АРАБСКУЮ надпись» (79, с.127). (Выделено мной. – Г.Е.). То есть, как видим, официальные историки сокрыли факт наличия на шлеме надписи арабским письмом.

Но, надо полагать, ничего непонятного в утаивании официальными историками факта наличия на шлеме Ивана Грозного надписей, выполненных арабским письмом, которым широко пользовались в то время татары, в том числе и татары Московии, не имеется. Ведь сей факт полностью противоречит романовской версии истории Отечества, согласно которой московский царь Иван Грозный якобы был «врагом татар и мусульман». Вот и скрывали и скрывают историки-западники этот факт. Как и многие другие сведения, подтверждающие то, что Московское царство – название которого на татарском языке было: «Московская Орда» (см. выше) – это совместное государство предков современных русских и татар. И говорят приводимые здесь факты также и о том, что именно межэтнического противостояния между русскими и татарами в тот период не было, хотя именно об этом с упоением пишут официальные историки – как русские, так и татарские, не замечая (точнее, скрывая) многие факты, противоречащие их версии.

Возьмем более поздний пример: зерцальный доспех, «изготовленный для царя Алексея Михайловича в 1670 году РУССКИМ мастером Григорием Вяткиным, «одним из лучших оружейников второй половины столетия». На шлеме, входящем в состав этого доспеха, имеются арабские надписи, «ПРИЧЕМ ИХ МНОГО И ВСЕ ОНИ ЯВЛЯЮТСЯ ЦИТАТАМИ ИЗ КОРАНА. На носовой стрелке шлема написано: «Нет Бога, кроме Аллаха, Мухаммед – посланник Аллаха». Все эти надписи нам перевел Т. Г. Черниенко» (79, с. 112).

Поясним здесь, что сия фраза: «Нет Бога кроме Аллаха, Мухаммад – посланник Его» – это формула Единства Бога, основное изречение Корана, ее произносят при посвящении в Ислам (принятии Ислама) и при молитвах. В основном именно по ней мусульмане, принадлежащие к различным народам, и даже к разным «течениям» Ислама, узнают друг друга. Да, необходимо еще обязательно прояснить вот что: многие намеренно, а многие, видимо, по неведению, не полностью переводят эту формулу-изречение. Переведенная полностью на русский язык, это изречение будет звучать гораздо понятнее для человека, считающего себя подотчетным перед Богом: «Кроме Единого Бога, нет другого божества, и Мухаммад – посланник Бога».

Еще факт: «Восточные», то есть, по-видимому, русские, но снабженные арабскими надписями, сабли носили известные герои русской истории Минин и Пожарский» (79, с. 114).

Учтем при том, что наблюдательные исследователи Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко совершенно верно подмечают – за утверждениями официальных историков о том, что якобы подобные надписи на изделиях русских оружейников «нечитаемы», скрывается их явное нежелание довести до нашего сведения как сам факт существования этих надписей, так и их содержание (там же, с. 112). Проще выражаясь, от нас скрывали и продолжают скрывать, что и на каком языке писали на своих изделиях оружейники-московиты в XIV–XVII веках.

«Кстати, пока надпись на ноже Андрея Старицкого (как и многие подобные надписи. – Г.Е.) не прочитана, не может быть и полной уверенности, что она написана именно на арабском языке. Дело в том, что письменность, считаемая сегодня арабской, употреблялась и для других языков» (там же, с. 112) (выделено мной. – Г.Е.). Совершенно верно – употреблялась, как уже выше отмечалось, арабское письмо использовалось очень широко в татарском языке – как в государственной системе Великой Орды (надписи на монетах державы Монгол, грамоты (ярлыки) ханов, письма, пайцзы) так и в бытовом общении и в литературе (108), (109), (41), (42). Также эта письменность – на основе арабского алфавита – как видим из приведенных примеров, основательно использовалась и в Московии.

Надписи арабским письмом имеются и на монетах, которые в Средние века и позднее, вплоть до XVIII в., имели хождение на территории Московии-России. Например, Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко приводят в своей книге фотографию «монеты, которая ходила на Руси в Средние века» – монета снабжена надписями, выполненными арабским письмом (79, с. 256–257). Наряду с надписью арабским письмом, на монетах (которых, как отмечается, очень много) изображена и татарская тамга – то есть, герб клана того или иного Ордынского хана, занимавшего престол державы Монгол или Золотой Орды в период, когда была отчеканена данная монета (там же, с. 259).

Подобные надписи, наряду с русскими, имеются на многих и многих монетах Московии, например, на монетах великого князя Московского Дмитрия Донского: «Султан Токтамыш да продлится правление его» (17, с. 281), на монетах Ивана III также имеется надпись: «Это деньга Московская, Иван» (там же, с. 285), (там же, с. 297), (107), причем арабским письмом на монетах Московии приведенные тексты были написаны именно по-татарски (там же).

Согласно мнению известного русского нумизмата А. Д. Черткова, обоснованному результатами его основательных исследований, «ТАТАРСКИЕ надписи появлялись на Русских деньгах не только при Иване III, но и при Иване IV, то есть В КОНЦЕ XVI ВЕКА» (79, с. 274).

Стоит отметить, что на монетах великого князя московского Ивана частенько изображался Борак – священный конь пророка Мухаммада, на котором Пророк, согласно мусульманскому преданию, путешествовал к подножию трона Аллаха. «Интересно, какой веры был сам князь?» – обоснованно вопрошает А. А. Бычков, приведший этот факт в своей книге (17, с. 298).

Выше, в главе 3, приводились малоизвестные сведения о денежной системе, существовавшей вплоть до окончательного утверждения Романовых во власти в Московии– Татарии. Речь об обращении ордынских монет вплоть до XVIII века на территориях Московии, Предуралья, Верхнего, Среднего и Нижнего Поволжья. На многих тех монетах, как уже нам известно, также имеются надписи на татарском языке, и многие из них выполнены татарской письменностью на основе арабской графики.

Особо стоит сказать об изречениях из Корана – то есть, о религиозных изречениях мусульман, – которые, как было отмечено чуть выше, в массовом порядке наносились на оружие, доспехи, монеты, драгоценности Московских царей, князей, да и на доспехи и оружие простых воинов Московии – будущей России. И «даже на митре епископа, хранящейся в Троицко-Сергиевой лавре, употреблялись арабские изречения, а иногда даже ЦИТАТЫ ИЗ КОРАНА. Это безусловно означает, что история Русской церкви (то есть, религии Московитов. – Г.Е.) до XVII века известна нам плохо и, скорее всего, в очень искаженном виде. Вероятно, Романовы ПОСТАРАЛИСЬ СКРЫТЬ ПРЕЖНЮЮ БЛИЗОСТЬ ИЛИ ДАЖЕ ЕДИНСТВО ПРАВОСЛАВИЯ И МУСУЛЬМАНСТВА В ЭПОХУ XIV–XVII ВЕКОВ (79, с. 129).

Г. В. Носовский и А. Т. Фоменко также приводят выдержки из работ знаменитого поэта, путешественника и купца Афанасия Никитина (XV век). Суть примеров в том, что Афанасий Никитин использовал как русский, так и «тюркский» (татарский) язык, как при составлении своих путевых записок, так и в своих произведениях. В то же время из содержания его произведений также видно, что Афанасий Никитин использовал как православные, так и мусульманские религиозные выражения (на татарском и арабском языках) – например: «Иса рух Алла» (Иисус – дух Аллаха) (79, с. 130–134). Более того, «тюркский или арабский язык используется Никитиным и для РУССКИХ ПРАВОСЛАВНЫХ МОЛИТВ!» (79, с. 130). Надписи, похожие на религиозные изречения на арабском языке, а также и другие, непрочитанные и поныне письмена, датируемые XVII веком, обнаружены и на одеждах монаха Симеона Ульянова в Угличе (там же, с. 136–147), и даже на Звенигородском колоколе (там же, с. 184).

Подытоживая все изложенное выше, отметим, что, во– первых, татары-христиане и ныне используют тюркский язык (вернее, один из тюркских языков – татарский) для своих православных молитв – так же, как и путешественник XV века Афанасий Никитин.

Во-вторых, татары-мусульмане ныне, как было уже рассказано в (41) и (42), пользуются при отправлении культа в основном арабским языком, называя Бога «Алла». Довольно широкое применение татарами-мусульманами при молитвах арабского языка (особенно в «официальном» Исламе), и религиозной литературы на арабском языке началось, видимо, примерно с XIII–XIV веков, с распространением среди татар суннитского толка Ислама. Но и поныне татары-мусульмане широко используют также и свой родной язык при молитвах (обращениях к Богу). При этом татары называют Бога в основном по-татарски: «Ходай», так же молился еще и Чынгыз– хан, и другие татары, исповедовавшие ранний Ислам, самостоятельно принятый и исповедуемый татарами «домонгольской эпохи» (33, с. 245), (41, с. 219–243), (42).

Сохранению в Исламе татарского языка способствовало еще и то, что Ислам – религия не столь «централизованная», как христианство. Это обусловлено тем, что принципы Священной книги мусульман, Корана, не предполагают наличия «посредника» (в виде священника или Церкви) между верующим и Богом. Также положения Ислама не предполагают наличие «священной силы» в том или ином обряде (типа «отпущения грехов» или «освящения» и т. п.). Основной критерий веры в Исламе – личное верование и признание Единства Бога, и, соответственно, единоличная ответственность человека за свои грехи, возможность и стремление убавлять их творением богоугодных добрых дел и избегать новых грехов.

Но вернемся к теме. Религиозная, научная и художественная литература, написанная письменностью на основе арабского алфавита на татарском, арабском и персидском языках, была широко распространена среди татар как в Средневековье, так и позднее, вплоть до XX века. Как уже отмечалось, арабский язык широко применяется примерно с XIV века и поныне и в отправлении религиозного культа среди татар-мусульман. И многие татары-мусульмане владели арабским и персидским языками в те времена – например, так же, как владеют ныне многие и многие английским языком в западноевропейских странах.

Обратим внимание, что «посещение Оружейной палаты показало, что такого «русско-арабского» оружия там выставлено довольно много. Интересно было бы выяснить, что хранится в запасниках?» (79, с. 114). Надписи арабским письмом были обнаружены не только на царских и княжеских доспехах и вооружении, но и на тех, которые, скорее всего, принадлежали простым воинам – то есть, были они в массовом распространении (79, с. 118–119).

«Итак, оказывается, что оружие с арабскими надписями ковали не только, а может быть, не столько в Турции» (там же, с. 112).

«В эпоху XVI и даже XVII веков большое количество такого русско-ордынского оружия изготавливалось, по-видимому, именно на Руси-Орде. Которая в XV–XVI веках составляла единое целое с Османией-Атаманией (Турцией. – Г.Е.). Потом значительная часть московского, тульского, уральского и вообще русского оружия была лукаво объявлена «дамасским», «восточным» либо «западным» (там же, с. 114–115). Как видим, и Г. В. Носовский с А. Т. Фоменко также пришли к выводу о том, что достижения наших предков были историками-западниками объявлены принадлежащими либо «восточной», либо «западной» цивилизациям. От них только, мол, предки русских, татар и других народов России и «стран СНГ» и перенимали достижения материальной и духовной культуры.

Основываясь на изложенном в данной главе, сделаем пару промежуточных выводов. Приведенные факты распространения надписей на арабском и татарском языках, изречений из Корана, примеры имевшейся совместимости Православия и Ислама в Московии-России XIV–XVII веков еще раз подтверждают предположение о том, что, во-первых, татары-мусульмане занимали в жизни Московии указанного периода весьма значительную роль.

Во-вторых, исходя из изложенного выше, можно сделать уверенный вывод о том, что в Московии между исповедующими Православие и Ислам – как русскими, так и татарами – в рассматриваемое время не было противостояния и вражды. «Религиозная вражда между христианами и мусульманами» на территории Московии и Великой Татарии в указанный период была измышлена сочинителями истории уже в более поздние, романовские времена. Скорее всего, как и было замечено выше, в Московии в XIV—XVI веках, как и на всей территории Великой Татарии, преобладал принцип единства религий – основанное именно на идеологии Чынгыз-хана о единстве веры и единстве Бога. Притом никто из верующих не обвинял представителя иной религии в том, что он «неправильно молится», и в другой т. п. «ереси». Вспомним, как определяли вероисповедание своего предка и соплеменника Чынгыз-хана татары-мусульмане еще и в XVII веке: «Основные установления Бога он принял (соблюдал), и мы считаем его мусульманином» (117).

Но заметим, что и к другим, «иноземным» верованиям в Московии и Татарии относились терпимо – скорее всего, к ним было только одно требование – лишь бы не пропагандировали вражду и ненависть к «инакомыслящим», или иным образом не вредили бы обществу. Например, Адам Олеарий, немецкий посол, проехавший в первой половине XVII века от Москвы до Персии через Нижний Новгород, Казань, Астрахань, отмечает, что в Нижнем Новгороде, где «жили русские, татары и немцы», встретил «самую крайнюю на востоке лютеранскую церковь», построенную еще в XVI веке.

Еще и в начальный период правления Романовых, как свидетельствует Олеарий, «московиты относятся терпимо и ведут сношения с представителями всех наций и религий, как-то: с лютеранами, кальвинистами, армянами, татарами, персиянами и турками. Однако они крайне неохотно видят и слышат папистов и иудеев, и русского нельзя сильнее обидеть, как выбранив его иудеем [жидом], хотя многие из купечества довольно похожи на жидов» (83). Как видим, веротерпимость, унаследованная от Золотой Орды, в общественном сознании московитов сохранялась долго, и только правительство Романовых, особенно во второй половине XVII века, начинает насаждать политику преследования иноверцев, особенно татар-мусульман. Но об этом ниже.

В 1550 г. великому князю литовскому и королю польскому Сигизмунду II Августу был подан трактат «О нравах татар, литовцев и москвитян». В это время «шел третий год его правления в качестве главы двух государств – Великого княжества Литовского и Королевства Польского. Оба эти государства находились под угрозой потери части своих земель. Реальную опасность для Литовского княжества представляли притязания могущественного восточного соседа»: Московское государство упорно претендовало на территории, входившие в состав Древней Руси, такие, как Киев, Полоцк, Витебск. «Отношения с Россией регулировались уже в течение половины столетия лишь силой оружия да периодически возобновляемыми временными соглашениями» (65).

Рассмотрим содержание упомянутого трактата о нравах наших предков: «…Впрочем, москвитяне (Mosci), татары и турки, хотя и владеют землями, родящими виноград, однако вина не пьют, но, продавая христианам, получают за него средства на ведение войны. Они убеждены, что исполняют волю Божью, если каким-либо способом истребляют христианскую кровь» (там же).

Обратим внимание, что католик сообщает в своих донесениях довольно неожиданные для нас, привыкших к романовско-западническим измышлениям, сведения о наших предках. Во-первых, московиты, татары и турки, как мы видим, совершенно чужие для западноевропейца-католика народы. Во-вторых, заметим, что католик их объединяет в своем докладе королю – для него они представляют один народ, с одинаковым образом жизни, обычаями, правом, и возможно, и с одной Верой. И, как мы видели выше, с общим языком.

И главное, как признает католик Литвин, «московиты, татары, турки» во многом превосходили его соотечественников и союзников – католиков-западноевропейцев. У последних «случается, когда, прокутив имущество, люди начинают голодать, то вступают на путь грабежа и разбоя, так что в любой литовской земле за один месяц за это преступление платят головой больше [людей], чем за сто или двести лет во всех землях татар и москвитян (Moscovum), где пьянство запрещено» (65).

Далее, «так как москвитяне воздерживаются от пьянства, то города их славятся разными искусными мастерами; они, посылая нам деревянные ковши и посохи, помогающие при ходьбе немощным, старым, пьяным, [а также] чепраки, мечи, фалеры и разное вооружение, отбирают у нас золото» (65).

Московский князь «держит людей своих во всеоружии, укрепляет крепости постоянной охраной; он не выпрашивает мира, а отвечает на силу силой, умеренность его народа равна умеренности, а трезвость – трезвости татарской (tartaricam)» (65).

Также представитель западного мира признает: «Татары превосходят нас не только воздержанием и благоразумием, но и любовью к ближнему. Ибо между собой они сохраняют дружеские и добрые отношения. С рабами, которых они имеют только из чужих стран, они обходятся справедливо. И хотя они или добыты в сражении, или [приобретены] за деньги, однако более семи лет их не держат [в неволе]. Так предначертано в Священном Писании, Исход, 21. А мы держим в вечном рабстве не добытых в сражении или за деньги, не чужеземцев, но нашего рода и веры, сирот, бедняков, состоящих в браке с невольницами. И мы злоупотребляем нашей властью над ними, ибо мы истязаем, увечим, казним их без законного суда, по любому подозрению. Напротив, у татар и москвитян (Moscos) ни один чиновник не может казнить человека, пусть и уличенного в преступлении, кроме столичных судей; и то – в столице. А у нас по всем деревням и городам выносятся приговоры людям. До сих пор мы берем налоги на защиту государства от одних лишь подвластных нам бедных горожан и беднейших земледельцев, обходя владельцев земель. Тогда как они многое получают от своих латифундий, пашен, лугов, пастбищ, садов, огородов, плодовых насаждений, лесов, рощ, пасек, ловов, кабаков, мастерских, торгов, таможен, морских поборов, пристаней, озер, рек, прудов, рыбных ловов, мельниц, стад» (65).

Официальные историки нас издавна убеждали, что наши предки были ужасными деспотами или же забитыми и запуганными рабами, что в Московии, не говоря уже о татарах вокруг нее, царили полный произвол и беззаконие. Но, как видим, оказывается, есть и другие сведения про московско-татарские законы и суд. Мы уже знаем, что в рассматриваемое время, как свидетельствуют приведенные чуть выше сведения Михалона Литвина, у татар и москвитян ни один чиновник не мог казнить человека, «пусть и уличенного в преступлении, кроме столичных судей; и то – в столице».

У них же, как пишет католик – «по всем деревням и городам выносятся приговоры людям» (65).

И вот еще что пишут королю-католику его внимательные разведчики: «Татары превосходят нас и в правосудии. Ведь они возвращают немедленно каждому то, что ему принадлежит. У нас же забирает судья десятину [от стоимости] спорной вещи у невиновного истца. А у соседних с нами татар и москвитян (Moscos) судебное разбирательство надо всеми подданными вельмож и дворян как в гражданских, так и в уголовных делах передано не какому-то частному [лицу], но общественному и законному чиновнику, [причем] трезвому и живущему вместе с другими. Иаши же делают это поодиночке и пьют, удалив свидетелей и могут делать, что им угодно» (65). (Выделено мной. – Г.Е.).

Сведения Михалона Литвина согласуются и с тем, что сообщает о праве и судебной системе в Московии Джером Горсей: московский «царь уменьшил неясности и неточности в их законодательстве и судебных процедурах, введя наиболее удобную и простую форму письменных законов, понятных и обязательных для каждого, так что теперь любой мог вести свое дело без какого-либо помощника, а также оспаривать незаконные поборы в царском суде без отсрочки» (31).

Сообщения Михалона и Горсея относятся к середине-концу XVI века, но лет через сто, как известно, и в России наступит западноевропейское «правосудие» периода романо-германского ига, но вот что горько – в обмен на это они опыт наших предков начнут использовать с пользой для себя и своих потомков. И объявят то, что приведено здесь со слов иностранцев о суде и праве московитов и татар, «достижением западной правовой культуры». В следующей главе мы вспомним еще некоторые особенности права Московии, и поймем, откуда его истоки, и с правом какого именно государства оно было родственным.