Похоже, что во время поисков я все же ошиблась с направлением. Мы на удивление быстро добрались до стоянки у центральных ворот.

— Где твоя машина? — резко спросил Булат и достал что-то из кармана.

Я пригляделась — это было шило.

— Вон та серебристая «тойота», что рядом с машиной Евдокии… Петровны.

— Ясно. — Он на минуту задумался, потом скомандовал: — Иди, заговаривай зубы охране.

— Как? — удивилась я.

— Как хочешь, — отрезал он. — Не знаю. Ты ведь женщина, не мне тебя учить: построй им глазки, да хоть стриптиз танцуй, но чтобы они на стоянку несколько минут не смотрели.

Задал он мне задачу. Однако делать было нечего — если человек хочет помочь, это не означает, что я теперь могу спокойно самоустраниться и наблюдать, как он старается. Нет, я тоже должна действовать. У него, похоже, есть какой-то план, от меня же требуется прикрытие. Я постояла с минуту, а потом направилась к будке охраны. Следующие десять минут, которые я там провела, были не теми минутами, которые потом всю жизнь вспоминаешь с удовольствием. Стриптиз танцевать не пришлось, но в качестве ответа на вопрос, когда я могу забрать документы и ключи от машины, пришлось выслушать много всякого разного. Наверное, это были шутки, причем большая их часть — с уклоном в сексуально-генитальную сторону. Наконец я решила, что с меня хватит, сделала вид, что смертельно обиделась на очередной идиотский пассаж, и покинула будку, громко хлопнув на прощанье дверью.

Булат уже ждал меня, с отсутствующим видом глядя в небо.

— Все в порядке, — сквозь зубы процедила я, быстро проходя мимо.

— Да, — точно так же ответил он, но не пошел за мной, а продолжал стоять и тупо пялиться. — Иди к центральному корпусу и заяви на ресепшн, что у тебя проколоты три колеса, поэтому уехать сегодня ты не можешь.

— Как проколоты?! — взвилась было я, но быстро пришла в себя и восхитилась гениальным планом Булата.

В самом деле, что может быть проще: не могу я отсюда уехать, потому что машина неисправна, а другой вид транспорта сюда просто не ходит. По дороге к центральному корпусу я старательно себя накручивала. В результате входную дверь открывала совершенно разъяренная женщина. В своей обличительной речи я упомянула всех: охранников со стоянки — за то, что недосмотрели; руководство пансионата — за то, что набрали таких бестолковых охранников; девицу с ресепшн — просто так, до кучи. И, как всегда бывает в жизни, именно ей, совершенно не виноватой, досталась львиная доля моих упреков. Скажу четно, она перепугалась. Думаю, не потому, что я была так уж страшна в гневе, скорее у нее было четкое и недвусмысленное распоряжение Евдокии выселить меня сегодня. Поэтому невозможность выполнить это распоряжение и неминуемый гнев «неравнодушной» Евдокии залили и без того не шибко румяные щеки девицы молочной белизной. Высказав все, что хотела, я объявила, что возвращаюсь к себе в номер. Девица промолчала; аргументов у нее не было.

— Как только выясните насчет моих колес, сразу поставьте меня в известность, — закрепила я успех. — Не хочу минуты лишней оставаться в таком заведении, как ваше.

Пока я топала до своего номера, девица успела навести справки насчет колес. Я еще из коридора услышала, что звонит местный телефон, но торопиться не стала. Из принципа. Я медленно достала карточку, не спеша воткнула ее в специальное отверстие — телефон упорно продолжал звонить. На всякий случай я заглянула в ванную — помыть руки и умыться, а также вытрясти из свитера набившиеся иголки. Была надежда, что человеку надоест слушать гудки и он положит трубку. Однако надежда не оправдалась — у здешнего персонала одной из основных добродетелей, видимо, было упорство…

Пришлось снять трубку.

— Василиса Михайловна, это администратор беспокоит. — Голос девицы с ресепшн утратил надменность и звучал несколько растерянно, что наполнило мою душу тихой радостью. — К сожалению, ваши покрышки смогут отвезти в шиномонтаж не раньше завтрашнего вечера…

— Меня не интересует, когда их отвезут в шиномонтаж, — перебила ее я, — мне нужно знать, когда я смогу забрать свою машину в том виде, в каком она была до приезда сюда. С целыми колесами…

Девица слегка растерялась, я воспользовалась этим и добавила:

— Да, между прочим, такой вопрос — кто оплатит ремонт покрышек?

— О, насчет этого не волнуйтесь! — Она почувствовала под ногами твердую почву. — Все расходы «Город солнца» берет на себя. А колеса в худшем случае будут в субботу, тридцатого числа.

Я повесила трубку. Итак, пара дней у меня точно есть. Вполне достаточно, чтобы выяснить, что случилось с Алексеем, и внимательно прочесть книгу. Книга! Я вытащила ее из пакета. Слава богу, не помялась и не испачкалась во время моей лесной эпопеи. Кто знает, какие у них в библиотеке штрафы за испорченные экземпляры.

Я положила книгу на тумбочку, вытащила пистолет (похоже, этот жест становится для меня привычным) и, не особо заморачиваясь, убрала его в ящик. Только я уютно устроилась на кровати, подсунула под спину две подушки, включила ночник (за окном еще больше стемнело), как опять зазвонил телефон. Я схватила трубку и невежливо гаркнула:

— Ну, что еще?

— Мне сообщили, — голос Евдокии был ровным; если она и была раздражена тем, как сложились обстоятельства, то виду не подавала, — что у вас случилась неприятность с машиной.

— Есть такое. — Я попыталась передать голосом свое негодование, но получилось плохо, слишком уж перла из меня радость по поводу того, что удалось-таки обвести их вокруг пальца.

— Что я вам могу сказать, Василиса Михайловна, — буднично и скучно продолжила моя собеседница, — лично против вас я ничего не имею. Поэтому настаивала на вашем отъезде. Но вы предпочли остаться. Что же, вы сделали свой выбор.

— Э-э-э… — протянула я. — Вы мне что, угрожаете?

Но она уже повесила трубку. Я вернулась на кровать и задумалась. Читать уже не хотелось. Похоже, что милейшая Евдокия Петровна решила меня слегка напутать. Зачем? Какая ей разница, уеду я сегодня или через два дня? Я вновь взялась за книгу и даже успела прочесть предисловие — составитель сборника, чья фамилия мне ни о чем не говорила, сообщал потенциальным читателям, что они держат в руках неадаптированный текст, поэтому трактовка некоторых сказок может сильно отличаться от того, что мы читали в детстве. Начало меня заинтриговало. Я всегда подозревала, что в сказках что-то недоговаривают. Если не лгут напрямую, то уж всей правды точно не говорят.

Первыми, как принято в подобных сборниках, шли сказки о животных. Медведи, лисы, волки выясняли между собой отношения, всячески пытаясь надуть друг друга. Честно говоря, я увлеклась и сама не заметила, как пролетело обеденное время и потихоньку подкрался вечер. От сказок про животных я перешла к сказкам про солдат и прочий люд. Эти были уж слишком назидательные, я прочла парочку, зевнула, и тут… В окно кто-то постучал.

Нет, определенно, покоя мне здесь не будет. Я рывком откинула портьеру, открыла окно и обнаружила там Булата.

— Тихо, — шепнул он, взялся руками за подоконник и влез в комнату.

Где-то с минуту он внимательно изучал обстановку, после чего подошел к креслу и смело погладил Султана, а тот — нет, вы только посмотрите! — не только не укусил и не оцарапал наглеца, но, напротив, замурлыкал, как маленький славный котик с новогоднего календаря. Чудеса!

Булат заметил лежащую на кровати книгу:

— Я вижу, у тебя уже все есть.

— Я ее еще не читала, — запротестовала я. — И вообще не понимаю, при чем тут сказки. Наверное, это какая-то шутка?

— Ну, — философски заметил он, — иногда, конечно, люди шутят перед смертью, но это бывает крайне редко. Чаще они весьма серьезно относятся к идее перехода в мир иной.

Надо же, как заговорил. Куда только подевалась его неправильная русская речь с нескладными падежами. Сейчас Булат изъяснялся не хуже, чем профессор словесности Московского университета.

Тут я спохватилась, что не задала ему вопрос, который, по-хорошему, нужно было бы задать сразу:

— Вы, собственно, зачем пришли-то? Почему через окно?

— Чтобы эта кикимора с ресепшн не видела, — честно ответил он. — Нам не разрешается общаться с клиентами. Она мигом настучит Евдокии.

Опять Евдокия, я уже устала от этой вездесущей Евдокии.

— Давай книгу смотреть, — деловито предложил Булат. — У меня времени немного. До полуночи надо к себе вернуться.

Я не стала вдаваться в подробности, что такое случится в полночь. Честно говоря, боялась почему-то услышать какую-нибудь ахинею относительно карет и хрустальных туфелек (тут я невольно бросила взгляд на Булатовы ноги — размер сорок пятый, не меньше; чтобы сделать туфли на такую ножку, завод в Гусь-Хрустальном должен работать целый год без выходных).

Я не рискнула забираться на кровать с ногами в присутствии незнакомого мужчины, поэтому присела на край и жестом пригласила моего гостя сесть рядом. Булат взял книгу и начал ее перелистывать. Текст он не читал, зато внимательно рассматривал картинки, коих в книге было великое множество, причем иллюстрировал данный труд тот же художник, что написал картины, висящие около кабинета госпожи Лиховец.

Один рисунок Булата особенно заинтересовал. Он внимательно изучил его, хмыкнул, а потом сунул книжку мне в руки:

— Посмотри, тебе это ничего не напоминает?

Подпись под картинкой сообщала, что Иван-царевич доехал до дома Бабы-Яги. На картинке был изображен молодой человек верхом на богатырском коне (я такого видела в энциклопедии, называется «владимирский тяжеловоз»). Дом Яги выглядел вполне традиционно: неказистая избенка, особая архитектурная примета — костлявые куриные ноги. Видать, Яга не очень жаловала гостей, потому как дом ее был обнесен довольно высоким забором, в заборе торчали шесты, почти на каждом — по человеческой голове. Один шест свободен — ждет Ивана-царевича. Жутковатая картинка, в адаптированных для детей изданиях такой точно не было.

Но самым неприятным было ощущение, что где-то совсем недавно я видела нечто похожее. Не головы на шестах, конечно (такое зрелище я бы до конца жизни помнила), но…

Я закрыла глаза, сосредоточилась — и вспомнила! Ну конечно, план эвакуации при пожаре, он висел на стене в библиотеке. Все точно так, как на картинке… Я открыла глаза и сверилась с книгой. Да, так и есть: равносторонний двенадцатиугольник, только здесь, в пансионате, вместо шестов с головами были так удивившие меня башенки.

— Теперь понимаешь? — усмехнулся Булат, который все это время с интересом наблюдал за мной.

Я покачала головой:

— Нет, все равно не понимаю. Даже если кому-то пришла в голову дурацкая идея выстроить пансионат по образу и подобию вотчины Бабы-Яги, это никак не объясняет исчезновения Маришки и Алексея.

Он сделал вид, что задумался, а потом неожиданно спросил:

— Ты в детстве сказки-то вообще читала?

— Вообще читала, — сварливо произнесла я и тут же добавила: — Но не очень их любила.

— Тогда понятно. Приятно в очередной раз встретить такой незамутненный взгляд.

Он откровенно издевался. Я мысленно досчитала до десяти и предложила наглому посетителю как можно быстрее покинуть помещение, а то, не дай бог, опоздает на ужин.

— Дура, — он забрал у меня книгу, — ты что, не понимаешь, что тебе бы никто не дал отсюда уехать?! Дорога в лесу плохая, вполне могла случиться авария, а рядом бы никого не оказалось. Места здесь не слишком оживленные. Тебя бы, конечно, нашли, но было бы уже поздно.

— Бред! — возмутилась я. — Я же все равно уеду, только в субботу. Я никому не мешаю. Поживу здесь еще пару дней, им какая разница? Один фиг — первую неделю проживание здесь для всех бесплатно. С какого перепуга кто-то будет покушаться на мою жизнь?

— Будет, обязательно будет, — «успокоил» меня Булат. — Про бесплатный сыр, надеюсь, объяснять не нужно? Те, кто сюда приехал по своей воле, за это бесплатное проживание ой как дорого потом платят.

Он помолчал и добавил:

— Меня удивляет только одно: почему они вдруг стали тебя выгонять? Такого еще ни разу не было… на моей памяти.

— Может быть, просто в первый раз сюда человек попал по ошибке?

— Если бы, — задумчиво произнес Булат. — Многие передумывают, но я не припомню, чтобы кто-то уехал. Может, зря я колеса проколол. Ошибся. Может, они и вправду тебя отпустить хотели. А теперь поздно. Через два дня тридцатое…

— И что? Здесь празднуют Первое мая?

Булат ухмыльнулся:

— Празднуют… В ночь с тридцатого на первое самое празднество и начинается.

Он поднялся, попросил меня погасить свет и осторожно отодвинул занавеску.

— А ты не хочешь уйти по-людски, через дверь? — поинтересовалась я.

— Не-а, — весело ответил он. — Это значит — через ресепшн идти. Через минуту Евдокия будет в курсе, что я у тебя был. И у нее появятся вопросы к нам обоим. Мне как-то совсем не хочется на них отвечать, а ты ответов не знаешь…

Он открыл окно и ловко выбрался наружу.

— Окна на ночь запри, — донесся с улицы его голос.

Я подошла к окну и демонстративно захлопнула его, даже не попрощавшись с Булатом. Похоже, здешнее безумие — вроде инфекционного заболевания; стоит немного пожить в условиях вечных сумерек, и сам не заметишь, как станешь неадекватным.

Удобно устроившись на кровати (Султан примостился сбоку; кажется, он начал мириться с моим присутствием в его жизни), я зажгла лампу и вновь открыла книгу.