Глава 10
Felix
«Я, затаив дыхание, следил за тем, как его голова, а затем восхитительное тело показалось из-за распахнутых дверей коневозки».
Игорь перечитал написанное на листке и тут же, смяв его, выбросил в корзину под столом.
«Сначала из царской кареты показался упругий круп».
Рассмеявшись, он скомкал второй лист бумаги. Если и дальше так пойдет, надолго он здесь не задержится. Надо что-то придумать, надо перестать зацикливаться на деталях и абстрагироваться от банальностей. Он попытался составить список слов, которые можно было употребить в описании Феликса. Получился краткий анатомический лошадиный словарь.
«Как должен выглядеть чемпион, независимо от того — лошадь это или человек? Какой он, будущий победитель? Чистокровная верховая лошадь должна быть резвой, быстрой как ветер. Всех интересует скорость — те самые секунды, определяющие в конечном итоге, чего стоит каждая из них.
Феликс — красавец. Его внешность — яркая демонстрация достижений всего рода, берущего начало в 1720 году. Это прежде всего триумф природы, вызов из далекого прошлого, где даже изящный поворот головы предопределяет чистая кровь».
Игорь перечитал текст и поморщился.
«В каждой чистокровной скаковой лошади есть капелька арабской крови. Восток дал нам лучшее, что у него было. Как гласит старая притча, когда Бог захотел создать лошадь, он сказал южному ветру: „Я хочу сделать тебя живым существом. Сгустись“. И ветер сгустился. „Я нареку тебя Конем; я сделаю тебя арабским и наделю каштановым цветом муравья; на челку твою, что свисает между твоих глаз, я повешу счастье; ты будешь господином всех прочих зверей. Люди будут следовать за тобой всюду, в погоне ты будешь так же хорош, как и в побеге, на спине ты понесешь сокровища и будешь приносить богатство“».
Игорь отложил ручку и закрыл блокнот. События предыдущей ночи по-прежнему не шли у него из головы. Надо сосредоточиться на работе. Феликс приехал утром, а он не мог заставить себя выразить необходимый восторг.
Он постарался вспомнить, что почувствовал, когда увидел эту лошадь. Безусловно, животное обладает какой-то необычной грацией и красотой. Феликс был спокоен, с достоинством выбрался из машины и широко улыбнулся, когда Ройтер бросился его обнимать. Улыбка лошади похожа на оскал мультяшного персонажа. Лошадь приподнимает верхнюю губу, обнажая клыки, — неэстетично, но очень выразительно.
До обеда оставался час. Игорь понимал, что поход на конюшню неизбежен, надо поближе рассмотреть Феликса и написать хотя бы еще несколько строк о его первом дне.
Игорь взял на кухне яблоко, достал папиросу, полученную от Гриши, и спустился в сад. Удобно расположившись в тени беседки, надежно скрытой от посторонних взглядов высокими кустами, он откусил яблоко и блаженно вытянул ноги вдоль скамейки.
— Добрый день.
Он невольно дернулся, производя впечатление человека, пойманного на месте преступления. Нервы его явно расшатались за время проживания в «Доме безумств». Она стояла прямо напротив, взгляд спокойный, слишком прохладный для теплого майского дня. Она не улыбалась, как это принято в подобных ситуациях.
Игорь встал и первым протянул руку. Она вяло ответила на рукопожатие.
— Оксана, если я не ошибаюсь? Игорь.
— Я знаю, кто вы. Марк говорил.
«Характер отвратительный», — решил он, нащупывая правильный тон.
Хозяйка была высокой, очень худой молодой женщиной, ее бледная кожа как будто просвечивала на солнце, как папиросная бумага. Из-под платья виднелись длинные, с неожиданно развитой для ее изящной комплекции мускулатурой, красивые ноги.
Игорь собрался с духом и заглянул в ее глаза. Большие, раскосые, они блестели, как два глубоких темных колодца среди пустыни из белого песка. «Арабская скаковая», — машинально отметил Игорь, в ней ясно угадывалась примесь восточной крови.
Пора было продолжить беседу, но ее это, судя по всему, не волновало. Она задумчиво провела рукой по волосам, собранным в тугой высокий хвост на затылке. Игорь взбодрился, вступая на знакомую тропу.
— Вы неважно себя чувствовали в последние дни?
Она слегка повернула голову, как будто удивленная тем, что он осмелился заговорить.
— Если бы вы пожили здесь безвылазно на протяжении двух месяцев, то тоже перестали бы выходить из комнаты.
Она повернулась и медленно пошла по тропинке, рассеянно рассматривая цветы, попадающиеся на ее пути. Он уверенно последовал за ней.
— Я слышал, вы увлекаетесь живописью.
Его напарник утверждал, что женщинам не дано ни писать, ни рисовать.
— Вы собираете слухи? — Она снисходительно улыбнулась.
— Можно посмотреть что-нибудь из ваших работ? — Он разрешил себе легкую шалость, пытаясь слегка растормошить собеседницу.
Она пожала плечами. Похоже, не столько его вопрос, сколько общая направленность разговора начала раздражать ее.
— Это очень личное.
— Какой смысл прятать свой труд от чужих глаз?
— Я рисую для себя, — сухо пояснила она.
— Жаль.
Он сделал маленький шаг и оказался настолько близко к ней, что почувствовал ее запах, терпкий аромат, слишком резкий на его вкус. Оксана вопросительно подняла брови, ее глаза стали еще темнее.
— Там в библиотеке, — она небрежно махнула рукой в сторону дома, — великолепная коллекция репродукций, возможно, вас это утешит.
— Только на какое-то время. Я не люблю вторичность.
Игорь почувствовал, что сильный поток подхватил его и быстро понес вниз по течению. Он с трудом поборол желание прикоснуться к ее мраморному лицу.
— Вам придется много писать, чтобы позволить себе оригинал. — Она скользнула по нему равнодушным взглядом.
— Можно украсть. — Он улыбнулся одними глазами.
— Так вы не сможете его никому показать.
— В этом я похож на вас. — Игорь театрально вздохнул. — Не люблю, когда посторонние разглядывают мои шедевры.
Он не мог оторваться от идеального лица. Они еще несколько секунд не сводили друг с друга взгляда, ее сдержанная надменность надежно скрывала то, что лишь на мгновение промелькнуло и исчезло в ее глазах, Но Игорь уловил этот миг и почувствовал азартное нетерпение, которое обычно не предвещало ничего хорошего как дом него, так и для окружающих.
Она была одной из тех дам, которые хладнокровно вытащат из вашего кошелька последние наличные, если вы вдруг подавитесь косточкой от винограда на первом свидании и потеряете сознание. С другой стороны, он как раз был тем мужчиной, который обычно притворяется, что подавился, чтобы аккуратно снять с шеи своей дамы бриллиантовое колье, пока она делает искусственное дыхание. Игорю не терпелось узнать ее поближе.
* * *
Арнольд потерял девственность в пятнадцать лет с подругой своей матери. Это воспоминание так и оставалось одним из самых ярких и приятных моментов во всей его жизни. Он до сих пор поддерживал дружеские отношения с той женщиной, которая успела постареть и перебралась жить в другую страну.
Игорь всегда удивлялся противоречивости характера своего друга. Он не общался с собственной семьей, с легкостью отказался от сына, перепрыгивал через женщин, как через трещины в асфальте, и тем не менее он каждый год звонил и поздравлял какую-то старушку с днем рождения.
Иногда Игорю казалось, что он просто придумал ее, чтобы иметь обязательства перед кем-то, чувствовать себя не абсолютно свободным. Арнольд ощущал себя неполноценным человеком, потому что не был подвержен страданиям. Он всегда крепко спал, имел отменный аппетит и короткую память на все плохое. Только в последнее время он начал задаваться вопросами о своей судьбе и предназначении.
Игорь спокойно воспринимал изменения в характере друга. В конце концов, рано или поздно он должен был повзрослеть. Сам Игорь благополучно миновал период поиска смысла, его давно не жучила совесть.
Он думал о себе как о человеке, который никогда не поступится принципами ради денег. Он не грабил, не убивал, не шантажировал, никому не угрожал и никогда не осуществлял актов насилия над личностью. В конечном итоге люди сами отдавали ему деньги, испытывая при этом радость и облегчение.
Он учился в школе, когда в один теплый июльский день они с мамой заехали на заправку на новом автомобиле. Мать пошла к кассе, а он собирался выйти, чтобы заранее засунуть шланг в бензобак. Он любил заправлять мамину машину, поэтому она специально ждала воскресного дня, чтобы доставить ему это маленькое удовольствие.
Игорь уже положил ладонь на ручку двери, когда рядом с их машиной остановился грязный автомобиль непонятной модели. За рулем сидел небритый мужчина, говорящий с сильным кавказским акцентом, он спросил его, как проехать в Одинцово. Игорь успел отметить, как отталкивающе выглядел этот человек, но мужчина так беспомощно улыбался, что он открыл окно и принялся терпеливо объяснять дорогу.
Не дожидаясь конца его подробных инструкций, странный человек вместе со своими друзьями, а сквозь затемненные стекла проглядывали еще несколько небритых лиц, неожиданно рванул с места и скрылся в облаке пыли. Игорь растерянно посмотрел ему вслед и затем случайно бросил взгляд в зеркало заднего вида, где увидел, как водитель машины, стоявшей сзади, что-то громко кричит, высунувшись из окна.
Не забывая о том, чему учила его мама, Игорь успел нажать на центральный замок и заблокировать все двери в автомобиле. Мужчина выскочил из машины, продолжая кричать, Игорь закрыл окно и с нетерпением ожидал, когда же наконец покажется мама.
И вот она идет, с удивлением замечает возбужденного мужчину у своей машины, ускоряет шаг, взволнованно ищет глазами сына. Мужчина обращается к ней, что-то сбивчиво объясняет, она делает знак Игорю открыть дверь, он с опаской приоткрывает окно. «Сынок, мою сумку украли». Игорь резко поворачивается назад: действительно, на заднем сиденье пусто. «Те люди, с которыми ты разговаривал, они украли сумку, этот мужчина видел». Она показывает на запыхавшегося водителя.
Игорь часто вспоминал тот разговор с небритым мужчиной, когда он, несмотря на отталкивающую внешность незнакомца, пустился в долгие объяснения маршрута. В чем их секрет, как они заставили его потерять бдительность? Он чувствовал себя дураком.
Никто не отнимал у него мамину сумку в темной подворотне, никто не угрожал ему, но все же ее украли. Акт насилия был совершен.
Чем больше он размышлял на эту тему, представляя себя на их месте, тем больше его интересовал вопрос, а возможно ли сделать так, чтобы мальчик отдал сумку добровольно.
* * *
— Здесь четыре с половиной на четыре метра, — пояснил Ройтер, заглядывая в денник Феликса через большое окно. — Дверь открывается наружу, чтобы лошадь не могла заблокировать вход с другой стороны. Все продумано. Вентиляция, изоляция, дренаж, даже музыкальные колонки, — Марк Аркадьевич показал на потолок. — Классика их успокаивает.
— Пол последней разработки — резиновый. — Филипп подошел поближе к Игорю. — Раньше мы использовали опилки или отборную пшеничную солому.
Ройтер остановился посередине просторного прохода и глубоко вздохнул:
— Ты не представляешь, что я чувствую! Слава богу, он дома!
Игорь смущенно посмотрел на него, не зная, что ответить. Филипп снисходительно похлопал шефа по плечу:
— Ладно, Марк Аркадьевич, соберись. Впереди еще столько работы!
Игорь достал блокнот:
— Я хотел бы побыть с Феликсом. Познакомиться, понаблюдать.
— Конечно, — Ройтер согласно закивал. — Тебе надо сблизиться с ним, узнать его получше. Ребята, что там с Колумбой?
— Колумба дурит, — сказал Костя, сплюнув себе под ноги.
Они двинулись в глубь конюшни, оставив Игоря возле бокса Феликса. Он приблизился к окну.
— Эй, шоколадка. — Он ласково дотронулся до гривы лошади.
Феликс нервно переступил с ноги на ногу и покосился на гостя одним глазом, похожим на маслинку.
— Давай посмотрим на тебя.
Феликс мотнул головой и отвернулся, оказавшись к Игорю задом. Игорь обратил внимание на яркую прядь седых волос в его темном шелковом хвосте.
— Да ты у нас седой старичок, прямо как я. — Он провел рукой по своим волосам. После последнего изменения внешности седина исчезла, но Игорь продолжал ощущать седые волосы на своей голове.
На другой стороне денника было еще одно окно, выходившее на реку. Феликс повернул голову и сделал шаг к окну. Ройтер говорил, что задняя часть чистокровной скаковой лошади должна быть очень сильной, это необходимо для быстрого галопа. У Феликса был мощный, тренированный круп, задние ноги длинные с четко очерченными суставами, дающими толчок для максимального ускорения, на передних ногах выделялись длинные мускулистые голени и большие плоские суставы. Существовали строгие критерии оценки экстерьера чистокровной верховой лошади: так, например, кость ниже колена не должна была превышать двадцати сантиметров.
Игорь предполагал, что эта порода рождается только в темной масти, такой, как у Феликса. Но Филипп объяснил, что рождаются и серые чистокровные, хотя крайне редко. Все чистокровные лошади, производящие потомство, записывались в так называемой племенной книге, которая включала полное генеалогическое древо английских и ирландских верховых за двести лет. По этим записям можно было проследить род любой чистокровной верховой лошади вплоть до первого колена.
— Видишь, как выступает холка, а плечи, наоборот, покатые. — Филипп неслышно подошел и встал рядом с Игорем. — Это позволяет сидеть на лошади низко, вытянувшись вдоль корпуса. — Он пригнулся, имитируя позу жокея. — Пойдем. — В глазах испанца мелькнуло лукавство. — Ты не поймешь эту лошадь, пока не увидишь ее в работе. Сейчас это лишь гоночная машина в чехле — красиво, но не более того. Подожди пару дней, пока не услышишь, как работает мотор, не оценишь подвеску и аэродинамику. Я завидую тебе. Тебя ожидают сильные впечатления. Я бы мечтал снова увидеть это впервые.
Игорь улыбнулся. Каждый раз, когда испанец оказывался рядом, он чувствовал себя легче и веселее. Они нашли остальных возле последнего бокса с грязно-белой кобылой, стоящей к ним задом и нервно помахивающей длинным белым хвостом. «Как альбинос», — подумал Игорь, но вслух ничего не произнес, боясь оскорбить чувства присутствующих.
— Это наш приемыш. — Марк Аркадьевич протянул руку в открытое окно и любовно похлопал лошадь чуть выше хвоста. — Моя самая возрастная лошадь — Колумба, ей одиннадцать лет.
Лошадь повернулась и посмотрела на хозяина исподлобья, Игорь мог поклясться, что в ее глазах читалась укоризна.
— Шальская порода, она официально не признана на своей родине в Англии. Но на самом деле порода чистая, род начинается от одного из основоположников английской верховой. Смотри, какие красивые глаза. — Ройтер с любовью погладил кобылу по морде.
— И белые как снег ресницы, — еле слышно добавил Костя.
Матвей с Филиппом переглянулись.
— Значит, старушка дурит, — повторил Ройтер, задумчиво глядя на конюха.
Игорь проследил за его взглядом. Временами Костя казался сильным, даже угрожающим, а иногда выглядел так, точно кто-то дал ему лопатой по голове. Сейчас он стоял подавленный и как будто с трудом находил в себе силы поднять глаза от пола.
— Она постоянно мотает головой, переступает, грызет все подряд, — сказал он, стараясь избегать насмешливых взглядов Филиппа и Матвея. — Мне кажется, она чего-то боится.
— Может, ей кошмары снятся? — с серьезным лицом предположил Матвей.
— У нас тут прямо консилиум профессоров, даже журналиста пригласили. — Филипп посмотрел на Костю, нетерпеливо раскачиваясь на мысках сапог.
— Вот я и думаю, может быть, кто-то бывает здесь ночью, — продолжил Костя.
— Не может быть, — Матвей раздраженно покачал головой.
— А ты откуда знаешь, ты же здесь ночами не бываешь? — Филипп усмехнулся.
— Ты сам ночевал здесь? — Ройтер повернулся к Косте.
— Нет, — ответил конюх. — Последние три дня не ночевал.
— Странно, — хозяин пожал плечами. — Ее бокс последний, вдалеке от входа и жилых комнат. Запасной дверью никто не пользуется.
Игорь повернулся и посмотрел на стену возле денника Колумбы. Там действительно находился почти незаметный на первый взгляд пожарный выход, рядом со светлой, в тон стен дверью висели огнетушитель и ведро.
