ГЛАВА 8
В комнате было темно и тепло. Слышно было только дыхание присутствующих и глубокий низкий голос Гарри Ноубла, который, казалось, плывет в густом воздухе. Джаз прекрасно знала, как он может играть своим голосом, словно поднимая его с разных глубин — все зависело от слов. Этот голос сам представлял собой особый язык.
— Итак, сейчас вам все больше и больше хочется спать, — убаюкивал он. — Ваше тело наливается свинцом, и ваша голова плывет в облаках. Вы в саду. Где-то вдалеке вы слышите лай собаки. Вы сидите в вашем любимом уголке сада, подставив лицо солнцу.
Сама того не желая. Джаз попала под гипноз: ей казалось, что она лежит в гамаке, сплетенном из цветов, в ярком летнем платье.
— А сейчас я буду подходить к каждому из вас и задавать вам самые простые вопросы, а вы без заминки должны будете на них ответить. Любая заминка, и этот прекрасный мир разрушится.
Лежа на полу, Джаз начала уноситься прочь: ноги ее в фирменных ботинках налились приятной тяжестью и казалось, что голос Гарри Ноубла звучит у нее прямо в голове.
— Джасмин, какие ваши самые первые воспоминания?
Почему он всегда начинает с нее?
Она говорила тихо, боясь пробудиться и выйти из своего транса.
— Не знаю точно, воспоминание это мое или я видела когда-то на фотографии, — ответила Джаз, глубоко и размеренно дыша. — Я в саду, лежу в коляске и плачу, потому что хочу домой.
— Вы, наверное, были совсем крохой? — голос Гарри звучал у нее в голове.
Она чуть улыбнулась:
— Лет пятнадцать, не больше.
В комнате послышался вялый смех.
Гарри тяжело вздохнул и уже другим голосом произнес:
— Ха-ха, мисс Филд.
— Да, наверное, я была очень маленькой, — быстро сказала Джаз, понимая, что разрушила всю атмосферу.
Теперь его голос раздавался в унисон. Казалось, в комнате никого кроме них не было.
— Что больше всего вас путает в смерти?
Странно, но Джаз почувствовала сильный прилив эмоций.
— То, что я не смогу потом об этом поговорить.
— С кем?
Девушка молчала.
— Вы не должны молчать, — нетерпеливо сказал Гарри.
— Мне нужно подумать. Это серьезный вопрос.
Гарри подавил улыбку.
— С Мо, с Джорджией, с папой и с мамой.
— У вас было счастливое детство?
Непродолжительная пауза.
— В общем, да.
— Что вас огорчало?
Каким образом это может научить ее играть?
— Это действительно необходимо?..
— Да, — сказал устало Гарри. — Если вы даже сейчас не можете быть честной, как вы сможете быть честной на сцене?
— Но на сцене мне и не нужно быть честной. Там я проговариваю написанный текст. Не подумайте, что я вас учу, но уверяю, что зритель прекрасно это знает.
Насколько было легче спорить с ним с закрытыми глазами.
И хотя Джасмин не видела его, она чувствовала, как Гарри, нахмурившись, смотрел на нее. «Не хватит ли уже меня эмоционально раздевать? — думала она. — Вот я лежу здесь с закрытыми глазами, а ты разглядываешь меня, задавая идиотские вопросы».
Наступила длительная пауза. Что он делает?
Она открыла глаза и посмотрела на режиссера вопросительно. Он сидел рядом, одной рукой теребя волосы, и угрюмо смотрел ей в лицо. Джасмин поднялась на локоть и в свою очередь угрюмо воззрилась на него.
— Не ускорит ли дело, если я просто пришлю вам автобиографию?
— Неужели вы ее уже написали?
— Еще нет. — Джасмин снова легла и закрыла глаза.
Думая, что Гарри отошел от нее, она чуть заметно улыбнулась.
— Почему вы так боитесь быть откровенной? — шепотом произнес он где-то совсем рядом. Потом резко встал и быстро прошел в другой конец комнаты.
«Идиот», — подумала Джаз.
Как только Гарри Ноубл объявил всем о своем необычном и смелом решении взять на роль Лиззи Беннет некрасивую актрису, он сразу понял, что тем самым здорово облегчил себе жизнь. Впервые увидев Джасмин Филд, он был поражен тем, насколько природа была щедра к ее сестре и скупа к ней. Правда, во время того памятного прослушивания он увидел, что хотя Джасмин и не была такой миловидной, как ее сестра, она могла быть очень красивой. Еще позднее, уже во время первой репетиции, когда стало понятно, что Джаз была настоящей головной болью, до Ноубла начало доходить, какой правильный выбор он сделал. Удивительное выражение ее темных глаз придавало лицу необычную интеллигентность. Если глаза действительно являются зеркалом души, то душа ее прекрасна.
Однако Джасмин Филд была крепким орешком. Эмоционально она оказалась очень закрытой.
Чего она боялась? Если бы только ему удалось проникнуть в ее нутро, он сделал бы из нее замечательную актрису. И Ноубл во что бы то ни стало решил этого добиться: и ради своей репутации, и потому, что Джасмин все больше интересовала его как личность. Из нее могла бы получиться потрясающая Элизабет Беннет. Да, чем больше он смотрел на Джасмин Филд — а взгляд его задерживался на ней все дольше и дольше, — тем больше был поражен своими необыкновенными способностями подбирать актеров на роли. Неужели нет предела его талантам?
Гарри медленно прошел в другой конец комнаты.
— Что вас огорчает? — задал он вопрос, оглядываясь вокруг и подыскивая подходящую кандидатуру. — Сара?
Голос Сары в такой позе звучал очень хрипло.
— Бедность. Люди, умирающие в полном одиночестве, забытые всеми. При виде бездомных я плачу. Война. Голод…
— Джасмин?
Боже, опять. Это что, месть за улыбку?
— М-м-м, когда кончается плитка шоколада.
Так как глаза ее были закрыты, девушка не увидела, как широкая улыбка смягчила монументальное лицо режиссера.
— Видишь ли, Сара, — сказал он. — Нет никакого смысла продолжать нашу игру, если вы все не будете честны. По крайней мере, когда Джасмин отказывается принимать в ней участие, она делает это честно.
«Замечательно, — подумала Джаз. — Уже нажила себе врага».
«Игра» длилась сорок минут. Присутствующие были ошеломляюще откровенны, рассказывая о себе, многое из услышанного Джаз не хотела бы знать. Все это было затеяно Гарри, по ее искреннему убеждению, лишь бы удовлетворить свою жажду власти. Неужели он не понимает, что большинство говорило все это только для того, чтобы произвести на режиссера впечатление? Хотя, с другой стороны, было интересно узнать, что Мо так страдала, что совсем не могла плакать, когда умерла ее мать, и плакала только во сне. Джаз-то думала, что знает о Мо все.
Она заметила, что Гарри очень уж быстро «отыграл» с Уиллсом. Гарри даже не задал ему ни одного вопроса, а Уиллса это вроде как совершенно не удивило. Казалось, будто он даже рад, что его не удостоили вниманием. Но почему Гарри вел себя с ним так? Скорее всего, завидует ему, уверенно ответила Джасмин на свой вопрос, хотя подспудно понимала, что в этом не было никакого смысла.
Через час Лиззи. Джейн, Китти, Лидия, Мэри и мистер и миссис Беннет читали первую сцену. Первые полчаса настроение было настолько веселым, что любая, самая глупая шутка вызывала у всех взрыв хохота. Главной шутницей была миссис Беннет. Она все время рассказывала ужасные истории, которые начинались всегда словами: «Это напомнило мне…», а заканчивались так бессвязно и непонятно, что Джаз каждый раз хотелось спросить: «Ну и что же дальше?» И они настолько не имели никакого отношения к фразе, их вызвавшей, что Джаз подумала, а уж не глуховата ли эта женщина? Вскоре Джаз поняла, что долго находиться в одной комнате с таким количеством перевозбужденных людей очень утомительно.
— Вы знаете, это напомнило мне, — хихикнула миссис Беннет, как всегда, на пустом месте, — очень забавную историю.
На этих словах она замолчала, так как начала сотрясаться от беззвучного смеха и качать головой, будто сомневалась, что сможет рассказать эту историю.
Но Гарри прервал ее:
— Хватит, господа. Давайте еще раз со слов «пока Мэри пытается выразить свои мысли…» Готовы?
Миссис Беннет, по-видимому, ничего против не имела. Еще какое-то время она хихикала себе под нос и качала головой, будто была рада, что ей не надо ничего рассказывать. Создавалось впечатление, что кроме Джаз никто больше не обратил внимания на грубость Гарри.
Прошло три часа, а они все еще работали над первой сценой. Было уже около полуночи. Джаз страшно устала, проголодалась, и ей было смертельно скучно. Она сидела в центре, окруженная другими актерами, и ждала, когда же Гарри закончит читать текст и объяснит актрисе, исполняющей роль Китти, что той дальше делать. В желудке у нее так громко заурчало, что девушка даже напугалась. Наступила неловкая тишина.
— Я официально заявляю, что умираю с голоду. Позвоните, пожалуйста, в благотворительную организацию «Ночлежка», чтобы мне привезли тарелку супа, — серьезно произнесла Джаз.
Все засмеялись и послышались жалобные возгласы:
— И мне тоже.
Но Гарри, казалось, ничего не слышит — он с головой ушел в текст.
— Что ты хочешь сказать этими словами, Китти? — спросил он, не обращая внимания на реплики.
Китти уставилась, не мигая, в текст, словно надеялась разглядеть там нужный ответ. Она так боялась сказать что-нибудь не то, что вообще не произнесла ни звука.
— А кто-нибудь знает? — с тоской спросил Гарри.
Джаз не стала дожидаться, когда он ее спросит.
— Китти имела в виду, что уже почти полночь и вам лучше отпустить нас домой, если вы хотите, чтобы мы пришли на следующую репетицию.
Гарри посмотрел на часы.
— О боже! Конечно же, — сказал он тихо, будто разговаривая сам с собой.
Когда другие считают, что уже поздно — ему абсолютно наплевать, а вот когда он сам решил, что поздно, — это другое дело.
Он потер глаза.
— На сегодня все. — И хлопнул в ладоши. — Следующая встреча в среду. Молодцы, хорошо поработали.
Он взял пальто и вышел из комнаты, даже не заметив Фиолетовые Очки, которые ждали, когда же все разойдутся, чтобы закрыть помещение.
Джаз и Джорджия, не торопясь, надели пальто и остановились, болтая, у ворот церкви.
— Это была настоящая инквизиция, — зевая, сказала Джаз.
— Ноубл просто гениален!
— Гениален? А вот Уиллс так не считает.
— Уиллс?
— Уилльям Уитби. Он играет Уикхэма.
— Ах, этот. Но он ведь не получил «Оскара»?
— Нет, но у него хороший зад.
— Да? У Гарри вроде бы не очень?
— Почему же? У Гарри тоже ничего. Этого отрицать нельзя. Просто один из моих принципов — не иметь дело с мужчинами, которые любят произносить речи.
— Тебя подвезти?
— Нет. Я подышу. Мне нужно успокоиться.
— Ладно. Позвони мне, когда придешь домой.
— Хорошо, мамочка.
Ночной воздух был замечательно свеж. Джаз любила бодрствовать, когда большинство людей спало — в такие минуты она чувствовала себя ближе к природе, особенно в Вест-Хемптоне.
— Подвезти?
Она посмотрела на машину в конце улицы. Это была старенькая, потрепанная спортивная «MG» с опущенным верхом — в ней сидел Гарри. Его поклонницы просто попадали бы в обморок. Но у Джаз не было никакой охоты приближаться к автомобилю. И сколько же он здесь сидит? Интересно, слышал он их разговор с Джорджией? Может быть, он хочет преподать мне сейчас урок?
— Нет, спасибо. Мне хочется подышать свежим воздухом.
— Одной в такое время ходить опасно, — сказал он серьезно.
— На мой взгляд, не опаснее, чем садиться в машину с незнакомым человеком.
— Мисс Филд, я вам разве «незнакомый»?
Она задумалась на мгновение:
— Ну, в общем, да. Я плохо знаю, что вы из себя представляете, мистер Ноубл.
— Ладно, садитесь, — сказал он.
В тоне чувствовалось легкое раздражение. Он наклонился к пассажирской дверце и распахнул ее.
— Я вам дам дополнительный материал к вашей роли.
Джаз выдавила из себя улыбку:
— Мне кажется, я сегодня и так много работала над ролью, вы так не считаете?
Гарри не ответил на ее вопрос, а просто сказал, по мнению Джаз, слишком театрально:
— Я не кусаюсь, мисс Филд.
И начал заводить машину.
Джаз медленно подошла к нему.
— Поскольку вы любите, чтобы говорили правду без заминок, так слушайте. Лично я предпочитаю идти домой одна по полуночным улицам Вест-Хемптона, а не ехать в вашей машине. — Она захлопнула дверцу и улыбнулась ему. — Однако спасибо за любезное предложение.
И пошла, вдыхая сладкий ночной воздух.
