Книга: Дневник новой русской 2. Взрослые игры
Назад: Март. Романы, стоит только начать
Дальше: Май. Странно…

Апрель.
Выбор сексуального партнера

 

1 апреля, четверг
Ольга обижается, что я у нее совсем не бываю, не была с прошлой недели. А у нее сегодня есть пирожки с маком, с капустой, с яблоками. Интересно, когда Олег все успевает?
— Ты лучше спроси, когда я успеваю купить мак, капусту и яблоки? Чтобы он пек? — спросила Ольга с дивана. — Я же все-таки работаю, пока он играет… к тому же я неважно себя чувствую. Думаю, у меня весенняя усталость…
— Олег не играет, а работает, — привычно поправила я.
— Мне еще повезло, что его все время нет дома, — сказала Ольга. — Нет, не то чтобы я рада, что его нет, но все же, сама понимаешь, мне без него лучше работается. Я же не отрываюсь от экрана…
Ольга имеет в виду, что Олег мешает ей и Антоше валяться на диване, есть сушки и смотреть сериалы, все подряд. Чистое вранье! Олег не мешает, а чтобы написать недельный обзор в программу телепередач, можно посмотреть по одной серии каждого сериала. Но Ольга смотрит все. Сначала ругала низкое качество, а теперь ничего, вошла во вкус.

 

Мы вместе с ней и Антошей посмотрели сериал по РТР, потом по НТВ. После чего Антоша пошел делать уроки, я уже собралась домой. И Ольге кто-то позвонил.

 

— Это учительница. Олега вызывают к Антоше в школу, — сказала Ольга, прикрыв рукой трубку, — говорит, пусть придет отец мальчика.
Я выхватила у нее трубку.
— Отец мальчика… э-э… занят. Да, занят, знаете ли, работает… его никогда и дома-то нет. Нет, не то чтобы мы рады, что его нет, но сами понимаете, нам без него лучше работается…Что мы делаем? Сериалы смотрим. Кто мы? Тети. Да, мы две тети ребенка. Придем обязательно.
— Что все это значит? — удивилась Ольга.
— У нас нет другого выхода. Кроме как, так сказать, скрыть.

 

— Олег никогда не жил с Антошей, так? — спросила я. — Можно сказать, видит его в первый раз, так?
— Так, — чуть помедлив, согласилась Ольга. — Ну и что?
Что-что… Тут все дело в природе. У материнской и отцовской любви разная природа — это научный факт. Мать любит ребенка за то, что это ее ребенок, а отец почему-то хочет своим ребенком гордиться. Поэтому необходимо, чтобы отец мальчика пока считал, что его сынок Антоша чистый ангел. А когда Олег к нему привыкнет, ему уже можно ходить в школу, но не раньше.
— Считай, что это тебя вызывают в школу.
Ольга приподнялась с дивана.
— Меня вызывают в школу?.. — удивленно произнесла она, как будто пробуя эти слова на вкус. — Странно как-то…
— Как временная мать ребенка ты должна прямо сейчас решить для себя, кто ты, Враг или Друг школы.
— Как это?
Пришлось задержаться и все объяснить. Это несложно. Враги школы в принципе могут забрать ребенка с последнего урока и покатать его на санках или сводить в кино на Джеймса Бонда. Врагов вызывают в школу и ругают. Враги при этом кивают и поддакивают, а сами при этом держат фигу в кармане — мол, наш-то все равно как есть чистый ангел.
— Запомнила?
Ольга кивнула.
У Друзей школы совсем другие повадки: они вгрызаются в бедного ребенка, въедливо требуют показать тетради. При случае могут заехать по физиономии ребенка дневником. У Друзей школы в глазах озабоченность и ярко выраженное чувство ответственности. Уголки губ у них, как правило, сильно опущены вниз. А вот если ты Враг школы, то ты улыбаешься, хихикаешь, и уголки губ у тебя смотрят вверх.

 

— Ну что, выбрала? Ты кто, Друг или Враг? — спросила я.
— А тетрадкой по физиономии обязательно? — испуганно проговорила Ольга. — Можно я тогда буду Враг?
Я внимательно осмотрела Ольгу.
Уголки губ у нее опущены вниз… На самом деле это не из-за чувства ответственности, а потому, что она только и думает, как бы завалиться на диван с сушками. К тому же Ольга всегда хихикает, пусть немного печально, но все же.
— Ладно. Ты будешь Враг школы.
— Спасибо, — сказала Ольга.
— Но я даю тебе только удочку, а дальше ты должна самостоятельно идти в школу, — сказала я. — Вернешься из школы, звони. Я буду на даче у Кисули Сергеевича.
— Ох… — сказала Ольга, — ты только не теряй голову на даче…

 

Перед тем как заснуть, я представила, как я сильно, но не опасно заболела на улице, к примеру, подвернула ногу. И все толпятся вокруг меня — и Ольга, и Алена, и Морковский, и тут случайно появляется Андрей с носилками и букетом роз. Возможно, спускается на вертолете. Кладет меня на носилки, несет в травму. А как бы я доковыляла сама, если ближайшая к моему дому травма находится на улице Правды, на третьем этаже?..
Еще я могла бы включить телевизор и увидеть на экране Андрея. Например, он полярник и передает мне привет со льдины… Я вышла на кухню и включила телевизор. Ни на одном канале Андрея не было.

 

3 апреля, суббота
Да, я сегодня еду в гости к полковнику ФСГДД Кисуле Сергеевичу. Да, на дачу. Да, он должен заехать за мной в 11.
А что здесь плохого? Интересно, сколько времени человек может прожить без секса? Без ущерба для своего психического здоровья?
Если он сексуальный маньяк, то, наверное, недолго. А если он нормальный, средний человек, не полярник, не Белка со Стрелкой, не мореплаватель? Тем более они когда-нибудь сходят на берег.

 

Все мои предыдущие рассуждения — это глупость, никакие слова не помогут мне принять решение. Я смогу понять, кто мне нужен, только опытным путем. Пока что я типичный Буриданов осел: у меня две охапки сена, Кисуля и Морковский, и я не знаю, какую охапку выбрать. Но я ни за что не останусь голодной между этими двумя охапками сена и выберу какую-нибудь охапку — либо Кисулю Сергеевича, либо Морковского. А может быть, я выберу обе для чистоты эксперимента.

 

Ровно в 10 раздался звонок.
— Спишь? — прошипели в трубке. — А тебя в школу вызывают…
Но почему? Что Мура сделала? Она уже большая и не могла так радикально нахулиганить в 10 утра в субботу, чтобы меня срочно вызвали…
— Так разболелась голова… — умирающе просипела трубка.
— Исключено, — отрезала я, — у меня свидание. Хочешь сорвать мне свидание, а возможно, личную жизнь и семейные перспективы? А кто когда-нибудь будет подавать мне стакан воды?
— Я, я! А ты будешь мне. Давай в 12 у школы, а? — Ольга совершенно здоровым голосом продиктовала адрес и, на всякий случай, опять просипела: — Умоляю, спаси…
Что делать? Оставить Ольгу одну слишком жестоко, у нее чересчур возвышенные представления о школе, почерпнутые из фильма «Доживем до понедельника».

 

Я набрала номер Кисули Сергеевича.
— Сергей Сергеевич?.. Меня вызвали в школу, срочно. Нет, не к Муре, а к одному мальчику. Почему я?.. Просто я известный в городе Враг школы и меня всегда вызывают в трудных случаях…
Мы договорились, что я освобожусь и сразу же позвоню.

 

И вот, после всего, что я для нее сделала, Ольга встала в вестибюле школы и сказала:
— Все, дальше не пойду. Ужасно разболелась голова, а ты как хочешь. Иди одна, а?.. А я тебя подожду на улице.
Я вздохнула. Ольге повезло, что я люблю вздыхать и намекать своими вздохами: «Что бы ты без меня делала…»
Поднимаясь по лестнице, я думала о Кисуле Сергеевиче — как все это будет, на даче…
А к общению с учительницей я была совершенно готова, потому что за годы Муриной учебы у меня накопилось много домашних заготовок.
Вот мои домашние заготовки для беседы с Муриными учителями разных лет:
1. Эйнштейна выгнали из школы за то, что он не умел писать (это не совсем так).
2. Ленин так и не закончил университет (в этом я не совсем уверена).
3. Большие политики современности учились неважно (откуда мне это знать?).
И это только начало, у меня еще много чего есть. К тому же я профессионал и всегда во всеоружии правил продуктивного общения.

 

Претензии к Антоше были такие: на уроке съел лист бумаги в клеточку и не всегда делает домашние задания, говорит — просто не успевает, смотрит сериалы.
— Ну… он у нас бумагоед…
— Вы разгильдяй, — ласково сказала учительница.
— Почему я разгильдяй? — испуганно спросила я. — Я пошутила насчет бумагоеда!..
Оказалось, это она не мне, а Антоше.
— Антоша, вам не нужно питаться бумагой в клеточку. Никто никогда не отнимет у вас вашу записку, никто не будет читать вашу записку вслух, — сказала Антоше учительница. — Идите погуляйте, Антоша.
Антоша выскочил за дверь.
— Не вздумайте его ругать. Дом ребенка — это его крепость, и он должен знать, что родители всегда его поймут.
Я была готова ко всему: поддакивать, защищать Антошу, апеллировать к примерам Эйнштейна и Ленина, но не была готова к тому, что я уже попала в мир иной. В мир, где учительница называет Антошу на «вы» и велит родителям любить и защищать ребенка.
Правила продуктивного общения говорят: если вы случайно оказались в мире ином и не знаете, как там себя вести, лучше отступите и идите домой, — вот я и отступила в коридор, как будто это не я здесь шутила и продуктивно общалась. Жаль, что я уже закончила школу, я тоже хочу учиться у этой учительницы.
— Ах так, значит! — мрачно сказала я Антоше. — Ну, ты у нас сейчас узнаешь, как не делать домашние задания…

 

— Концепция изменилась, — сообщила я, подтащив Антошу к Ольге, — теперь мы Друзья школы.
Я позвонила Кисуле Сергеевичу, чтобы он меня забрал, и мы повели Антошу в соседнее со школой кафе отметить начало его новой жизни.
— Я буду проверять домашние задания, — сказала Ольга и вопросительно посмотрела на меня, правильно ли она себя ведет. — Тангенс, котангенс, гипотенузу, все буду проверять…
Я кивнула.
— Антоша, твоя мама нам тебя поручила. Поэтому мы сейчас должны кое-что сделать, — сказала я и — раз-раз — быстро шлепнула Антошу дневником по ангельской физиономии.

 

Кисуля Сергеевич ворвался в кафе как вихрь.
— Девчонки, тащите чай-кофе, десерты, — кивнул Кисуля Сергеевич официанткам, и через несколько минут наш стол был уставлен разными вазочками.
— Вкусно, — сказал Антоша, поедая мороженое со сливками и фруктами, и культурно спросил Кисулю Сергеевича: — Ну, а как у вас дела, как вообще жизнь?
— Как жизнь? — хохотнул Кисуля Сергеевич. — Жизнь как арбуз — живот растет, хвостик сохнет.
— Какой хвостик? — недоуменно сказала Ольга и тут же покраснела: — Ой!
Кисуля Сергеевич рассказал еще пару анекдотов, с удовольствием заплатил, я помахала Ольге с Антошей из синего «мерседеса», и мы с Кисулей Сергеевичем поехали на дачу.
Наверное, я приняла правильное решение. Кисуля Сергеевич мне очень нравится. В нем сегодня чувствуется такой драйв, что мне приятно подчиняться. Я вообще очень люблю подчиняться.

 

По дороге мы немного поспорили, какое радио слушать. У меня в машине всегда включено «Эхо Москвы», а радио Кисули Сергеевича пело блатной шансон, но не тот, который мы все любим, а совсем новые произведения.
Победила, конечно, я, и в машине зазвучал голос журналиста с «Эха Москвы».

 

— …У нас больше нет правосудия, нет власти, к которой человек мог бы обратиться…
— Вот, — сказала я, — видите, Сергей Сергеевич, что творится…
— Обратись ко мне, Кисуля, и у тебя все будет хорошо, — сказал Кисуля Сергеевич и переключил радио на блатной шансон. — Противно слушать болтунов… Разговорились… Стране порядок нужен.
— А что, разве у нас беспорядок? Нам уже и так все запретили, — возразила я, — губернаторов выбирать запретили, свободу слова тоже…
— Что ты, Кисуля моя, конкретно хочешь сказать, а тебе не дают? — добродушно засмеялся Кисуля Сергеевич.
Я не нашлась, что ответить, и опять включила «Эхо Москвы».
— …Власть уверена в своей безнаказанности… масштабное бегство капитала, рост цен, ухудшение экономической ситуации…
— Тьфу! — сказал Кисуля Сергеевич и выключил радио. Но это он напрасно, потому что я могла бы продолжать с любого места, просто не захотела.
Звонок на мой мобильный, мама: «Знаешь что? Всего восемь процентов населения считают, что осуждение руководителей ЮКОСа несправедливо… Нас с тобой всего восемь процентов! Я очень расстроена, думала, нас с тобой больше. Пока».
— Вор должен сидеть в тюрьме, поняла, Кисуля? — благодушно сказал Кисуля Сергеевич и пошел на обгон. — А защищают его такие же жулики.

 

Приехали. Забор кирпичный, высокий. Газоны, беседка. Дом кирпичный, большой, похож на детскую поликлинику в новом районе.

 

— Выходи, Кисуля, — улыбнулся Сергей Сергеевич, потирая руки. — Сейчас шашлычок сделаем…
— Сергей Сергеевич, мы с моей мамой считаем, что юстиция не должна зависеть от власти. А ваша мечта — государство как во времена Ивана Грозного, вот, — быстро сказала я, не выходя из машины, и закрыла дверь. Не выйду.
— Ты что, обиделась? Из-за ерунды, Кисуля, обиделась-расстроилась…
Не выйду. Это не ерунда, а моя гражданская позиция. А что мы с моей мамой два жулика, тоже ерунда?.. Буду сидеть одна в синем «мерседесе» и слушать «Эхо Москвы». И сейчас позвоню маме.
— Ну что мы с тобой будем ссориться из-за политики… — неуверенно проговорил Кисуля Сергеевич.
Не выйду.
— Может, ты поедешь в Москву и объявишь голодовку у стен Кремля? — наконец рассердился Кисуля Сергеевич.
Я приоткрыла окно:
— Может, и поеду! Если я больше никак не могу реализовать себя как гражданина.

 

Я сидела в машине, а Кисуля Сергеевич ходил вокруг и растерянно на меня поглядывал. Делал вид, что все в порядке и это вовсе не моя гражданская позиция, а просто неожиданно заела передняя дверь.
Конечно же, пришлось выйти, потому что мне стало его жалко… ну, и с голодовкой я, возможно, погорячилась.
Но что-то, как пишут в романах, было неуловимо нарушено. Правда, Кисуля Сергеевич этого не понял, но я считала — нарушено. Мы посмотрели дом, посидели в огромной холодной гостиной и поехали домой.
— Ну… э-э… в жизни всяко бывает, — неопределенно сказал полковник на прощание. — Я к тебе, Кисуля, уже привык… Готовь кроссворды, позвоню.

 

— Петр Иваныч недоволен, что ты так рано вернулась, — сказала Ирка-хомяк. — Петр Иваныч тебе добра желает… Я тебя от имени Петр Иваныча спрашиваю — ты вступила с ним в интимные отношения?
— Я нет.
— А он?
Я грустно посмотрела на Ирку.
— Ты, правда, хочешь, чтобы я вступила в интимные отношения с человеком неблизких мне политических взглядов? — спросила я.
— Ты что, конечно, нет, — испугалась Ирка.
— Вот видишь. Так и передай Петр Иванычу — либо полковник меняет свою политическую окраску, либо только кроссворды.

 

Ирка-хомяк ушла, а спустя несколько минут позвонила и сказала:
— Петр Иваныч говорит — ты дура. Это же, говорит Петр Иваныч, твой прекрасный принц.

 

Итоги дня.
Саввы Игнатьича уже три дня нет дома. Где-то поет свою любовную песнь, потому что весной все живое поет о любви. И кузнечики, и рыбки, и Морковский, и Кисуля Сергеевич. И только я игнорирую предлагаемых мне сексуальных партнеров под разными предлогами, — то у меня филологические причины, то политические.

 

8 апреля, четверг
Около восьми вечера получила странное, загадочное SMS без подписи «Над. веч. оч. срочн. к. п. 20.30». Но это только на первый взгляд странно, а вообще-то легко: «Надеюсь, что у вас сегодня нет вечерних лекций, необходима очень срочная консультация, а также хочу посмотреть, как поживает ваша пломба, если можно, приходите, пожалуйста, в 20.30, это конец приема, и мы сможем спокойно поговорить. Екатерина Андреевна».

 

Екатерина Андреевна была очень радостная, розовая, глаза блестят, вид победительный. Если в прошлый раз это был несчастный заяц, то сейчас счастливый заяц, заяц, у которого сбылись самые смелые ожидания, заяц, которому совершенно ни к чему моя срочная психологическая помощь.
Наверное, SMS не от нее, а от какого-нибудь потерявшего голову человека, вроде Ирки-хомяка, и означает, к примеру: «Надеюсь вечером тебя увидеть, очень срочно, у меня есть шоколадный тортик, приходи не позднее 20.30». Или еще что-нибудь.
Оказалось, все-таки от Екатерины Андреевны.

 

Мы уселись в комнате отдыха.
— Я хочу поделиться с вами радостью, как с близким человеком.
Я смутилась. Психолог не должен становиться близким человеком, вроде бабушки или любимой тети, а должен соблюдать дистанцию. К тому же психолог нужен не для того, чтобы делиться радостью.
— А гадости у вас для меня нет? — спросила я.
— Нет, ни одной. — Екатерина Андреевна просто лучилась счастьем, даже как будто устала от счастья. — Я выхожу замуж. Андрей сказал, ему нужна нормальная семья, то есть я.
…Я знала, что сейчас услышу именно это, почему?..
А все потому, что это происходило не в сериале, а в стоматологии «Тара» по адресу: улица Колокольная, дом 22, вход со двора. Вот если бы я была героиней сериала, я бы, наоборот, очень изумилась. Я бы построила простую логическую цепочку: Екатерина Андреевна любит Андрея, они давно вместе, и вот теперь она очень счастлива. Значит, он купил ей живого крокодила или небольшую апельсиновую рощу, подумала бы я. Да и кто в сериале мог бы предположить, что он просто-напросто сделал ей предложение?..
Но я была не в сериале, а в комнате отдыха стоматологии «Тара». И я уже знала, зачем она меня позвала, с того момента, как увидела ее счастливые глаза.
…Андрей женится.
Я застонала.
— Что?! Что?! — испугалась Екатерина Андреевна.
— Зуб…
— Давайте я посмотрю, — вскочила она, — откройте рот.
Я открыла рот.
— Ничего не вижу, — озабоченно сказала Екатерина Андреевна. — Пойдемте на рентген. А потом сразу в кресло.
Я совсем не могла себя защитить, потому что вдруг, совершенно необъяснимо, потеряла голос.
Но очень бурно мотала головой — не хотела на рентген, а потом сразу в кресло.
— Вы рады за меня? — спросила Екатерина Андреевна.
Я кивнула.
На стене прямо передо мной висел плакат «Ортодонтический аппарат с лицевой дугой для дистального перемещения боковых зубов на верхней челюсти». На нем было изображено лицо, настоящее лицо с прической и в очках, но вместо рта у лица был оскал. Я все смотрела и смотрела на этот Ортодонтический оскал и не могла оторваться. Особенно тщательно я изучила дистальное перемещение шестого зуба.
— А знаете, я вспомнила одну очень смешную историю, — сказала я и быстро, чтобы Екатерина Андреевна меня не перебила, принялась рассказывать об одной своей подруге, которая пришла лечить зуб и последовательно потеряла несколько зубов.
— Смешно, правда? — спросила я. — И я только что сочинила балладу в память о ее зубах. Сейчас я вам ее прочитаю:
 Об этом, ребята, не помнить нельзя,
 Как в полости рта проживали друзья.
 Семерка, шестерка, пятерка и клык.
 Но было их счастье разрушено вмиг.

 

— Смешно, — вежливо сказала Екатерина Андреевна. Ей не хотелось слушать балладу, а хотелось перебирать подробности своего счастья. — Я не смогла вести себя так, как будто это я красивая и мужественная… Но Андрей вдруг сам стал совсем таким, как прежде, и… он сказал мне: «Я понял, мне нужна только ты», — и…

 

— Это еще не все, — заторопилась я. Вообще-то я не помнила эту балладу наизусть, но совсем не могла слушать, как Андрей сделал Екатерине Андреевне предложение, поэтому кое-что присочинила на ходу:
 Семерку схватили с обеих сторон
 И с хрустом утробным вырвали вон.
 «Прощайте!» — вскричала она налету,
 И больше уж нету семерки во рту.

 

— Андрей хочет настоящую свадьбу, чтобы все было по правилам, — продолжала свой рассказ Екатерина Андреевна, — говорит, это залог нашего семейного счастья…
Наверное, к людям в сильном стрессе приходит творческое упоение, потому что я тоже продолжала свою балладу:
С отвратной усмешкой разнузданный врач
В шестерку ввинтил гуттаперчевый квач,
Все лучшие чувства до корня поправ
И жизнь молодую навеки отняв.

 

— Кто этот врач? — строго спросила Екатерина Андреевна. — Разве так лечат шестерку, это же просто безобразие! Так вот, из Дворца бракосочетания мы поедем к Медному всаднику, а потом…
Я махнула рукой, мол, слушайте внимательно балладу:
А что же пятерка, наш преданный друг?
В дупле ее ужас, а в пломбе испуг.
Болят ее нервы и сердце болит,
А также болит застарелый пульпит.
Но — чу! К ней навстречу выходит сверло.
Давай вспоминать о пятерке светло!
Под питерским небом, печален и тих,
Торчит изо рта лишь единственный клык.

 

— Все, — печально сказала я, — баллада окончена.
Екатерина Андреевна взглянула на меня с некоторым удивлением.
— Пусть ваша подруга придет ко мне, я ее посмотрю, — мягко сказала она. — Так вот, свадьба…
Екатерина Андреевна вытащила меня из кресла, легко прижала к себе, немного покружила, напевая: «Он меня любит, любит, любит…» — и положила обратно.
— Свадьба в ресторане «Олимпия», вы придете?
— А рис будет? На счастье?.. — глупо спросила я, как будто больше всего на свете хотела увидеть Андрея, обсыпанного рисом на счастье.
— Рис? — удивилась Екатерина Андреевна. — Наверное, можно на гарнир заказать рис.
Екатерина Андреевна рассказывала про свадьбу, а я слушала и думала, как хорошо было бы оказаться червяком под листом подорожника у Алены на даче или хотя бы дома под одеялом. И еще я думала — а у меня зато есть Морковский, да и Кисулю Сергеевича можно увидеть в другом свете. Не знаю, как устроены другие женщины, а я устроена именно так.
— А вот сейчас, — сказала Екатерина Андреевна голосом фокусника, которому удалось распилить женщину и быстро спилить ее обратно, — сейчас Андрей сюда зайдет, и я вас наконец познакомлю. Вы увидите, какой он у меня…

 

В дверь постучали, и я закрыла глаза.
— Вот, — с гордостью произнесла Екатерина Андреевна. Я ее понимала, я бы на ее месте тоже гордилась — мужественный красавец, герой романа, мечта всех девочек…
— Здрассьте, я так и знал, — сказал Андрей.
Я открыла глаза. Передо мной стоял Лысый. Я впервые видела его в костюме и галстуке, а не в спортивных штанах, но это был он, Лысый. Переминался с ноги на ногу и с недовольным лицом почесывал ухо.
— Когда мне Катька сказала: «Приходи познакомиться с моим психологом», я так и знал, что это вы, — сказал Лысый, — хотя, конечно, надеялся, что это не вы.
— А где же красивый? — ошеломленно спросила я.
— Вот, — кивнула на Лысого Екатерина Андреевна.
— А мужественный где? — Я хотела все как следует уточнить.
— Вот, — снова кивнула Екатерина Андреевна.
Лысый протянул мне открытку-приглашение, на которой были нарисованы обручальные кольца: «Екатерина и Андрей приглашают Вас на празднование своего бракосочетания…»
У меня покалывало в сердце, звенело в ушах и еще тошнило. Я попросила Екатерину Андреевну принести мне валерьянки (у них всегда есть запас для нервных пациентов) — объяснила, что это у меня сильный стресс от того, что ее жених такой красивый и мужественный.
— Надо же, вы так хорошо перенесли пульпит, а от моего Андрея у вас такой сильный стресс! — с заметным удовольствием сказала Екатерина Андреевна.
Екатерина Андреевна удивлялась и веселилась как дитя, когда поняла, что мы с Лысым старые знакомцы.
Мы с Лысым тоже удивлялись и веселились, но старались не подавать виду, что между нами есть тайны.
У Лысого была одна тайна. Лысый почему-то хотел представить дело так, словно в наших отношениях не было перерыва из-за срубленной липы.
И у меня была одна тайна. Я не могла признаться Екатерине Андреевне и Лысому, что Лысого зовут не Андрей, а Марат. То есть это я обычно обращалась к нему: «Марат, зачем вам охранник?» или: «Марат, может быть, обойдетесь без консьержа?» Он мне когда-то так и представился — Марат. И я не подозревала, что развязно называю его по фамилии.

 

Поздно вечером ко мне пришел Лысый. Сказал, что за время нашей ссоры сильно соскучился по Льву Евгеньичу, а вот без наших разговоров, наоборот, обошелся легко. Поэтому сейчас он все подробно расскажет.
Лысый ужасно важничал. Развалился в кресле, курил трубку, требовал в кресло то чай, то кофе, то бутерброд, скормил Льву Евгеньичу свои бутерброды, плескался в Муркином страстном внимании к своей любовной истории и ежеминутно повторял: «Я как семейный человек…»
Я увела Мурку на кухню и спросила:
— Мурка, как ты думаешь, Лысый красивый и мужественный?
— Каждый человек уникален и вызывает упоения любви и все такое, — туманно ответила Мура. — Невеста Лысого вместо толстяка в спортивном костюме видит его истинную, скрытую от наших глаз красивую и мужественную личность. А Лысый не теряет времени даром и все больше походит на красивую и мужественную личность, какой его задумал Бог. Обычное дело.
— Мурочка, что с тобой? — испуганно прошептала я. — Горло, голова, насморк, завтра не пойдешь в школу?
— Зачем-то прочитала в твоей книге, — застенчиво пояснила Мура. — Прости меня, пожалуйста, я больше не буду.

 

Лысый, кажется, даже не заметил, что мы выходили из комнаты.
…Я очень хорошо помню все, что Екатерина Андреевна рассказывала мне про Андрея. То есть про Лысого, но это же был вылитый Андрей:
1. Может пропасть на несколько дней.
2. Не выражает словами своих чувств.
3. Не любит ходить в театр, смотрит боевики по телевизору.
4. Подолгу разговаривает по телефону о делах.

 

Не может быть, все это характерно только для Андрея!

 

Неужели и для Лысого тоже?

 

И не только для Лысого, а для многих мужчин?

 

Не может этого быть, или я не психолог.

 

— С Катькой мне было спокойно, и я уже совсем было решил жениться на Катьке, очень она душевная женщина, а тут Наташка… У Наташки, конечно, ноги… Но у Наташки ума как у кузнечика, к тому же с Катькой серьезное чувство… — в который раз повторил он, и тут зазвонил телефон.
— Аркашка! — радостно сказала я. Мой друг Аркаша из Израиля звонит редко.
— Но ноги что? Ноги у всех, а с Катькой чувство, — бубнил Лысый. — А Наташке все время на дискотеки надо, а с Катькой хорошо… А если у меня зуб заболит, кто меня вылечит, Наташка, что ли? Вот я и говорю…
— Я с Израилем разговариваю, — прошептала я Лысому, прикрыв рукой трубку.
— Отмените Израиль! — громко и сердито сказал Лысый, и я испуганно нажала на рычаг. — У человека, можно сказать, жизнь решилась, а вы тут с Израилем разговариваете! Лучше скажите насчет меня. Правда, моя Катька супер?!
— Екатерина Андреевна безусловно супер, — искренно сказала я, и тут опять раздался звонок, и я подняла трубку.

 

— Кто это был? Кто? Кто это сказал «отменить Израиль»? — въедливо спросил Аркаша.
— Да так, никто… это радиопостановка… — ответила я. Еще подумает, что у меня в доме завелся антисемит, сидит в углу и корчит страшные рожи: отменить Израиль! Вообще отменить! Навсегда!
— Все-таки у вас там антисемитизм, — вздохнул Аркаша, — если уж даже по радио такое говорят…

 

На прощанье Лысый сказал:
— А помните, у вас был такой Андрей?
— Не помню, — небрежно ответила я. — А что? Что Андрей, что?
— Моя Катька ему очень понравилась. Он как-то заехал ко мне, так я его отвел в сторону и спросил — ну как, мол, вам Катька? А он задумался, а потом говорит: «Кто?.. А-а, да… очень приятная женщина». Так прямо и сказал.
— А потом Андрей с Екатериной Андреевной вместе вышли, и он подвез ее до дома, — утвердительно сказала я.
Лысый гордо кивнул в ответ: «Он бы не стал Наташку подвозить или кого попало. То ли дело моя Катька, она у меня очень приятная женщина, супер!»
Все выяснилось. Тайное всегда становится явным, и наоборот.
Итоги дня:
1. Екатерина Андреевна + Лысый = любовь. Это хорошо.
2. Конечно, Андрей свободный человек и мог бы жениться хоть каждый день, но как, скажите, пожалуйста, я могла подумать, что он выкроит денек от своего электричества, сменит джинсы на костюм-тройку, нацепит куклу на капот немытого лендровера, полного удочек и наживки, и поедет по памятникам культуры, весь обсыпанный рисом? Наверное, Бог хотел меня наказать за то, что я неважный поэт, поэтому он временно отнял у меня разум.
3. С Андреем все оказалось еще хуже, чем если бы он просто женился. Никакой блондинки у него не было, и это ужасно. Андрей не захотел быть со мной не потому, что полюбил Екатерину Андреевну, а потому, что разлюбил меня…

 

9 апреля, пятница
У меня ничего особенного, а у Ольги неприятности, очень серьезные.
Виртуальная ошибка Олеговой молодости, мама Антоши, сообщила Олегу, что еще немного побудет за границей — буквально пару лет, а потом сразу же его заберет. Есть и другой вариант — пусть ей немедленно вышлют Антошу с оказией, а то у нее потом какие-то срочные дела.
Олег склоняется к тому, чтобы отправить Антошу к маме, а Ольга считает — глупо бросать такую хорошую учительницу и ехать учиться в заштатную школу в иностранной деревне. Она говорит, что Антоше нужно спокойно закончить второй класс и поступить в университет. То есть окончить школу в Питере и поступить в университет в Питере, чтобы мы могли за ним присматривать.
Да, а неприятности такие: Ольга думает, что Антоша литературно одаренный вундеркинд, и занимается с ним литературой. Вчера задала ему анализ стихотворения «Я помню чудное мгновенье», посвященного А. К. Вечером пришел Олег, и она гордо говорит — вот, послушай Пушкина.
— Я помню чудное мгновенье, — сказал Антоша, — посвящается Анне Карениной.
— О! — сказала Ольга, гордясь, что ребенок уже читает Толстого. — Это же разные эпохи.
— Вот и я тоже думаю, что разные, — Пушкин и теплоход «Анна Каренина»…
Ольга озабочена списком литературы на лето. Собирается в школу: обсудить с учительницей, что «Сказка о рыбаке и рыбке» — это для Антоши слишком просто, хочет вместо сказки предложить пятую главу «Евгения Онегина». И что-то совсем легкое из европейской литературы, к примеру, «Гаргантюа и Пантагрюэля».

 

30 апреля, суббота
Пасха. Поэтому я красиво разложила на кухонном столе крашеные яйца, а посредине поставила хорошенького заводного цыпленка, из живота у него торчит ключик, сейчас таких не делают. Цыпленка я сама нашла в старых игрушках, а яйца красила Мурка: вчера весь вечер возилась с красными и зелеными тряпочками, но яйца почему-то получились не красные и не зеленые, а линялые, и пришлось сверху нарисовать фломастерами звездочки, получилось красиво. Вчера Мурка красила яйца, а сегодня дневным поездом «Аврора» с чипсами и книжкой отправилась в Москву к своей любимой подружке детства, дочери моей любимой подружки детства. Я тоже к ней всегда ездила «Авророй» с чипсами и книжкой.
Мурка едет в поезде, а я праздную Пасху. Со мной вместе празднуют Морковский и Кисуля Сергеевич. Не то чтобы у меня был пирожок и горшочек с маслом и я заранее позвала их обоих в гости, — они оба пришли сами, и каждый со своей едой.
Около восьми вечера, только я собралась съесть красное яйцо в зеленых звездочках и завести себе заводного цыпленка, как пришел Морковский.
— Ой… это ты… — смущенно сказал Морковский. Странно с его стороны ждать, что ему откроет Лев Евгеньич или Савва Игнатьич, тем более Саввы Игнатьича нет дома.
— Ой!.. Мне так неудобно… что я ворвался… — прошептал Морковский, вздохнул и замер на пороге. Ужасно виноватый вид, одет в коротковатую вельветовую курточку и мешковатые брюки, к груди прижимает мобильный телефон. Типичный Рыцарь Печального Образа. — Прости-пожалуйста, извини-пожалуйста… ой как неловко получилось, что я без звонка… но это не я, а телефон… он разрядился…
Морковский бочком вдвинулся в прихожую:
— Я бы сам никогда, но мама… она весь день в машине… не вынесет жары…
— Мама?! Скорей веди маму сюда, — испугалась я.
— Нет, мама дома… Фаршированная рыба — вот, мама прислала. Она весь день в машине, жарко… — повторил Морковский, протягивая мне пакет с голубой кастрюлькой. А из пакета… Ох!.. Из пакета распространился чудный запах, упоительный запах, запах с большой буквы.
Морковский вел себя странно — стеснялся и одновременно очень важничал. На его лице было написано: фаршированная рыба открывает человеку любые двери, Морковский с фаршированной рыбой в голубой кастрюльке — это уже совсем не то, что просто Морковский.
— И еще у меня тут тертое яблоко с медом в баночке, — сказал Морковский. — Мама говорит, на Пасху тертое яблоко с медом обязательно.
Я люблю Морковского. А если любишь человека, то любишь его целиком, и я люблю Морковского с фаршированной рыбой и баночкой с тертым яблоком.
Оказывается, что мама Морковского сегодня празднует Пасху, последний седер. Это такой очень торжественный день, когда Моисей вывел евреев из Египта. А ведь они там все-таки долго бродили, сорок лет, и вот наконец вышли. Поэтому праздник, фаршированная рыба и тертое яблоко с медом.
Как интересно, оказывается, в этом году случилась большая редкость: православная Пасха совпала с еврейской.
И мы сели за стол. К нашим с Муркой крашеным яйцам и заводному цыпленку прибавилась фаршированная рыба.
Мы еще даже не успели попробовать рыбу (пахнет очень-очень вкусно), как из прихожей раздался крик: «А вот и я!»
— Не ожидала, Кисуля? Сюрприз! — оживленно протрубил Кисуля Сергеевич, появляясь на кухне. Усталые стальные глаза с добрым прищуром, одет в синий клубный пиджак с серебряными пуговицами, к груди прижимает картонный ящик, смотрит на Морковского, как будто сейчас на него наступит и не заметит, — типичный Рыцарь Революции.
Откуда он здесь?! Я быстро-быстро закрыла и открыла глаза и поняла — это привидение! У меня дома привидение полковника ФСГДД в клубном пиджаке с серебряными пуговицами. Хорошо бы оно пришло к нам еще раз, когда Мура будет дома, только не в клубном пиджаке, а в белой простыне с дыркой для глаз, — тогда мы втроем сможем как следует поиграть в привидения.
— А потому что на сигнализацию скидываться надо! — притворно-склочным голосом сказал Кисуля Сергеевич. — И вообще, входная дверь была открыта.
Полковник ФСГДД врет, дверь была закрыта, но что толку спорить? Если Кисуле Сергеевичу не дает покоя карьера Ирки-хомяка в качестве моего домашнего привидения, пусть. Хотя это нечестная игра, потому что его учили профессионально просачиваться сквозь стены, а Хомяк до всего дошла своим умом.
Кисуля Сергеевич принялся что-то выгружать из своего ящика. Куличи!.. Поставил на стол большой кулич, отошел полюбоваться, затем кулич поменьше и, наконец, совсем маленький хорошенький куличик с шапочкой из белой глазури. Затем полковник осторожно вытащил блюдо с пасхой, закутанной в марлечку. Снял марлечку и повернул пасху ко мне бочком, на бочке надпись: «Иисус воскрес».
— Как красиво! Моя бабушка тоже делала пасху с надписью, — вежливо сказала я.
Кисуля Сергеевич по-хозяйски оглядел помещение:
— Так, пес здесь, да и где ему быть, если еда тут. А где кошак?
— Саввы Игнатьича нет дома, — застенчиво сказал Морковский, привстав из-за стола. — Позвольте представиться… Семен Морковский, художник. Мы тут… Пасху празднуем, последний седер. Моисей вывел евреев из Египта… Рыба вот… фаршированная… мама прислала…
Кисуля Сергеевич недовольно дернулся. Наверное, у него от рыбы аллергия.
И мы сели за стол. По-моему, Кисуля Сергеевич был чем-то недоволен, но я не понимала, чем, и решила не обращать внимания на его капризы. Как хозяйка в этот раз я была на высоте — стол такой нарядный: пасха, три кулича, крашеные яйца, фаршированная рыба, тертое яблоко с медом, заводной цыпленок с ключиком в животе.
Кисуля Сергеевич, набычившись, смотрел на Морковского.
— Я по Египтам не ходил, — сердито сказал он. — Я чужого не ем. Я вообще ничего чужого не люблю. Наша православная вера самая лучшая. Понял, Сема? Сегодня моя Пасха, и я буду есть свою еду. Принципиально.
— А вот и нет, любая вера хорошая, иудаизм тоже хорошая вера, — тоненько сказал Морковский, и у него стало такое лицо, будто он сам бродил по пустыне сорок лет, наконец вышел, и тут — на тебе, полковник ФСГДД. — Тогда я тоже буду есть свою еду.
— А я люблю чужую еду, я вообще люблю еду, — сказала я и решила не обращать на них внимания, а спокойно побыть одной в обществе куличей и фаршированной рыбы. Я съела шапочку из белой глазури с маленького кулича. Это сначала. Потом я съела маленький кулич, потом рыбу и еще пасху. Я не попробовала только заводного цыпленка.
Морковский молча ел рыбу и тертое яблоко с медом. Кисуля Сергеевич молча ел кулич и пасху.

 

— А у нас сейчас проходит операция «Перехват», — небрежно бросил в пространство Кисуля Сергеевич.
Я посмотрела на Кисулю Сергеевича с уважением и взяла еще кусочек кулича и пасху. Мне нравятся мужчины мужественных профессий.
— А я сейчас оформляю новый спектакль, очень интересная сценография…
Я посмотрела на Морковского с уважением и взяла еще рыбы и тертого яблока с медом. Мне нравятся мужчины творческих профессий.
Я все ела и ела, не останавливаясь ни на минуту. Не то чтобы я такая обжора, думаю, это был мой природный инстинкт. Косуля тоже всегда пощипывает травку, наблюдая за битвой, которую ведут за нее два конкурирующих оленя.
…Я не знаю, как это со мной случилось. Вообще-то это со мной часто случается, очень часто, но я никогда не знаю, как. Вот и сейчас случилось. Некрасиво, но что поделаешь. В общем, Лев Евгеньич стащил большой кусок кулича. Не исключено, что я хотела его угостить и подсознательно подвинула тарелку к краю стола.
— За мной! — скомандовал Кисуля Сергеевич и стрелой бросился за Львом Евгеньичем. Морковский послушно встал и последовал за ними.
Места в погоне по коридору распределились так: первым несся Лев Евгеньич с куличом в зубах, за ним тяжело бежал Кисуля Сергеевич, замыкал погоню, значительно отставая, Морковский.
— Сзади заходи! — кричал Кисуля Сергеевич, но Морковский только бессмысленно путался у него в ногах и заходил спереди и сбоку, и тогда полковник сказал: — Иди отсюда, без тебя обойдусь.
Но у него ничего не вышло. Льву Евгеньичу скоро надоело бегать, поэтому он спрятался под моей кроватью и оттуда страшно рычал, защищая от полковника кулич.
Когда Кисуля Сергеевич, тяжело дыша, вернулся на кухню, Морковский стоял у стола и намазывал кулич пасхой.
— Христос воскрес, Сема, — ехидно сказал Кисуля Сергеевич.
— Воистину воскрес, — застенчиво пробормотал Морковский с набитым ртом.
— А хрен к рыбе есть? — ворчливо спросил Кисуля Сергеевич.
И тогда Морковский уже легально принялся за большой кулич и пасху, а Кисуля Сергеевич все ел и ел фаршированную рыбу, и у нас получился такой уютный вечер, что мы даже все вместе разгадали один трудный кроссворд. И кстати, никто, ни Морковский, ни Кисуля Сергеевич, не собирался уходить первым. А я уже хотела спать. Интересно, можно ли невежливой косуле первой удалиться с поля битвы?
— А кто хочет с Львом Евгеньичем погулять? — спросила я около одиннадцати.
— Он, — сказали хором Кисуля Сергеевич и Морковский, указывая друг на друга, и тут у Кисули Сергеевича зазвонил телефон. Кисуля Сергеевич сказал «але», мгновенно изменился в лице, вскочил и стоя слушал, что ему говорят. А потом, не прерывая разговора, с телефоном около уха, быстро поскакал в прихожую как заяц, мелкими шагами. Наверное, ему позвонил генералиссимус ФСГДД и сказал: «Вам пора спать, Кисуля Сергеевич, завтра у вас тяжелый день».
Прощаясь, Кисуля Сергеевич обиженно посмотрел на меня и сказал:
— Сам приехал. Велит срочно прибыть в распоряжение. Пусть Сема с Львом Евгеньичем погуляет — и пулей домой к маме. Я проверю.
Вообще-то он прав, все должно быть честно: если одному оленю во время битвы за косулю звонит генералиссимус ФСГДД и велит срочно прибыть в распоряжение, то другой олень тоже должен оставить поле битвы и идти домой к маме.
Морковский с Львом Евгеньичем ушли гулять, а я села на кухне у окна. Может же человек иногда остановить свой бег по жизни и посмотреть на звезды. Подумать о любви.
Вот что я думала о любви:
1. Как бы мне избавиться от любви?.. В психологических книгах сказано, что если человек, к примеру, заикается, то самая большая его проблема такая. Он думает: «Сейчас я скажу “п-при-вет”, какой ужас, моя жизнь кончена!» Этому человеку необходимо действовать от обратного. Он должен вот что думать: «Как бы мне сделать так, чтобы заикаться больше и больше! Как бы мне исхитриться и сказать “п-п-п-п-п-привет”». И тогда человек неожиданно для себя говорит «привет!» и перестает заикаться навсегда.
2. Поэтому я сейчас использую эту замечательную технику действия от обратного и скажу себе: «Ты, дурочка! Андрей — единственный мужчина в мире, а все остальные мужчины улетели на Марс навсегда». И тогда у меня откроются глаза, и я обнаружу рядом с собой множество разных подходящих мужчин.
3. Почему-то не получилось. Уже прошло пять минут, а никаких подходящих мужчин рядом со мной нет.
4. Тогда я попробую по-другому. В психологических книгах сказано, что неповторимая личность любимого человека не обязательно должна находиться рядом, можно просто любить эту личность издали, и все.
5. Думаю, это подошло бы мне, если бы не его руки… Казалось бы, у всех руки, и что?.. Но я не согласна любить его неповторимую личность издали. Мне нужно, чтобы он вместе со своими руками был со мной. И еще голос. Если бы не голос, все могло бы сложиться по-другому. Но у Андрея такие руки и такой голос, что, если я прямо сейчас его не увижу, я умру.
…Нет, ну умереть, конечно, было бы глупо, лучше я стану художником и нарисую такую картину: две несчастные фигурки сидят по разные стороны невидимой линии, например, он на улице, а я у себя дома, у окна. Он смотрит на меня, я смотрю на него, но мы не видим друг друга… Хорошая картина, называется «Очень Печальное Одиночество». Кстати, художником я еще не была. Может быть, мне удастся попасть в Интернет как художнику? И заполнить «Дневник Моей Славы», а то он так и остался пустым.
…Пока остался пустым. Если я нарисую свою картину «Очень Печальное Одиночество», то в смысле славы передо мной откроются кое-какие перспективы.

 

Я выглянула в окно, просто на всякий случай… Никого нет. Понятно, что взрослый мужчина, у которого столько электричества, не может сидеть под окном и смотреть на меня, но я как художник имею право на художественное преувеличение.

 

…Раздался звонок.
— А почему вы так долго? — спросила я, открывая Морковскому дверь. — …А… что…
На пороге стояли… был… были… На пороге был Лев Евгеньич. И еще Андрей. Я совсем забыла, какой он высокий небритый красавец. На руке Андрея как плащ висел Морковский. И все они были обмотаны рваными бинтами.

 

— Мы подрались с очень страшным мастифом за резиновый мяч… Мы победили, но ухо… прокусили ухо… — приподняв голову, сказал Морковский и снова бессильно упал на руку Андрея.
— Кому прокусили ухо, Морковскому? — прошептала я. Лев Евгеньич сам не свой до чужих мячей, это правда, но от Морковского я этого не ожидала…
Мы с Андреем стояли, замерев по разные стороны двери, как изваяния — я как пораженное до глубины души изваяние, а Андрей как красивое мужественное изваяние. Лев Евгеньич, щедро обмотанный бинтами, смотрел на меня как обиженный ангел, а Морковский, свисая с руки Андрея, рассказывал историю драки.
Пока я беспечно сидела у окна и думала о любви, в это самое время в Морковском и Льве Евгеньиче проснулись звериные инстинкты. Они сражались с очень страшным мастифом за старый резиновый мяч. То есть это Лев Евгеньич первый начал, а когда очень страшный мастиф укусил Льва Евгеньича за ухо, Морковский ринулся его спасать. Андрей сначала вытащил их из драки за задние ноги, а потом узнал Льва Евгеньича, когда тот бросился к нему на шею.
Бинтами из машинной аптечки Андрея они забинтовались прямо во дворе.
— Вот мяч, — важно сказал Морковский и протянул мне старый резиновый мяч, синий в красную полоску.
— Спасибо, — сказала я.
— Я перенервничал, — гордо сказал Морковский, — а так на мне ни единой царапины. Я бинтовался на всякий случай.
Знаю я этого Морковского. Бинтовался из вежливости, чтобы Андрей не подумал, что он недостаточный спаситель, и не расстроился. Сплошная рефлексия.
Андрей как-то нервно переступил с ноги на ногу и начал выстукивать сигарету из пачки. Все уже было сказано, и больше нельзя было стоять и молчать.
— Ну, спасибо большое. Теперь тебе, наверное, пора?..
— Кхм… — сказал Андрей и протянул мне поводок.
Я так и думала, что ему уже пора. На руках у Андрея были царапины. Очень страшный мастиф довольно сильно его расцарапал, и Лев Евгеньич, возможно, тоже приложился в пылу драки. Я все смотрела и смотрела на эти царапины на его руках и не могла оторваться, а потом все-таки оторвалась, потому что неловко задерживать человека, который и так уже потерял столько времени на спасение моих близких…
Я взяла поводок и потянула Льва Евгеньича к себе, а Лев Евгеньич почему-то уперся. Думаю, Лев Евгеньич влюбился в Андрея — спасенный всегда влюбляется в своего спасителя.
Я опять потянула поводок к себе, как будто мы играем в «перетяни канат», а Лев Евгеньич неожиданно резко дернулся обратно к Андрею. И я покачнулась через порог и уткнулась Андрею лицом в грудь. И тут у меня закружилась голова и вокруг все поплыло. Никогда не знала, что я так плохо переношу вид царапин.
Дальше я помню не все, а некоторые детали вообще начисто выветрились из моей памяти. Например, я не помню, как исчез Морковский. Единственное объяснение, которое у меня есть: Морковский тонкий, интеллигентный человек.

 

Если бы это был не дневник, а книга, я бы написала: «И он протянул к ней свои сильные руки, и дальше у них были неземные восторги любви». И подробно описала бы, как героиня внезапно обнаруживает, что — ах, у ее любимого, оказывается, есть мягкие, но твердые губы, а у нее самой, оказывается, тоже есть губы… В общем, и у нее, и у ее любимого есть руки, ноги и др., и героиня всем этим наслаждается. Еще я бы непременно написала, что у героини «так никогда не было». Хотя нет, это наводит на подозрение, что у такой героини НИКАК никогда не было. Я бы лучше написала, что героиня «даже не знала, что такое бывает». Нет, тоже не годится. Все люди знают, что ТАКОЕ бывает, почему же именно она вдруг не знала?..
Но это все равно не книга, а дневник, так что я просто честно напишу все, как было.
Так вот, это было все что угодно, только не восторги любви. И если человек уже взрослый, то он знает: иногда бывает так, как будто это и не любовь вовсе, а просто такая острая борьба за жизнь, как будто осталась одна минута, и надо выжить, иначе твоей территорией овладеют враги. Вот как это было.

 

И если человек уже взрослый, он знает: после того как ты с разбегу овладел своей территорией, не приходит решение всего-всего, а, наоборот, наступает некоторая неловкость, словно ты добыл что-то и не знаешь, что с этим делать, или сказал что-то важное, а это не совсем так.

 

…Мы с Андреем сидели за столом друг напротив друга и заводили цыпленка. Не разговаривали ни о чем, просто гоняли цыпленка друг к другу. Белый пластмассовый цыпленок, сейчас таких не делают, тук-тук-тук по столу от меня к Андрею, тук-тук-тук от Андрея ко мне.
Белый пластмассовый цыпленок побежал по столу от меня к Андрею — тук-тук-тук.
— У меня к тебе только один вопрос — что ты сегодня вечером делал в моем дворе?
Белый пластмассовый цыпленок побежал по столу от Андрея ко мне — тук-тук-тук.
— Э-э… Ничего. Ничего не делал. Просто заехал… посидеть в машине… Думал, посмотрю…
Не может быть, чтобы он просто заехал посидеть в машине и посмотреть на мое окно… Не может быть, что он весь год кружил вокруг моего дома!.. И встречался мне в «Кофесол», и ездил в Коробицыно, и платил за телефон именно в моем доме, и… взрослые люди так не поступают!.. Взрослые люди просто звонят или приходят. И выясняют все свои недоразумения.
Белый пластмассовый цыпленок побежал по столу от меня к Андрею — тук-тук-тук.
— Тогда у меня к тебе другой только один вопрос почему ты исчез тогда, в ноябре? Не пришел ко мне? Сразу же, через час, в этот же вечер или хотя бы на следующий день, почему, почему?
Белый пластмассовый цыпленок побежал по столу от Андрея ко мне — тук-тук-тук.
— Но ты же сама сказала «уходи». Ты же сама сказала, что не хочешь меня больше видеть. Я думал, я виноват.
Белый пластмассовый цыпленок побежал по столу от меня к Андрею — тук-тук-тук.
— В чем ты виноват?
Белый пластмассовый цыпленок побежал по столу от Андрея ко мне — тук-тук-тук.
— Не знаю…

 

Что сказать после этого?.. Если даже я, психолог, не понимала, чем мальчики отличаются от девочек, то как же быть людям без специального образования?..

 

…Белый пластмассовый цыпленок дернулся и свалился набок лапками кверху, и как раз наступило время любовных восторгов.
Назад: Март. Романы, стоит только начать
Дальше: Май. Странно…