Глава 2
Как дела у Умки?
Бинтовать — была идея Игоря. Эта гениальная и простая мысль пришла ему в голову совершенно случайно. Однажды, неудачно съехав с горы и сильно повредив левое запястье, он не только потерял в снежной пропасти свой новый сноуборд, но и приобрел важное знание.
Любопытство — вот ключ ко многим загадкам, таящимся в человеческих сердцах. Все то, что происходило после того, как ему наложили тугую повязку и отстранили от спортивных мероприятий на целый месяц, все его беседы и вопросы незнакомых людей сводились лишь к тому, чтобы выяснить, что стряслось с его рукой. Случайные прохожие, официанты, стюардессы — все желали знать, ЧТО СТРЯСЛОСЬ С ЕГО РУКОЙ.
И тут он отчетливо осознал, что забинтованная рука является прямым безопасным путем из пункта А в пункт Б, даже если конечная остановка находится на другой планете. Способ передвижения — любопытство. Повязка на запястье предоставляла удивительную возможность направить русло обычной светской беседы куда угодно.
Все зависело от сценария. Если перед ним был ревнивец, а способ контакта предполагал случайную встречу на тренинге под названием «Нормативное регулирование, организация и технология маржинговой торговли», то резонно вставал вопрос о том, как построить разговор вокруг нужной темы. Как за три минуты светской беседы, завязанной в курительной комнате, дать человеку понять главное о той личности, которую ты олицетворяешь.
— А что у вас с рукой? — рано или поздно интересуется собеседник.
Вариант 1. Вывихнул во время ссоры с женой. (Я такой же, как ты.)
Вариант 2. Подрался. Один хам пригласил жену на танец. (Ты сам знаешь, все вокруг только и мечтают о том, чтобы переспать с нашими женами.)
И так далее. Ответов на вопрос миллион, вплоть до самых безумных, все зависит от того, где ты хочешь оказаться.
Сегодня на гала-ужине, когда Арнольд превратится в Александра, доберется до героя, очарует его, поскольку обладает врожденным даром нравиться всем тем, кому хочет понравиться, именно в тот момент, когда это необходимо, рука поможет ему оказаться там, где нужно.
Может быть, выяснится, что его укусил сайгак во время путешествий по Нижнему Поволжью, или он неудачно упал с непослушной кобылы, или причиной травмы станет что-то другое. Все будет зависеть от того, что подскажет болтливость собеседника и интуиция Александра Добролюбова, а, облачившись в поношенный смокинг, Арнольд уже ощущал себя только им и никем другим.
* * *
Чистая машина, за рулем которой сидел немногословный пожилой водитель, ловко лавировала в плотном потоке автомобилей, движущихся по направлению к центру. Вечер обещал быть скучным, насколько может быть скучен вечер у двух первоклассных аферистов.
Они никогда не экономили на антураже: хороший «мерседес», смокинг от Армани, дорогие наручные часы. Партнеры обладали утонченным вкусом и безупречными манерами, которые позволяли им всегда выглядеть чуточку лучше других.
Но не сегодня. Сегодня они воспользовались услугами арендованного микроавтобуса и обклеили его логотипами своего благотворительного фонда. Машина будет выгодно выделяться на фоне строгого представительского транспорта.
Смокинги взяты напрокат, их внешний вид намеренно усугублен несколькими жирными пятнами. Повязка на запястье Александра потеряла девственную белизну, после того как хозяин беспощадно использовал ее в качестве щетки для чистки обуви. К сожалению, в нашей стране существовал жест кий стереотип в отношении людей, кладущих свою жизнь на алтарь спасения природы.
Они бедны и похожи на чудаков, живущих в собственном мире, окруженном плотным забором из спасенного ими плюща.
Еще раз придирчиво оглядев друг друга перед входом в здание, напарники остались полностью довольны. Их несвежий, слегка растерянный вид выдавал в них людей необеспеченных, не привыкших к светским мероприятиям и банкетам, но отчаянно желающих выглядеть достойно.
Даже в этом маскараде Арнольд выделялся среди остальных безупречной манерой держаться: ровная спина, не напряженные, но и не вялые плечи, гордая посадка головы. У него было красивое мужское лицо с несвойственным здешним жителям безмятежным выражением темно-синих глаз. Но главным в его внешности все же была улыбка — искренняя, немного детская как будто лампочка с регулируемым диммером, она могла мягко озарять его лицо теплым светом ночника или вспыхивать ярко, во все пятьсот ватт, ослепляя собеседника своим сиянием.
Если Арнольд не улыбался, то никто никогда не мог запомнить его лицо. Оставалось только послевкусие от приятного необременительного общения.
Игорь выглядел не хуже. При желании и отсутствии воображения его можно было назвать классическим средиземноморским красавцем. Но, в отличие от Арнольда, его внешность обладала чрезмерной выразительностью, вынуждая его перекрашивать волосы и менять цвет глаз бесчисленное количество раз. Он уже сам не помнил, как выглядел семь лет назад.
Он редко улыбался, не желая привлекать излишнее внимание к нижней части своего лица. У него был чувственный рот с красиво очерченными губами, длинные ресницы и маленькие уши, которые он предпочитал прикрывать волосами. Если бы не его сломанный нос, переживший несколько серьезных травм, ввиду неуемного увлечения хозяина экстремальными видами спорта, то его внешность была бы седьмой ложкой сахара в маленьком стакане. Этот недостаток приятно преображал его безупречное лицо, превращая Игоря из идеальной картинки в живого человека.
Оба напарника любили использовать очки разнообразных форм, седину и не боялись экспериментировать с прическами.
В последнее время друзья, не сговариваясь, отпустили волосы, голова Игоря была покрыта шапкой слегка вьющихся темных волос, которые полностью прикрывали его уши и лоб, падая непослушными прядями на глаза и скулы.
* * *
По мере того как партнеры поднимались вверх по парадной лестнице банкетного зала ресторана «Ренессанс», их облик драматически менялся. Александр Добролюбов ссутулился, его жесты стали суетливы и неловки, походка косолапа. Игорь Краснов не переставая щурил глаза, вертел головой и рассматривал окружающих гостей, как крот, случайно вылезший из норы посреди чужого праздника. Его пальцы отчаянно сжимали древнюю потертую папку невнятного зеленого цвета. Они вызывали жалость, но в своей блаженной убогости были чем-то очаровательны.
Эти роли с течением времени были доведены до совершенства. Напарники были по-настоящему талантливы и от души циничны. И что бы они ни думали о себе, кем бы ни мечтали стать в детстве, их предназначение так ярко и бескомпромиссно проявило себя с самого начала, что сопротивляться этому было совершенно бесполезно.
Они далеко не всегда использовали свою сексуальность и эффектную мужскую внешность в качестве основного оружия, чаще дело обстояло с точностью до наоборот. Они не были альфонсами и не искали обогащения в женских постелях.
Они были великими мистификаторами. Они научились управлять мыслями и использовать стереотипы других людей. Они создали и оберегали свой мир, соблюдая придуманные ими законы. Они никогда не имели дела с агрессивным криминалом, насилием и шантажом. Их тандем был идеален, их схемы досконально продуманы и отработаны, а жизнь прекрасна.
* * *
Арнольд яростно набросился на канапе с черной икрой, продолжая разглядывать гостей из-под заляпанных стекол своих очков в пластиковой оправе. Они явно недооценили Комитет по конному спорту, он успел насчитать трех членов Совета Федерации и двух официальных миллиардеров, которых упустил на ипподроме и на территории закрытого конного клуба «Аметист». Он немного расстроился, что этот вечер был отдан на откуп двум странным типам из благотворительного фонда, но отступать было поздно.
Вскоре Арнольд привлек внимание двух известных бизнесменов. Они с издевательскими улыбками наблюдали за его неуемным аппетитом и странной манерой чавкать с закрытым ртом. Они не пытались скрыть насмешливых взглядов, а Арнольд про себя наслаждался произведенным эффектом, балансируя на грани клоуна и сумасшедшего. Если бы он прервал трапезу и обратился к этим самоуверенным, невоспитанным людям, то смог бы удивить их глубокой интеллигентностью, чувством юмора и безграничной преданностью благому делу.
Они бы непременно восхитились той самоотверженностью, с какой этот молодой человек пожертвовал жизнью, прекрасным образованием и радужными перспективами ради борьбы с ветряными мельницами.
Однако захватывающая история Александра Добролюбова, сына известного академика Михаила Афанасьевича Добролюбова, одного из лучших выпускников Brunei University of West London, обладающего всеми возможностями, для того чтобы сделать головокружительную карьеру в любой сфере бизнеса, но выбравшего судьбу альтруиста, безвозмездно спасающего планету, предназначалась для других ушей.
Покончив с девятым канапе, сын академика Добролюбова почти незаметно для окружающих вытер жирные ладони о блестящий смокинг и нервно прошелся по залу. Большинство из приглашенных любителей конного спорта уже собрались, зал был наполнен гулом праздничного возбуждения и точечными всплесками громкого депутатского смеха. Среди гостей преобладали люди старшего поколения и дамы в весе. Все ожидали вступительной речи мэра, возвещающей об окончании соревнований и начале гала-вечера. Клиент так и не появился.
Добролюбов незаметно поискал глазами Игоря. Обнаружив его прямо напротив себя, в гуще толпы, он с трудом сдержал улыбку, хотя видел эту картину далеко не первый раз: скованный, отчаянно сжимающий странную папку, нелепо близорукий. К лацкану смокинга Игоря Краснова был приколот яркий значок с женьшенем.
Арнольд отвернулся, чтобы не рассмеяться, и именно в этот момент увидел его. Ожившую фотографию из тоненького досье. Несколько секунд он с любопытством рассматривал героя со стороны. Ростом ниже, чем он представлял себе, взгляд уставший, немного потерянный, вместо смокинга великолепно сшитый на заказ костюм. Один.
Марк Аркадьевич Ройтер, вдовец, пятьдесят шесть лет, миллионер, отошел от дел около трех лет назад, основал фонд по управлению собственным капиталом, перебрался за четыреста километров от города, где купил более двадцати гектаров земли и построил поместье с великолепной конюшней для своих породистых лошадей. Имеет единственную дочь двадцати трех лет и любовницу тридцати шести лет. Не чаще двух раз в неделю выбирается в город, остальное время предпочитает проводить на фазенде в окружении близких людей и любимых лошадей. Подумывает основать фонд по защите животных, способствовал открытию двух питомников для бездомных собак. Спонсор ежегодных скачек на Кубок президента в Казани.
— Прошу прощения, — Александр с извиняющейся улыбкой повернулся к потревоженному соседу, — я нечаянно задел вас.
Он сумел быстро и незаметно подобраться к клиенту, взять с фуршетного стола канапе с вяленым мясом и ананасом и, разворачиваясь, как бы нечаянно толкнуть господина Ройтера локтем в бок, уронив кусочек ананаса на его безупречный пиджак. Случайно!
— Ничего страшного, — Марк Аркадьевич скользнул по нему удивленным взглядом и поспешил стряхнуть еду со своего плеча. Затем он нервно провел рукой по ухоженной короткой бороде и отвернулся.
— Простите, вы господин Ройтер? — Александр успел обойти клиента с другой стороны, перекрыв ему путь к отступлению.
Мужчина нехотя повернулся, повинуясь неизбежному.
— Да. — Он с сомнением кивнул, как будто не до конца уверенный в собственной фамилии. В его глазах мелькнул испуг, как у богатого человека, не знающего, что приготовила ему судьба в лице очередного незваного собеседника.
— Я — Александр Добролюбов, — поспешил представиться Арнольд. — Мы сотрудничаем с питомником «Алиса», вашим питомником, — добавил он, смущаясь от того, что господин Ройтер по-прежнему не демонстрировал признаков радушия.
— Моим питомником? — удивленно переспросил тот, настороженно всматриваясь в приветливое лицо Арнольда.
— Ну как же, в феврале этого года нас знакомили на благотворительном аукционе для детей, который проводил ваш питомник. Более двадцати собак обрели настоящий дом, даже трехногая Умка. Помните? Дворняжка без задней лапы.
Если бы не внешний вид Арнольда, его нелепый энтузиазм можно было принять за откровенное издевательство над собеседником.
— Умка? — На лице господина Ройтера первоначальный испуг сменился откровенным страхом. — Ну и как дела у Умки? — осторожно поинтересовался он.
— Откровенно говоря, не знаю. — Саша Добролюбов беспомощно пожал плечами, «ночник» на его лице загорелся мягким, таинственным светом.
— А я думал, вы хотите ее вернуть. — Ройтер впервые за все время беседы улыбнулся.
— Да нет. — Арнольд с облегчением рассмеялся. — Я просто узнал вас и решил поблагодарить за то, что вы делаете для бедных животных.
Марк Аркадьевич начал оттаивать. В манерах его нового знакомого проглядывал необычный человек. В этом была цель такой наживки — приятная необычность, синдром Дон Кихота.
— Вы знаете, я тот человек, который подписывает бумаги раз в месяц. Там есть своя команда людей, которые занимаются настоящим делом, спасают животных, находят приемные семьи, моей заслуги в этом нет, — честно признался Ройтер. — Я почему-то вас не помню, — добавил он, — а у меня вообще хорошая память на лица.
Арнольд не позволил себе занервничать.
— Возможно, это из-за смокинга, — предположил он, одергивая лоснящийся на локтях пиджак. — Он преображает до неузнаваемости.
Марк Аркадьевич вежливо похвалил облик собеседника, давая возможность Арнольду сделать еще один шаг к тому, чтобы очаровать его.
Игорь тем временем подобрался ближе к месту событий. Наблюдая за своим партнером со стороны, он с удовольствием отметил, что господин Ройтер явно расслабился и со снисходительным любопытством позволил вовлечь себя в светский разговор.
Они беседовали около семи минут, и, вероятно, он уже узнал о происхождении фонда сына академика Добролюбова достаточно, чтобы принять визитную карточку из его рук и даже задать какой-то вопрос. Услышав его, Александр Добролюбов заливисто рассмеялся, стаскивая заляпанные очки с лица.
«Он все время забывает сутулиться, стоит как князь», — подметил Игорь, занимая очередь за напитками. Возле бара царило обычное оживление. Шум в зале неожиданно усилился, и что-то подсказало ему, возможно возбужденный шепот: «мр, мрр, мррр». что прибыл мэр. Времени оставалось мало, после вступительного слова всех пригласят в соседнее помещение и предложат занять места за пронумерованными столами, где Добролюбов с Ройтером окажутся разделенными десятками столов и социальным неравенством общества.
* * *
— Brunei University of West London? Странно, никогда не слышал. — Марк Аркадьевич пожал плечами. — Это известное заведение? Я наводил справки пару лет назад, хотел отправить дочь учиться в Англию.
Александр Добролюбов сделал вид, что немного удивлен неосведомленностью собеседника. Хотя за всю историю существования их фонда еще ни разу не встречал человека, который слышал что-либо про этот университет. Незаметно он вновь вернулся к интересующей его теме. Ему позволили говорить несколько минут, пока Ройтер неожиданно не прервал его на полуслове. Саша почти закончил информировать собеседника об успехе их дальневосточного эко-регионального проекта, сыгравшего огромную роль в сохранении даурского журавля.
— Мне удивительно, что такие люди, как вы, до сих пор рождаются в нашем обществе. Сколько вы получаете?
— Немного. — Лицо Арнольда вновь осветила теплая, грустная улыбка.
Он весьма успешно изобразил глубокое смущение, зная, чем может обернуться подобный разговор. Сейчас Ройтер, впечатленный его красноречием и преданностью благому делу, предложит ему руководящую должность в одном из своих фондов. «Почему он не спрашивает про повязку?» — раздраженно размышлял Арнольд, отчаянно пытаясь нащупать лучик надежды в беспросветной тьме человеческой скупости.
— Зачем вы это делаете? — не отставал Марк Аркадьевич.
Он был человеком богатым, и этот факт оказывал определенное воздействие на его восприятие других людей. Многие казались ему странными я непоследовательными. Арнольд был знаком с подобным проявлением у миллионеров, такт часто изменял им, прямолинейность граничила с грубостью, а желание навязчиво покровительствовать они ошибочно считали снисходительностью к другим. Но нужно было отдать Ройтеру должное, он почти умел слушать. Когда ему казалось, что он вытерпел достаточно, чтобы развить свою мысль или оспорить чужую, он просто начинал говорить сам. В остальном Арнольд нашел его личность обаятельной, у него было прекрасное чувство юмора, и он еще не окончательно оторвался от действительности, взмыв в воздух, как космическая ракета.
Тем временем Игорь потягивал пугающе разноцветный коктейль и разглядывал господина Ройтера на расстоянии, пытаясь угадать, как развивается их с Арнольдом беседа. Не пора ли подойти и продемонстрировать цветной буклет фонда, или попросить заполнить анкету «друга», или вручить значок сторонника? Его интуиция и опыт подсказывали, что надо подождать, и он продолжал наслаждаться цветным напитком, изучая выразительное лицо клиента.
У Марка Аркадьевича было приятное лицо ученого, перешедшего в бизнес. Он был невысокого роста, поджарый, юркий. Он не носил очков, хотя постоянно трогал переносицу, и это говорило о том, что он недавно перешел на линзы. Его прозрачно-голубые, слегка навыкате глаза внимательно изучали мир из-под густых, почти сросшихся бровей, борода, как продолжение трехдневной небритости, равномерно распределялась по лицу, начиная со щек и заканчивая подбородком.
— Вы знаете, те, кто занимаются благотворительностью, идут туда не ради денег. — Арнольд продолжал добродушно смотреть на собеседника. — Все, что я зарабатываю, я стараюсь вкладывать в наши проекты. У нас все время есть вопросы, которые требуют безотлагательного решения, и, если не удается найти поддержку со стороны, приходится действовать самому.
В глазах Ройтера сквозила беззлобная насмешка, густо сдобренная воспоминаниями о былом героизме собственной юности.
— На что же вы живете?
— Родители помогают. — Саша невозмутимо пожал плечами.
— Значит, сидите на шее у бедных родителей? Сколько вам лет?
— Ну, не такие уж они и бедные.
Марк Аркадьевич рассмеялся:
— Легко совершать подвиги на сытый желудок.
— Гораздо приятнее, чем на пустой. Я пробовал. — Саша позволил себе широко улыбнуться.
Марк Аркадьевич невольно заулыбался в ответ. Арнольд уже был уверен, что нравится ему.
— Почему они вас поддерживают? — Ройтер непонимающе покачал головой.
— У них нет выбора.
Они снова весело рассмеялись, продолжая с удовольствием разглядывать друг друга. В эти секунды их разговор пересек невидимую черту, шагнув от светской беседы в зону беседы душевной. Но Марк Аркадьевич этого не осознавал, он с нетерпением ждал ответа, готовый поторопить собеседника резким словом.
— Как это?
Его, как и многих, раздражали герои сегодняшнего дня: во-первых, он давно перестал верить в их искренность, а во-вторых, на их фоне все остальные выглядели недостаточно человечно, а ощущать себя хуже других Ройтер не привык.
— Ну, а какие у них были варианты? Бросить меня на произвол судьбы? Не поддержали бы они меня, и что бы произошло? — Он поднял на Ройтера темно-синие глаза. — Лишиться общения с единственным сыном, страдать от чувства вины? И все из-за того, что он не захотел делать карьеру, предпочитая идти другим путем? Я не наркоман, не пьяница, не транжира, им не в чем меня упрекнуть. — Арнольд глубокомысленно изрек эти прописные истины с лицом человека, вдохновленного собственным прозрением.
— У них был выбор общаться, но не давать вам деньги, — задумчиво предположил Ройтер.
— Могли бы. — Саша с готовностью кивнул. — Но какой тогда смысл для меня в общении с ними?
Ройтер опешил. Он часто заморгал, не в силах скрыть замешательства. Его густые брови еще больше сдвинулись, образовав одну длинную мохнатую полосу над удивленными глазами. Арнольд наблюдал за ним, стараясь не рассмеяться. В его зрачках весело плясали дьявольские огоньки. Игорь не терпел таких приемов: опасно, на грани, только для тех, кто обладает чувством юмора.
— Шучу, Марк Аркадьевич, — не выдержал Арнольд. Он с непосредственностью великовозрастного ребенка позволил себе дружески потрепать миллионера по плечу.
— Ха-ха. Вы меня развеселили. — Ройтер рассмеялся.
— Ну, вам же наверняка скучно, когда люди просто подходят и просят у вас деньги.
Они снова расхохотались.
— Вам нужно съездить с нами на Байкал, — предложил Арнольд. — Вы там были?
— Нет, слава богу.
Когда приступ веселья постепенно угас, Марк Аркадьевич ненавязчиво, как ему казалось, поинтересовался:
— Вы любите лошадей?
Арнольд насторожился. Собеседник постоянно уводил его в сторону от дикой природы. Он был бы рад соврать, но плохо сделал домашнее задание. Лошадей в этот раз любил Игорь. Он общался с тренерами, спортсменами и владельцами конюшен. Он собирал информацию, запоминал названия пород, имена победителей, пытаясь нащупать что-нибудь интересное.
— Честно говоря, меня сюда пригласил друг. Он интересуется всем. — Заметив вопрос в глазах Ройтера, Арнольд поспешил пояснить роль Игоря в своей жизни: — Мы вместе сотрудничаем на нескольких проектах, дружим с детства, влюбляемся в одних и тех же девушек.
Он еще не был уверен, как в конечном итоге представит напарника главному герою, но гомосексуальность и раздачу бесплатных буклетов интуитивно исключил. Если бы Игорь мог прикинуться лошадью, это было бы идеально.
«Почему он не спрашивает про руку?»
Арнольд незаметно подал знак через плечо собеседника. Игорь кивнул и не спеша, не выпуская из рук высокого стакана, направился в сторону туалета, чтобы слегка привести себя в порядок.
Тем временем Александр Добролюбов пошел в атаку:
— Не буду врать, что не слышал про вашу конюшню.
— Я уверен, что все, что бы вы ни читали обо мне…
«Оплачено», — подумал Арнольд, но вслух произнес:
— Не имеет ничего общего с тем, что есть на самом деле.
Ройтер задумчиво потер переносицу.
— Понимаете, у нас нет специалистов, которые могут написать хорошую, профессиональную статью так, чтобы читатель не уснул. А те, кто неплохо пишет, не разбираются в теме, их дилетантство раздражает профессионалов, конезаводчиков, коневладельцов. Поэтому приходится читать либо то, что у него две черные лошади и одна коричневая, либо что жеребец совершил великолепный курбет из позиции левада.
— А что бы вы хотели? — спросил Арнольд с заинтересованным видом.
— Мне бы хотелось, чтобы журналист был способен донести до остальных не только внешние параметры жеребца, его экстерьер, родословную и список побед, но и внутренний мир. У скаковых лошадей особый менталитет победителя. Они необычные животные, психологически устойчивые, преданные, умные. Это надо уметь почувствовать и передать.
Во всем мире поход на ипподром — популярное времяпрепровождение. Скачки — это королевский вид спорта, к которому может быть причастен и обычный, не очень богатый человек. Надо всего лишь купить билет на трибуны, можно сделать ставку и пощекотать нервы, можно взять с собой детей.
В Европе это так же важно, как футбол, понимаете? Я хочу, чтобы Россия вернулась к своим истокам великой конной державы. Я хочу, чтобы на наш, кстати, старейший в мире ипподром вернулись люди, чтобы он расцвел. Вы знаете, что французы полностью скопировали наш центральный ипподром, попросту срисовав его с натуры в тысяча девятьсот двадцатом году? А мы построили его в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом.
Мы были лучшими! Когда в Москву приезжают члены королевских семей, наследники самых громких аристократических фамилий в Европе, знаете, куда они просят отвезти их в первую очередь?
— На ипподром, — предположил Арнольд, безостановочно кивая головой.
— Правильно. Лошади — часть их культуры, воспитания и истории. А мы свою историю заживо похоронили, понимаете?!
Нельзя сказать, что Александр Добролюбов не вел разговоров о животных в силу специфики своей профессии. Но гон Ройтера заставил его другими глазами посмотреть на своего визави. Это была не игра, не дань престижу или моде, это была его жизнь.
Ройтер продолжил говорить, не сводя горящих глаз с собеседника. «Что у тебя в рукаве, дядя Марк?» — размышлял Арнольд, сожалея, что Игоря нет рядом. Он не был склонен к быстрому анализу, чаще полагаясь на интуицию, как все избалованные везунчики.
— Одомашнивание лошади началось более шести тысяч лет назад. С тех пор ведутся бесконечные генетические опыты, поиски идеальной породы. Понимаете, мы, люди, плюем на генетику, мы не спрашиваем у женщины, были ли в ее роду сумасшедшие или как быстро она может добежать от дома до парковки.
— Не все женщины появляются в нашей жизни, чтобы произвести потомство, — с улыбкой заметил Арнольд.
— А потом, когда оно появляется, становится уже поздно, — отрезал Ройтер. — Моя дочь такая же упрямая, какой была ее мать. Мой андалузский жеребец менее упертый, чем моя дочь, а ему всего год.
— Я думал, самая лучшая порода — это арабский скакун.
Ройтер многозначительно посмотрел на Добролюбова, пригладил бороду и, медленно выговаривая каждое слово, произнес:
— Арабская порода — это вершина мирового коневодства. Восточные лошади послужили основным племенным материалом для всех пород в мире. Эта раса обладает доминирующими признаками, способными передавать потомству характер и тип породы.
— То есть, если их скрещивать с другими, те становятся лучше? — Арнольд намеренно продолжал вести себя самым непосредственным образом, он уже нащупал путь к сердцу Марка Аркадьевича.
— Ну, примерно так, — подтвердил Ройтер.
— У вас есть арабский жеребец?
Ройтер с интересом посмотрел на Арнольда, как будто только сейчас осознал, кто стоит напротив него:
— Вы, кажется, сказали, что слышали что-то про мою конюшню.
Арнольду стало не по себе, он снова беспомощно пробежал глазами по опустевшему залу. Гости давно перебрались в другое помещение за накрытые столы. К Марку Аркадьевичу периодически подходили люди, с энтузиазмом трясли его за руку и отходили, не желая прерывать их эмоциональный разговор.
— Чем бы вы мечтали обладать? — неожиданно спросил миллионер. — У вас есть мечта?
— Есть вероятность, что вы ее исполните? — Арнольд хитро улыбнулся.
— Забудьте о пожертвовании, считайте, оно у вас в кармане, — отмахнулся Ройтер. — Я спрашиваю о вашей реальной мечте. У вас есть увлечения, помимо спасения животных?
Арнольду нужно было сказать «нет». Он знал, что у Добролюбова нет других увлечений, кроме его фонда. Он ничем не интересовался, его самолюбие сытно питалось за счет неувядающей идеи о спасении природы. Но интуиция подсказывала, что нужно ответить от имени Арнольда: «Говори на его языке, расскажи о своей страсти». «Нельзя рушить основы сценария», — твердил голос Игоря у него в голове.
В конце концов Арнольд принял простое, компромиссное решение. Он назовет то, чем хочет обладать, но по крайней мере это не будет похоже на вымогательство и это не будет «феррари».
— «Портрет женщины».
— Она продается? — спросил Ройтер.
— Она похищена из города Пьяченца, художник Густав Климт, приблизительная стоимость двадцать миллионов фунтов. — Арнольд мечтательно закатил глаза. — Я бы хотел случайно найти ее в каком-нибудь антикварном магазине на юге Италии. Чтобы дряхлый хозяин вынес ее из подвала в надежде продать за пару сотен евро.
— Гениально! — Ройтер схватил Арнольда за плечи и с силой тряхнул. — Это то, что надо!
— У вас есть эта картина? — Александр Добролюбов улыбнулся.
— Нет, но тогда вы поймете, что я почувствовал, когда нашел Феликса.
