Глава тридцать шестая
Мистер Айип, продавец газет, потряс перед носом экземпляром «Индия эброд».
— Ты не из Даржилинга, парень? Там у вас такое творится…
— Что случилось?
— Непальцы затеяли беспорядки. Беспокойная публика.
— Забастовки?
— Еще хуже, бхаи, пальба на склонах.
— Да ну?
— Давно уже началось. Ты что, не слышал?
— Нет. Давно писем не получал.
— Почему?
Почему нет писем? Плохая погода, всегдашняя индийская расхлябанность…
— Надо выгнать этих мерзавцев в Непал, — нашел решение мистер Айип. — Бангладешцев в Бангладеш, афганцев в Афганистан, мультани в Пакистан. Домой, домой: в Тибет, в Бутан…
— И нас выгнать?
— Ха! Эта страна — другое дело. Как бы они тут без нас справились?
Бижу вернулся к работе. В нем крепла уверенность, что отец умер. Судья не знает, где его найти. Да и не станет он искать, плевал он на своего повара и на его сына.
*
На следующий день Бижу не выдержал. Выскочил из кухни и купил двадцатипятидолларовый номер у придурка, торчавшего у телефонной будки и подслушивавшего коды звонивших. Код некоего ничего не подозревавшего мистера Онопулоса.
— Только быстро, — торопил он Бижу. — Пара человек уже этим номером пользовалась.
Трубка еще горячая и влажная, хранит следы чьих-то откровений, туберкулезно дышит в рот Бижу. Телефона в Чо-Ойю нет, поэтому Бижу вызывает резиденцию «железного купца» на Рингкингпонг-роуд.
— Можете отца позвать? Я через два часа позвоню.
*
И вот однажды вечером, за несколько недель до того, как перерезанные телефонные линии смолкли, когда мосты еще не взлетели на воздух, сторож «железного купца» затарабанил в ворота Чо-Ойю.
— Ля! Телефон! Ля! Сын звонит! Ля! Америка! Через час снова позвонит! Скорей беги!
Повар бросил все, оставив кости скелета и недорезанную зелень, крикнув Саи:
— Бебиджи-и-и!
— Ты куда? — вскинулась Саи, выбиравшая репье из шерсти Шамки и думая о Джиане.
Но повар не ответил. Он уже выбежал за ворота.
*
Телефон «железного купца» охвачен цепью, цепь на замке. Пронырливая прислуга принимает входящие звонки, но сама позвонить не может. Вот телефон зазвонил снова. Сторож «железного купца» подпрыгнул.
— Телефон, ля! Телефон! Ля маи!
И принеслась вся семья сторожа. Они прибегали на каждый звонок, не давая выдающемуся техническому достижению опуститься до уровня привычной, повседневной игрушки.
— Алло!
— Алло! Алло!
Все ели глазами повара, причмокивая и прицокивая, качая головами и беспокойно ерзая, соучаствуя, сопереживая.
— АЛЛО?
— АЛЛО? ПИТАДЖИ?
— БИЖУ?
Повар вопил, потому что Америка вон как далеко! И потому что голоса сына почти не было слышно за шумом и треском в трубке, за шарканьем и шушуканьем заинтересованных зрителей.
— Бижу, Бижу, ай, это Бижу, о!.. о! — стрекотал семейный хор сторожа «железного купца». — Это твой сын! — сообщали они повару. — Это его сын! — сообщали они друг другу. Они ели глазами лицо повара, пытались угадать, что происходит на другом конце линии, пытались вникнуть в общение, пытались превратиться в разговор повара с сыном.
— АЛЛО, АЛЛО!!
— А? НЕ СЛЫШНО! ОЧЕНЬ ТИХО!
— НЕ СЛЫШНО! ТЕБЕ СЛЫШНО?
— Он не слышит! Ай-яй-яй! Совсем не слышит, ах-ах…
— ЧТО?
— Все равно не слышно? — теребят они повара.
Вместе со звуками к Бижу в Нью-Йорк проникает атмосфера Калимпонга. Он чувствует влажные лесные ароматы, видит пышную зелень, щегольское оперение бананов, чувствует колкие иголки кактусов, отзывается на дрожь обеспокоенных лягушками папоротников…
— АЛЛО!!!
— А-яй, шум, э? — переживает семейство сторожа. — Нич-чего не слышно!
Повар морщится, машет им:
— Ш-ш-ш-ш…
Они тут же бросаются ему помогать, утихомиривают друг друга:
— Ш-ш-ш-ш…
— АЛЛО?
— КЬЯ?
— КЬЯ?
Тень слов больше их значения. Гулкое трансокеанское эхо глушит слова.
— ШУМИТ СИЛЬНО!
Жена сторожа выходит, поднимает голову, смотрит на провод, уходящий вдаль над оврагами и меж горами, в сторону дымящейся, как вулкан или как сигара, Канченджанги. Может, птица села на провод. Или спутник в небе за что-то зацепился… ушел в мертвую зону…
— Сильный ветер, очень сильный, — сокрушается жена сторожа. — Провод мотает, вот так, вот так. — Она показывает рукой, как мотается провод.
Дети полезли на дерево, чтобы помешать проводу качаться «вот так».
Треск в трубке усилился.
— ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? ВСЕ В ПОРЯДКЕ?
— ЧТО?
— Слезайте! — приказывает детям жена сторожа. — Вы еще хуже делаете.
— ЧТО У ВАС ПРОИСХОДИТ? СТАЧКИ? СТРЕЛЯЮТ?
— У НАС ВСЕ В ПОРЯДКЕ! (Лучше не волновать попусту.) ВСЕ В ПОРЯДКЕ!
— Он приедет? — спрашивает сторож.
— ТЫ ЗДОРОВ? — кричит Бижу из Нью-Йорка.
— НЕ ВОЛНУЙСЯ ИЗ-ЗА МЕНЯ! НИ О ЧЕМ НЕ ВОЛНУЙСЯ! В ОТЕЛЕ ХОРОШО КОРМЯТ? РЕСТОРАН ТЕБЯ УСТРОИЛ? КТО-НИБУДЬ ПРИЕХАЛ ОТСЮДА?
Конечно-конечно. Бесплатное питание. Ресторан оплачивает проживание в гостинице. А как же иначе. Держи карман шире.
— ВСЕ ХОРОШО! — кричит Бижу. — У ТЕБЯ ВСЕ В ПОРЯДКЕ?
— ЗДЕСЬ ВСЕ ТИХО!
— ТЫ ЗДОРОВ?
— ДА! ВСЕ ХОРОШО!
— Да-да, все хорошо, — кивают болельщики. — Все в порядке.
И вот больше и говорить-то не о чем. Пылали эмоции, теперь они схлынули, оба повисли над бездной.
— Когда он приедет? — спросил сторож.
— КОГДА ТЫ ПРИЕДЕШЬ?
— НЕ ЗНАЮ. ПОПРОБУЮ…
Заплакать хочется.
— ТЕБЕ ДАДУТ ОТПУСК?
Отпуск… Ни одного выходного.
— КОГДА У ТЕБЯ ОТПУСК?
— НЕ ЗНАЮ…
— АЛЛО!
— Ля-ма-ма-ма-ма-ма-ма-ему-отпуск-не-дают. Почему? Откуда я знаю, трудно. Много денег — много работы, там зря денег не дают, нигде зря денег не дают, нигде в мире…
— АЛЛО! АЛЛО!
— ПИТАДЖИ, ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ?
Снова провал…
Биип, биип, бип-бип-бип-бип… Хр-р-р-р-р — телефон запищал, захрюкал и замер, отбросил их в стороны друг от друга.
— АЛЛО! АЛЛО! — надрывается повар над трубкой.
— Алло, алло, — расстраиваются родственники сторожа.
Повар дрожащей рукой кладет трубку на аппарат.
— Может, он снова позвонит, — предполагает сторож.
Но телефон молчит. Лишь лягушки стрекочут в зарослях.
Даже попрощаться как положено не удалось. В конце концов, даже обычная фраза может передать родственное чувство.
— Наверное, что-то с линией.
— Да, да, да.
Конечно, с линией всегда что-то случается.
— Бижу толстый приедет. Говорят, они оттуда все толстые приезжают, — пытается утешить повара жена сторожа.
*
Разговор не рассеял беспокойства Бижу. Наоборот. Да и разговора-то никакого, одни обрывки стандартных фраз, телеграфные строчки, выкрикнутые в трубку. Связь между их жизнями оборвалась, осталась лишь надежда на существование этой связи. Взгляд Бижу оторвался от трубки и скользнул по стенкам кабины, заляпанным жвачкой, замаранным обычными FUCK-SHIT-COCK-DICK-PUSSY-LOVE-WAR, изрисованным кривыми свастиками и пряничными пронзенными сердцами.
Остаться в Нью-Йорке — и простись с надеждой увидеть еще хоть раз своего питаджи. Так всегда бывает: десять лет, пятнадцать, приходит телеграмма или раздается звонок, родители умирают, дети опаздывают. Даже если не умирают, то все равно опаздывают, обнаруживают, что родители похожи на старые фотоснимки так же, как похожи на них негативы. Проходит радость встречи, и приходит сознание утраты. Связь разорвана, любовь исчезла, ибо оказалась всего лишь привычкой, забытой за годы разлуки. За эти годы выработалась другая привычка — к отсутствию. Вернувшиеся обнаруживают только фасад. Так Чо-Ойю выеден термитами изнутри.
*
Они там все толстеют.
Повар знал, что там все толстеют. Все здесь это знали.
«Ты, наверное, растолстел, бета, как все в Америке?» — спросил повар в одном из писем, отступая от обычного делового тона.
«Да, растолстел, — написал Бижу в ответ. — Я в десять раз толще, чем был».
Он смеялся, когда это писал. А как смеялся повар, когда это читал! Он свалился на кровать и замахал ногами в воздухе, как таракан.
— Да, — повторил Бижу. — Да, в десять раз толще.
Но он не смеялся, когда пошел в пенни-лавчонку покупать рубашку и выяснил, что ему подходят только рубашки для детей. Лавочник, родом из Лахора, сидел на высокой стремянке в центре, следя, как бы кто чего не стибрил. На Бижу он сосредоточился сразу же, как только тот вошел. И больше не спускал с него взгляда. Бижу почувствовал себя виноватым. И хотя ни в чем он не был грешен, каждый бы решил иначе, ибо каждому видно было, что Бижу в чем-то виноват.
Не хватало ему Саида. Хоть разок еще взглянуть на эту страну его глазами, увидеть все в розовом свете.
*
Бижу вернулся в кафе «Ганди». Отсутствия его никто не заметил.
— Все смотрим крикет! — объявил Хариш-Харри. Он принес фотоальбом, чтобы показать персоналу снимки купленного в рассрочку блока в кондоминиуме. Тарелку спутниковой антенны он выставил на середину газона, несмотря на то что правила кондоминиума требовали скромно приделать ее к боковой стене.
— Расизм! — завопил Харри. — Как я смогу принимать индийские каналы?
Его оставили в покое.
Теперь одна забота: дочь. Жена друга и конкурента, мистера Шаха, подцепила ей жениха где-то в Оклахоме, посылая туда кебабы Галавати ночной экспресс-почтой.
— Какие-то дехати из кукурузной глубинки, — ворчал Хариш-Харри жене. — А посмотрела бы ты на этого парня! Настоящий луту. Такому только двери вышибать.
— В прежние времена девушки старались выглядеть прилично, — поучал он дочь. — Валяешь дурака в молодости — как бы позже плакать не пришлось. Смотри, потом приползешь в слезах к престарелым родителям…
