5

Том принял душ, побрился и оделся. Вниз он спустился около восьми тридцати. Утро оказалось солнечным, было еще свежо, и приятный ветерок заставлял трепетать листья берез. Мадам Аннет, конечно, уже встала и хлопотала на кухне, слушая маленький переносной радиоприемник, передававший новости и пустые программы, которыми изобиловало французское радиовещание.

— Bonjour, мадам Аннет! — сказал Том. — Полагаю — поскольку мадам Асслер, возможно, уедет утром, — мы позавтракаем чем-то более существенным, может быть, сваренными на медленном огне яйцами? — Последние два слова он произнес по-английски. Он знал, как сказать по-французски «сваренные на медленном огне», но не по отношению к яйцам. — CEufs dorlotes? Помните, с каким трудом я это переводил? В маленьких фарфоровых чашечках. Я знаю, где они стоят. — Том вынул их из буфета. Всего было шесть штук.

— Ah, oui, M'sieur Tome! Je me souviens. Quatre minutes.

— Не меньше. Но сначала я должен спросить у леди, будут ли они есть яйца Да, мой кофе. Давно хотел выпить кофе! — Том подождал несколько секунд, пока мадам Аннет налила из своего всегда кипящего чайника кипятку в кофеварку. Он отнес ее на подносе в гостиную.

Тому нравилось стоять, пить кофе и глядеть на лужайку позади дома. Его мысли свободно блуждали. Он размышлял о том, что еще необходимо сделать в саду.

Несколько минут спустя Том уже был у грядки с зеленью. Он срезал петрушку, на случай, если идея с яйцами будет принята благосклонно. Положить немного свежей петрушки, добавить масло, соль и перец в каждую чашку с сырым яйцом, прежде чем завинтить крышки банок и окунуть их в горячую воду.

— Эй, Том. Уже работаешь? Доброе утро! — Это была Ноэль, одетая в черные хлопковые брюки, фиолетовую блузку и сандалии. Она неплохо говорила по-английски, Том это знал, но почти всегда обращалась к нему на французском.

— Доброе. Тружусь в поте лица. — Том показал ей букетик из петрушки. — Хочешь попробовать?

Ноэль взяла веточку и принялась грызть. Она уже сделала макияж: нанесла бледно-голубые тени на веки и покрасила губы бледно-розовой помадой.

— Ah, delicieux! Знаешь, — продолжила она также по-французски, — мы с Элоизой разговаривали вчера после ужина. Я могу присоединиться к вам в Танжере, если успею сделать кое-какие дела в Париже. Вы едете в следующую пятницу. Может быть, я смогу уехать в субботу. Конечно, если я вас не стесню. Может быть, дней на пять...

— Какой приятный сюрприз! — воскликнул Том. — К тому же ты знаешь страну. Я думаю, это отличная идея. — Том действительно так думал.

Леди выбрали «изнеженные» яйца, каждая по одному. Легкий завтрак дополнили тосты, чай и кофе. Они только что закончили, когда мадам Ан-нет вошла со стороны кухни.

— Мсье Том, думаю, я должна вам сказать — на дороге какой-то человек фотографирует Бель-Омбр. — Произнеся «Бель-Омбр», она сделала что-то вроде реверанса.

Том вскочил.

— Извините, — сказал он Элоизе и Ноэль. У него сразу возникла мысль, кто это может быть. — Спасибо, мадам Аннет.

Он прошел в кухню и выглянул в окно. Да, это был здоровенный Дэвид Притчард: он вышел из тени больших склонившихся деревьев, которые Том так любил, и, остановившись как раз напротив дома, на солнце, приставил фотоаппарат к глазу.

— Может, ему наш дом показался красивым, — сказал Том мадам Аннет спокойным тоном, хотя чувствовал себя далеко не спокойно. Он с радостью пристрелил бы Дэвида Притчарда, если бы у него под рукой оказалось ружье и, конечно, если бы смог при этом остаться безнаказанным. Том пожал плечами. — Если вы заметите его на нашей земле, — добавил он с улыбкой, — это уже другое дело. Сразу же сообщите мне.

— Мсье Том, может быть, это турист, но мне кажется, он живет в Вильперсе. Я думаю, это американец, который вместе со своей женой арендует дом. — Мадам Аннет указала рукой в направлении дома Притчардов.

Как быстро новости разносятся по маленькому городку, подумал Том, а ведь у приходящей прислуги нет автомобилей, только окна и телефоны.

— И в самом деле, — заметил Том, почувствовав себя виноватым, как будто мадам Аннет могла знать или скоро узнать, что он был в этом самом доме американцев не далее как вчера и пил с ними аперитив. — Может, это не так уж важно, — сказал себе Том и вернулся в гостиную.

Элоиза и ее гостья смотрели в окно. Ноэль слегка придерживала край длинной портьеры и что-то говорила Элоизе. Том уже достаточно далеко отошел от кухни, чтобы мадам Аннет его не услышала, но все же он оглянулся, прежде чем заговорить.

— Между прочим, это тот самый американец, — тихо сказал он по-французски. — Дэвид Притчард.

— У которого ты был в гостях, cheri? — Элоиза повернулась и пристально посмотрела на него. — Почему он фотографирует именно нас?

И действительно, Притчард не ушел. Он направился по шоссе к тому месту, где начиналась грунтовая дорожка, ничейная земля. Там росли деревья и кусты. Притчарду не удастся сделать четкий снимок дома со стороны дорожки.

— Не знаю, дорогая, но он из тех типов, которым нравится надоедать людям. Ему доставит удовольствие, если я выйду и выскажу свое возмущение, поэтому я предпочитаю ничего не предпринимать. — Он бросил на Ноэль задорный взгляд и вернулся к столу, где лежали его сигареты.

— Я думаю, он видел нас... когда мы выглянули, — сказала Элоиза по-английски.

— Ну и ладно, — ответил Том, наслаждаясь своей первой за сегодняшний день сигаретой. — Он только и ждет, что я выйду и спрошу, зачем он фотографирует!

— Что за странный человек, — заметила Ноэль.

— Да уж, — отозвался Том.

— Он вчера не говорил, что хочет сделать снимки вашего дома? — не унималась Ноэль.

Том покачал головой.

— Нет. Забудем о нем. Я попросил мадам Аннет предупредить меня, если он хотя бы ногой ступит на нашу землю.

Они заговорили о другом — о дорожных чеках и их преимуществе перед карточками «Виза» в странах Северной Африки. Том сказал, что он предпочел бы и то и другое.

— И то и другое? — переспросила Ноэль.

— Например, есть отели, которые не принимают «Визу», только «Американ Экспресс», — ответил Том. — А дорожные чеки принимаются везде. — Он стоял у высокого окна во всю стену и мог видеть лужайку целиком: от левого угла, где проходила дорожка, до правого, где стояла теплица. Ни души, ни малейшего движения. Том увидел, что Элоиза заметила его беспокойство. Где же Притчард оставил машину? Или Джанис высадила его, чтобы потом забрать?

Дамы изучали расписание поездов на Париж. Элоиза хотела подбросить Ноэль к Море, откуда шел прямой поезд до Лионского вокзала. Том предложил свои услуги, но Элоиза, похоже, сама хотела подвезти подругу. Ноэль поднялась за своим маленьким чемоданом, уже упакованным, и через минуту была с ним внизу.

— Спасибо, Том, — сказала Ноэль. — Видимо, мы скоро увидимся — дней через шесть. — Она засмеялась.

— Будем надеяться. Это будет здорово. — Том хотел помочь поднести чемодан, но Ноэль не позволила.

Том вышел на улицу вместе с ними. Он проводил взглядом красный «мерседес», который вывернул налево и покатил по направлению к городу. Затем заметил белый автомобиль, медленно ехавший слева. Из кустов на дорогу вышел человек — это был Притчард в мятой рыжей летней куртке и темных брюках. Он сел в белую машину. Теперь Том встал за очень кстати отросшей живой изгородью, поднимавшейся выше человеческого роста, и стал ждать.

Наглые Притчарды медленно проехали мимо. Дэвид улыбался заметно нервничающей Джанис, которая смотрела больше на него, чем на дорогу. Притчард бросил взгляд на открытые ворота Бель-Омбр. Тому хотелось, чтобы он велел Джанис остановиться, дать задний ход и въехать в ворота, — Том чувствовал желание взгреть их обоих — но, видимо, Притчард не отдал такого распоряжения, потому что машина медленно покатила прочь. Том заметил, что у белого «пежо» был парижский номер.

Интересно, что сейчас осталось от Мёрчисона, подумал Том. Течение реки, медленное и упорное, за многие годы, должно быть, сделало больше, чем хищная рыба. Том не был уверен, водится ли в Луэн рыба, питающаяся мясом, если, конечно, там нет раков. Том пытался отогнать неприятные мысли. Ему не хотелось думать об утопленнике. Два кольца, вспомнилось ему, — он решил оставить их на мертвеце. Тело могло застрять в камнях. Может быть, голова отделилась от шеи и откатилась куда-нибудь, и теперь идентификация по зубам невозможна Брезент или парусина должны уже истлеть.

«Прекрати!» — сказал себе Том и поднял голову. Всего несколько секунд прошло, с тех пор как он видел мерзких Притчардов. Теперь он стоял один у незапертых ворот.

Мадам Аннет уже убрала завтрак со стола и, скорее всего, выполняла какую-нибудь мелкую домашнюю работу в кухне, что-нибудь вроде проверки запасов молотого перца Или ушла в свою комнату и занялась шитьем для себя или для подруги (у нее была электрическая швейная машинка), или решила написать письмо сестре в Лион. Воскресенье есть воскресенье. Том заметил, что оно и на него влияет: просто ничего не хочется делать в этот день. В понедельник у мадам Аннет был официальный выходной.

Том остановил взгляд на клавесине цвета беж, на черно-бежевых клавишах инструмента Учитель музыки Роже Лепти приходил каждый вторник и давал уроки им обоим. Том разучивал сейчас несколько старинных английских песен-баллад. Скарлатти он любил больше, но баллады были более теплыми, больше трогали за душу, кроме того, не мешало разнообразить репертуар. Ему нравилось слушать, даже подслушивать (Элоиза не обращала на это внимания), как Элоиза трудится над Шубертом. Ее наивность, ее рвение, как казалось Тому, привносили свежую струю в знакомые мелодии мастера. Более того, Том забавлялся, когда она играла Шуберта, еще и потому, что мсье Лепти сам был похож на молодого Шуберта — разумеется, ведь Шуберт всегда оставался молодым. Мсье Лепти было под сорок, полный и пухлый, он носил очки без оправы, как и Шуберт. Он не был женат и жил с матерью, так же, как и садовник Анри. Какие разные люди!

Хватит думать о пустяках, сказал себе Том. Что следует ожидать от утренних фотоупражнений Притчарда, если логически поразмыслить? Может быть, он пошлет фотографии или негативы в ЦРУ, о котором, как вспомнил Том, ДФК однажды сказал, что хотел бы видеть эту организацию повешенной, колесованной и четвертованной? А может, Дэвид и Джанис Притчарды будут внимательно разглядывать фотографии, некоторые увеличат и, хихикая, начнут обсуждать, как вторгнуться во владения Рипли, не охраняемые ни собакой, ни сторожем? Интересно, эта болтовня останется болтовней или выльется в реальные действия?

Что они задумали против него и почему? Что у них общего с Мёрчисоном? Том не мог представить, какие у них могли быть отношения. Мёрчисон был неплохо образован, в отличие от Притчардов. Том как-то видел его жену; она приходила в Бель-Омбр после исчезновения мужа, и Том говорил с ней около часа Она ему показалась воспитанной женщиной.

Может, это какие-нибудь мерзкие коллекционеры? Но Притчарды не просили у него автограф. Что, если они вознамерятся нанести какой-либо ущерб Бель-Омбр в его отсутствие? Том обдумывал, не сообщить ли полиции, что он заметил человека, который может оказаться вором, а поскольку семья Рипли собирается уехать на некоторое время...

Том все еще размышлял, когда вернулась Элоиза.

Она была в хорошем настроении.

— Cheri, почему ты не пригласил этого человека — который фотографировал — войти? Приккарда...

— Притчарда, дорогая.

— Притчарда. Ты был у него в доме. Так в чем же дело?

— Он не так дружелюбен, как кажется, Элоиза. — Том, стоявший у окна, выходившего на лужайку позади дома, засунул руки в карманы брюк и принял беззаботный вид. — Занудливый проныра, — продолжал он, немного понизив голос.

— А почему он что-то вынюхивает?

— Понятия не имею, дорогая. Знаю только, что мы должны сохранять дистанцию и не обращать на него внимания. И на его жену тоже.

На следующее утро, в понедельник, Том выбрал момент, когда Элоиза принимала ванну, и позвонил в институт в Фонтенбло, где, по словам Притчарда, тот слушал курс маркетинга. Он сказал, что желает поговорить с кем-нибудь с факультета маркетинга, и ждал некоторое время, пока его соединят. Он приготовился услышать французскую речь, но ответившая ему женщина говорила по-английски, причем без акцента.

Когда Тома соединили с нужным человеком, он спросил, нельзя ли позвать к телефону Дэвида Притчарда, американца, если он сейчас в институте, а если его нет, то нельзя ли оставить ему сообщение. «Он на факультете маркетинга, кажется», — добавил Том. Затем он сказал, что нашел дом для мистера Притчарда, который тот, скорее всего, захочет снять, это важно, поэтому он и оставляет сообщение. Том был уверен, что сотрудник ЕИБА воспринял его слова достаточно серьезно, поскольку студенты всегда искали жилье. Тот попросил подождать, потом вернулся к телефону и сказал, что Дэвид Притчард у них не числится ни на факультете маркетинга, ни на других факультетах.

— Тогда я, наверное, ошибся, — сказал Том. — Извините за беспокойство.

Том прошелся по саду. Конечно, ему нужно было догадаться, что Дэвид Притчард — если это его настоящее имя — играет с ним, нагромождая ложь на лжи.

Теперь Цинтия. Цинтия Граднор. Тоже загадка. Том быстро нагнулся и сорвал лютик, поблескивающий и нежный. Откуда Притчарду известно ее имя?

Том глубоко вздохнул и снова повернул к дому. Он решил, что единственное, что можно сделать, — это попросить Эда или Джеффа позвонить Цинтии и напрямик спросить у нее, знает ли она Притчарда Том мог бы это сделать сам, но он подозревал, что Цинтия, услышав его, тут же повесит трубку или откажется помогать ему в чем бы то ни было. Она ненавидит его больше, чем других.

Едва Том вошел в гостиную, как дважды раздался дверной звонок. Подойдя к двери, он взглянул в дверной глазок и увидел незнакомого мужчину в синей кепке.

— Кто там?

— Express, m'sieur. Pour M'sieur Reepley.

Том открыл дверь.

— Да, спасибо.

Посыльный вручил Тому маленький плотный манильский конверт, небрежно козырнул и удалился. Должно быть, он приехал из Фонтенбло или Море, подумал Том, и узнал его адрес в bartabac. Это был загадочный предмет из Гамбурга, от Ривза Мино, чье имя и адрес были указаны в верхнем левом углу конверта. Том обнаружил внутри маленькую белую коробочку, а в ней нечто, похожее на миниатюрную ленту для пишущей машинки, заключенную в прозрачный пластиковый футляр. Там также оказался белый конверт, на котором значилось: «Тому». Том вскрыл его.

"Привет, Том!

Вот этот предмет. Пожалуйста, отправь его через пять дней после получения по адресу: Джорджу Сарди, 307 Темпл-стрит, Пикскилл, штат Нью-Йорк, 10569, но не заказным, и, пожалуйста, укажи на конверте, что это магнитофонная лента или лента для пишущей машинки. Пошли, пожалуйста, авиапочтой.

Всего наилучшего, как всегда,

Интересно, что здесь, подумал Том, кладя прозрачный футляр обратно в белую коробочку. Какие-то международные секреты? Финансовые махинации? Данные об обороте средств, полученных от продажи наркотиков? А может быть, какой-нибудь отвратительный частный материал, используемый для шантажа, запись разговора, во время которого его участники были уверены, что они одни? Том был даже рад, что ничего не знает об этой пленке. Ему никогда не платили, да он и не хотел, чтобы платили, и никогда бы не принял плату за услуги или за риск, даже если бы Ривз предложил.

Том решил сначала позвонить Джеффу Константу и попросить его, даже настойчиво потребовать, чтобы он выяснил, каким образом Дэвид Притчард мог узнать имя Цинтии Граднор. И чем сейчас Цинтия занимается — вышла ли она замуж, работает ли в Лондоне? Том решил, что Эду и Джеффу будет совсем нетрудно оказать ему такую услугу, не требующую больших хлопот. Он, Том Рипли, избавил их всех от Томаса Мёрчисона, а теперь над ним и его домом кружит стервятник в облике Дэвида Притчарда.

Том знал, что Элоиза уже вышла из ванной и сейчас находится в своей комнате наверху, но все же предпочел звонить из своей комнаты, заперев предварительно дверь. Он взбежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Том проверил номер и набрал его, ожидая услышать автоответчик.

Незнакомый мужской голос ответил, что мистер Констант сейчас занят и что можно оставить ему сообщение. Мистер Констант фотографирует, ему позируют.

— Вы не могли бы передать мистеру Константу, что ему звонит Том и хочет поговорить с ним именно сейчас?

Меньше чем через полминуты Джефф взял трубку.

— Джефф, извини, но это очень срочно. Не мог бы ты вместе с Эдом как-нибудь выяснить, каким образом этот Дэвид Притчард разнюхал про Цинтию? Это очень важно. И еще — встречалась ли Цинтия с ним? Притчард — патологический лжец, какого свет не видывал. Я говорил с Эдом позавчера вечером. Он звонил тебе?

— Да, сегодня в девять утра.

— Хорошо. У меня такие новости — вчера утром Притчард фотографировал мой дом с дороги. Как тебе это нравится?

— Фотографировал? Он что, коп?

— Я и пытаюсь это узнать. Мне очень нужно это выяснить. Я уезжаю через несколько дней в отпуск с женой. Надеюсь, ты понимаешь, почему я думаю о безопасности своего дома. Предложи Цинтии выпить где-нибудь или пригласи на ланч и вытяни из нее все, что нам надо.

— Это будет не...

— Да, это будет нелегко, — подтвердил Том, — но стоит попытаться. Речь идет о доброй половине твоего дохода. И дохода Эда тоже. — Том не хотел говорить по телефону, что это может также предотвратить расплату за их мошенничество и за совершенное им самим убийство.

— Я постараюсь, — сказал Джефф.

— И еще о Притчарде: американец, лет тридцати пяти, темные прямые волосы, рост примерно шесть футов, плотного телосложения, носит очки в черной оправе, волосы на лбу редеют, залысины.

— Я запомнил.

— Может, лучше бы Эду этим заняться... — Если выбирать из них двоих, Том и не знал, кто лучше. — Я знаю, с Цинтией нелегко, — продолжал он более спокойно, — но Притчард знает о Мёрчисоне, по крайней мере, он упоминал его имя.

— Я понимаю, — ответил Джефф.

— Ладно. — Том вдруг почувствовал утомление. — Ладно, Джефф, вы с Эдом займитесь этим и держите меня в курсе. Я буду здесь до утра пятницы.

Они закончили разговор.

Том уделил полчаса игре на клавесине и занимался с необычной для него сосредоточенностью. Как правило, он добивался наибольшего успеха за короткое время: за двадцать минут, полчаса он достигал большего прогресса, если можно так выразиться. Том никогда не стремился к совершенству или даже к достаточно сносному уровню. Ха! Еще чего! Он не играл и никогда не собирался играть для других. И какое значение имеет его средний уровень, если он играет для себя! Игра на клавесине и еженедельные занятия с похожим на Шуберта Роже Лепти в какой-то степени дисциплинировали Тома, ему это даже нравилось.

До окончания отведенного Томом получаса оставалось две минуты, когда зазвонил телефон. Том взял трубку в холле.

— Алло, мистера Рипли, пожалуйста...

Том тут же узнал голос Джанис Притчард. Элоиза взяла трубку у себя, и Том сказал:

— Все в порядке, дорогая, это меня.

Элоиза повесила трубку.

— Это Джанис Притчард. — Голос звучал напряженно и нервно. — Я хочу извиниться за вчерашнее утро. Моему мужу иногда приходят в голову такие абсурдные, даже дурацкие идеи — ну, например, сфотографировать ваш дом. Я уверена, что вы или ваша жена видели его!

Пока она говорила, Том вспомнил ее лицо: как она явно одобрительно улыбалась и с восхищением глядела на своего мужа, когда они проехали мимо него в машине.

— Кажется, моя жена его заметила, — ответил он. — Ничего страшного, Джанис. Но зачем ему снимки моего дома?

— Да не нужны они ему, — сказала она, повысив голос. — Он просто хочет вывести вас из себя — как и всех остальных.

Том засмеялся, словно от удивления, стараясь подавить в себе желание высказать все, что он думает.

— Он находит это забавным?

— Да Не могу его понять. Я уже говорила ему...

Том прервал ее речь в защиту мужа.

— Можно спросить вас, Джанис, откуда вы или ваш муж узнали номер моего телефона?

— А, это просто. Дэвид спросил у нашего водопроводчика. Он местный и сразу назвал нам номер. Мы вызывали его, потому что у нас что-то случилось с...

Ну конечно, Виктор Жаро, неутомимо опорожняющий баки, пробивающий засоренные трубы. Разве могут быть у такого человека какие-то понятия о частной жизни?

— Понимаю, — сказал Том, разозлившись от того, что с Жаро ничего нельзя поделать, разве что попросить его не давать их телефон никому и ни под каким предлогом. То же самое могло случиться и с людьми, которые занимаются отоплением. Они думают, что весь мир вращается только вокруг их ремесла. — А чем на самом деле занимается ваш муж? — спросил Том, используя подвернувшуюся возможность. — Просто... я не могу поверить, что он действительно изучает маркетинг. Похоже, он знает про маркетинг все! Поэтому я и решил, что он шутит. — Том не собирался рассказывать Джанис, что звонил в ЕИБА.

— О... одну минуточку... да, кажется, я слышу машину. Дэвид вернулся. Мне надо идти, мистер Рипли. До свидания! — Она повесила трубку.

Надо же! Тайком позвонила ему. Том улыбнулся. И под каким предлогом? Извиниться! Было ли это извинение очередным унижением Джанис Притчард? Действительно ли Дэвид подходил к двери?

Том громко рассмеялся. Игры, игры. Тайные игры, открытые игры. Игры, которые казались открытыми, на самом деле были тайными. И, конечно, все тайные игры проходили, как правило, за закрытыми дверьми. А люди, которые считают себя игроками, на самом деле лишь игрушки в чьих-то руках. Естественно.

Он повернулся и взглянул на инструмент, к которому решил уже не возвращаться, затем вышел в сад и направился к ближней клумбе с георгинами. Он срезал перочинным ножом один из своих любимых. Лепестки георгинов напоминали ему наброски Ван Гога, поля под Арлем, мастерски изображенные талантливым художником.

Том вернулся в дом. Он думал о тридцать восьмом опусе Скарлатти, или сонате ре минор, как называл ее мсье Лепти, над которой Том сейчас работал и надеялся разучить. Ему нравилась главная (для него) тема, которая звучала как некое стремление к победе, преодолению трудностей, — и к тому же она была очень красива. Но он не хотел разучивать ее до такой степени, чтобы она стала избитой.

А еще он думал о телефонном звонке, которого ждал от Джеффа и Эда, по поводу Цинтии Граднор. Его угнетала мысль о том, что звонка от них не будет, возможно, в течение суток, даже если Джеффу удастся поговорить с Цинтией.

Когда телефон зазвонил около пяти часов дня, у Тома появилась слабая, очень слабая надежда, что это Джефф, но он ошибся. Аньес Грэ назвала себя и любезно пригласила Тома и Элоизу на аперитив сегодня вечером в семь. «Антуан продлил себе выходной и хочет уехать завтра очень рано, да и вы скоро уезжаете».

— Спасибо, Аньес. Вы не подождете минутку, я переговорю с Элоизой?

Элоиза согласилась, Том вернулся и сообщил об этом Аньес.

Том с Элоизой покинули Бель-Омбр около семи. Дом, недавно снятый Притчардами, находится по той же дороге, но дальше, думал Том, пока вел машину. Что знают Грэ об этих «арендаторах»? Возможно, ничего. Неизбежно разросшиеся деревья — Тому они очень нравились — росли в этом районе между домами, иногда заслоняя огоньки дальних домов и даже заглушая своей листвой любой шум.

Как обычно, Том разговорился с Антуаном, хотя поклялся, что в этот раз не даст втянуть себя в разговор. У него с Антуаном, трудолюбивым архитектором с убеждениями правого толка, было мало общего, тогда как Элоиза и Аньес обладали женским даром бурно начинать разговор, как только встречались, и вести его — с любезным выражением на лице — целый вечер, если нужно.

Однако на этот раз Антуан заговорил о Марокко, вместо того чтобы разглагольствовать о наплыве в Париж нефранцузов, требующих жилья.

— Ах да, отец возил меня туда, когда мне было шесть. Я никогда этого не забуду. Конечно, с тех пор я там бывал еще несколько раз. Это было очаровательно, волшебно. Только подумать, когда-то французы имели протекторат над Марокко, были дни, когда работала почта, телефон, когда улицы...

Том слушал. Антуан почти поэтически возмущался, когда описывал любовь своего отца к Танжеру и Касабланке.

— Конечно, страна — это народ, именно народ, — говорил Антуан. — Марокканцы теперь в буквальном смысле владеют своей страной — и все же, с точки зрения французов, они только испортили дело.

Ах да. Что на это ответить? Только вздохнуть. Том отважился переменить тему.

— Поговорим о другом. — Он взболтнул стакан с джином и тоником, и кусочки льда стукнули о стенки стакана. — Соседи у вас тихие? — Он кивнул в сторону дома Притчардов.

— Тихие? — Антуан оттопырил нижнюю губу. — Раз уж вы спрашиваете, — сказал он со смешком, — так вот, они дважды включали музыку на полную громкость. Поздно, около полуночи. И даже позже! Поп-музыку. — Он был удивлен и раздосадован тем, что кто-то в двенадцать ночи может включать поп-музыку. — Но, к счастью, не надолго. Примерно на полчаса.

Подозрительная продолжительность, подумал Том, и Антуан Грэ как раз такой человек, который может замерить такой феномен по часам.

— И здесь было слышно?

— О да. А ведь от них до нас почти полкилометра! Они действительно громко включили.

Том улыбнулся.

— А еще на что жалуетесь? Они еще не просили у вас попользоваться газонокосилкой?

— Non-n, — проворчал Антуан и сделал глоток кампари.

Том вовсе не собирался рассказывать о том, как Притчард фотографировал Бель-Омбр. Смутная подозрительность Антуана по отношению к Тому усилится, а Том этого ни в коем случае не хотел допустить. Весь городок в конце концов узнал, что полицейские, как французы, так и англичане, приезжали в Бель-Омбр, чтобы поговорить с Томом после исчезновения Мёрчисона. Полиция не наделала шума, не было никаких машин с сиренами, но в маленьком городке все обо всех знают, и Том не мог позволить себе еще что-нибудь подобное. Он предупредил Элоизу по дороге к Грэ, чтобы она не упоминала о том, что видела, как Притчард фотографировал их дом.

В дом вошли мальчик и девочка, вернувшись откуда-то с купанья, улыбающиеся, с мокрыми волосами и босыми ногами, но не шумные: Грэ этого не допустили бы. Эдуард с сестрой поздоровались и отправились на кухню, Аньес последовала за ними.

— У моего друга в Море есть бассейн, — пояснил Антуан. — Очень для нас удобно. У него тоже есть дети. Он подвозит наших до дома Я не возражаю. — Антуан одарил Тома редкой улыбкой, от этого его полное лицо покрылось складками.

— Когда вы вернетесь? — спросила Аньес. Вопрос предназначался Тому и Элоизе. Антуан куда-то вышел.

— Может быть, недели через три. Еще не знаем точно, — ответила Элоиза.

— А вот и я, — возвестил Антуан, спускаясь по винтовой лестнице и неся что-то в обеих руках. — Аньес, cherie, где маленькие стаканы? Вот хорошая карта, Том. Старая, но... ну, вы знаете. — По его тону можно было догадаться, что старая — значит, лучшая.

Это была очень старая автомобильная карта Марокко, сложенная в несколько раз и скрепленная прозрачным скотчем.

— Я буду обращаться с ней как можно осторожнее, — пообещал Том.

— Вам надо взять машину напрокат. Обязательно. И поездить по разным местам.

Затем Антуан обратился к своей гордости, голландскому джину в холодной керамической бутылке.

Том вспомнил, что у Антуана наверху, в студии, есть маленький холодильник.

Антуан налил и раздал всем маленькие стаканы, женщинам в первую очередь.

— О-о-о! — воскликнула Элоиза из вежливости, хотя и не любила джин.

— Ваше здоровье! — сказал он, когда они все подняли бокалы. — Приятного путешествия и удачного возвращения!

Они выпили.

Том должен был признать, голландский джин оказался на удивление мягким, но Антуан вел себя так, будто сам сделал этот напиток, и Том никогда не знал заранее, предложит ли он еще по глотку. Том понял, что Притчарды еще не пытались познакомиться с Грэ, возможно, потому, что не знали, что Рипли дружили с Грэ. А что с этим домом между Грэ и Притчардами? Он пустовал уже много лет, насколько помнилось Тому, может, выставлен на продажу; ну да это не важно, подумал Том.

Том и Элоиза собрались уходить. Они пообещали прислать открытку, и Антуан тут же заявил, что почта в Марокко отвратительная. Том вспомнил о посылке Ривза.

Как только они пришли домой, зазвонил телефон.

— Я жду звонка, дорогая, так что... — Том снял трубку в холле, приготовившись подняться в свою комнату, если это Джефф и разговор станет трудным.

— Дорогой, я хочу йогурта, мне не понравился этот джин, — сказала Элоиза и отправилась на кухню.

— Том, это Эд, — раздался голос Эда Банбери. — Я дозвонился до Цинтии. Мы с Джеффом вдвоем взялись за дело. Я не смог назначить встречу, но узнал кое-что.

— Да?

— Кажется, Цинтия была не так давно на вечеринке для журналистов, это большое сборище, куда может прийти кто угодно — и похоже, что Притчарды тоже там были.

— Одну минуту, Эд. Думаю, мне надо пройти к другому телефону. Не вешай трубку. — Том взбежал наверх, снял в своей комнате трубку и снова побежал вниз, чтобы положить трубку на аппарате в холле. Элоиза, не обращая на него внимания, включила телевизор в гостиной. Но Том не хотел называть имя Цинтии в ее присутствии, иначе она вспомнит, что Цинтия была невестой Бернарда Тафтса, сумасшедшего, как называла его Элоиза. Бернард напугал Элоизу, когда она встретила его здесь, в Бель-Омбр. — Это я, — сказал Том. — Ты говорил с Цинтией?

— По телефону. Сегодня днем. На вечеринке к ней подошел один человек, ее знакомый, и сказал, что какой-то американец спрашивает у него, не знает ли он Тома Рипли. Совершенно неожиданно. Так вот, этот человек...

— Тоже американец?

— Я не знаю. В общем, Цинтия сказала своему другу — этому человеку — посоветовать американцу проследить связь Рипли с Мёрчисоном. Вот так все и всплыло.

Том нашел все это в высшей степени неопределенным.

— Ты не знаешь имени посредника? Друга Цинтии, который говорил с Притчардом?

— Цинтия не упоминала, а я не хотел... давить на нее. Во-первых, какой у меня был повод ей звонить? Что какой-то тип из Америки знает ее имя? Я не говорил ей, что ты мне это сказал. Просто взять и позвонить! Мне пришлось все так и представить. Я думаю, что мы кое-что узнали, а это уже хорошо.

Да, верно, подумал Том.

— Но Цинтия не встречалась с Притчардом? В тот вечер?

— Вроде бы нет.

— Посредник, наверное, сказал Притчарду: «Я спрошу у моей подруги Цинтии Граднор о Рипли». Притчард произнес ее имя правильно, а это не очень распространенное имя. — Может быть, Цинтия имела неосторожность через своего приятеля передать визитку, подумал Том, полагая, что это, возможно, навлечет на Тома Рипли кару Господню, если это вообще возможно.

— Том, ты здесь?

— Да. От Цинтии нельзя ожидать ничего хорошего, друг мой. Да и от Притчарда тоже. Он просто чокнутый.

— Чокнутый?

— Ну, с головой у него не в порядке, не спрашивай меня почему. — Том глубоко вздохнул. — Эд, спасибо тебе за беспокойство. Поблагодари Джеффа тоже.

Когда они распрощались, Тома несколько секунд била дрожь. У Цинтии, несомненно, были подозрения по поводу исчезновения Томаса Мёрчисона. И у нее хватает смелости совать из-за этого голову в петлю. Она должна бы знать, что если кто-то и будет кандидатом на уничтожение на повестке дня у Тома, так именно она, потому что ей все известно о мошенничестве, начиная с самой первой картины, которую подделал Бернард Тафтс (даже Том не знал, какую именно).

Том предположил, что Притчард скорее всего наткнулся на имя Мёрчисона, прочитав о Томе Рипли в газетных подшивках. Насколько было известно Тому, его имя упоминалось только один раз в американских газетах. Мадам Аннет видела, как Том выносил чемодан Мёрчисона к своей машине, чтобы успеть в Орли к рейсу Мёрчисона, и ошибочно сказала полиции, что видела, как мсье Рипли и мсье Мёрчисон выходили с багажом из дома к машине мсье Рипли. Это и дало толчок к подозрениям, решил Том. К тому моменту Мёрчисон был наскоро завернут в брезент и лежал у Тома в подвале, а Том боялся, что мадам Аннет может спуститься вниз за вином, прежде чем он успеет убрать труп.

То, что Цинтия упомянула имя Мёрчисона, прибавило Притчарду энтузиазма Том не сомневался, что Цинтия знала о том, что Мёрчисон «исчез» сразу после того, как посетил Тома. Об этом писали в английских газетах, вспомнил Том, хотя и в маленьких заметках. Мёрчисон был уверен, что все поздние работы Дерватта поддельные. Вначале, правда, он только подозревал, но потом полностью убедился в этом, потому что Бернард Тафтс прямо сказал ему: «Не покупайте больше Дерватта». Мёрчисон рассказал Тому о забавной встрече с незнакомцем в баре лондонского отеля. Бернард не назвал Мёрчисону своего имени. Сразу же после того разговора Том, сам проследив за Мёрчисоном, увидел его вместе с Бернардом тет-а-тет. Тогда Том испытал ужас, который ощущал до сих пор: он-то знал, что мог рассказать Бернард.

Том часто думал, что могло бы произойти, если бы Бернард Тафтс попытался выяснить отношения с Цинтией и пообещал ей не писать больше подделок. Но если бы Бернард так и сделал, Цинтия все равно бы его не приняла.