ГЛАВА 2

— Что это за девушка рядом с Джорджией Филд? — спросила Сара Хейз, актриса в кожаной куртке, свою новую закадычную подружку Максин.

Максин обвела взглядом комнату:

— Которая?

— Ну вон та, хорошенькая. Рядом с Джорджией.

— Не знаю, — сказала Максин. — Те две девушки рядом с ней явно не актрисы. Если только характерные.

Обе презрительно хмыкнули.

— А не может она быть сестрой Джорджии Филд?

— Ты имеешь в виду журналистку? Возможно. Носы у них точно похожи.

— Да-а, — задумчиво протянула Сара. — Хотя не совсем. У Джорджии нос немного другой. Вот если бы она была блондинкой… Слушай, она такая бледная — в снегопад ее и не разглядишь. К тому же немного полнее Джорджии.

— Но это ее не портит, — сказала Максин. — Она скорее фигуристая. Некоторые мужики обожают сиськи и толстые попки.

— Да, — согласилась Сара, — но только те, которым уже за шестьдесят.

Максин засмеялась.

— И губы у нее полней, чем у Джорджии.

— Угу, — утвердительно кивнула Сара. — Совсем в духе восьмидесятых.

Находясь в счастливом неведении, что актриса со своей подружкой скрупулезно ее изучают. Джаз в свою очередь развлекалась тем, что разглядывала их очаровательного белокурого приятеля. Его огромные голубые глаза, горя любопытством, перебегали с одного красивого лица на другое и что-то слишком уж часто останавливались на Джорджии. И в эти моменты они выражали неподдельное восхищение: подобное Джаз часто приходилось лицезреть на лицах мужчин, когда те смотрели на ее сестру. Но этот парень смотрел как-то по-особенному: такой взгляд бывает у несчастного кролика, ослепленного светом автомобильных фар. Джаз решила, что этот незнакомец ей нравится.

Всякий раз, когда следующая пара заходила в комнату для прослушивания. Мо говорила себе, что пойдет следующей. Но каждый раз, когда они выходили обратно, все ее существо повторяло, что торопиться ни к чему. В конце концов. Джаз, пригрозив, что иначе заставит подругу весь месяц мыть посуду, втолкнула ее в комнату.

Через семь минут Мо появилась в дверях, все еще крепко сжимая в кулаке смятую упаковку «Минтоса».

— Этот мужик — скотина, — мрачно произнесла она. — Я пошла домой.

Гилберт медленно, словно у него затекли ноги, поднялся со стула.

— Думаю, мне не мешает размяться, так сказать, — объявил он с натянутой улыбкой.

— Значит, этим все и закончилось? — спросила Джаз, которой так хотелось вытянуть из Гилберта как можно больше. — Просто семейная рознь?

Гилберт снова сел.

— Нет, все гораздо сложней, — снова заговорил он. Джаз заметила, что каждый раз, когда Валентайн переходил к следующей части своего рассказа, он все ближе и ближе пододвигался к ней. Еще чуть-чуть, и Гилберт просто усядется к ней на колени.

— Надо отдать должное родителям Гарри, — продолжил он, — они предоставили сыну решать самому. Они сообщили мальчику, что его тетушка весьма богата и может дать ему гораздо больше, чем они, ну и все такое прочее. Они всегда обращались со своими детьми как со взрослыми. — Гилберт вновь прервал свой рассказ. — Если хочешь знать мое мнение — там вся семейка просто чокнутая.

У Джаз отвисла челюсть.

— Короче говоря, Гарри отказался от предложения Александры. Но не просто отказался, а, ни слова не говоря родителям, отписал ей такое премерзкое письмо, на какое только способен двенадцатилетний мальчишка. Ну, и сама можешь представить, какой эффект оно произвело, — с удовлетворением завершил журналист свой рассказ.

Однако Джаз потребовала подробностей.

— Эксцентричной, гиперчувствительной, властолюбивой, заслуженной актрисе двенадцатилетний сопляк вдруг заявляет, что она старая, толстая корова.

У Джаз перехватило дыхание. Откуда Гилберт все это знает? Неужели от самой старой толстой коровы?

— Вот таким образом, — торжественно закончил он, — и пришел конец любви и согласию между Александрой Мармедьюк и семейством Ноублов. Занавес, как говорим мы в нашем театральном цеху.

Джаз задумчиво кивнула. «Ну и ну, — подумала она. — Значит, у всеми обожаемого Гарри Ноубла есть как минимум один очень коварный враг».

— На бис ничего не будет — добавил Гилберт.

Джаз опять кивнула.

— Занавес.

— Да уж, история хоть куда, — с энтузиазмом сказала Джаз, понимая, что одними кивками ей не отделаться.

В этот момент дверь в зал для прослушивания распахнулась, и Гилберт тут же скрылся за ней.

Джаз откинулась на спинку стула и вытянула ноги, чтобы немного расслабиться: все ее тело одеревенело — слишком много драгоценного времени она провела сегодня с этим идиотом.

Следующей пошла Джорджия. Она вышла через двадцать пять минут с сияющей улыбкой на лице.

— Просто здорово. Из Ноубла получится потрясающий режиссер. — Она излучала радость. — Хотя и суровый. Господи, только бы мне получить роль. — И, бросив быстрый взгляд на белокурого кролика в свете фар, с тем чтобы удостовериться, что он все еще смотрит на нее, красавица уселась рядом с Джаз и начала детально рассказывать о прослушивании.

Джаз почувствовала, что и внутри у нее тоже все начало деревенеть, однако решила досидеть до конца. Отличный материал для статьи.

Из зала для прослушивания вышел Гилберт. Он принялся приятельски болтать со всеми, кто еще дожидался, лелея надежду, своей очереди. Через некоторое время Валентайн подошел к Джаз попрощаться.

— Как все там прошло? — спросила она, изобразив искренний интерес.

— Понимаешь, — сказал Гилберт безразличным тоном, хотя весь его вид свидетельствовал об обратном. — Я ведь это делаю только ради нашего журнала. Глупо упускать такой шанс.

— Ты что — шпионишь на мадам Александру? — с придыханием произнесла Джаз.

— Тише ты, — нервно прошипел Гилберт. — Боже, конечно же, нет. Узнай она, что я сейчас нахожусь здесь, я в два счета вылечу с работы. Конечно же, нет. — На его губах вновь появилась улыбка. — Она и понятия об этом не имеет. Живет в своем доме, любовно заполняя альбом за альбомом вырезками о себе и откармливая месть и удовольствие.

— Что? — только и смогла произнести Джаз, вытаращив глаза.

Гилберт с самодовольной улыбкой снова уселся рядом. На этот раз он расположился настолько близко, что своим бедром крепко прижался к бедру Джаз, а губы его практически касались ее лица, так что поверни она к нему резко голову, наверняка в какой-нибудь стране мира это сочли бы достаточным основанием, чтобы сочетать их законным браком. Джасмин решила, что лучше всего ей сейчас застыть и опустить глаза долу.

— А вот теперь начинается самая интересная часть нашей истории, — зашептал он вдруг, дыша ей прямо в шею. — Этого кроме меня не знает никто. Александра уже двадцать лет не общается с семейством Ноублов. И у нее имеется пятьдесят альбомов, в которых собрано все, что связано с ее родственничками, начиная с гнусного послания двенадцатилетнего Гарри. Она не позволяет даже имени их упоминать в своем присутствии, а двух своих персидских котов назвала Месть и Удовольствие.

К облегчению Джаз, Гилберт слегка отклонился от нее, чтобы насладиться зрелищем потрясенной и ошеломленной его рассказом слушательницы.

— Двадцать лет, — повторил он. — Пятьдесят альбомов. Пятьдесят!

Да уж, подумала Джаз. Выходит, не зря она терпела все эти муки. Коты, альбомы — кошмар! Однако если она сейчас не встанет, то нога ее, на которую Гилберт теперь практически уселся, совсем онемеет.

— Ладно. Кажется, настал мой черед идти туда, — сказала она, освобождаясь от груза его чресел. — Похожу немного и успокоюсь. Ну, пока.

Однако номер не прошел. Гилберт тут же вскочил и полез к ней целоваться: поцелуй был долгим, и слюнявым, он все норовил поймать ее губы.

— Чао, дорогая. Ни пуха!

Она проводила Валентайна взглядом, и не успел он скрыться из виду, как тут же снова села: надо наконец внимательно прочитать текст. И вот уже никого больше не осталось — только они с Джорджией, да еще мисс Фиолетовые Очки, которая собирала листки с текстами.

Джорджия тоже собралась уходить.

— Ну, мне пора. У меня сегодня встреча с Симоном, — сказала она с деланной улыбкой.

Джаз подняла на сестру глаза.

— С мистером Мускулом? С тем, у кого крутые бедра, бегающие глаза и нет гениталий?

— Джаз, прошу тебя не говорить о нем так.

— Извини. А дебил тебе больше нравится?

— Не смешно.

— Знаю, — Джаз тяжело вздохнула. — Извини. Просто я нервничаю, — солгала девушка. Да она скорее вырвет собственное сердце, чем намеренно обидит Джорджию.

Джорджия промолчала. Джаз внимательно посмотрела на сестру. «Просто трагедия, — невесело думала она. — Сестра совершенно не может наслаждаться жизнью без мужика».

Они встали и грустно улыбнулись друг другу — так всегда бывало, когда между ними случались разногласия. Джорджия ушла, и Джаз медленно направилась к залу для прослушивания. Дверь была приоткрыта. Только она собралась постучать и напомнить, что ее еще не прослушивали, как что-то словно удержало ее от этого.

Из комнаты до нее долетел приглушенный разговор.

Кроме Гарри там находились продюсер Мэт Дженкинз — он был маленького роста, в мешковатой куртке и кроссовках, и подключился к прослушиванию, когда оно уже вовсю шло — и Сара Хейз, которая после своего прослушивания оттуда уже больше не вышла. Ее низкий смех раздавался всякий раз, когда из комнаты выходила очередная жертва.

— Бездарности как на подбор, — гремел голос Гарри. — Этому сброду лишь гипсовых истуканов играть.

— Неужели все так плохи? — раздался голос Сары, в котором чувствовалась явная обида.

— Успокойся, Гарри. Не так уж все и ужасно, — послышался голос Мэта.

— Хуже некуда. Да актеры мыльных опер и то играют гораздо лучше. Единственный, кто хоть как-то тянет на роль Дарси — так это тот агент страховой компании, но в нем росту всего полтора метра. Разве что, от полного отчаяния, отдать эту роль тому злобному писаке, которого называют театральным критиком? А на роль Лиззи и близко никого нет. — Он в сердцах бросил карандаш на стол. — Да моей репутации — конец, даже если меня просто увидят в том же ночном клубе, куда шляется весь этот сброд, не говоря уже о том, чтобы ставить с ними пьесу.

Джаз зажмурилась, стараясь запомнить каждое его слово. Вот это повезло, и как-нибудь она обязательно это использует.

— Гарри, ты лучше подумай о том, как на твоей репутации скажется эта благотворительная акция. Да ты же сразу станешь Суперзвездой Голливуда, героем глянцевых журналов на всю оставшуюся жизнь. Не забывай, в Голливуде сегодня мода на лондонских актеров. Так что сложи все это вместе, приплюсуй сюда деньги, которые соберет этот спектакль, и быть тебе президентом Голливуда.

— Мэт, хватит молоть чушь.

Но Мэт его не слушал.

— Конечно, жаль, что всеобщий любимец Том Шанкс не может прервать съемки и сыграть Дарси. Его все просто обожают. Заполучи мы Шанкса, так очередь на наш спектакль стояла бы аж до Финчли-роуд. И уж тогда мы собрали бы достаточно денег, чтобы навсегда покончить с этим чертовым раком! Гарри, если только ты будешь вести себя умно, мы прекрасно справимся с нашей задачей. А для этого в спектакле необходимо занять какую-нибудь дрянь, которую все ненавидят, например, Питерса — Ядовитое Перо. Вот кто нам нужен: у него врагов больше, чем угрей на лице. Зритель с радостью будет наблюдать его провал — да на наш спектакль толпы повалят. И в качестве маленькой награды за то, что ты дашь ему роль Дарси, ты, мой дорогой, всю оставшуюся жизнь сможешь больше не волноваться об отзывах критиков. Лучше и придумать нельзя.

После этой страстной речи наступила пауза, и Джаз с облегчением поняла, что писакой, о котором говорили Мэт и Гарри, был явно не Гилберт, а Брайен Питерс, которого в театре каждая собака знала. Вот уж кого боялись актеры.

— К тому же, — снова заговорил Мэт, почувствовав, что его слова падают на благодатную почву, — ты ведь еще не всех прослушал.

— И кто там еще остался? — со вздохом спросил Гарри.

Воцарившееся молчание означало, что троица разглядывает Джаз, которая теперь уже стояла перед самой дверью, стараясь смотреть в сторону. Она замерла на месте, мечтая превратиться в невидимку, что и попыталась сделать, зажмурив глаза. Откуда им было знать, что она подслушала весь их разговор?

Через несколько секунд снова зазвучали голоса.

— Роль сестры-дурнушки я бы ей еще доверил, но уж никак не Лиззи Беннет, — отрезал Гарри, и при этих словах Сара громко и восторженно расхохоталась. — Да что там, я бы и в машине ее не согласился подвезти, — продолжал он, далее развивая тему. Вновь разразившись смехом, Сара так громко на него зашикала, что на секунду Джаз показалось, будто в церковь въехал паровоз.

Джаз широко открыла глаза и поняла, что она смотрит прямо на доску объявлений, на которой висели тексты псалмов и объявления о благотворительной распродаже пирожных.

Потрясенная, она не могла сдвинуться с места. Ей было трудно дышать от гнева, и поэтому, когда Мэт Дженкинз распахнул дверь и предстал перед ней с улыбкой на устах, она все еще стояла там как вкопанная.

Продюсер так и не снял куртку. Ростом он оказался почти на дюйм ниже Джаз. Волосы жидкие, взъерошенные, глаза маленькие и бегают по сторонам, шея практически отсутствует, длинный тонкий нос нервно поддергивается. Красавец хоть куда.

— Боюсь, что мне придется быть вашим Дарси, — сказал он уже не так уверенно, как раньше.

— О, — только и смогла произнести Джасмин, последовав за ним. «Если уж он может играть Дарси, — она вся кипела от негодования, — то уж я-то точно способна сыграть Лиззи. Черт подери, если уж он может сыграть Дарси, то я могу и самого Элвиса сыграть». Она воспряла духом.

Зал был размером с небольшое складское помещение. Девушка прошла к столу, на котором спиной к ней восседал, глядя в окно на крыши домов, Ноубл. Скрестив руки на груди. Джаз стала ждать, когда же он соизволит повернуться к ней. Она еще не оправилась от шока, который испытала, услышав как он о ней отзывается. Сара осматривала ее, улыбаясь с отвратительным сочувствием. И Джаз прекрасно понимала почему. Наконец, тяжело вздохнув, Гарри обернулся.

— Фамилия? — спросил он, не глядя на Джаз.

— Джасмин Филд, — выдавила она.

Он с шумом подвинул к себе кресло и, неохотно опустившись в него, записал, как ее зовут. Затем посмотрел на то, что написал.

— Сестра Джорджии?

— Так точно, — сказала Джаз, с трудом сдерживая ярость. — Сестра-дурнушка.

Сара хихикнула, всем своим видом показывая, что ей невмоготу сдержаться, но к пущей ярости Джаз, сам Гарри даже не взглянул на нее. Он весь был поглощен своими бумагами. Похоже, он даже ничего не слышал.

Нервное напряжение и ярость, душившая Джаз, вызвали прилив адреналина в крови. Сердце так бешено колотилось, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди прямо на стол.

— Значит, так, — начал Гарри невыносимо скучным тоном, словно читая список продуктов, которые его попросили купить, — Лиззи не знает, что Дарси влюблен в нее, и она удивлена, увидев его в дверях…

— Я читала книгу, — обрезала его Джаз.

Гарри замолчал.

— Что ж, тогда начнем. — Скрестив руки на груди, он откинулся на спинку стула и впервые внимательно посмотрел на Джаз. Лучше бы уж он ее игнорировал.

Джаз сделала глубокий вздох и, нарочито грубо повернувшись к нему спиной, прошла в другой конец комнаты, повторяя себе, что через десять минут все это закончится, и потом она купит огромную плитку шоколада, размером с дом. Стоя спиной к столу, девушка закрыла глаза и представила себя одетой в старинное платье. И вот уже плечи ее обрели покатость, а голова гордо поднялась. Медленно повернувшись, Джасмин прошла до середины комнаты и уверенно, насколько могла, опустилась на стул, причем сделала она это так легко, что стала казаться даже на несколько дюймов выше ростом.

В комнату ворвался Мэт Дженкинз — зрелище не для слабонервных, особенно хороши были его кроссовки. Лиззи впала в оцепенение.

Мэт Дженкинз зашагал взад-вперед по комнате: полы его куртки бешено развевались, а локти под прямым углом расходились в стороны, будто его свело внезапно судорогой. Лиззи в напряжении застыла на стуле, не в силах оторвать от него изумленного взгляда. Неужели все это происходит наяву?

Еще некоторое время походив взад и вперед, Мэт Дженкинз, не вынимая трубки изо рта, внезапно остановился и, пробежав глазами свою роль, нервно дернулся, после чего, наконец, испросил у нее позволение рассказать о своей большой и страстной любви. Тут он оскорбил ее семью и вынул изо рта трубку. Темные зрачки Лиззи расширились: ее унизили, и она с трудом сдерживала обиду. Будь у нее с собой нож, она бы сейчас искромсала его трубку на мелкие кусочки и запихала бы их ему в рот. Вот оскорбления Мэта Дженкинза полетели уже и в ее адрес, и, чихнув, он извинился. Лиззи с ужасом наблюдала, как продюсер вытирает нос рукавом куртки. Шея Мэта Дженкинза страшно напряглась, когда он признавался ей в своей пылкой любви: он умолял девушку избавить его от унижений и согласиться стать его женой. При этом продюсер поковырял в ухе и затем внимательно изучил то, что оттуда выудил.

На лице Лиззи были написаны шок и недоумение.

С трудом взяв наконец себя в руки, она заговорила. Она объяснила Мэту Дженкинзу, что не делала ничего, чтобы вызвать в нем подобные чувства и потому не может ответить на них положительно. Раз или два голос ее предательски дрожал: очень уж унизительно все это выглядело.

Мэт Дженкинз, холодно кивнув, снова дернулся и в сердцах отвернулся от нее, после чего перевернул сразу две страницы текста. Сказав: «Ух», — он вытер потный лоб и потребовал объяснить причину столь грубого ответа.

Лиззи, чей голос креп вместе с уверенностью в себе и растущим гневом, спокойно, но твердо объяснила ему, что на то есть две причины. Во-первых, он разбил сердце ее обожаемой сестры, а во-вторых, сломал жизнь некоему господину Уикхему.

Мэт Дженкинз начал переминаться с ноги на ногу и заметил, что слишком уж большое участие она принимает в судьбе этого человека. Он вперился в листок с текстом, издал глубокий вздох и зачитал, что, видимо, ему следовало притвориться, будто он не терзался колебаниями перед тем, как решиться сделать предложение девушке, семья которой по своему социальному положению стоит намного ниже его собственной. Внезапно левое плечо продюсера резко, словно в судороге, дернулось к уху. А еще через какую-то долю секунды его правый локоть упал вдруг вниз, а затем снова подпрыгнул вверх.

Лиззи пронзала партнера гневным взглядом, крепко сжав зубы, что еще резче очертило ее скулы. Совершенно четко и с невозмутимым спокойствием девушка сообщила ему, что рада, что не причинила Дарси боль своим отказом. В ее голосе звучал металл, завернутый в бархат. Воспользовавшись прекрасным случаем дать выход своим оскорбленным чувствам, Лиззи отчеканила, что он произвел на нее неприятное впечатление с самой первой минуты их знакомства, и кого угодно, но только не его она хотела бы видеть своим мужем. Ее голос дрожал и глаза сверкали оскорбленной гордостью, когда она говорила о его заносчивости, высокомерии, равнодушии к другим, заключив, что даже если бы он вел себя благороднее, ее ответ был бы таким же.

Чувствуя облегчение, что на этом, видимо, прослушивание и завершено, Мэтт воскликнул:

— Вот и ладушки! — Затем он радостно взглянул на Гарри, постучал по часам и быстро ретировался с воображаемой сцены.

Лизи — ошеломленная, рассерженная, смущенная и вконец обессиленная, — поднялась со стула и начала ходить по комнате, но вдруг почувствовала страшную слабость. Когда Мэт Дженкинз в стиле Скуби-Ду просеменил в переднюю часть комнаты, Лиззи вновь опустилась на стул, прижала руку к бешено колотившемуся сердцу, закрыла глаза, и по щеке ее неожиданно скатилась слеза. Девушка всхлипнула.

Спохватившись, Джаз медленно вынула из кармана бумажную салфетку и громко высморкалась.

Наконец Гарри прервал молчание:

— У нас есть ваш телефон? — негромко спросил он.

Джаз выдержала его пристальный взгляд.

— Нет, — сказала она равнодушно, — меня никто не спрашивал.

— Ладно. Если что, мы узнаем его у вашей сестры.

Через некоторое время Джасмин взглянула на Мэта Дженкинза. Тот улыбнулся в ответ и подмигнул. Внезапно его плечо опять дернулось и локоть отделился от тела, рука же осталась на поясе. Никто и глазом не повел. «Господи, — подумала она с тревогой. — Еще минута и он пустится в пляс».

Она и не ожидала, что так страшно устанет. Гарри продолжал что-то писать, но Джаз решила, что с нее хватит. Ей было уже все равно — страшно захотелось домой.

— Что ж, тогда пока, — сказала она Мэту Дженкинзу.

— О-ля-ля, — произнес он развеселым голосом — один только нос его сохранял спокойствие в этом разудалом теле. — А ты была ничего.

Джаз поблагодарила продюсера, понимая, что сама еще не достигла той известности, чтобы в ответ тоже бросить комплимент. Она посмотрела на Гарри. Тот все еще писал. Она вышла из комнаты, демонстративно напевая себе под нос, не взглянув даже на Сару Хейз.