ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Дом Школьников блаженствовал в объятиях Морфея. Большие часы в углу гостиной пробили час ночи. Соня тихонько поднялась с постели, на цыпочках прошла к двери, ведущей в соседнюю спальню, и осторожно приоткрыла ее: муж спал на кровати, разбросав руки и громко храпя. Девушка натянула юбку, набросила на плечи кофту, сунула ноги в мягкие туфли, по ковровой лестнице спустилась на первый этаж. Неожиданно, видно заслышав шаги, из детской вышла сонная крупнотелая кормилица.
— Как девочка? — шепотом спросила Соня.
— Недавно покормила, спит. — Няня удивленно смотрела на хозяйку. — А вы куда, пани?
— Не спится. Подышу свежим воздухом, — ответила та и направилась к выходу.
Торопливыми шажками Соня обошла вокруг дома, через огород пробралась к калитке, выходящей к реке. Было темно, прохладно, влажно. Квакали лягушки, временами вскидывалась в речке крупная рыба.
От реки навстречу Соне двинулась высокая крупная фигура, это был пан Лощинский. Он с ходу обнял девушку, крепко прижал. Соня рассмеялась:
— Раздавишь.
— Любимая, ненаглядная, самая лучшая!
Девушка отстранилась.
— Я совсем ненадолго.
— Не отпущу тебя. Я схожу с ума, — еще сильнее прижал ее барон. — Ты моя… Моя!
Она опять рассмеялась.
— Не твоя. Мужняя! — чмокнула в щеку. — Мне пора. Не дай бог муж проснется!
— Он спит?
— А что ему еще остается?
— Боже, как можно спать, если такая красотка рядом? — Пан отпустил ее, заглянул в лицо. — Хочешь, я украду тебя?
— Не хочу.
— А что ты хочешь?
— Жить. Любить. Наслаждаться. — Лукаво взглянула на пана. — Ты сегодня без подарка?
— С подарком! Обязательно с подарком! — Лощинский полез в карман, достал сафьяновую коробочку с украшением. — Это должно тебе понравиться!
— Пан барон как-то обещал мне акции одной из лавок? — полувопросительно произнесла девушка. — Или пан забыл?
— Пан все помнит. Но всему свое время.
Соня, не открывая коробочки, ловко спрятала ее под кофточку, махнула рукой:
— Все. Побежала.
Мужчина перехватил ее за руку.
— Так быстро?
— Но там же твой племянник! Он ждет.
Барон резко привлек ее к себе.
— Что я могу для тебя сделать, чтоб все время быть рядом?
— Все время рядом? — переспросила Соня и задумалась. И вдруг предложила: — А если мы сбежим?
Барон опешил.
— Куда?
— Куда угодно. Свет большой.
Лощинский с недоумением и страхом продолжал смотреть на нее:
— А как же дом, дела? У меня ж ювелирные лавки, за ними надо следить.
— Продай. А на вырученные деньги купишь новые лавки в другом месте.
— Ты это серьезно?
Соня весело расхохоталась:
— Шутка! — Пошла прочь. Остановилась, изящно махнула ручкой: — Подумай, пан барон. Может, в этой шутке есть доля истины!
Она проскользнула в приоткрытую калитку, тенью метнулась через двор к дому. Вошла в спальню и увидела Шелома, сидевшего на ее постели. Он поднялся, грозно спросил:
— Ты где была?
— Почему таким тоном? — удивилась жена, снимая с себя теплую кофту.
— Я спрашиваю, где ты была?
— У сестры Фейги. У родственников, Шеломчик… Или ты запрещаешь их проведывать?
— В такое время к родственникам не ходят!
— А к кому ходят? — насмешливо спросила Соня.
Шелом смешался.
— Не знаю! Говори, где была! — повысил он голос.
Жена приблизилась к нему, нежно обняла, заглянула в глаза.
— Вот ты сейчас кричишь на меня, а потом будешь жалеть. Извинись, пожалуйста.
— За что?
— За тон. — Снизу послышался плач ребенка. — Видишь, ребенка разбудил. Извинись.
— Ты правда была у родственников?
— Конечно, я ведь скучаю! С тобой хорошо, но и сестру не надо забывать.
Шелом поцеловал ее в нос, в глаза.
— Извини, Сурочка. Я действительно, наверное, идиот.
— Боюсь, это надолго, — с сочувствием погладила его по голове жена.
* * *
Ранним утром Соня стояла у могильной плиты, под которой покоились ее родители, и тихо разговаривала с матерью.
— Знаешь, мамочка, я решилась. Сегодня я покину этот город, покину мужа, забуду навсегда Евдокию и даже родную сестру Фейгу. Ты не можешь представить, как они мне все опостылели. Видеть их не могу… Заберу дочку и начну другую, совсем новую для меня жизнь. Какой она будет? Думаю, интересной. По крайней мере, никто и ничто не будет мне мешать. Я буду свободной. Буду жить так, как хочу. От прошлой жизни у меня ничего не останется. Останешься только ты, моя любимая и единственная мамочка. Я тебя никогда не забуду.
* * *
Кормилица старательно пеленала на столике ребенка, Соня торопливо складывала вещи в большую плетеную корзину.
— Что все-таки передать пану Шелому? — поинтересовалась кормилица, недоуменно следя за снующей из комнаты в комнату молодой хозяйкой.
— Он все знает, — ответила Соня. — Скажешь, что уехала в соседний город показать девочку доктору. Ты ведь знаешь, что у нее не все в порядке с животиком?
— Ничего такого не замечала.
— Значит, плохо следила. Скажешь, что к вечеру вернусь.
Соня вошла в комнату мужа, прошлась по карманам сюртуков, висевших в платяном шкафу, выудила из них деньги, быстро сунула их в глубокие карманы своей юбки. Затем принялась обследовать ящики стола и комода, обнаружила припрятанные купюры и там. В итоге денег набралось довольно много — плотная тяжелая пачка.
На улице возле дома уже ждала пролетка, запряженная двумя лошадьми. Кормилица вынесла из ворот тяжелую корзину с личными вещами Сони, передала ее извозчику, проворчала:
— Будто навсегда уезжает.
Пока извозчик пристраивал вещи, Соня с ребенком уселась в пролетку и подняла верх, чтобы скрыться от посторонних глаз. Извозчик занял свое место, ударил по лошадям, и они резво понесли по неровной булыжной улице. Кормилица смотрела им вслед, пока пролетка не скрылась за поворотом. Не спеша перекрестила.
* * *
Небольшой фаэтон пана Лощинского стоял недалеко от железнодорожной платформы. Сам барон топтался возле фаэтона, нетерпеливо высматривая Соню. Наконец, увидев несущуюся пролетку, быстро пошел навстречу. Помог девушке спуститься на землю, махнул своему кучеру, чтобы тот забрал вещи беглянки.
Соня в сопровождении барона и его кучера поднялись на высокую платформу. Дежурный, молодой человек в щегольской форме, вежливо козырнул им:
— Поезд прибудет через пятнадцать минут.
Когда кучер ушел, пан Лощинский заглянул в прикрытое простынкой личико девочки, спросил:
— Что будем делать с панночкой Ривой?
— Панночка Рива будет нашей общей доченькой, которую мы будем безумно любить и бесконечно лелеять, — спокойно и уверенно ответила Соня.
— А когда у нас появятся свои дети?
— Ты хочешь этого?
— И хочу, и могу.
— Тогда вперед, — засмеялась Соня. — Какие проблемы?
Наконец к перрону шумно подошел поезд, и беглецы проследовали в вагон. Войдя в купе. Соня с трудом подавила восторг: оно было отдельным, богато декорированным: бархат, начищенная медь, красное дерево. Лощинский нарочито по-хозяйски принялся раскладывать багаж по полкам.
* * *
Поезд шел медленно и мягко, на столике позвякивали бокалы и бутылки с вином. Ребенок тихо спал в специальной корзинке. Соня сделала глоток из фужера, капризно наморщила носик.
— Что за вино?
— Не нравится? Это очень дорогое вино.
— Дорогое? А откуда у тебя деньги на дорогое вино?
— Как это — откуда? — возмутился барон. — Я ведь продал все свои акции!
— Все акции?! — взвизгнула от радости Соня. — Всех магазинов? А почему мне не сказал?
— Потому что не успел. Так что денежек у нас полно!
— Если так, закажи нормальное вино.
Пан Лощинский хотел дотянуться до колокольчика, но Соня остановила его.
— Сходи сам, — капризно приказала она. — А то посыльный опять какую-нибудь бурду принесет.
Барон покинул купе. Соня быстро заперла дверь на защелку, вытащила из-под полки один из больших саквояжей Лощинского, с трудом отщелкнула замки. Переворошила все содержимое, но денег там не было. Соня достала второй саквояж, судорожно открыла его и тут увидела то, что искала: толстенный пакет с деньгами лежал чуть ли не под самой крышкой! Девушка быстро выхватила пакет и лихорадочно начала искать, куда его пристроить. В дверь сильно постучали.
— Кто? — срывающимся голосом выкрикнула Соня.
— Я, моя голубка, принес вино, — послышался голос барона.
— Сейчас, дорогой, я слегка приведу себя в порядок… Потерпи!
Она сунула пакет с деньгами в корзинку, где спала Ривочка. Быстро пристроила на место саквояжи, пригладила волосы, поправила платье и после этого открыла дверь купе.
— Извини, милый, — повисла она на шее барона, — женщина всегда должна прекрасно выглядеть в глазах любимого!
— Ты всегда выглядишь прекрасно, — чмокнул ее в щечку Лощинский.
Пан поставил открытую бутылку на столик, разлил вино по чистым фужерам. Беглецы чокнулись, выпили.
— Ну? — вопросительно посмотрел на Соньку барон.
— Спасибо, любимый. Совсем другое дело.
— Знаешь, я даже испытал какое-то удовольствие, когда сам лично выбирал для тебя вино.
— А я скучала… Так скучала, что еле дождалась своего птенчика!
Поезд стал замедлять ход, за окном поплыли дома какого-то городка.
Проводник, проходя по вагону, громко сообщил:
— Станция Пшибички! Панове, станция Пшибички! Стоянка десять минут!
— Какая станция? — забеспокоилась Соня. — Как он сказал?
— По-моему. Пшибички, — пожал плечами барон.
— Боже, Пшибички! — вскочила девушка. — Как же это я забыла? Пшибички!..
Она стала суетливо собирать свои вещи: сняла с вешалки шляпку, вынула из корзины кофточку, взяла на руки ребенка. Барон удивленно наблюдал за нею.
— Ты это куда?
— Я же совсем забыла! — бросила Соня. — В Пшибичках меня должна встречать сестра Евдокии!
— Какой Евдокии?
— Евдокии! Сестра моей мачехи! Забыл, что ли? — Она открыла дверь купе. — Сейчас вернусь, — и выскочила в коридор вагона, оставив пана Лощинского в полном недоумении.
Соня выбежала на привокзальную площадь, увидела бричку, бросилась к ней. Легко вскочила на подножку, крикнула извозчику:
— Гони!
— Куда, пани?
— Пока прямо, потом скажу!
Мужик ударил по лошадям, и бричка резво понеслась в сторону узких улочек города.
Тем временем пан Лощинский стоял возле вагона, тревожно высматривая исчезнувшую девушку. Прозвенел вокзальный колокол, состав тронулся. Барон еще растерянно посмотрел по сторонам и на ходу вскочил в вагон.
* * *
Фаэтон несся по улицам Пшибичек, распугивая прохожих, разгоняя кур и гусей. Наконец повозка выскочила на окраину, и извозчик остановил лошадей.
— Все, дальше некуда. Приехали.
— Варшава далеко отсюда?
— Двадцать верст.
— Гони.
— А денег хватит?
Соня полезла в карман кофты, достала несколько купюр, протянула ему:
— Хватит?
— Через час будем в Варшаве! — радостно рассмеялся извозчик и ударил по лошадям.
От ветра и тряски проснулась Ривочка, заплакала.
Соня стала укутывать ее, прижимать к себе, но ребенку, видно, было холодно, он плакал все громче. Соня стянула с себя кофту, накрыла девочку, и та наконец затихла. Бричка, покачиваясь, ехала по неровной дороге, извозчик тихонько напевал что-то себе под нос. Соня полезла в корзинку, нащупала плотный пакет с деньгами и довольно усмехнулась.
* * *
Больница была лучшей в Варшаве: с мраморным полом, дорогими светильниками на белых стенах и даже собственным ботаническим садом.
Палата, которую заняла Соня, была самой дорогой в детском отделении. Ривочка лежала в кроватке и натужно кашляла, задыхаясь. Рядом с ней стояли немолодой доктор и Соня. Доктор печально качал головой, иногда бросал укоризненный взгляд на мать.
— Плохо, совсем плохо.
— Сделайте что-нибудь. Я хорошо заплачу. — В глазах Сони стояли слезы.
— Здесь деньги не помогут, — усмехнулся доктор, — у ребенка двухстороннее воспаление легких.
— Откуда это взялось?
— Вам виднее, пани. Где-нибудь застудили.
Соня стала тихонько плакать. Подсела на стул к кроватке дочери, погладила ее по горячей голове. Доктор залюбовался ее длинными тонкими пальцами, подошел поближе:
— У вас очень красивые руки.
— Да, — сквозь слезы согласилась она и опять усмехнулась. — Красивые… Соня Золотые Ручки. — Подняла на доктора глаза. — Сделайте что-нибудь. Прошу вас, пан доктор.
— Вы иудейка?
— Да.
— Здесь неподалеку есть синагога, пойдите помолитесь. Особенно если грешны.
— Грешна, — шепотом ответила девушка.
— Вот и идите. А Господь поможет вашей девочке.
Соня послушно последовала к двери.
Она неторопливо брела по шумной улице большого города, ни на кого не обращала внимания и тихонько плакала.
Синагога действительно находилась совсем недалеко. Девушка постояла какое-то время при входе, затем направилась внутрь. Синагога была почти пустая. Соня выбрала себе укромное местечко, закрыла глаза и стала молить Господа о помощи, о поддержке, о милости. Слезы текли по ее щекам.
* * *
Рива кашляла так надрывно и тяжело, что смотреть на ее мучения было невыносимо. Девочка временами начинала громко плакать, потом тут же затихала и снова начинала кашлять. Соня беспомощно сидела рядом, гладила малышку по голове, меняла влажную тряпочку на ее лобике.
* * *
В пасмурный день кладбище казалось унылым. Плитка на могиле умершей Ривочки была аккуратная, даже изящная. Соня в полном одиночестве и отрешении стояла перед нею, не молясь, ничего не произнося. Просто смотрела перед собой и молчала. Она повернулась, чтобы уйти, и тут увидела того самого доктора, который лечил Риву. Он издали сочувственно поклонился ей, приложив руки к груди. Соня никак ему не ответила и направилась к кладбищенским воротам.
В шумной толчее улиц Варшавы Соня шагала бесцельно, просто так. Ее толкали, задевали большую сумку, которую она волочила за собой. Переходя улицу, девушка не заметила пролетку и чудом увернулась. Ее сумка отлетела далеко в сторону, из нее выпал плотный пакет с деньгами, Соня безразлично подняла его, положила в сумку и побрела дальше.
Улица, толпа, шум и грохот проносящихся пролеток утомил Соню. Она нашла в сквере укромный уголок, расположилась на гранитном бордюре, крепко зажала сумку между ног и уснула. Проснулась оттого, что кто-то теребил ее за плечо. Соня открыла глаза — перед ней стоял молоденький полицейский.
— Пани, — он продолжал толкать ее в плечо, — здесь спать не положено. У вас документы есть?
Соня опустила глаза и вдруг увидела, что сумки нет. Растерянно посмотрела на полицейского, негромко сказала:
— У меня украли вещи.
— Кто украл? Какие вещи?
— Сумку… Уснула, а сумку украли. В ней было все, деньги, документы…
— Прошу проследовать в участок, пани.
* * *
Полицейский шел впереди, Соня тащилась следом.
— Пан полицейский, — позвала она.
Он оглянулся.
— У меня случилось несчастье, — произнесла девушка. — Я сегодня похоронила маленькую дочь.
Полицейский остановился.
— Вам сколько лет, пани?
— Шестнадцать.
— И уже дочь?
— Рано выдали замуж. За богатого пана.
Парень внимательно осмотрел ее, улыбнулся.
— А вы красивая.
— Была. А сейчас уставшая и страшная, — заметила Соня и попросила: — Отпустите меня, пан полицейский.
Полицейский подумал, неожиданно спросил:
— Голодная?
— Очень.
— Пошли.
Они пересекли площадь, вошли в небольшую ресторацию, уселись за столик и заказали обед. Девушка, хоть и была голодна, ела не спеша, изысканно. Полицейский с интересом и удовольствием наблюдал за ней.
— У тебя хорошие манеры. И очень красивые пальцы.
Соня засмеялась.
— Все так говорят, — неожиданно сказала она. — А моего отца убил полицейский.
— За что? — удивился парень.
— Пришли с обыском, офицер во время допроса ударил отца, и он умер.
— А мама?
— Мама? Мамы не стало раньше. Я ее очень любила.
— Значит, ты одна?
На ее глаза навернулись слезы:
— Теперь одна. После того, как похоронила Ривочку.
Полицейский сделал глоток кофию, уточнил:
— Одна и без денег?
— Ничего, — отмахнулась Соня. — Будут деньги, будет все.
Парень полез в задний карман брюк, вытащил бумажник, протянул девушке купюру.
— Возьми. На первое время.
— Спасибо, пан офицер. Мне просто так никто еще не давал денег.
Он рассмеялся.
— Значит, я буду первым! — Он рассчитался с официантом, поднялся. — Счастливо.
Соня тоже поднялась. Двинулась следом за полицейским, увидела бумажник, торчащий из его кармана, незаметно потянулась длинными пальцами.
Но в какой-то момент отдернула руку, тронула парня за локоть.
— У вас бумажник… Смотрите, чтобы не вытащили.
Он улыбнулся.
— У полицейских не вытаскивают!
Полицейский ушел. Сонька тяжело и беспомощно опустилась на стул, поблуждала взглядом по сидящим в кафе и обратила внимание на тучного хмельного пана, дремавшего за столиком.
Сонька поднялась и, направляясь к выходу, по пути изящно подцепила плотно набитую сумочку пьяного пана.
* * *
Поезд стоял под парами, готовый к отбытию. На вагонах сияла начищенная надпись «Варшава-Москва».
Соня в изящной легкой шубке направилась к кондуктору. Предъявила билет и поднялась по ступенькам в вагон. Все купе были изолированы друг от друга и представляли собой уютные кабинки с запирающимися дверями. Соня зашла в свое купе, и ей навстречу поднялся молодой галантный юнкер, лихо щелкнув каблуками.
— Прошу, мадам.
— Мадемуазель, — поправила его Соня.
— Простите, мадемуазель, — исправился молодой офицер и представился: — Юнкер Горожанский.
Он помог девушке положить небольшую коробку с вещами на полку, сам уселся напротив.
— Как зовут прелестную мадемуазель?
— Софья Александровна.
Он оценил ее изящную одежду, модную обувь, тонкие пальчики и остался весьма доволен.
— Прелестно. Софья Александровна направляется в первопрестольную?
— Да, к папеньке с маменькой.
— Ах, боже мой, — всплеснул ладонями Горожанский. — Как это дивно звучит — к папеньке с маменькой! Простите, — он вопросительно уставился на красивую девушку. — В вас есть южная кровь?
— Да, я иудейка.
— Великолепно! Великолепно, что вы не стесняетесь в этом признаться.
— А почему я должна стесняться своей национальности? — нахмурилась Соня.
— Ни в коем случае, мадемуазель, — вспыхнул юнкер. — Я обожаю людей вашей национальности. У меня среди них есть даже друзья. А откуда, простите, столь необычное произношение? Вы воспитывались не в России?
— Я воспитывалась в Париже, — с очаровательной улыбкой ответила Соня и взглянула в окно. — Не знаете, какая станция следующая?
— Клин. Городишко маленький, довольно уютный, хотя народ диких нравов.
— В чем же диких?
— Пьянствуют чрезмерно. А в хмельном состоянии народ становится воистину диким. — Горожанскому что-то пришло в голову, и он воскликнул: — Кстати! А не выпить ли нам с вами чего-нибудь? Шампанского, к примеру!
— Отчего же? С удовольствием, — очаровательно улыбнулась девушка.
— Момент! Я закажу!
Юнкер пружинисто встал и покинул купе.
Соня выждала какое-то время, прислушиваясь к шумам в коридоре, на всякий случай выглянула из купе и увидела, что юнкер мило беседует с какой-то барышней. Он тоже заметил соседку, махнул ей, показывая, что направляется в буфет, и торопливо удалился.
Соня быстро заглянула под полку, увидела там довольно большой чемодан юнкера и стала смотреть в темное вагонное окно. Вскоре дверь открылась, и в купе вошел сначала официант с серебряным подносом в руках, а следом за ним протиснулся возбужденный юнкер.
— Уважаемая Софья Александровна! — воскликнул он. — Взял последние две бутылки. Публика просто озверела, все желают выпить!
Официант накрыл столик, поставил шампанское, легкую фруктовую закуску и удалился. Юнкер самолично откупорил бутылку, разлил вино по фужерам.
— За милое и приятное знакомство! — воскликнул Горожанский, поднимая бокал. — В моей непродолжительной жизни столь приятного путешествия не было.
Он аккуратно поднес свой бокал к бокалу попутчицы и, чокнувшись, залпом выпил.
— Чем занимаются папенька с маменькой? — поинтересовался юнкер.
— Маменька воспитывает детей, нас у нее трое. А папенька… папенька владеет ювелирными магазинами.
— Ну да, — кивнул офицер. — Это в ваших традициях. Позвольте!
Он налил еще вина и снова поднял бокал.
— Персонально за вас, мадемуазель. Очаровательную, восхитительную, таинственную!
— Вы так торопитесь, что у нас может не хватить вина, — заметила Соня.
— Не хватит в вагоне — купим в Клине, черт возьми!
Он осушил бокал, уставился на Соню.
— Позвольте мне произнести невероятную глупость.
— Произнесите, — улыбнулась Соня.
— Вы настолько восхитительны, что я готов сделать вам предложение. Не сейчас, конечно, но со временем.
— После третьего бокала?
— Нет, ни после третьего, ни после четвертого. Если я сделаю предложение, я перестану пить вино, я буду пить вашу красоту. А сейчас позвольте выпить именно за вашу красоту, Софья Александровна!
— Позволяю.
Юнкер наполнил свой бокал в четвертый раз, вытянулся по струнке и лихо опрокинул вино в один взмах головы.
— Браво, — захлопала в ладоши Софья.
Спустя пару часов юнкер спал, откинув голову на спинку вагонного дивана. Соня сидела рядом, смотрела на редкие тусклые огоньки за окном.
Наконец поезд стал притормаживать. За окнами поплыли огни поярче — станция приближалась. Это был Клин. Соня быстро поднялась, вытащила из-под полки чемодан юнкера, прихватила свою небольшую сумку и вышла из купе.
На перроне проводник, увидев изящную дамочку с вещами, мило удивился:
— Вы решили выйти раньше?
— Да, здесь у меня родственники.
Соня с помощью того же проводника добралась до небольшого здания вокзала, сунула добровольному помощнику маленькую денежку и отправилась на привокзальную площадь.
Ступив на площадь, Соня решительно пошла через толпу, крепко держа чемодан. Неожиданно она увидела прямо перед собой могучего городового и на мгновение растерялась. Но тот доброжелательно улыбнулся, поприветствовав ночную гостью:
— Милости просим в наш прекрасный город!
— Благодарю.
* * *
Поезд дал гудок, готовясь продолжить путь. Из вагона выскочил полусонный и взъерошенный юнкер Горожанский, бросился к проводнику.
— Простите… здесь дамочка… мы находились в одном купе… Вы не видели ее?
— Непременно видел, — заулыбался проводник. — Даже помог поднести чемодан.
— Это мой чемодан! У меня его украли!
— Кто? Прелестная дамочка украла?!
— Куда? В какую сторону она ушла?
— На площадь. Полагаю, за извозчиком.
— Задержи отправление, голубчик! Я мигом! — крикнул юнкер и бросился к станции.
Выбежав на площадь, Горожанский налетел прямо на городового. Вначале опешил, потом обрадовался.
— Милейший! Честь имею, юнкер Горожанский! Тут дамочка… Она украла мой чемодан! Не видел, милейший, дамочку с чемоданом?
— Как это — украла? Дамочка?! — опешил городовой.
— Да, дамочка! Красивая, юная! С чемоданом!
— Так ведь вон она! — показал городовой на извозчика, который как раз привязывал чемодан к своей пролетке. — И чемодан — вот он!
— Мой! Это мой чемодан! — закричал юнкер и понесся к пролетке.
Городовой грузно побежал следом.
Горожанский подбежал к извозчику, дернул его за руку.
— Голубчик! Слышь, голубчик… это мой чемодан!
— Это как так? — недоуменно посмотрел на него мужик.
— Мой! Его у меня украли, увели! Из купе!
— Извините, ваше благородие, — уверенно произнес извозчик и убрал руку юнкера со своей руки, — чемодан этот не ваш, а дамочки.
— Какой дамочки?! Она у меня его украла!
— Не могу знать, — стоял на своем кучер. — Дамочка принесла чемодан, значит, дамочка и хозяйка.
— Молчать! Не разговаривать! — вдруг взорвался городовой. — Слыхал, Михеич, что говорит господин юнкер?! Где эта самая дамочка?
— В повозке, где же еще она может быть! — смягчился извозчик.
В это время из повозки выглянула улыбающаяся Соня, весело крикнула:
— В чем дело, господа?! Что-нибудь случилось?
— Она… Точно она, — шепнул юнкер городовому и бросился к дамочке. — Вы узнаете меня, мадемуазель?
— Конечно, юнкер. Что стряслось?
— Вы… вы… — Горожанский не мог произнести в лицо девушке слова обвинения, поэтому обратился к городовому: — Объясните, любезный, мадемуазель, что «стряслось».
Тот выступил вперед, откашлялся.
— Господин юнкер утверждает, что вы украли его чемодан.
— Вы это утверждаете? — Пиза Сони округлились.
— Да, я это утверждаю. Потому что это мой чемодан.
— Вы с ума сошли! Который? — Соня выбралась из повозки. — Этот?
— Именно.
— Но это мой чемодан, господин юнкер! — воскликнула девушка. — Как вам не стыдно лгать? — И кокетливо добавила: — Или вы хотите таким образом удержать меня?
— Это… чемодан… мой… — внятно и вразбивку произнес Горожанский. — И удерживать вас теперь я вовсе не собираюсь.
— Зря.
— Отвязывай чемодан, Михеич, — распорядился городовой, — показывай содержимое.
Извозчик не спеша исполнил приказ полицейского, поставил чемодан на землю. Присутствующие склонились над ним.
— Открывай, — распорядился городовой и повернулся к юнкеру: — Что в вашем чемодане, юнкер?
— Сорочки, парадный мундир, хромовые сапоги.
— А в вашем, мадемуазель?
— Несколько платьев, обувь, кофточки, пеньюар.
Михеич открыл чемодан, и все увидели лежащий сверху парадный мундир юнкера, сорочки, сапоги…
— Боже! — всплеснула руками Соня. — А где мой чемодан?
— Вы утверждали только что, будто это ваш чемодан! — взъерошился Горожанский.
— Мой! Потому что у меня точно такой. — Девушка расплакалась. — Господин городовой, где мой чемодан?
— Не могу знать, мадемуазель.
— Как не можете?! А вы для чего здесь стоите? Ищите, задерживайте!
— А был ли у вас чемодан? — язвительно поинтересовался Горожанский.
— Вы не мужчина, не офицер! Как вы можете подозревать женщину? Я что, похожа на воровку? — Соня повернулась к городовому. — Я похожа на воровку?
— Никак нет, мадемуазель. Внешне — никак.
— А он утверждает!
Послышался звон станционного колокола, юнкер схватил чемодан, бросился к поезду.
— Куда? — закричала вся в слезах Соня. — А как быть с моим чемоданом? Где он? — Она затеребила городового, задергала за мундир. — Бегите, задержите поезд! Злоумышленник наверняка там!
Полицейский дернулся было бежать, но поезд уже пополз вдоль перрона, и догонять его смысла не было.
Девушка безутешно рыдала:
— Что же делать, как быть? Все вещи, все драгоценности остались в чемодане!
— Мадемуазель, минуточку, — попытался остановить ее городовой, — а как все-таки получилось, что вы прихватили именно чемодан юнкера?
— Вы тоже меня подозреваете?
— Пока что я спрашиваю, мадемуазель.
— У меня был точно такой чемодан, вот я и прихватила. Разве я могла подумать, что какой-то прохвост украдет мой чемодан? — Соня просительно коснулась мундира полицейского. — Помогите, придумайте же что-нибудь.
— Не убивайтесь так, мадемуазель, — ответил он. — Ничего с вашим чемоданом не случится… если он, конечно, был.
— Господин городовой, вам не стыдно? Вы же мужчина. Притом интересный мужчина!
Тот смущенно кашлянул:
— Хорошо. Я сию же минуту сообщу по всем станциям, и, думаю, злоумышленника задержат. — Он повернулся к извозчику: — Отвези мадемуазель по адресу. При этом денег не смей брать! Узнаю — не отвертишься.
Соня, всхлипывая, поплелась к повозке, Михеич сел на облучок, ударил вожжами по лошадям:
— Пошли, любезные!
Городовой козырнул на прощанье, медленно и задумчиво зашагал к станции. Временами он оглядывался и укоризненно качал головой.
* * *
Повозка въехала в темные улочки городка.
— Куда везти, госпожа? — оглянулся извозчик. — По какому адресу живут родственники?
— Не будем огорчать родственников. Отель здесь есть?
— Есть, но уж больно паршивый. Весь в клопах.
— А что-нибудь получше?
— Есть купеческий дом. Только туда посторонних не пускают!
— Пустят. Гони в купеческий дом!
Михеич ударил по лошадям.
* * *
Двухэтажный купеческий дом был хорошо освещен и обнесен высоким железным забором.
Повозка подкатила к парадному подъезду. Извозчик взял сумку Сони, двинулся к дверям.
Там передал сумку вышедшему навстречу солидному усатому швейцару, поклонился и ретировался.
Соня прошла в вестибюль, подошла к портье за стойкой, представилась:
— Софья Александровна Менжинская. Здесь должен был остановиться мой муж — Менжинский Вениамин Альбертович.
Служащий полистал книгу постояльцев, отрицательно покачал головой.
— Токовой не значится.
— Не может быть, я получила от него телеграмму!
Тот снова просмотрел записи, повторил:
— Господин Менжинский Вениамин Альбертович отсутствует, — и уточнил: — У нас, мадам, останавливаются исключительно персоны купеческого клуба.
— Мой муж — купец первой гильдии! — вспыхнула гостья.
— Ничем не могу помочь, — развел руками портье. — В связи с этим приношу свои извинения.
— И что прикажете мне делать?
— Вам виднее, мадам. У нас закрытый дом.
— Но не могу же я ночевать на улице?!
В это время из ресторана, расположенного рядом с вестибюлем, вышел толстячок сильно навеселе. Увидев расстроенную красивую молодую женщину, он крикнул администратору:
— Что случилось, любезный?
— Вот госпожа… — растерянно показал тот на Соню. — Ищет мужа. А муж здесь вовсе и не останавливался.
— Мужа? — игриво переспросил купец и подошел к Соне. — Вы ищете мужа, мадам?
— Да, своего мужа. Купца первой гильдии Менжинского.
— И куда же он подевался?
— Не знаю. Получила телеграмму, что он остановился в купеческом доме, но здесь вовсе не значится. Придется ночевать на улице.
— Вы? На улице? — изумился купец и крикнул администратору: — Любезный, есть свободные нумера?
— Есть, Виктор Алексеевич. Есть подешевше, есть подороже.
— Мне нужен дорогой номер, — сказала Соня. — Самый дорогой.
— Это большие деньги, мадам.
— У меня деньги есть.
— Эй, уважаемый, ты оглох? Плохо слышишь? — Виктор Алексеевич возмущенно прикрикнул на портье. — Открой мадам нумер, который она требует! — Он поцеловал Соне руку, проворковал: — Жду вас в ресторане, мадам.
* * *
Номер был просторный, трехкомнатный.
Соня прошлась по всем комнатам, заглянула в ванную и, оставшись довольной, принялась извлекать вещи из сумки. Перед зеркалом приложила одно платье, затем другое, улыбнулась своему отражению.
* * *
Как ни странно, в ресторане публики было предостаточно. Играл цыганский оркестр, от курева клубился сизый дым, над столиками стоял гул голосов и звон посуды.
Виктор Алексеевич немедленно увидел вошедшую в зал девушку и ринулся из-за стола ей навстречу.
Взяв под руку, он галантно подвел ее к столу, за которым сидели еще три купца.
— Прошу, господа! Моя давняя знакомая, — повернулся к Соне, спросил: — Простите, как вас? Запамятовал.
— Софья Александровна Менжинская.
— Софья Александровна! Супруга моего давнего товарища, купца первой гильдии Менжинского.
— Браво! — почему-то зааплодировали купцы и по очереди стали лобызать руки девушки.
Виктор Алексеевич подставил Соне стул, и она легко опустилась на него.
— Простите, как зовут вашего супруга? — поинтересовался крайний из купцов, худенький, с пронырливыми глазами.
— Менжинский Вениамин Альбертович. Купец первой гильдии.
— Иудей?
— Да, он еврей. Выкрест.
— Да знаю я Вениамина! Менжинского! Точно знаю! — воскликнул второй купец. — Высокий такой, ладный! У него сахарные заводы в Украине!
— И не только в Украине, — улыбнулась Соня. — В Польше, например.
— Ему лет сорок, да?
— Больше. Он на тридцать лет старше меня.
— О, — загудели за столом. — Старик…
— Господа, — вмешался Виктор Алексеевич. — Внимание, господа! Давайте выпьем за супругу нашего дорогого товарища — Софью Александровну! Очаровательную, молодую, восхитительную!
Дружно выпили. Виктор Алексеевич стал обильно накладывать на тарелку гостье закуску, она мило засмеялась:
— Вы хотите, чтобы я растолстела?
— Вам это никак не грозит, Софья Александровна! — Он налил себе рюмку и выпил до дна. — Знаете… Софья Александровна… — Голос у него заплетался. — Вы мне чертовски нравитесь! Я даже готов вызвать вашего Альберта…
— Вениамина.
— Какая разница кого! Допустим, Вениамина… На дуэль Вениамина!
Девушка расхохоталась:
— А вы, однако, гусар в душе!
— Гусар? — возмутился купец. — А чем гусар лучше купца? Господа! — Он снова налил. — Наша прелестная гостья утверждает, что на дуэль готовы только гусары. Давайте, господа, выпьем за купцов. Кто не выпьет — тот враг!
Снова выпили.
— У вас невероятно красивые пальчики, — стал целовать руки Сони Виктор Алексеевич. — Изысканно красивые.
— Золотые, — звонко рассмеялась та.
* * *
Уже несколько часов спустя пьяный купец пытался втащить Соню в свой номер.
— Умоляю! Ну, хотя бы на пару минут. Прошу… Заклинаю… Софья Александровна.
Она со смехом отбивалась:
— Виктор Алексеевич, позвольте! Мой номер совсем в другом конце коридора. Любезный Виктор Алексеевич!
— Я вас люблю, — бормотал тот, стараясь проникнуть в номер. — Я женюсь на вас. Пошлю ко всем чертям вашего Альберта и… женюсь! Хоть сейчас, хоть завтра.
— Виктор Алексеевич…
— На минутку! Хотя бы на полчаса! Дорогая, любимая Софья… Софочка… Красавица моя!
Ему все-таки удалось втолкнуть девушку к себе, и он тут же запер номер.
— Я не выпущу вас! До конца жизни не выпущу! Вы будете моей вечной пленницей!
— Это нехорошо, дорогой Виктор Алексеевич. Я ведь замужняя женщина.
— Плевать! Плевать на всех! Теперь я ваш муж!
— Ну, хорошо. — Соня провела его глубже в номер. — Сядем сюда и поговорим серьезно.
Она усадила его в кресло, сама пристроилась на пуфик напротив.
— Вы мне тоже очень понравились. И я готова на ваше предложение.
— Милая! Дорогая моя! — он рухнул на колени и расплакался. — Я бесконечно счастлив! Это лучший день в моей жизни!
Она подняла его, снова усадила в кресло.
— Вы позволите мне на несколько минут удалиться?
— Нет! Ни в коем разе!
— Но я должна переодеться, приготовить себя к ночи. Вы же хотите видеть свою женщину красивой?
— Вы самая красивая… самая сногсшибательная.
— Откройте дверь, и через десять минут я ваша.
— Точно? Не обманете?
— Я похожа на обманщицу?
— Все бабы — обманщицы. Но вам я верю. — Он с трудом поднялся и, пошатываясь, подошел к двери. — Через десять минут… Иначе сам приду, и разговор у нас будет серьезный. Обещаете?
Соня поцеловала его в щеку, кивнула:
— Конечно, милый.
Девушка быстро прошла к себе в номер, так же быстро стала переодеваться. Сбросила вечернее платье, надела более простое. Затем сложила все вещи в сумку, присела на край кровати, взглянула на большие часы со звоном. Когда прошло полчаса. Соня поднялась, вышла за дверь и последовала по коридору. Осторожно заглянула в номер купца.
Тот, распластавшись на неразобранной постели, крепко спал.
Соня аккуратно прикрыла за собой дверь, прошлась по номеру, изучая возможности Виктора Алексеевича. Из сюртука выудила несколько купюр, затем обшарила карманы пиджаков, висевших в платяном шкафу, и извлекла оттуда определенную сумму.
Подошла к спящему купцу, принялась тащить из карманчика брюк золотые часы. Купец недовольно заурчал, девушка замерла. Когда раздался храп с полной силой. Соня все-таки достала часы, сунула их в карман кофты. После этого с невероятной осторожностью стащила с пальцев спящего два огромных перстня, прикрыла купца простынкой и, выключив свет в номере, удалилась.
* * *
В фойе гостиничного дома не было ни души. Сонный портье, увидев выходящую с вещами девушку, удивленно поинтересовался:
— Вы отъезжаете?
— С чего вы взяли? — возмущенно ответила Соня. — Мне необходимо проведать родственников, и через час я вернусь.
— А оплата за номер?
— Вы меня не расслышали? — Она бросила ему ключ и попросила: — Проследите за номером Виктора Алексеевича. Я проходила мимо и видела, что дверь у него открыта.
Она двинулась к выходу, но администратор остановил ее:
— А почему вы с вещами?
— Вы полагаете, здесь все мои вещи? — вскинула брови барышня. — Здесь подарки для родственников, которых я не видела пять лет.
Швейцар открыл перед нею дверь, она махнула одиноко стоявшему извозчику, вскочила на подножку.
Когда несколько отъехали от купеческого дома, Соня приказала кучеру.
— На станцию. И поживее!
* * *
Поезд медленно подходил к платформе Санкт-Петербурга.
Соня в толпе прибывших вышла из вагона первого класса, щелчком позвала носильщика.
— К каретному ряду!
Носильщик донес сумку пассажирки через Николаевский вокзал на площадь. Соня взглядом выбрала одну из самых помпезных карет в длинном ряду ожидания, жестом велела подъехать поближе, расплатилась с носильщиком.
Извозчик ловко положил сумку в багажный отсек, вскочил на кучерское место и ударил по лошадям.
* * *
Город поражал высокими домами, широкими проспектами, невероятным многолюдием.
Соня сидела в карете, изумленно и с удивлением созерцая столичную жизнь.
* * *
Гостиница «Астория» располагалась рядом с грандиозным храмом с колоннами, посередине площади стоял памятник царю.
Извозчик подкатил к главному входу гостиницы, передал вещи швейцару и умчался, весело гремя колокольчиками.
Соня в сопровождении швейцара подошла к конторке портье.
— Что угодно, мадам? — вежливо поинтересовался тот.
— Вы полагаете, я попрошу у вас денег? — нелюбезно ответила гостья. — Угодно номер.
— Попрошу документ.
Соня протянула паспорт, портье внимательно изучил его:
— Какой вам номер угодно, мадам Рудиштерн? Подороже, попроще?
— Апартаменты!
Портье от неожиданности даже снял очки, удивленно уставился на гостью:
— Эти апартаменты занимают половину этажа, мадам!
— А чтобы весь этаж, нет?
— К сожалению, нет.
— Значит, сойдут эти.
— Простите, но за апартаменты у нас оплата вперед.
— Как угодно.
— Сколько дней будете пребывать?
— Пока три.
* * *
Апартаменты были действительно роскошные.
Соня прошлась по всем комнатам, а их было не менее пяти, остановилась возле широченного окна, выходящего прямо на Исаакиевскую площадь: мельтешил на площади народ, проносились кареты, фаэтоны, повозки, величественно блестел золотом купол Исаакиевского собора.
Соня сбросила с себя одежду, вошла в моечную комнату и стала наполнять ванну теплой водой.
* * *
Проснулась Соня оттого, что ей почудились в номере чьи-то вкрадчивые шаги. Она приподнялась на постели, пытаясь разглядеть гостя в темноте, прислушалась — в номере действительно кто-то был.
Девушка достала из-под подушки пистолетик, встала с постели и пошла туда, откуда доносились шаги. Высокий мужчина копался в ее сумке. Соня выставила вперед оружие, негромко приказала:
— Не оборачивайся.
Мужчина замер, положил вещи, вытащенные из дорожной сумки.
— Подними руки.
Тот выполнил ее команду.
— Теперь повернись.
Грабитель повернулся, и Соня от неожиданности даже ахнула — мужчина был настолько хорош, что стрелять в него было невозможно.
— Как тебя зовут? — спросила она.
— Миша. Точнее, Арон Фиксман.
— Что здесь потерял, Арон?
Он, широко улыбаясь, смотрел на очаровательную хозяйку номера.
— По-моему, сердце.
— Я сейчас вызову портье, и тебя отведут в полицию. — Соня, не сводя с него пистолета, двинулась к звонку на столе.
— Не стоит, мадам, — попросил грабитель, — я еще ничего не успел взять. Клянусь.
— Покажи.
Тот вывернул карманы, показал пустые руки.
— Оружие есть?
— Мы с пушками на дело не ходим. Мы — люди мирной профессии.
Соня внимательно осматривала его.
— Значит, ты вор?
— Грабитель. Работаю по квартирам, по гостиничным номерам.
— Кто тебя вывел на меня?
— Как кто? Портье! Сказал, что очень богатая дамочка.
Соня опустила оружие, приказала:
— Подойди ближе.
Тот повиновался.
— Сядь.
Он сел.
— Один работаешь, Арон?
— Почему один? С братом.
— Брат где?
— На шухере.
Соня подумала о чем-то, улыбнулась.
— Может, это судьба. Ты мне нравишься, — и велела: — Сейчас уйдем отсюда, познакомишь меня с братом.
— Зачем?
Она весело засмеялась.
— Взгляну на вас обоих. Может, брат больше понравится.
— Не-е, — хохотнул Фиксман. — Я лучше.
* * *
Дом, где проживали братья, был старым и неухоженным, хоть находился в узком переулке самого центра столицы. Комнат здесь было много, и во всех грязь, разбитая мебель, валяющиеся на полу одеяла и матрацы.
Соня брезгливо походила по квартире, оглянулась на братьев.
Лева, младший брат Арона, тоже оказался видным парнем, однако уступал тому в росте и стати.
— Вот что, — как бы подытожила Соня. — Это пока не дом, а свинарник. — Она достала из сумочки приличную пачку денег, протянула старшему. — Здесь хватит, чтобы вывезти весь этот хлам, помыть полы и стены, купить новую мебель. Будете воровать — пеняйте на себя. Я умею разговаривать так, что штаны намокнут и сзади, и спереди.
— Хорошая бабеха, — утробно хохотнул младший брат. — С понтами! Мне нравится.
Соня зло взглянула на него.
— Бабехи торгуют семечками на базаре, а с тобой разговаривает ваша хозяйка!
— Ой ли? — присвистнул тот. — Так уж и хозяйка? Щи когда будете готовить, госпожа хозяйка?
— Когда денег заработаешь.
— Ты, любезная, — вмешался Арон, — круто так не бери, а то надорвешься. У нас хозяин один — темная ночь да острая фомка!
Девушка помолчала какое-то время, прикидывая, как поступить, прошла к продавленному креслу, смахнула с него грязь, села. Кивком показала братьям на диван напротив.
Те повиновались.
— Значит, вы работаете вдвоем?
Братья кивнули.
— Кого из воров вы еще знаете?
— Ну, Степка Косой, — пожал плечами Арон, — потом Лексей Шарик.
— Мелюзга. Есть воры посерьезнее?
— Тебе зачем? — не выдержал Лева.
— Затем, что сами мелочь и с мелочью общаетесь.
— Так серьезные люди с нами не хотят иметь дела, — хмыкнул Арон.
— Кто эти серьезные люди?
— Есть такие. К примеру, Васька Лютый.
— Еще?
— Ну, Сеня Ясный.
— Обойди их и пригласи на встречу.
— С нами?
— Со мной.
— А ты кто такая, чтоб они пришли?
— Узнаешь. — Сонька поднялась. — Скажешь, зовет Сонька Золотая Ручка.
— Это ты, что ли, Сонька Золотая Ручка?
— Я. С сегодняшнего дня так будете меня величать.
Она двинулась к выходу, Арон несмело догнал ее.
— Уходишь, что ли?
— А что ты предлагаешь?
— Остаться, к примеру.
— В этом свинарнике?
— Ну, ты мне приглянулась…
— И мне! — хохотнул Лева.
— Когда хавиру приведете в порядок, тогда и останусь, — бросила Сонька и покинула квартиру братьев Фиксман.
* * *
Следующим утром Сонька, элегантная, хорошо одетая, не спеша дефилировала по шумному проспекту, отвечала улыбкой на восхищенные мужские взгляды, останавливалась возле витрин, любовалась выставленными там нарядами и украшениями. Среди прочих магазинов проспекта особенно выделялся ювелирный салон с эффектной надписью «БРИЛЛИАНТЫ ОТ А. П. САВЕЛЬЕВА». Соня вошла внутрь.
Ювелирный салон был действительно богатый. Ящики-столы с украшениями располагались вдоль стен, — на них падал из окон дневной свет, так что клиенту был виден камень во всей красе. Покупателей здесь не было. Лишь у дальнего ящика толкался пожилой господин в черном сюртуке, высматривая что-то придирчиво и внимательно.
В дверях Соньку немедленно встретил крайне вежливый продавец и проводил к украшениям.
Из подсобки вышел крупный мужчина с окладистой бородой, поклонился изящной покупательнице.
— Спасибо, что зашли в наш магазин. Что госпожа желает?
— Посмотреть желаю, — с сильным иностранным акцентом ответила Соня и стала внимательно изучать выставленные украшения.
От обилия и качества ювелирных изделий разбегались глаза.
— Мадам не русская? — поинтересовался человек с бородой.
— Я из Франции.
— Очень приятно. Клиентами моего магазина являются многие иностранцы — от немцев до ваших земляков.
— Вы есть господин Савельев? Хозяин магазина?
— Именно.
Сонька прошлась вдоль ящиков-витрин, указала на дорогое колье.
— Покажите, пожалуйста, это…
— У вас отличный вкус, мадемуазель.
— Мадам, — поправила его покупательница.
— Простите.
Савельев извлек из ящика колье, положил перед госпожой.
Пожилой господин из дальнего угла бросил в сторону Соньки заинтересованный короткий взгляд.
Она повертела колье в руках, приложила к шее, попросила:
— Не убирайте. Я его возьму наверное.
— Будем весьма благодарны.
— Покажите еще это.
Хозяин магазин извлек еще одно колье.
— И перстень, пожалуйста.
— Как прикажете.
Два колье и перстень с большим бриллиантом изящно переливались в ладонях покупательницы, и господин Савельев, наблюдая за манипуляциями Соньки, улыбнулся:
— У вас редкой красоты пальчики.
— Золотые, — улыбнулась госпожа и снова попросила: — Не откажите в любезности, еще вот это колье и вот этот перстень.
Хозяин магазина с удовольствием выполнил просьбу красивой молодой женщины. Теперь перед Сонькой лежали три колье и два перстня. Она изучала их, перебирала в руках, смотрела, как драгоценные камни играют на свету. К Савельеву подошел один из продавцов и сообщил:
— Вас просят в конторку, там господин Морозов.
— Да, да, конечно, — засуетился Савельев и виновато прижал руки к груди: — Простите, мадам, важный клиент, сам господин Морозов прибыл! — Он велел продавцу: — Займись прелестной барышней, Александр.
Пожилой господин в черном сюртуке по-прежнему не покидал магазина и, делая вид, будто изучает украшения, внимательно следил за привередливой покупательницей. Хозяин исчез за тяжелой бархатной шторой, и в тот же миг Сонька незаметно опустила одно колье в карман своей широченной юбки. Ей вдруг показалось, что ее манипуляцию заметил пожилой господин в черном сюртуке. Она капризно поманила продавца пальчиком:
— Подойдите!
Тот приблизился, замерев в подобострастном поклоне.
— Чего изволите, госпожа?
— Отложи все это, я посоветуюсь с моим мужем, и к вечеру мы выкупим.
— Будем иметь удовольствие, госпожа, видеть вас в числе самых уважаемых покупателей.
Он перебрал колье и перстни, вопросительно посмотрел на госпожу.
— Мне кажется, здесь было три колье.
— Простите? — вспыхнула Сонька.
— Мне казалось, вы смотрели три колье и два перстня.
— То есть вы хотите сказать, что я украла?! — выкрикнула покупательница, отчего ее акцент еще больше усилился.
— Я этого не сказал, госпожа. Просто мне показалось.
— Есть русская поговорка: если кажется, надо креститься! — возмущенно произнесла Сонька и двинулась к выходу. — Ноги моей больше не будет в вашей паршивой лавке! — И сильно хлопнула входной дверью.
Продавец растерянно смотрел ей вслед, держа в руках два тяжелых колье и два дорогих перстня.
Вслед Соньке смотрел и господин в сюртуке.
* * *
Братья Фиксман привели свой дом в надлежащий порядок: стены были покрашены, полы начищены, по комнатам расставлена новая мебель.
В большой комнате сидели сами братья и еще пятеро мужчин разного возраста — от тридцати до шестидесяти лет. Угрюмые, недовольные, подозрительные.
Сонька стремительно вошла в комнату, осмотрела гостей и поинтересовалась:
— Чем недовольны, господа?
— Дурацкой сходкой, — процедил самый старший из них, с шрамом через все лицо, — Васька Лютый. — Чего хочешь, шкворка?
— Как ты меня назвал? — двинулась к нему девушка.
— А как тебя еще по-нашему величать? Ну, допустим, муся или метла.
— Еще как?
— Коза, ханша, ракля, шмоха.
Соня зло смотрела на вора.
— Не обращай внимания, Сонь, — попытался вмешаться Арон. — Он по-другому с бабьем не общается.
— Запомни, — Сонька не сводила с Васьки огромных черных глаз. — Меня зовут Соня. Соня, и больше никак. Все запомните!
— Сонька Золотая Ручка, да? — хмыкнул смазливый блондин, Сеня Ясный.
— Да, парень, именно Сонька Золотая Ручка.
— И чего от нас хочет Сонька Золотая Ручка? — поинтересовался Шарик, веселый и улыбчивый вор.
Соня полезла в карман юбки, достала толстую пачку рублевых купюр, положила на стол.
— Это мой первый взнос.
— На что? — удивился Арон.
— На поддержку воров.
— Не понял, — долговязый Тима Рыжий даже привстал. — Каких воров?
— Которые попали, допустим, в острог. Или в полицию. Мы должны думать о своих братьях, помогать им в тяжелых случаях.
— Это что ж, нам тоже должно отвалить тебе денежек? — ехидно спросил Васька Лютый.
— Не мне, сказала! Это должны быть наши общие деньги.
— Общак, да? — заржал Лева.
— Пусть будет общак, — согласилась Сонька.
— Хитра кобылка! — мотнул головой Сеня Ясный. — Дадим каждый, кто сможет, а она хвостом круть — и ищи свищи.
— Хорошо. — Сонька сгребла со стола свои деньги, сунула ему. — Пусть будут у тебя. Теперь ты — наш кассир.
— Не-е, — замахал тот руками и под общий смех заявил: — Чужое не беру. Тем более у воров.
Васька тяжело поднялся, двинулся к выходу.
— Мне б твоего мозгу… задницу намазать. — И уже от самой двери заключил: — Не на тех фраеров напала, Сонька. Мы не просто воры, мы воры питерские. Запомни это, пеструха.
— Смотри, — предупредила его вслед Соня, — попадешь в передрягу, сам явишься с протянутой рукой.
— Знай, Сонька, — приблизился к ней вплотную Степка Косой, — воры — народ вольный. И никакими деньгами, никаким общаком, как вы здесь с этими еврейчиками придумали, нас не купишь. Мы все друг за дружку, но главное — каждый за себя!
Воры ушли один за другим, в комнате остались лишь Арон и Лева. Молчали.
Чуть погодя Арон поднял на Соньку глаза, спросил:
— Что, Сонька, решила кинуть воров?.. — Он оскалился. — Этот народ крутой, на такие фортеля не клюет.
Сонька помолчала, о чем-то сосредоточенно думая, затем произнесла:
— Нужен человек в банке. Лучше всего кассир. Есть такие?
— В каком банке? — переспросил Лева.
— В крупном.
— Есть вроде один, — пожал плечами Арон, — но он не из наших. Как к нему подъедешь?
— Отыщи его. А как подъехать — мои проблемы.
— Деньги все любят — и воры, и кассиры.
* * *
Вечером порог дома переступил обещанный кассир из банка. Им оказался маленький щуплый человечек с бегающими глазками. Он подозрительно посматривал то на красивую молодую женщину, то на братьев.
— Когда в банке меньше всего клиентов? — спросила Соня кассира.
— В полдень. В двенадцать дня.
— Значит, схема будет такая, — стала объяснять она. — В полдень к вам в банк придет Арон.
— Зачем? — не понял вор. — Брать кассу?
— Класть в кассу.
— Деньги?
— Да, деньги.
— Зачем? И потом, откуда у меня столько денег, чтобы положить в банк?
— Я дам тебе. — Сонька изо всех сил старалась не потерять терпение, продолжала объяснять дальше: — Ты стоишь, ждешь своей очереди.
— То есть ко мне? — уточнил кассир.
— К вам. В это время в зале появляется Лева… — Она взяла его за руку, поставила рядом с Ароном. — И тоже становится в вашу кассу, господин кассир.
— Зачем? — удивился тот. — Зачем в одну и ту же кассу? Есть же другие рядом!
— Не перебивать! — прикрикнула Сонька. — Ты, Лева, стоишь к кассе буквально пять минут и уходишь.
— Почему?
— Допустим, передумал класть деньги в этот банк. Теперь слушай ты, Арончик: когда Лева поравняется с охранником, начинаешь орать, что он ограбил банк.
— Но он же ничего не взял! — почти одновременно выкрикнули кассир и Арон. — Он пустой!
— В том-то и дело, — засмеялась Сонька. — Начинается паника, Леву держит охранник, весь служивый люд бежит смотреть на грабителя. А вы, господин кассир, в это время передаете Арону пачки денег, он кладет их в широкий карман и спокойно покидает банк. Подчеркиваю — спокойно!
— А что со мной? — не понял Лева.
— С тобой? — улыбнулась девушка. — Тебя ведут в полицейский участок, шмонают, никаких денег не находят и отпускают.
Была короткая пауза, после которой Арон прошептал.
— Лихо. А ты в это время чего будешь делать?
— Я в это время буду сидеть в пролетке и ждать тебя, любимый. Ты выкатишься из банка, сядешь рядышком со мной, и мы помчимся в хороший кабак обмывать хорошее дело.
— Ну ты, Сонька, голова-баба.
— А в какой кабак-то? — спросил Лева. — Я ведь тоже после полиции подтянусь туда.
— Все расскажу, — заверила Сонька и повернулась к кассиру: — Вы ведите себя спокойно, не суетитесь, не дергайтесь. К ночи свою долю получите.
Время было за полночь. Кассир отбыл домой. Лева отправился спать в одну из комнат. Соня и Арон сидели в гостиной, пили вино и в полумраке вели негромкую беседу.
— И что, вот так вдвоем с Левкой и живете? — спросила Сонька.
— А кто нам еще нужен? — пожал плечами Арон. — Мы — братья. И чужаков к себе не пускаем.
— А отец?
— На рудниках. До конца дней своих киркой махать будет.
— Убил кого-то?
— И не одного. — Арон утробно засмеялся, сделал глоток, помолчал. — А мать… Как отца погнали по этапу, она взялась за горькую. Так и сгинула где-то.
— С ворами вы, значит, не дружите?
— А как с ними можно дружить? Сегодня подружишь, а завтра от него же и на нож ляжешь.
— Я о другом. Правильно было бы создать воровскую артель.
От неожиданности Арон даже икнул.
— Сонь, ты чего? Во-первых, кто тебе позволит такое дело? Полиция враз всех переловит. А во-вторых, как это возможно — все ворье собрать в одну артель? Они ж перегрызут друг дружку! — Он вдруг полез обниматься. — Давай-ка я покажу тебе сейчас в койке такую артель, до утра не опомнишься!
Сонька оттолкнула его, с некоторым раздражением объяснила:
— Арончик, ты хоть и еврей, но редкий идиот. В артели каждый будет заниматься своей профессией. Ты с Левой, к примеру, будешь шастать по гостиницам. Васька Лютый — чистый разбой. Сеня Ясный со своей бандой — работа по дачам. Тот же Сеня Ясный возьмет на себя и сбыт краденного.
Парень смотрел на девушку с нескрываемым удивлением.
— Излагаешь как по писаному, но хрен у тебя из этого что-нибудь получится.
— Посмотрим, — кивнула Соня и поднялась.
Арон придержал ее.
— Неужели уходишь?
— Хочешь, чтоб осталась?
— Хочу.
Соня подумала, улыбнулась ему.
— Не готова еще. Чтоб остаться, я должна влюбиться. А влюбляться в тебя оснований пока нет.
— Это почему ж?
— Подумай. Ты мальчик уже большой, голова должна соображать.
— Ну, Сонь…
Она снова оттолкнула его:
— Дурень ты, Арон. — И покинула квартиру.
* * *
Утро было ясным, солнце отражалось бликами в витринах и окнах зданий.
На противоположной стороне банка «Балтийский» на Литейном проспекте находился меховой магазин. Соня подкатила к нему в дорогой карете, велела извозчику ждать и скрылась за дверями магазина.
Она принялась не спеша прогуливаться между выставленными шубами, полушубками и прочими меховыми изделиями, не сводя глаз с банка «Балтийский».
Ее преследовал назойливый служащий, пока Соня довольно резко не приказала ему:
— Оставьте, милейший, меня в покое. Я хочу осмотреть все!
Служащий оставил ее, и Соня теперь могла спокойно отслеживать происходящее возле банка.
Она увидела, как к входу в банк не спеша подошел Арон в широченных штанах, как швейцар-охранник, подозрительно покосившись на его штаны, все-таки пропустил его внутрь.
Вокруг было тихо, спокойно и почти безмятежно.
Полицейский, подошедший к швейцару, перебросился несколькими репликами, ничего дурного не заметил и куда-то не спеша удалился.
И вот теперь возник Лева.
Расхлябанной походкой питерского денди, хорошо одетый и прифранченный, он довольно хамски ткнул швейцара тростью и тоже скрылся в банке.
* * *
Лева вошел в большой вестибюль, быстро сориентировался и направился к кассе. Именно к той, возле которой стоял Арон.
Арон в это время спорил с кассиром.
— Я прошу внятно ответить мне, под какие проценты я могу положить у вас серьезную сумму денег.
— Какую конкретно?
— Допустим, десять тысяч.
— На какой срок?
— Это имеет значение?
— Имеет. В банке все имеет значение.
Лева не выдержал и, наклонившись вперед, довольно грубо прервал этот диалог:
— Простите, и как долго я буду слушать эту чепуху?
— Какую чепуху? — возмутился Арон. — Вы серьезный разговор называете чепухой? Это банк, между прочим, и здесь никто никуда не торопится.
— А я вот, господин хороший, тороплюсь.
— Ну и торопитесь в другом месте.
Лева возмущенно потоптался за спиной Арона и решительно направился к выходу.
Арон краем глаза проследил за ним и, когда брат вышел за тяжелые деревянные ворота, истошно заорал, показывая в его сторону:
— Ограбил! Банк ограбил!
— Кто ограбил? — К нему бросились сразу несколько банковских охранников, явно до этого скучавших.
— Вот этот господин! Который возмущался! Держите его, он ограбил!
В банке начались паника и шум, банковские служащие немедленно ринулись смотреть на грабителя, которого уже скрутили и тащили обратно в банк.
Кассир тем временем принялся выгребать из сейфа плотно упакованные пачки рублевых банкнот и быстро передавать их Арону. Тот ловко и умело хватал их и рассовывал в карманы широченных брюк.
Полицейские, охранники, просто служащие тащили бедного Леву в банковскую конторку надзора, он же истошно кричал:
— Что вы от меня хотите? Я ничего не крал! Обыщите меня! С ног до головы обыщите!
Арон, пользуясь общей заварухой, быстро направился к выходу, где его буквально с ходу подхватила Сонька на своей пролетке. Извозчик лихо ударил по лошадям, и двойка понеслась по Литейному.
* * *
Посетителей в ресторане было немного. Соня и два ее подельника отмечали успех ограбления банка скромно: на столе стояли две бутылки французского шампанского и фрукты.
Арон давился от смеха, пересказывая перипетии сегодняшнего приключения:
— Я как заору: «Ограбил!» Ору, а наш кассир белый стал и шепчет мне: «Не ори так громко!» Почему, спрашиваю. Страшно, говорит… И все деньги кидает, кидает.
— А меня охранники облапили и тащат, — вспоминал Левка. — Особенно один был бугай! Я говорю ему: больно. А он успокаивает: сейчас, говорит, сука, будет еще больнее! Когда карманы станешь выворачивать!
— Это который стоял на входе?
— Нет, который прибежал. Я ему — не грабил я, ни гроша в карманах! Не верит, тащит. А когда стали шмонать, ничего, окромя старого носовика, не нашли! Где тысячи, которые спер? Ищите, отвечаю. Найдете — все ваши!
Соньку тоже трясло — то ли от нервного напряжения, то ли от радости.
— А я села в карету и жду, когда Арончик выбежит. А извозчик ничего не понимает и все успокаивает. Что это с вами, барышня, говорит. Чего вас так колотит? Кого вы так нервно ждете? Наверно, любовника? Ага, говорю, любовника.
— А чем я не любовник? — возмутился Арон.
— Вот теперь любовник. Почти. — Сонька поднялась и крепко поцеловала его в губы.
— А меня? — обиженно спросил Лева.
— Можно и тебя. — Она поцеловала мягко, в лоб. Подняла бокал, чокнулась с парнями. — Вот когда все воры объединятся, не такими делами будем вертеть!
— Опять, да? Не хочу ни с кем объединяться, к чертям! — разозлился Арон. — Хочу сам по себе. Втроем грабанули, на троих поделили — и все путем. Ну, кассир еще.
Соня не стала спорить, повернула голову в сторону пожилого человека в черном сюртуке. Того самого, который был в ювелирном магазине Савельева. Он внимательно смотрел в их сторону.
Соня тронула за рукав Арона.
— Там господин… он все время смотрит в нашу сторону. По-моему, я его знаю.
Тот взглянул в сторону пожилого господина, тихо присвистнул.
— Ты чего? Это ж самый знаменитый вор — Левит Санданович. Правда, он сейчас уже не работает. Но дать совет может по любому вопросу. А откуда ты его можешь знать?
— Было дело.
Неожиданно Левит Лазаревич поднялся и направился к их столику.
Элегантно приподнял шляпу, поклонился.
— Здравствуйте, господа. Не обессудьте, если я помешал вашей интересной беседе. Но я буквально на пару слов. — Он внимательно посмотрел на Соньку и поинтересовался: — Вы меня не помните?
— Помню.
— Прекрасно. Для людей вашей профессии память — важнейшее качество, — с некоторым пренебрежением он оглядел братьев Фиксман. — Это ваши коллеги?
— Друзья.
— Я тоже их знаю. Не ваш уровень, мадам.
— С чего вы взяли, господин Санданович?
— Мне выпала честь видеть однажды, как блистательно вы работали в ювелирном магазине. У вас истинный талант, мадам, у вас большое будущее. А эти юноши… — вор снова осмотрел братьев. — Это, как говорят в Одессе, рядовые биндюжники. Знаете, что такое биндюжник? Это, мадам, очень низкого полета птица. Клюет то, что находит под собой. Но никак не выше и не дальше.
— Может, сядете? — предложил Арон.
— Я уже свое отсидел, молодой человек, — сострил старый вор. — Хватит. — Он ласково коснулся волос Соньки. — А с вами, девочка, я бы очень хотел встретиться. У нас с вами мог бы состояться душевный и полезный разговор. Вам сколько лет, кстати?
— Семнадцать.
— Вам всего семнадцать? — воскликнул Левит Лазаревич. — Боже, у вас все впереди! Вы только начинаете свой блистательный путь!
— Блистательный? — удивилась Сонька.
— Именно! Я все вижу! Со временем о вас будут слагать легенды! Итак, где мы встретимся?
— Я могу назвать гостиницу, где остановилась, — сказала Сонька.
— О нет. Только не гостиница. Как только я оказываюсь в гостинице, мне сразу хочется забраться в чей-то богатый карман.
— Можно к нам, — подал голос Левка.
— К вам? — переспросил Левит Лазаревич и задумался. — Хорошо, я прибуду к вам. Мне интересно посмотреть, как устроились братья Фиксман, когда их папочка загремел в Сибирь копать самые полезные в мире ископаемые!
