Глава 1

Было пять утра. По долгу службы инспектор Майкл Берден повидал на своем веку больше рассветов, чем иные люди, однако так и не научился встречать их с хмурой миной, особенно летом. Ему нравились тишина и утреннее безлюдье крошечного городка, нравился жесткий голубой свет того же оттенка и яркости, что и после заката, только без его меланхолии.

С четверть часа назад двое парней, которых всю ночь порознь допрашивали о драке, произошедшей накануне в одном из кафе Кингзмаркхема, почти одновременно дали признательные показания. Теперь оба отдыхали в белоснежных камерах подвального этажа их до неприличия современного участка. Берден стоял у окна в кабинете Вексфорда и смотрел на небо, необычно подкрашенное зеленоватым аквамарином. Его пересекала плотная стая птиц. Они напомнили инспектору детство, когда все кругом казалось больше, чище и значительнее, чем сейчас, и не только на рассвете, но и вообще изо дня в день. Майкл устало распахнул окно: его слегка мутило от смешанного запаха сигаретного дыма и застарелого пота, который издавали юнцы, даже в разгар лета не вылезающие из кожаных курток.

Из коридора донесся голос Вексфорда: он желал доброй ночи – а может, и доброго утра – старшему констеблю, полковнику Гризволду. Интересно, подозревал ли Гризволд вчера, когда заявился в участок около десяти вечера и долго распинался о необходимости полного искоренения хулиганства, что ему придется провести здесь всю ночь? «Вот до чего доводит привычка совать нос не в свои дела», – злорадно подумал Берден.

Хлопнула тяжелая входная дверь, а потом Гризволд завел свою машину. Инспектор наблюдал за тем, как тот, проехав двор и миновав большие каменные вазоны с розовой геранью, свернул на Кингз-маркхем-Хай-стрит. Главный констебль не пользовался услугами шофера. С одобрительной, хотя и не лишенной ехидства усмешкой Майкл отметил, что начальник ехал не больше двадцати восьми миль в час до самого разграничительного знака. Там его машина резко набрала скорость и понеслась по пустынной проселочной дороге на Помфрет.

Заслышав шаги Вексфорда, Берден повернулся к окну спиной. Тяжелое сероватое лицо старшего инспектора было сегодня чуть серее обычного, но никаких иных признаков усталости в нем не замечалось, а глаза его, черные и неподатливые, как базальт, победно сверкали. Он был крупным мужчиной, с крупным лицом и мощным, внушающим робость голосом. Его серый пиджак – один из целой серии двубортных пиджаков с низкой застежкой, которые он обычно носил, – казался сегодня особенно потрепанным и помятым. Но это ему даже шло – пиджак выглядел как естественное продолжение морщинистой носорожьей кожи инспектора.

– Ну, вот и еще одно дельце сделано, – начал он с порога, – как сказала старуха, выбив старику глаз.

Берден терпел его вульгаризмы стоически. Он знал, что начальник произносит их с одной-единственной целью: шокировать его. И, надо сказать, обычно ему это удавалось. Вот и теперь инспектор растянул тонкие губы в вымученной улыбке. Шеф протянул ему голубой конверт, и Майкл принял его едва ли не с благодарностью: отклонение от рутины давало ему передышку, позволяя скрыть смущение.

– Гризволд только что сунул, – сказал Вексфорд. – В пять утра. Никакого чувства времени.

Берден взглянул на почтовую марку Эссекса.

– Это от того, о ком он нам говорил, сэр?

– А от кого еще я могу получить письмо из милого старосветского Трингфорда, от своего фаната, что ли? Он самый, преподобный мистер Арчери, на правах старого друга. – Старший инспектор опустил свое крупное тело в хлипкое кресло, и оно издало обычный протестующий писк. С этими креслами, как и вообще со всей нарочито-современной обстановкой своего кабинета, у Вексфорда сложились особые отношения, которые его подчиненный именовал «любовь – ненависть». Гладкий пол с лоскутком нейлонового ковра посредине, кресла на хрупких хромированных ножках, бледно-желтые жалюзи на окнах – все это, по выражению Вексфорда, было «нефункционально» и годилось только на то, чтобы пускать пыль в глаза посетителям. Что не мешало ему втайне гордиться этими вещами. Они производили впечатление. В частности, на визитеров вроде автора того письма, которое хозяин кабинета уже доставал из голубого конверта.

Письмо тоже было написано на голубой, довольно плотной бумаге. Главный инспектор заговорил, старательно копируя акцент представителей высшего сословия:

– Почему бы мне не обратиться к старшему констеблю Мид-Сассекса, дорогая? Мы ведь вместе были в Оксфорде… – И он оскалился в усмешке. – В чертовом городе дремлющих шпилей, – добавил он. – Тьфу ты, терпеть все это не могу!

– А они действительно там были? – спросил Берден.

– Где – там?

– В Оксфорде?

– Понятия не имею. Но где-нибудь без них уж точно не обошлось. Не в Оксфорде, так в Итоне. Гризволд мне ничего не объяснял, сказал только: «Ну, вот, теперь, когда мы запрятали молодчиков в каталажку, взгляните-ка на это письмо, оно от моего доброго друга Арчери. Отличный парень, теперь таких мало. Письмо предназначено для вас. Помогите ему всем, чем сможете. По-моему, там речь идет о том негодяе, Пейнтере».

– Кто такой Пейнтер?

– Один тип, которого вздернули лет пятнадцать-шестнадцать тому назад, – коротко ответил Вексфорд. – Давай-ка поглядим, чего там от нас хочет этот пастор.

Берден заглянул начальнику через плечо. Письмо было от викария прихода Святого Колумба в Трингфорде, графство Эссекс. Греческое начертание буквы «е» тут же неприятно резануло ему глаз.

Старший инспектор стал читать вслух:

– «Дорогой сэр, простите, что отнимаю своим письмом ваше драгоценное время…» Попробуй тут не прости, верно? «…Но речь идет о деле чрезвычайной важности. Полк. Гризволд, старший констебль, и т. д., и т. п., любезно проинформировал меня о том, что вы именно тот джентльмен, кто может помочь мне в моем деле, вот почему я, с его предварительного согласия, пишу вам сейчас». – Инспектор кашлянул и ослабил узел жеваного галстука. – Черт знает сколько писанины, когда же он доберется, наконец, до сути? Ага, вот оно. «Вы, вероятно, помните дело Герберта Артура Пейнтера…» Еще бы. «Насколько я понимаю, следствие тогда вели именно вы. Вот почему мне хотелось бы обратиться к вам еще до того, как я, вопреки собственному моему желанию, вынужден буду предпринять некоторые расспросы».

– Что значит «вынужден»? – удивился Берден.

– Откуда мне знать? Он ведь не пишет. Только сыплет комплиментами и спрашивает, можно ли ему навестить меня завтра – хотя нет, уже сегодня. Сегодня утром он будет звонить, хотя «заранее благодарен за ваше согласие». – Глянув в окно на восходящее над Йорк-стрит солнце, Вексфорд, как всегда неточно, процитировал: – «Небось спит сейчас в Элизиуме, съев горькую баранину нужды», или чего там еще священники лопают на ночь.

– Что ему нужно?

– О господи, Майк, разве не понятно? Не покупайся ты на эти «вынужден буду предпринять» да «вопреки собственному желанию»! Жалованье у него наверняка мизерное. Вот и кропает, поди, детективные историйки между утренней службой и собранием матерей. Наверное, совсем до ручки дошел, коли надеется, что публика снова клюнет на дело Пейнтера.

Берден задумчиво произнес:

– Я, кажется, помню этот случай. Я тогда только окончил школу…

– И он повлиял на твой выбор профессии, верно? – поддразнил его Вексфорд. – «Кем ты хочешь стать, сынок?» – «Детективом, папа».

Пять лет, проведенные в качестве правой руки этого человека, сделали Майкла нечувствительным к его насмешкам. Он знал, что служит начальнику чем-то вроде предохранительного клапана или бессловесного партнера по сцене, на ком тот упражняется в язвительном, а порой и злом остроумии. Остальных жителей их крошечного городка, которых Вексфорд без разбора именовал «нашими клиентами», следовало щадить и обращаться с ними вежливо, пока они не попадали под подозрение. Так что Берден один нес на своих плечах весь груз вексфордовской злости, грубости и насмешек. Вот и теперь он исполнял роль губки, на которую изливалось презрение, адресованное вообще-то Гризволду и его другу.

Он бросил на начальника проницательный взгляд. После целого утомительного дня и последовавшей за ним беспокойной ночи это письмо стало для старшего инспектора последней каплей. Он был напряжен, морщины на его лице обозначились особенно резко, все тело налилось злобной силой, и каждое движение выглядело угрожающе. Такому раздражению нужен был выход.

– Это дело Пейнтера, – невинным тоном спросил Берден, входя в роль психотерапевта, – было, кажется, довольно простым? Я много читал о нем в газетах, оно произвело тогда в наших местах сенсацию. Но, по-моему, ничего примечательного в нем не было.

Вексфорд сунул письмо в конверт и бросил его в ящик стола. Все его движения были точны и экономны. Одно лишнее слово, понял Майкл, и он разорвал бы его в мелкие клочки, растоптал и оставил валяться на полу до прихода уборщика. Но инспектор сказал ровно столько, сколько нужно, и его босс резким отстраненным тоном сообщил:

– Это дело было примечательным для меня.

– Потому что вы его вели?

– Потому что это было первое дело об убийстве, которое я расследовал самостоятельно. А еще оно было примечательным для Пейнтера, потому что его в результате повесили, а также для его вдовы. Осмелюсь даже предположить, что она была потрясена, хотя на пташку вроде нее мало что может произвести впечатление.

Берден беспокойно наблюдал за лицом шефа: тот смотрел на ожог от сигареты, оставленный на кожаной обивке лимонно-желтого кресла слишком нервным клиентом, которого они не так давно допрашивали. Ожидался взрыв. Но Вексфорд вдруг спокойно спросил:

– Тебе что, дома делать нечего?

– Поздно уже, – ответил Майкл, подавляя предательский зевок. – Да и жена на море уехала.

Для крепкого семьянина Бердена собственный дом приобретал сходство с моргом всякий раз, как из него уезжали жена и ребятишки. Эта черта его характера вкупе со сравнительной молодостью, упрямым консерватизмом и слегка старомодной внешностью также нередко служили мишенями для безжалостных острот и колкостей Вексфорда. Но теперь тот сказал лишь два слова:

– Я забыл.

Майкл хорошо делал свое дело. И здоровяк Вексфорд уважал его за это. Сколько бы он ни язвил насчет своего помощника, всегда удобно иметь под рукой человека, чья приятная внешность и серьезное выражение лица располагают к себе женщин. Дамы всегда предпочитали раскрывать душу помощнику с лицом сострадательного аскета – Вексфорд именовал это его выражение признаком мягкотелости, – нежели подавляющему своими размерами и голосом пятидесятипятилетнему мастодонту-начальнику. Но при этом Берден, безусловно, не был сильной личностью, и старший инспектор затмевал его во всем. Вот и теперь, желая дать выход его застоявшейся живости, Майкл раздумывал, не рискнуть ли еще раз получить взбучку за глупость.

И рискнул.

– Раз уж вы все равно будете обсасывать это дело с Арчери, не пройтись ли нам по нему с самого начала? – предложил он осторожно.

– Нам?

– То есть я хотел сказать, вам, сэр. Столько лет прошло, вы, наверное, и сами уже многое подзабыли.

Разряд молнии сопровождался громовым смехом.

– Господь всемогущий! Думаешь, я тебя насквозь не вижу? Когда мне понадобится психиатр, я пойду к профессионалу. – Босс умолк, и от его смеха осталась лишь кривая ухмылка. – Хотя, пожалуй, давай… – Тут Берден допустил ошибку – слишком рано расслабился. – Давай проясним все этому чертову мистеру Арчери, – отрезал Вексфорд. – Хотя в этом деле с самого начала не было никакой тайны, никаких хитростей. Убийца – Пейнтер. – И он ткнул пальцем в окно. Широкое небо Сассекса уже напиталось золотом и пурпуром, и его с востока на запад пересекали мазки бледно-розовой акварели. – И это так же верно, как то, что солнце встает на востоке. Ни у кого и никогда не было в этом ни малейших сомнений. Герберт Артур Пейнтер убил свою нанимательницу, даму девяноста лет, ударив ее топором по голове, и сделал он это из-за двухсот фунтов стерлингов. Он был тупой жестокой скотиной. На днях я прочел в газете, что русские называют злобных антиобщественных типов словом «нелюди» – так это как раз про него. Странного подзащитного выбрал себе наш пастор.

– Если он, конечно, собирается его защищать.

– Увидим, – сказал Вексфорд.

Они стояли перед картой, пришпиленной к желтым обоям с рисунком «трещины на льду».

– Ее ведь убили прямо дома, да? – спросил Берден. – В одном из тех здоровенных особняков, на стовертонской дороге?

Карта показывала всю местность вокруг Кингзмаркхема. Сам городок – совсем крошечный, всего двенадцать тысяч жителей – был как раз в центре: большое пятно с белыми и коричневыми полосками улиц. Вокруг него светло-зеленый цвет перетекал в темный – там, где поля сменялись лесными массивами. От города лучами разбегались дороги, напоминая нити паутины, тянущиеся от ее густо сплетенного центра: одна шла на юг, в Помфрет, другая на северо-запад, в Сьюингбери. Разбросанные тут и там деревушки – Флэгфорд, Кластервелл и Форби – казались крошечными мушками, запутавшимися в этой сети.

– В «Приюте Победителя», – подтвердил Вексфорд. – Чудное название для дома. Его построил здесь для себя какой-то генерал, который ушел на покой после войн с ашанти.

– И находится он вот здесь. – Инспектор ткнул пальцем в вертикальную линию на паутине, которая тянулась от Кингзмаркхема к Стовертону, прямо на север. Он задумался, но тут же просиял. – По-моему, я знаю это место! Страшная такая развалина, с диким количеством зеленых деревянных ставней и карнизов. До прошлого года там был дом престарелых. Теперь его, наверное, снесут.

– Надо полагать. Дом занимает участок в пару акров. Раз ты представляешь себе, где это, давай сядем, – предложил его начальник.

Берден подвинул свой стул к окну. Картина занимающегося ясного дня придавала ему бодрости и внушала спокойствие. В полях еще лежали густо-синие ночные тени, а яркий юный свет уже играл на черепичных крышах домов по соседству. Жаль, что он не смог поехать с Джин. Солнце и свежий пьянящий воздух настраивали на мысли об отпуске и затмевали подробности того давнего дела, которое потрясло когда-то весь Кингзмаркхем. Покопавшись в памяти, Майкл, к своему стыду, обнаружил, что не помнит даже имени жертвы.

– Как ее звали? – спросил он Вексфорда. – Иностранное какое-то имя, верно? Порто, или Примо, или еще что-то в этом роде…

– Примеро. Роуз Изабелла Примеро. Она носила фамилию мужа. А сама родилась и выросла в Форби-холле, так что никакая она была не иностранка. Ее отец считался в Форби вроде как сквайром.

Берден хорошо знал Форби. Если в их края и забредали когда-нибудь туристы, то не ради моря или древних курганов, замков и соборов, которых здесь отродясь не бывало, а единственно для того, чтобы взглянуть на деревушку под названием Форби. Все туристические справочники в один голос называли ее почему-то пятой по красоте английской деревней. В самой деревне и в ее окрестностях не было такого газетного киоска, где не продавались бы открытки с видами тамошней церкви. Майкл и сам питал к деревушке нежные чувства, возможно, не в последнюю очередь потому, что ее обитатели были людьми миролюбивыми и не проявляли криминальных наклонностей.

– Может быть, этот Арчери – их родич, – предположил он. – И ему не хватает какой-нибудь информации для семейного архива.

– Сомневаюсь, – сказал Вексфорд, нежась на солнце, как огромный серый кот. – У нее не было никого, кроме внуков. Роджер Примеро, старший, живет сейчас в Форби-холле. Причем он его не унаследовал, а купил. Почему так, не знаю.

– Мать Джин говорила, что раньше там жили люди по фамилии Кинастон. Но это было давным-давно.

– Точно, – нетерпеливо рокотнул бас старшего инспектора. – Миссис Примеро была урожденной Кинастон, а за доктора Ральфа Примеро вышла уже лет в сорок. Думаю, ее родичи не одобряли этот брак – дело-то было в начале века, не забывай.

– А кто он был, врач общей практики?

– Да нет, специалист какой-то. Он уже отошел от дел, когда они переехали в «Приют Победителя». Они, кстати, были не очень богаты. А когда в тридцатые доктор умер, миссис Примеро вообще осталась с десятью тысячами фунтов. У них был ребенок, сын, но он умер почти сразу вслед за отцом.

– Вы хотите сказать, что она одна жила в этом амбаре? В ее-то возрасте?

Вексфорд поджал губы, видимо, вспоминая. Берден знал, что память у шефа сверхъестественная. Когда его что-то особенно интересовало, он мог выудить из нее все, вплоть до мельчайших деталей.

– У нее была горничная, – сказал старший инспектор. – Звали ее – вернее, зовут, она и сейчас еще жива – Элис Флауэр. Она была лет на двадцать моложе хозяйки – значит, тогда ей было семьдесят с чем-то – и работала у нее почти пятьдесят лет. Настоящая служанка старой закваски. Любой решил бы, что раз две старухи много лет живут бок о бок в одном доме, то они подружки. И напрасно: Флауэр знала свое место, и они оставались друг для друга «Элис» и «Мадам» до самого смертного дня миссис Примеро. Я встречал эту Элис, еще когда она служила в «Приюте». Настоящая местная достопримечательность, люди сбегались посмотреть, как она делает покупки, особенно когда в город ее стал привозить Пейнтер на старом «Даймлере» ее хозяйки. Помнишь, как одевались в прежние времена сиделки? Хотя нет, вряд ли, ты ведь еще молодой был… Так вот, Элис всегда носила длинное пальто из темно-синего сукна и «приличную» фетровую шляпу в тон. Она с Пейнтером были прислугой в доме миссис Примеро, но только Флауэр всегда ставила себя выше. И никогда не давала ему об этом забыть, командовала им не хуже самой Примеро. Жена и приятели звали его Бертом, но у Элис не было для него другого имени, кроме Черта. Правда, в лицо она его никогда так не называла. Не смела.

– Хотите сказать, она его боялась?

– В каком-то смысле. Но больше ненавидела и злилась за то, что он вообще появился в их доме. Интересно, сохранилась ли у меня еще та вырезка… – Вексфорд открыл нижний ящик своего письменного стола, в котором хранил разные полуофициальные бумаги, личные вещи и курьезные штуковины. Но найти в нем то, что интересовало его сейчас, он почти не надеялся. Когда убили миссис Примеро, полиция Кингзмаркхема располагалась в желтом кирпичном доме в самом центре города. Четыре или пять лет назад старый дом снесли, а полицию переселили в ошеломляющее своей современностью строение на окраине. Вполне возможно, что хрупкая газетная вырезка не пережила переезда из ящика внушительного соснового стола в легкомысленный столик лакированного розового дерева и затерялась по дороге. Однако, перебрав множество записок, писем и других мелких сувениров, Вексфорд с довольной улыбкой извлек что-то на свет божий.

– Вот он, нелюдь собственной персоной! – повернулся он к своему подчиненному. – Красавец – для тех, кому такой тип по вкусу. Герберт Артур Пейнтер, бывший рядовой Четырнадцатой армии в Бирме. В возрасте двадцати пяти лет поступил на службу к миссис Примеро в качестве шофера, садовника и чернорабочего.

Со страницы «Сандей плэнет» на Майкла смотрели глаза Пейнтера. Фотография занимала ширину двух столбцов, а вокруг располагались несколько колонок убористого печатного шрифта.

– Вот тоже интересно, – сказал старший инспектор. – У него была привычка смотреть всем прямо в глаза. Считается, что это признак честной натуры – слыхал ты когда-нибудь такую чушь?

Берден наверняка видел эту фотографию раньше, но забыл и потому теперь смотрел на нее точно впервые. Перед ним было крупное, хорошо вылепленное лицо с прямым мясистым носом, чуть широковатым в ноздрях. Большой рот с полными, прихотливо очерченными губами – из тех, что всегда смотрятся на мужчине пародией на женские, – высокий прямой лоб, короткие вьющиеся волосы… Завитки были такими тугими, что, казалось, должны были натягивать кожу головы и причинять боль.

– Он был высок ростом и хорошо сложен, – продолжал Вексфорд. – А вот лицом напоминал симпатичного мопса-переростка, не находишь? Всю войну он провел на Дальнем Востоке, но если от жары и лишений что-то в его черепушке сдвинулось, то это не бросалось в глаза при первом взгляде. Он вообще был здоров, как конь. Извини за обилие животных метафор, но в Пейнтере в самом деле было что-то звериное.

– Как случилось, что миссис Примеро взяла его к себе?

Старший инспектор взял у помощника вырезку, внимательно посмотрел на нее и аккуратно свернул.

– С тех пор как умер доктор, – начал он, – и до сорок седьмого года миссис Примеро и Элис Флауэр поддерживали дом сами, как могли, – то пару сорняков в саду вырвут, то пригласят кого-нибудь гвоздь забить или полку навесить. Ну, ты себе представляешь. Из Кингзмаркхема к ним приходили женщины, нанимались на разную домашнюю работу, но дело всегда кончалось одним и тем же: очередная прислуга уходила на фабрику. Дом постепенно ветшал. И не удивительно, ведь к концу войны миссис Примеро было уже хорошо за восемьдесят, а Элис Флауэр – под семьдесят. Впрочем, дело не только в этом: Примеро за всю жизнь в доме пальцем о палец не ударила. Так уж ее воспитывали: тряпку для пыли она не отличала от салфетки для мебели.

– Дикость какая, верно?

– Такой ее создал Господь и обстоятельства, – ответил Вексфорд серьезно, хотя и не без иронии. – Я никогда не видел ее при жизни, только после смерти. Она была упряма, скуповата, отличалась, как сегодня принято говорить, «реакционными» взглядами и имела склонность диктовать свою волю и подавлять всех, кто оказывался с ней рядом. Приведу пару примеров. Когда умер ее сын, его жена и дети остались едва ли не на улице. Подробностей я не знаю, но слышал, что миссис Примеро предложила им помочь, правда, на своих условиях. Невестка с детьми должна была переехать к ней и жить здесь. Хотя все дело, наверное, было в том, что содержать два дома ей было просто не по карману. И второе – всю жизнь она регулярно ходила в церковь. А когда состарилась, стала посылать вместо себя Элис. Вроде козла отпущения. Но были у нее и слабости. Например, она обожала Роджера, своего внука, а еще у нее была подруга. Но о ней позже.

Старший инспектор вздохнул и после короткой паузы продолжил:

– Как тебе наверняка известно, после войны страшно не хватало жилья, а еще ни за какие деньги нельзя было найти прислугу. Миссис Примеро была умной старухой и придумала, как решить обе проблемы сразу. На участке «Приюта Победителя» стоял двухэтажный каретный сарай с небольшой квартиркой наверху. Место экипажа в сарае давно уже занимал упомянутый «Даймлер», который со дня смерти доктора стоял там безвыездно – Примеро водить не умела, Элис, понятное дело, тоже. Бензин был в дефиците, но того, что давали по карточкам, вполне хватало съездить раз в неделю по магазинам да протрясти двух милых старушек по сельским дорогам в выходной.

– Значит, Элис все же была чем-то вроде подруги? – ввернул Берден.

Вексфорд с серьезным видом покачал головой:

– Когда леди выезжает покататься, ей прилично брать с собой горничную. Короче, миссис Примеро поместила в «Кингзмаркхем Кроникл» объявление: требуется молодой здоровый мужчина – садовник, шофер и чернорабочий. Вознаграждение: квартира плюс три фунта в неделю.

– Три фунта? – Инспектор не курил и вообще не любил бросать деньги на ветер, но он регулярно ходил с женой по магазинам в выходные и знал, что на три фунта в неделю почти ничего не купишь.

– В те времена это были вполне приличные деньги, Майк, – сказал едва ли не извиняющимся тоном его начальник. – Миссис Примеро покрасила помещение над каретным сараем, поставила там перегородки и провела водопровод. Не площадь Дофина, разумеется, но люди в сорок седьмом и комнате бывали рады! Желающих наняться на работу нашлось полным-полно, но старуха почему-то выбрала Пейнтера. На суде Элис сказала, что дело решило наличие у него жены и маленькой дочки – хозяйка рассудила, что он не будет ни пить, ни гулять. Лучше бы уж гулял, верно?

Берден отодвинул стул подальше от солнца.

– А жена его тоже работала у миссис Примеро? – уточнил он с интересом.

– Нет, только Пейнтер. У нее ведь был маленький ребенок – девочке было всего два года, когда они переехали в каретный сарай. Если бы жена тоже работала в доме, то ей пришлось бы брать дочку с собой, а этого миссис Примеро не потерпела бы ни за что на свете. С ее точки зрения, ее и Пейнтеров разделяла пропасть, уничтожить которую не могло ничто и никогда. Думаю, за все время, что этот человек служил у нее, она едва ли перекинулась с его супругой парой слов, а уж о существовании дочери – ее, кажется, звали Терезой – могла и вовсе не знать.

– Не слишком приятная особа, – сказал Майкл с сомнением.

– Типичный продукт своего класса и своего времени, – ответил Вексфорд великодушно. – Не забывай, она ведь была дочкой сквайра в те времена, когда само понятие сквайр еще кое-что значило. Для нее миссис Пейнтер была вроде жены арендатора. Не сомневаюсь, что, случись жене шофера заболеть, она послала бы к ней Элис с бульоном и кипой теплых одеял. Да миссис Пейнтер и сама была довольно нелюдима. Она была хорошенькой, не болтушкой, но убийственно респектабельной. Мужа она немного побаивалась, и не удивительно: он был здоровяк, а она маленькая, хрупкая… Разговаривая с ней сразу после убийства, я обратил внимание на синяки у нее на руке: многовато для обычных кухонных неприятностей, так что, пари держу, Пейнтер ее поколачивал.

– Значит, – подытожил Берден, – они никак не пересекались. Миссис Примеро с горничной жили вдвоем в «Приюте Победителя», а Пейнтеры отдельно, в своем домике в дальнем углу сада.

– Ну, насчет «дальнего угла» это ты хватил. Каретный сарай стоял всего в сотне футов от задних дверей большого дома. Куда Пейнтер заходил только для того, чтобы принести угля и получить новые приказания.

– Кстати, – сказал инспектор, – насчет угля. Помнится, с ним была связана какая-то сложная история. Не в ней ли все дело?

– В обязанности Пейнтера входило колоть дрова и носить уголь, – продолжал Вексфорд. – Элис была уже слишком стара, так что Пейнтер должен был приносить первый совок угля сначала в полдень – в доме никогда не разжигали камин раньше двенадцати, – а потом еще один в шесть тридцать. И вот что интересно: Пейнтер с охотой работал в саду, возился с машиной, но вот носить уголь отказывался. То есть он его, конечно, носил, но вечно ворчал при этом и то и дело норовил «забыть». Говорил, что в полдень он как раз обедает и ему приходится отрываться, чтобы принести уголь, а зимними вечерами вообще из дому выходить неохота. Почему нельзя приносить два совка угля утром, часов в одиннадцать? Но миссис Примеро твердо стояла на своем. Говорила, что ее гостиная – не паровозное депо.

Берден улыбнулся. Его усталость как рукой сняло. Сейчас бы еще позавтракать, побриться и душ принять – и он будет как новенький. Он бросил взгляд на часы, а потом на ту сторону Хай-стрит, где уже поднимали ставни в кафе «Карусель».

– Я бы не отказался от чашки кофе, – сказал инспектор.

– Какое совпадение, я тоже. Пошли кого-нибудь, пусть принесут, – велел его шеф.

Он встал, потянулся, поправил узел галстука и пригладил волосы – впрочем, там приглаживать было уже почти нечего. Принесли кофе: два стаканчика из вощеного картона, две пластиковые ложечки и сахар кусочками, каждый в своей бумажке.

– Так-то оно лучше, – сказал Вексфорд. – Ну что, мне продолжать?

Его помощник кивнул.

– К сентябрю пятидесятого Пейнтер уже три года работал у миссис Примеро, – стал рассказывать дальше старший инспектор. – И все бы у них было гладко, если бы не сложности, которые он вечно городил вокруг угля. Не было дня, чтобы этот парень принес уголь без жалоб. И при этом он вечно требовал увеличить ему зарплату.

– Наверное, думал, что у хозяйки денег куры не клюют?

– Ну, о том, что у нее лежит на банковских счетах, сколько вложено в акции и так далее, он, конечно, понятия не имел. С другой стороны, вся округа знала, что она держит деньги в доме, – это ни для кого не было секретом.

– В смысле в сейфе?

– Да какой там сейф! Ты что, старух не знаешь? Купюры покрупнее лежали у нее в ящиках стола, в бумажных пакетах, а те, что помельче, были рассованы по всяким кошелькам и ридикюлям.

Внезапно вспомнив, Берден закивал:

– В одном из них как раз и были те самые двести фунтов?

– Вот именно, – мрачно подтвердил Вексфорд. – Короче, миссис Примеро отказывалась поднимать Пейнтеру зарплату, вне зависимости от своих финансовых возможностей. Не нравится – уходи, только тогда оставь квартиру. Ну, в общем, миссис Примеро, как всякая старуха, все время мерзла, а потому решила разжигать камин в сентябре. Пейнтер считал, что это блажь, и, как обычно, разворчался…

Старший инспектор прервался, так как зазвонил телефон и ему пришлось взять трубку. По многочисленным «да, да… конечно» Майкл не мог понять, с кем разговаривает его шеф. Кофе он допил без удовольствия – край стаканчика размок и стал мыльным. Наконец Вексфорд положил трубку.

– Моя жена, – сказал он. – Интересуется, жив ли я еще. И не забыл ли дорогу домой. Ей надо сходить за покупками, а она не может найти чековую книжку. – Усмехнувшись, он пошарил в кармане и вынул оттуда искомый предмет. – Ничего удивительного. Придется съездить отдать. – И тут же с неожиданной теплотой полицейский добавил: – Поезжай-ка и ты пока домой, приляг на часок.

– Ну да, и все это время я буду гадать, чем кончилось дело, – пробурчал Берден. – Теперь я знаю, что чувствуют мои ребятишки, когда я прерываюсь на середине сказки и отправляю их спать.

Его босс уже собирал портфель.

– Ну, если без деталей, – сказал он, – то рассказывать уже почти нечего. Говорю тебе, совсем простое дело. Все произошло вечером двадцать четвертого сентября, в холодное дождливое воскресенье. Миссис Примеро отправила Элис в церковь. В четверть седьмого та ушла, а Пейнтер должен был принести уголь в шесть тридцать. И принес – а ушел с двумя сотнями фунтов в кармане.

– Меня как раз интересуют детали, – возразил инспектор.

Вексфорд был уже у дверей.

– Продолжение следует, – ухмыльнулся он. – И не жалуйся, что я оставил тебя в подвешенном состоянии. – Его улыбка потухла, а лицо ожесточилось. – Миссис Примеро нашли в семь, в ее гостиной. Она лежала на полу перед камином, в огромной луже крови. Кровь была везде – на стенах, на кресле, а в камине валялся испачканный кровью топор.