Потихоньку подкравшись к двери, Франсуа Малле приложил глаза к щели. Он мог все видеть и все слышать. Видел лицо инспектора, который занял место в кресле и положил на колени свою зеленую шляпу. Шазель уселся за стол, спиной к Франсуа. При движениях головы на затылке шефа образовывались то одна, то три складки. Он как раз обратился с вопросом к инспектору, и таким изменившимся голосом, что Франсуа с трудом его узнал.

— Я считал, что после наступления темноты полицейские не имеют права беспокоить граждан.

Туссен усмехнулся и поднял руку.

— Мы не имеем права производить арестов от захода до восхода солнца, разумеется, за исключением лиц, пойманных с поличным. Но другие наши действия не подлежат столь жестким ограничениям. А я вовсе не собираюсь вас арестовать, месье Шазель. После службы я зашел к вам, просто чтобы задать несколько вопросов. И вообще как частное лицо. Вы вовсе не обязаны отвечать на них, а я еще раз извиняюсь за доставленные вам неудобства.

Видно было, что инспектор, говоря это, чувствует себя неловко. Он не привык вдаваться в подобные объяснения. Шазель сказал:

— Я вас слушаю.

Инспектор соединил кончики пальцев рук, словно при молитве. Казалось, он поколебался, прежде чем начать:

— Вы знаете, что у нас в управлении был получен анонимный телефонный звонок с информацией, что в тот вечер, когда было совершено преступление, жертву видели выходящей от вас.

— Вы уже вызывали меня в связи с этим звонком.

— Верно. Мы вообще-то игнорируем такого рода доносы, но порой… Видимо, это был ваш личный враг. Как вы думаете, кто бы мог звонить?

— Я об этом думал и на самом деле никого не нахожу, разве что… наш главный дизайнер, Франсуа Малле.

— Франсуа Малле… Это тот человек, которого я видел в агентстве и с которым разговаривал в вашем кабинете?

— Да. Я как раз решил уволить его с работы, так что, может быть, он хотел отомстить.

— По каким причинам вы решили его уволить?

— Пьет, забросил работу, не пользуется авторитетом у сотрудников.

— Понимаю. Только вряд ли это мотив, чтоб склонить его к доносу на вас.

Шазель отмахнулся.

— Никого другого, не подозреваю.

— Хорошо. Я был у Малле вчера вечером, но его не застал.

Инспектор склонился над своим блокнотом в переплете из черной кожи. Чуть помедлив, спокойным тоном заметил:

— Сегодня утром ситуация изменилась, месье Шазель. Вы знаете, что мы нашли того человека, Генриха Сентена, с пробитой головой на лестнице, ведущей с улицы Коленкур в аллею Рашель. При нем не было никаких документов. В карманах обнаружили только билет метро, на котором был записан номер телефона вашего агентства. До этого я утаил от вас один факт, а почему, я поясню вам позднее. Так вот, когда мы нашли Сентена, он еще был жив.

Сердце Франсуа Малле забилось быстро и неровно, словно пытаясь вырваться из груди. Он не убил! Он не убийца!

— Сентену в госпитале оказали первую помощь и поместили в реанимацию. Определили перелом основания черепа, если не ошибаюсь.

Инспектор полистал блокнот в поисках нужных записей.

— Перелом основания черепа и кровоизлияние в мозг. Понадобилась трепанация. И как мне сообщили, после трепанации необходимо выждать не менее восьми дней, чтобы быть уверенным, удалась ли операция. В том случае, который нас интересует, операция прошла успешно и сегодня утром мы уже смогли произвести предварительный допрос.

Франсуа, дрожа всем телом, с трудом сдержал глубокий вздох облегчения. Инспектор спросил разрешения закурить, Шазель дрожащими руками последовал его примеру. Затылок его налился кирпично-красным цветом. Инспектор, выпустив клуб дыма от своих «Галуа», заметил:

— Если мы утаили от журналистов этот случай и никого не информировали, что Сентен может выжить, то потому, что не видели в этом особого интереса. Не имея документов, идентифицировали его по отпечаткам пальцев. Это рецидивист, уже судившийся за шантаж, и несколько месяцев он в розыске, поскольку нарушил запрет на выезд. Сентен работал с сообщником, неким фотографом по фамилии Мартин. Эти имена ничего вам не говорят, месье Шазель?

— Первый раз слышу.

— Мы не хотели разглашать эти сведения, чтобы не вспугнуть сообщника Сентена, и если удастся, задержать его.

Туссен поискал взглядом пепельницу. Видя, что хозяин не склонен ее дать, стряхнул пепел на пол.

— Быть может, — продолжал он, — вы знаете правила, касающиеся запретов на выезд? Нет? Селиться в больших городах таким людям запрещено. Все осужденные условно должны оставаться в определенном округе, где на них ведутся регистрационные карты и с регулярными интервалами должно отмечаться их присутствие. Таким образом они постоянно под надзором. Когда Сентен перестал являться на регистрацию, мы узнали, что он добыл новое удостоверение личности и вернулся к своим занятиям. Вы, вероятно, знаете, как трудно определить местопребывание такого преступника, учитывая нежелание жертв шантажа подавать жалобы. А возвращаясь к интересующему нас делу, мы нашли его изувеченного и ограбленного. Его пытались убить. И этот человек, месье Шазель, за несколько минут до нападения на него вышел от вас.

Шазель возразил возбужденным, дрожащим голосом:

— Это бессовестная ложь! Вы подвергаете сомнению мои слова, но я не обязан этого слушать!

— Прошу меня все же выслушать. Мы разговаривали с консьержкой в вашем доме, которая, к счастью, еще не спала, когда Сентен входил к вам. Вначале не вспомнила, но потом, как часто случается, память к ней вернулась. Сентен был в шляпе и плаще, весьма похожих на ваши. Видя его со спины, консьержка была убеждена, что это вы, и даже сказала: «Добрый вечер!» Тут человек обернулся, и она обнаружила свою ошибку.

Шазель решил отрицать все до конца.

— Это может свидетельствовать только об одном: человек пришел к кому-то, живущему в нашем доме, но почему обязательно ко мне?

— А билет метро в его кармане с номером телефона вашего агентства? Сегодня днем я провел небольшое расследование. Накануне этого… покушения вы сняли в банке крупную сумму денег. Ровно миллион.

— Это ничего не доказывает! — возмущенно воскликнул Шазель.

— Конечно, — подтвердил инспектор, — если бы это что-то доказывало, я приехал бы к вам на шесть часов раньше с ордером на арест. Но мы провели обстоятельные расчеты, принимая во внимание все ваши расходы. И убедились, что этот миллион был снят с вашего дополнительного счета. В предыдущем месяце вы сняли восемьсот тысяч франков. Еще месяцем раньше — пятьсот тысяч, а до этого — двести тысяч. Двести, пятьсот, восемьсот, миллион — как росли аппетиты шантажистов!

— Вы к чему все это ведете? Предупреждаю, что ваши вопросы и заявления я считаю клеветой и мой адвокат…

— Пока наша беседа неофициальна, месье Шазель. Если желаете провести ее в следственном отделе и в присутствии свидетелей, пожалуйста. Я полагал, вы скорее будете довольны, что…

— Ну ладно. Значит, тот человек сказал, что собирался зайти ко мне?

— Ничего подобного я не говорил. Напротив, он утверждал, что спокойно прогуливался, и не хотел отвечать ни на какие вопросы. Но у меня есть своя версия нападения.

Туссен откашлялся, казалось, он несколько смущен. Франсуа в своем укрытии облегченно вздохнул, совершенно успокоившись.

«Я не убил его, а что касается Мартина — это всего лишь несчастный случай. Эти двое — преступники, так что ни к чему угрызения совести. Я спасен, меня никто не подозревает. Дело нужно считать законченным… Остается, правда, та чертова труба, но раз человек жив, меня не в чем обвинить. Господи Боже, спасибо тебе! Спасибо, что освободил мою душу от такого бремени!»

— Вот как я представляю себе происшествие, — начал инспектор. — Разумеется, все это только предположения с моей стороны, это понятно. Сентен — по какой-то, несомненно, важной причине — шантажировал вас уже несколько месяцев. Причину эту пока оставим в стороне, но, разумеется, ее тоже придется выяснить. Вначале в игре участвовали суммы поменьше, потом они постепенно возросли до миллиона. Вы заплатили этот миллион, хотя прекрасно понимали, что конца этому не будет. И вы решили раз навсегда убрать шантажиста с вашего пути. В тот вечер он явился к вам, получил то, что требовал, и ушел. Вы же последовали за ним и в подходящий момент, оказавшись на пустынном месте, ударили его по голове свинцовой трубой, намереваясь убить.

Франсуа почувствовал, как кольнуло в сердце. Нервы напряглись до предела, весь он обратился в слух.

Шазель потрясенно воскликнул:

— Свинцовой трубой? Это безумие!

— Нет. Наши специалисты обнаружили следы свинца на черепе Сентена. Остались они там, скорее всего, от свинцовой водопроводной трубы. И установлено, что в тот самый день утром сантехники меняли трубы в доме, где размещается ваше рекламное агентство. Мы это проверили. Рабочие, разумеется, не обратили внимания, что куска трубы недостает. Подчеркиваю, это только гипотеза.

— Ну что же, продолжайте, по крайней мере, я смогу посмеяться.

Туссен развел руками, неожиданно улыбнулся и заявил:

— Даже если бы вы не избавились от этой трубы, месье Шазель, она не могла бы послужить уликой, поскольку на свинце не остается отпечатков пальцев.

«Спасен! Я окончательно спасен! Ничем больше не рискую! Даже если труба уже находится в руках полиции, на ней нет моих отпечатков! Ах, почему я не знал об этом раньше! Отпечатки остаются только на гладких поверхностях и полированных металлах!»

Держась обеими руками за сердце, Франсуа отодвинулся от щели в дверях. Ему ни к чему уже было видеть дальнейшее. Ощущал огромное облегчение, его распирала безграничная радость. После многих ночей и дней адских мук нависавшая опасность исчезла навсегда. И уже спокойнее слушал он голос инспектора Туссена:

— На счастье, у Сентена на голове была шляпа, которая несколько ослабила удар и спасла вашу жертву. Шляпа свалилась у него с головы, и вы от нее избавились, выбросив на кладбище, где ее и нашли. Вы забрали из кармана Сентена свои деньги, его бумажник и документы, чтобы затруднить опознание трупа, после чего вернулись к себе. Никто не видел ни как вы вышли, ни как вошли. И вам осталось только избавиться от бумажника и импровизированного орудия преступления, ну и на случай следствия упорно отрицать, что вы знакомы с Сентеном. К несчастью, консьержка видела его выходящим от вас.

— У вас нет никаких доказательств в подтверждение столь абсурдной теории, — взвизгнул Шазель, припертый к стене.

— Мы их найдем, месье Шазель, — спокойно заявил Туссен.

Инспектор вырвал из блокнота листок и торопливо заполнил какой-то бланк.

— Вот вам повестка на завтра, на десять часов, в следственном отделе комиссариата полиции мы устроим вам ставку с Генрихом Сентеном. И поверьте мне, Сентен стопроцентно уверен, что это вы хотели его убить. Возможно, он расскажет все, даже объяснит нам, что же за причина позволяла ему держать вас за горло.

Полицейский встал, надел свою смешную тирольскую шляпу и, заложив руки за спину, на чуть расставленных ногах покачивался перед библиотечными стеллажами с книгами. С видом знатока изучив роскошные переплеты, заметил:

— У вас прекрасная коллекция, месье Шазель. Плутарх, Цицерон, Спиноза… Вы позволите?

Достал одну из книг, открыл ее, перевернул несколько страниц и заметил:

— Ну-ну, какие иллюстрации! Немало есть любителей таких картинок, не правда ли, месье Шазель? Ваша эротическая коллекция просто бесценна. Знаю, что вы каждый вечер любите захаживать в некое кафе, где знакомитесь с красивыми женщинами не лучшей репутации. Вы любите острые ощущения, месье Шазель. А может быть, вы слышали об убийстве одной проститутки, которое имело место шесть месяцев назад? Эта девица некоторое время состояла в интимных отношениях с Генрихом Сентеном и содержала его на свои доходы. Нет? Вы об этом не слышали? Ваша коллекция мне решительно нравится. Могли бы вы мне одолжить кое-какие книги?

Инспектор вернулся на середину гостиной, Франсуа в своем углу снова прилип глазом к щели. То, что он только что услышал, весьма его удивило. Хоть он и знал Шазеля, но ощутил еще большее отвращение к человеку, чей неподвижный затылок видел перед собой. Так вот каков был Шазель! Он, директор агентства?!

— Да, чуть не забыл, — продолжал Туссен. — У Сентена был сообщник, некий Мартин, который мог заняться шантажом на свой страх и риск. Он не входил пока с вами в контакт? Вы будете возражать, поскольку никто не может заставить вас говорить. Собственно, это и не имеет большого значения. Его нет в живых. Несчастный случай — или самоубийство — в метро. Но подробнее поговорим обо всем этом утром. Простите, что отнял у вас столько времени.

«Инспектор сейчас уйдет, а Шазель отправится в ресторан, где ждет его Улла. И я исчезну незамеченным. Впервые за Бог весть какой срок мне привалило невероятное счастье. Шазелю придется изрядно попотеть, чтобы избавиться от неприятностей, а я останусь в агентстве. Навсегда брошу пить. Счастье, что Мартин мертв и что я все рассказал Джульетте. Моей Джульетте…»

Инспектор, будучи уже у дверей, вдруг обернулся и сказал:

— Я вот о чем забыл. Настоятельно прошу вас отменить встречу с той молодой дамой, которая ушла отсюда. Я прибыл сюда с коллегой, который в это время стоит у вашей двери и будет сторожить вас до утра. Таким образом, мы избавим вас от любых неприятностей перед завтрашней очной ставкой.

Шазель, подавшись вперед, медленно набрал номер телефона. Соединившись с рестораном, попросил подозвать Уллу Йенсен. После нескольких секунд ожидания надломленным голосом произнес:

— Дорогая, не жди меня. Я не смогу прийти… Нет, и не надо приходить ко мне, меня не будет дома. Да, я позвоню тебе завтра утром. Прости…

Повесил трубку. Туссен сказал:

— Не надо меня провожать, я сам. Спокойной ночи, месье Шазель.

Хлопнула входная дверь. Шазель, остановившись перед столом в стиле Людовика XV, тяжело вздохнул.

Но не тяжелее, чем Франсуа Малле, запертый в своем укрытии.

«Я загнан в угол, как крыса. Если соберусь избавиться от общества старика, нарвусь под дверьми на полицейского и начнутся неприятности. А Шазель сейчас меня обнаружит… Нет, я же могу перейти в ванную, а оттуда в прихожую… Но все равно не смогу покинуть квартиру! Я тут заблокирован до завтрашнего утра. Заблокирован до ухода полицейского…»