Беседа пятнадцатая
— Хорош ребенок, трахается одновременно с двумя, фу!.. — сказала Ольга. (На ее лексиконе явно сказались результаты проведенных мероприятий по сексуальному воспитанию.)
— Это потому, что она еще маленькая.
— Да, ты так считаешь?.. Конечно, стоит только заплакать и сказать: «Меня никто не любит» — и пожалуйста, готово дело, такого человека можно исключить из числа подозреваемых, — недовольно проворчала Ольга. — Сентиментальная Аврора ее жалеет и отказывается разрабатывать версию. Не хочет, несмотря на то, что Мариша лазала в кабинет. Подсуживает Марише. Много на себя берет, не находишь?
ВЕРСИЯ ПЯТАЯ
Нелюбимая девочка Мариша
Это лишь кажется, что младенец лежит себе в кроватке и не понимает, что происходит вокруг. То есть что вокруг него происходит, он, может быть, и не понимает — политическую обстановку в стране, например, или обсуждение меню на ужин, — но то, что касается его, младенец понимает очень хорошо, всеми своими младенческими фибрами души улавливает. Так и Мариша — лежала в кроватке и знала, что она, младенец Мариша, — мамина дочка. Кирилл в ребенке участия не принимал. Не то чтобы делал это демонстративно — рядом с младенцем Маришей никогда не звучало никаких глупых слов вроде «это не мой ребенок» или «я не обязан». Он не принимал участия в Марише самым естественным образом.
Мариша знала, что, если она заплачет, подойдет мама. Если Мариша останется в комнате одна с Кириллом, то он к ней, конечно, подойдет, но все-таки лучше не плакать: неприлично привлекать к себе внимание постороннего человека. Что-то в нем было не так. Это не была обычная мужская лень и обычная мужская нетрепетность к ребенку, и младенец Мариша очень хорошо понимала, что Кирилл не имеет к ней отношения.
Потом все это забылось, вернее, Мариша и не догадывалась, что она помнит. К тому же Кирилл то жил с ними, то не жил, затем исчез надолго и появился снова уже в качестве члена семьи, когда Марише было десять лет.
Кирилл сочинил для Мариши затейливую историю, волнующую, как чудесная волшебная сказка. Оказывается, Мариша — его дочь, и всегда была его дочерью, но раньше они не могли быть вместе из-за очень сложных обстоятельств. В этих обстоятельствах фигурировали злая ведьма, добрый эльф, сама Мариша и множество других персонажей, а также различные мелкие детали вроде потерянного ключика, вышитых золотом пеленок и спрятанных в саду тайников.
В общем, Кирилл постарался ради Мариши. Ему хотелось, чтобы девочка думала, что живет с родным отцом. И, кстати, не только для Маришиного блага — так всем будет проще. Не будет почвы для обид, ревности, недовольства. Все всем родные, и точка! Лариса была с ним согласна: Марише, бесспорно, лучше считать, что она живет не с чужим человеком, а с папой.
Конечно, Мариша поверила в ведьму, эльфа и себя в качестве персонажа в вышитых золотом пеленках. А кто
бы на ее месте не поверил? Во-первых, так красиво! Вовторых, ей хотелось иметь папу, говорить «папа».
Само собой, возникли некоторые неувязки — в школе, с соседями. Они по-прежнему считали, что у Мариши нет отца. Хорошо, говорили они, что Маришина мама вышла замуж и у девочки появился отчим. Хотя, конечно, отчим все же не родной отец...
— Тебя твой отчим не обижает?
— Нет, не обижает, — отвечала Мариша, сгорая от желания открыть правду про ведьму, эльфа и так далее.
«Для работ по русскому языку ученицы 5-го «А» класса Марины Ракитиной» — надписывала она тетрадки карандашом, а потом стирала и ручкой писала правильно: «Марины Королевой».
Ни Кирилл, ни Лариса ни в коем случае не хотели девочке ничего плохого. Они очень удивились бы, узнав, что она страдает, но кто им мог об этом сказать? Во всяком случае, не Мариша. И разве взрослые хоть что-то знают о своих детях? Никогда, словно они живут в разных мирах.
Мариша готовилась к разговору несколько дней, набралась храбрости и спросила папу, нельзя ли ей взять его фамилию — Ракитина.
Кирилл замялся.
— Папа, а почему у меня мамина фамилия? — не отставала Мариша. Точно так же, как в свое время Кирилл Ракитин спросил у своего отца.
— А у нас в семье так принято, — ответил Кирилл, и сказал, между прочим, чистую правду. — У меня тоже мамина фамилия. Мы по женской линии размножаемся.
Обычно Мариша вела беседу небрежно и ненастойчиво, словно бабочка, перелетающая с цветка на цветок, но тут заупрямилась. Этот разговор был так мучительно труден, что она преисполнилась решимости выяснить все разом и окончательно.
Спросила, а как же люди — соседи, учителя, подружки — они-то думают, что Мариша и Кирилл неродные! Разве хорошо вводить всех в заблуждение?
Кирилл ответил: «Это будет наш секрет. Семейный секрет. Знать о нем будем только мы с тобой и мама».
— Ты — папина любимая девочка, — растерянно добавил Кирилл.
Он уже сомневался, правильно ли поступил. Вот уж воистину — не делай добра, не увидишь зла. Хотел как лучше, а получилось известно как...
Любимая она была девочка или нет, неизвестно, но Кирилл действительно очень хорошо относился к Марише. И Мариша успокоилась — она папина любимая девочка, а фамилия у нее мамина. Мариша Королева — тоже красиво.
Осталась только одна заноза. Небольшая такая заноза, к которой Мариша скоро привыкла.
Кирилл уже был писателем Киром Крутым, не таким знаменитым, как сейчас, но достаточно известным. Марише было строго-настрого запрещено хвастаться соседям или девочкам в школе, что Кир Крутой — ее папа. Так строго, что ей даже не могло прийти в голову нарушить запрет. Кирилл сказал, что если она кому-нибудь проговорится, то случится что-то ужасное. Что именно, Мариша не запомнила, постаралась забыть. Если бы она действительно была родная дочка, ей бы не запретили рассказывать, что Кир Крутой — ее отец. А ей запретили. Потому что она неродная. Не положено ей, неродной дочке, хвастаться отцом — известным писателем.
Вот так и росла Мариша, дочь — не дочь.
А вообще у них в семье было очень хорошо. Мариша папу побаивалась — он был очень придирчив к чистоте, к порядку, к идеальной аккуратности. А Мариша, как назло, была жуткая, патологическая неряха, и ничего с этим поделать было нельзя. Платья сами пачкались, чай сам проливался на новую кофточку, пятна грязи бросались на Маришины джинсы, как злые собаки. А руки, какие у Мариши были руки!..
Папа заставлял Маришу мыть руки перед едой. По два раза, иногда по три. Даже когда она уже была взрослая.
Но Марише повезло — у нее всегда было то, чего у других еще не было. Марише всегда покупали все — тут Лариса была непоколебима. Невероятные свитерки, туфельки неземной красоты, дубленка, кожаная курточка, золотые сережки — не пошлые, из соседнего ювелирного магазина, а настоящие, от Картье, на день рождения подарили, привезли из Франции.
А во Францию они ее с собой не взяли. «Откупаются от меня», — думала Мариша. Лет до тринадцати она считала, что родители ее не любят, потому что у нее зубы кривые, — стесняются.
Они всегда уезжали без нее. Марише не нужно было во Францию, в Италию, в Австрию. Пусть бы хоть в Комарово ее взяли! Ведь другим родителям хочется побыть со своими детьми!
Маришу в меру ласкали, в меру баловали, но ощущения любимого балованного ребенка у нее не возникало.
Не только во Францию, ее и в гости с собой не брали, как будто бы она их там, в гостях, опозорила, — описалась бы, например, у всех на виду. И дома Маришу не очень-то поощряли сидеть с гостями. Мама словно старалась спрятать ее в дальнюю комнату, чтобы она не была на виду. «Когда я вырасту, я их тоже к себе не пущу!» — мечтала Мариша.
На дачу в Комарово Маришу не отправляли. И к бабушке не водили. Почему?
Кира ей не бабушка, вот почему. Сама Кира ни секунды не считала девочку своей внучкой.
Ну и хорошо, что не брали. Один раз они ее взяли с собой, так лучше бы не брали! Мариша так боялась сделать что-нибудь не так, что весь вечер просидела недоразвитым кроликом под строгим Кириным взглядом. Еле в туалет решилась выйти. Вышла и услышала Кирин голос — она на кухне беседовала с папой:
— Твоя падчерица — дебилка.
Кира не потрудилась даже понизить голос.
«Это я падчерица, это я дебилка? — удивилась Мариша. — Почему?..»
К маме Мариша никогда сама не ласкалась, а к папе иногда подходила, терлась о плечо носом. Не часто. Если честно, папу она немного стеснялась и побаивалась. Не потому, что он ее ругал или тем более бил. Папа ударил ее всего один раз, дневником, как водится. Ударив, сам испугался и немедленно пошутил:
— Кто из нас не был бит дневником! Дневник — это вообще такое специальное орудие для битья.
Мариша очень хотела, чтобы папа ее любил. Боялась что-нибудь сделать не так и все равно делала. Неряшество, конечно, не в счет, тут уж она ничего не могла изменить.
* * *
Сейчас, в свои восемнадцать лет, Мариша, конечно же, знала, что ведьм и эльфов не существует на свете и что они с папой неродные. Нет, Кирилл с Ларисой не сажали Маришу напротив себя и не говорили с серьезными лицами: «Мы должны тебе что-то важное сообщить...» Это получилось как-то само собой.
Да и Маришу давным-давно не занимали эти детские глупости — дочь — не дочь.
Ее занимало совсем другое — скоро, вот-вот, найдется человек, который полюбит ее. Полюбит невыносимой любовью на всю жизнь. Алик? Ваня? Кто, кто?..
Кирочка
Авроре пришлось признаться, что обычная схема не сработала — ей не удалось справиться с Кирочкой. Разговорить, войти к ней в доверие, расположить к себе, расколоть — ничего этого не удалось.
Кирочка и вообще-то не блистала красками юности, а сейчас, холодно глядя на Аврору запавшими от бессонной ночи глазами, выглядела еще более невзрачной, чем всегда.
Ее узкое личико с прозрачными глазами и тонкими губами было непроницаемым. Штирлиц, и тот что-то выражал лицом, хотя бы заинтересованность в собеседнике, а вот Кирочка ничего... Казалось, она не желала показать, что устала, и смотрела на Аврору, словно занавесившись от нее табличкой: «Не тронь меня, надоедливая тетка».
«Это не человек, а просто какой-то черный ящик», — с досадой подумала Аврора. Она чувствовала себя беспомощной, будто стараясь разглядеть время, без очков близоруко вглядываясь в часовой циферблат. Девушка не желала с ней откровенничать. Да что там откровенничать — она просто не желала разговаривать! Вежливо демонстрировала, что не собирается терять время на не интересную ей беседу и на не симпатичную ей Аврору.
Аврора не выносила, когда ее не любили. Она искренне, без всякого ложного смущения, хотела всем нравиться. Возможно, в этом и был секрет ее убежденности в том, что мир прекрасен: если общаться лишь с теми, кому ты нравишься, то начинает казаться, что тебя любит весь мир, а это чрезвычайно приятно. Сталкиваясь с открытой неприязнью, Аврора спешила убедить себя, что это чистая случайность, и молниеносно отступала, чтобы настроение не успело испортиться, а самооценка понизиться.
— Э-э... деточка, мне, кажется, пора подкрепиться, — соврала она и на всякий случай добавила: — А может, пойдем вместе, что-нибудь приготовим? Или лучше ты приготовишь...
Кирочка отрицательно покачала головой, а Аврора, почувствовав, что ей и впрямь пора подкрепиться, направилась на кухню.
Это замечательно, просто прекрасно, что с Кирочкой у нее ничего не вышло, — бодрилась Аврора. Когда все легко получается, сама и не заметишь, как превратишься в индюка, надутого самонадеянного индюка. А зачем ей быть индюком? У нее совсем другие планы...
Да, она растерялась, но растерялась ненадолго и теперь собирается проявить чудеса сообразительности. Но сначала нужно подкрепиться.
* * *
На кухне Аврора застала Игоря. Он сидел за столом, по-старушечьи подперев голову руками. Перед ним стояла тарелка с курагой и орехами.
— Угощаетесь? — светски поинтересовалась Аврора. — А давайте-ка мы с вами доедим салат... или лучше по кусочку мяса! Наесться на ночь — что может быть приятней! Вы знаете, как Похлебкин называл еду перед сном? «Паужин»... Неужели вам не обидно, что ваш паужин будет курагой, а мой — кусочком мяса?..
— Мясо есть вредно, особенно на ночь, — пробормотал Игорь, неприязненно рассматривая тарелку с курагой и орехами.
— А знаете, что? Давайте сделаем яичницу, — голосом Мефистофеля, уговаривающего продать душу по сходной цене, сказала Аврора, — с колбасой!
Аврора любила мясо. И докторская колбаса, и ветчина, и окорок, а уж копченая колбаса — что может быть лучше, особенно если без хлеба, — очень вкусные и, как подтверждала жизнь, полезные продукты. Она была знакома с одной дамой, которая, будучи сама приверженницей здорового образа жизни, сделала вегетарианкой даже свою собаку. И дама, и собака все делали по правилам и все равно постоянно болели. А Аврора нет.
— Я обычно питаюсь чем бог пошлет. Например, мясом. Или колбасой. Иногда заливаю яйцом, иногда с картошкой. С макаронами тоже вкусно... — Аврора разбила три яйца на сковородку и, плавно обернувшись к Игорю, без пауз произнесла:
— Игорь, вы любите яичницу? Хотите кусочек? Игорь, вы купили жене и любовнице одинаковые брошки?
— Да, люблю... Да, хочу, — отозвался Игорь и так же спокойно ответил и на третий вопрос: — Да, купил...
И не успел он толком сообразить, что сказал, как Аврора — уже совершенно другим тоном, быстрым и резким, произнесла:
— У вас роман с Кирочкой, — стараясь не показать, что вся дрожит внутренней дрожью, мелко и противно.
— У кого, у меня?.. — обескураженно отозвался Игорь, — с кем, с Кирочкой?
— Вы еще спросите: «Что, роман?» — передразнила его Аврора.
Она не обдумывала заранее этот тактический ход — усыпить внимание и затем внезапно напасть: этот маневр пришел ей в голову в тот момент, когда она разбивала на сковородку третье яйцо.
Аврора была почти уверена, что не ошиблась. Она уже не раз прикидывала в уме: та женщина на лестнице — это не Лариса, не Рита. И не Таня — та бы не удержалась и хоть словечком намекнула. Теперь уже совершенно очевидно, что и не Мариша. Вероятность, что Мариша скрыла от нее свою третью личную жизнь, конечно, есть, но очень мала. Разумеется, от голубоглазой блондинки можно было ожидать всего, но все же Мариша не была похожа на закоренелую врунишку.
— У вас роман с Кирочкой. Она сама мне призналась. — С Аврориной стороны это был блеф, чистый блеф, но сейчас все средства были хороши.
Игорь схватил с тарелки горсть кураги и непроизвольно сжал в кулаке.
— Только не говорите Ире, — попросил он, посмотрев на Аврору серьезным доверчивым взглядом.
Почему мужчины в определенных ситуациях ведут себя как нашкодившие дети, и почему они совершенно уверены в снисходительном отношении окружающих?.. Ох уж эти мужчины! Чего от них ждать? Уж, во всяком
случае, не умения отвечать за свои делишки! Аврора постаралась не поддаваться жалости.
Она смерила Игоря оскорбленным взглядом и холодно произнесла:
— Игорь, страх разоблачения окончательно лишил вас разума. Я же интеллигентный человек и поэтому никогда — понимаете, никогда! — никому не расскажу о вашей любовной истории! В том случае, конечно, если вы мне кое в чем признаетесь.
— Если-вы-мне-кое-в-чем-признаетесь, — терпеливо внушала она Игорю, мысленно корчась от стыда, — это же был шантаж, чистый шантаж.
Игорь смотрел на нее так, словно видел перед собой не очаровательную, почти молодую женщину, а Медузу Горгону. Авроре это было неприятно, но ничего не поделаешь — интересы расследования и все прочее...
— Кирочка была в кабинете. Что она там искала? У меня есть улика, то есть доказательство, — немного запуталась Аврора, — в общем, у меня есть одна вещь, которая имеет к вам прямое отношение, — брошечка. Вот.
Игорь потянулся за маленькой серебряной брошечкой, лежащей у Авроры на ладони.
— Только из моих рук! — вскрикнула она. Аврора была уверена, что, как человек не чуждый искусства, Игорь не опустится до того, чтобы отнять у нее брошку, но на всякий случай спрятала улику обратно в карман.
«Если человек не может справиться с собственной женой и бутылкой джина, то вряд ли он справится с современными методами ведения допроса, — с сожалением подумала Аврора, глядя на Игоря. — Игорь поплыл, кажется, именно так говорят в кино?..»
* * *
— Продолжим? — предложила Аврора, принимаясь за еду. — Вы не передадите мне соль? Спасибо. Вы так грустно смотрите на мою яичницу. Может быть, все же поделиться с вами? Нет? Ну, как знаете...
Воспитание не позволяло Авроре вести беседу с полным ртом, и, сделав небольшую паузу, чтобы утолить первый голод, она отложила вилку.
— Итак, вы подарили Ире и Кирочке одинаковые украшения. Брошечку Ире и брошечку Кирочке. Всем, так сказать, сестрам по брошкам... Ирина брошка находится там, где ей и полагается быть, — ею заколот Ирин шарф. А вот Кирочка потеряла свою в кабинете. Как же глупы и предсказуемы мужчины! Что вам стоило купить Ире браслет, а Кирочке, например, кулончик? И все бы было шито-крыто. — Аврора сморщилась от отвращения к самой себе. Волнуясь, она воспользовалась не свойственным ей оборотом речи. Ужасная пошлость это «шито-крыто»!
Казалось, Игорь на что-то решился — машинально взяв вилку, он съел самый поджаристый кусочек яичницы с Аврориной тарелки, немного помолчал и неожиданно заговорил. Рассказывал он довольно бессвязно, постоянно сбиваясь на повторы и ненужные детали, но Аврора терпеливо слушала, слегка улыбаясь про себя при мысли, что у этого взрослого солидного мужчины, как у Мариши, были «две личные жизни».
Она позволила Игорю доесть яичницу, провожая тоскливым взглядом каждый исчезающий кусочек, но не перебивала, и постепенно, частью из слов Игоря, а частью из его многозначительных недомолвок и бесконечных «понимаете...» ей удалось нарисовать себе картину тайной личной жизни, и не только Игоря, но и самого Кирилла. Похоже, в этом доме у всех, кроме нее, имелось по нескольку личных жизней, и только она одна вела скучно легитимную личную жизнь с Б. А., который еще к тому же и спал...
Итак, личная жизнь Кирилла была его тайной — при всей их близости Игорь даже не знал, была ли у него личная жизнь. Оказалось, была: Таня с Кирочкой.
Игорь впервые увидел Кирочку в кафе вместе с Кириллом. Кирилл тоже заметил его и кивнул, не выразив желания познакомить его со своей спутницей. Поэтому Игорь к ним и не подошел, решив, что эта любовница Кирилла, такая юная! Кирочка выглядела еще младше своих лет, на вид совсем ребенок... Позавидовал, конечно, по-мужски.
Позже Кирилл ни словом не упомянул об этой встрече, а Игорь и не думал расспрашивать — неприлично интересоваться, мало ли какие могут быть у человека резоны не признаваться в любовной связи. Хотя, конечно, обида на такую скрытность осталась. Игорь считал Кирилла своим близким другом, а Кирилл его, выходит, нет. Ведь между друзьями что за секреты...
Спустя месяц Игорь увидел Кирочку из окна машины на Невском. Она стояла у витрины, рассматривала какие-то тряпочки. Маленькая, изящная — то ли слишком хрупкая девушка, то ли ребенок со взрослым личиком. Если бы Кирилл сказал ему, что, мол, есть у меня девчонка, или еще что-то, как полагается в мужском разговоре, Игорь бы ни за что к Кирочке не подошел.
Если уж совсем честно, Кирочка ему сначала даже не особенно понравилась. Игоря манили женщины с откровенными признаками сексуальной привлекательности — с пухлыми губами, пышной грудью. Вроде
Иры. А Кирочка в этом смысле — ножки-ручки тоненькие, груди почти нет, — как мальчик. Хоть и модная тема сейчас, но для мужика абсолютно бессмысленная — Игорь был уверен, что всем, как и ему, нравятся настоящие женщины, а не плоскогрудые девчонки в стиле унисекс.
Он не собирался отбивать у Кирилла девушку. Тем более что девушка ему, видимо, была дорога — иначе бы он Игорю о ней рассказал.
...Неправда, ложь, вранье! — Игорь именно что решил отнять у Кирилла девушку, тем более, девушка ему дорога... Взять реванш — за свои мучительные мысли, за обиду на его с ним игры, за свои неловкие оправдания перед Ирой. За его скрытность, его вечные тайны. Оказалось, что все это давно подспудно накапливалось, и, только увидев Кирочку у витрины, он понял, что обида копилась-копилась и вышла из берегов. Была и еще одна причина.
...В сексуальной жизни любого мужчины всегда имеется какой-нибудь секрет, оттенок, нюанс. Нюансы разные, конечно, — с юности сохранившиеся комплексы или взрослые обиды, — но каждый мужчина свой собственный секрет считает особенным и ни за что в нем не признается, хотя, как правило, у соседа тоже что-нибудь найдется — ничем не хуже и не лучше или вообще точно такой же.
Секрет был и у Игоря, и, естественно, он этим секретом не собирался с Авророй делиться, только подумал и мысленно содрогнулся. Секрет его был в том, что Ира его не хотела. Уже три месяца у них с Ирой напрочь отсутствовала сексуальная жизнь, и виновата в этом была не Ира, и не Игорь. Виновата была Лариса.
У него с Ирой были проблемы. То есть так говорят, выражение такое — у них с женой проблемы. На самом деле проблемы были у него.
Сначала он не замечал, что Ира страдает, а заметив, посчитал не заслуживающим внимания это ее смешное желание непременно попасть в Ларисин клуб, наивное игрушечное горе от того, что Лариса перестала звонить и приглашать в гости. В самом деле, что за детский сад!
Чем больше Ира расстраивалась, тем больше насмешничала, издевалась, а потом даже претензии предъявлять перестала, только смотрела презрительно. И манера появилась — вечером обязательно выпить, как будто у нее действительно было какое-то несчастье, от которого она стремилась таким образом убежать. Ну не смешно ли?..
Чем хуже было днем, тем напряженней проходили ночи. Постель стала словно продолжением насмешливых дневных отношений: она отстранялась от него, фыркала и раздражалась на то, что, казалось, было привычным, давно принятым между ними. Если мужику дать понять, что он что-то делает не так, и еще так небрежно его руку отвести и усмехнуться, то он и не захочет больше... А если к тому же еще позволить себе пошутить, что мол, не вышло... Однажды Ирина как будто с ума сошла — упрекнула его откровенно и зло. Он тогда вообще ничего не смог, и это было ужасно.
Один раз не вышло, а больше он и не пытался... — было страшно, что не выйдет снова, и он опять увидит ее презрительные глаза. И Игорь стал ложиться спать попозже, когда Ира заснет, а если случайно получалось, что она не спала, то делал вид, что у него что-то болит, тем более у него и предлог был — действительно в последнее время побаливала спина. А потом уже и вида никакого не делал, словно у них так было всегда, — повернуться спиной и заснуть, как будто и не была Ира женщиной, долгие годы приносившей ему радость.
Игорь думал, а не... ли он — ...ему казалось ужасным даже просто подумать про себя «импотент», и он называл это «не все в порядке»... Теперь он с особенным вниманием прислушивался к рекламе клиник мужского здоровья, а если ехал с кем-то в машине и по радио залихватским голосом пели: «Петербургские мужчи-ины не боятся простати-ита...» — непременно подчеркнуто смеялся или сочувственно говорил: «Вот бедняги, неловко, наверное, идти с такими проблемами к врачу...»
А с этой чужой, ничего не значащей для него девочкой не побоялся — она ему никто.
Так что тут все смешалось. Игорь даже размышлял о том, не воспользовался ли он Кирочкой, не подло ли это. И получалось, что не подло — все люди пользуются друг другом в каких-то своих целях, и это нормально. Он же не сделал ей ничего плохого. А то, что девочка влюбилась, — это не страшно и даже полезно, для развития души.
У него до Кирочки никогда не было невинной девушки. Среди студенток, с которыми он в молодости вступал в мимолетные связи, не нашлось ни одной девственницы, а Ира оказалась такой опытной девушкой, что он предпочел отнести ее опытность на счет собственной неотразимости. В общем, всякое случалось в его жизни, но девственницы как-то не попадались. А ведь многие болтали, что это особый кайф, и было любопытно узнать, действительно ли при этом чувствуешь себя властелином, которому дано право «первой ночи». Или же это все ерунда?
Девственность оказалась более или менее ерундой — на самом деле наслаждаешься женщиной, а не каким-то глупым актом вандализма.
Кирочка его заинтересовала другим. Она так робко говорила «не надо», а ее тело так откровенно говорило «надо», что он удивился, когда понял, что она оказалась девственницей и что все это было не искушенной игрой, а чем-то иным — каким-то секретом. Интересная девочка, девочка с секретом... С виду спокойная, невозмутимая, а под всем этим льдом — такие страсти гуляют... и откуда же в ней такая страсть?
— Дарагая, аткуда ты взялась, такая гарячая? — иногда спрашивал он, стараясь под шуткой скрыть неожиданное неприятное чувство, словно она его обманывает.
...Как к нему относилась Кирочка — он не знал...
Игорь задумался... Если он скажет Авроре, что до сегодняшнего вечера не знал, что Кирочка — дочь Тани и, скорей всего, дочь Кирилла, она ни за что не поверит. Но, судя по всему, она действительно родная дочь Кирилла. Вся в него и его породу — оба молчат, хранят свои секретики, и что скрыто там, за этими лбами, никто не знает.
— Кирочка — прелестная девушка. Такая открытая... — проговорила Аврора.
Кирочка рассказывала о себе скупо, в телеграфном стиле. Они с мамой приехали в Питер из небольшого городка не так давно, около года назад. Есть человек, который их поддерживает. Снял квартиру, помог ей поступить на исторический. Делает им дорогие подарки.
Кирочка подозревает, что на самом деле интересует этого человека больше она сама, чем мама. Иногда ей
кажется, что этот человек — ее отец. Иногда она смотрит в зеркало, и ей кажется, что они похожи. Но он молчит, и мама молчит, а Кирочка уж тем более молчит.
А недавно мама не выдержала и призналась, что это действительно ее отец. Просила, чтобы Кирочка не подавала виду, что знает. Он не хочет, чтобы Кирочка знала, — говорит, так интересней.
Конечно же, Игорю и в голову не пришло спросить — а не тот ли это дядя, с которым я тебя когда-то видел?
— Кирочка — прелестная девушка. Такая открытая... — донесся до него голос Авроры.
— Иронизируете? Напрасно, — отозвался Игорь. — Она, конечно, непростая девочка. Отличник боевой подготовки разведотряда ЦРУ. Но у нее и жизнь была не из легких. Как бы вам понравилось, если бы у вас было три папаши?
— Трое папаш, — машинально поправила Аврора и тут же воскликнула: — Как трое? Но что в таком случае она имела в виду, уверяя, что у них с Кириллом была неземная любовь?
Неужели Таня была замужем три раза? Аврора и сама трижды выходила замуж, но она никогда не убеждала каждого встречного, что у нее была одна неземная любовь. Конечно, она хотела бы, чтобы Б. А. не заметил трех ее браков, но это ведь исключительно ради его спокойствия...
— Неземная любовь, это да. Первого папу Кирочка любила, второму симпатизировала, а с третьим у нее не сложилось. Кирочка — человек сильных чувств. В детстве писала письма отцу — без адреса: «Приди ко мне, я без тебя не могу», — и кидала в почтовый ящик, без адреса. И тут же вслед другое письмо: «Я тебя ненавижу!»
— Это она вам рассказывала? — недоверчиво спросила Аврора. — Что же теперь с ней будет? Неужели бросит университет и уедет домой?
Игорь равнодушно пожал плечами.
— Я считаю, Кирилл ее обманул. Зачем играть с девочкой в такие игры? Приблизил к себе, завалил подарками, но дочерью так не признал. Кирочка думает, что она что-то не так сделала, и он не смог ее полюбить. Но это же их дела. Я здесь ни при чем, правда?
Странно, но, открыв Авроре свою тайну, он испытал облегчение. Этим вечером Игорь поклялся себе больше никогда к Кирочке не прикасаться. Такие игры не для его нервов! Страшно вспомнить, что он сегодня пережил: Кирочка, его любовница, рядом с Кириллом, то ли любовником, то ли отцом, а главное, рядом с Иркой!..
Аврора уже немного устала от своего расследования, а возможно, и на ней сказалась бессонная ночь, но она вдруг подумала: «А если спросить его прямо?» И спросила:
— Игорь, а что такое страшное Кирочка для вас сделала? Что это было?
Игорь посмотрел на нее с мистическим ужасом в глазах, и Аврора поспешила его успокоить:
— Не волнуйтесь, я просто подслушала, случайно, на лестнице черного хода...
Игорь тоже немного устал от напряжения, а возможно, и на нем сказалась бессонная ночь, но он вдруг ответил прямо:
— Что обычно делает женщина, то и сделала.
— Что? Что делает женщина? — не поняла Аврора.
— Ну, вы не догадываетесь, что? — он наклонился к Авроре и еле слышно прошептал ей на ухо: — Только не говорите Ирке...
— Бедная девочка... — поняв наконец, в чем дело, сморщилась от жалости Аврора. Не то чтобы она была противницей абортов и яростно выступала за сохранение любой, даже никому не нужной жизни, просто Игорь стал ей неприятен. Почему он считает, что это для женщины в порядке вещей — дрожа от страха, ложиться в проклятое кресло? Она до сих пор помнила это чувство — словно она проколотый шарик, вроде того, что ослик ИаИа методично опускал в свой горшочек, — совсем никому не нужный...
— Ну а вы, — нелюбезно спросила она, — а вы-то что страшное сделали для бедной девочки? Тоже аборт?
Ирония, конечно, была не самая тонкая, но уж очень ее возмутила бесчувственность Игоря.
И тут Аврора совершенно определенно поняла, что на этом час искренности закончился, и Игорь больше ничего ей не скажет.
— Я? Нет, не аборт. Я не знаю, что я имел в виду... надо же мне было что-то сказать. — Игорь лгал, совершенно точно лгал.
У нее оставался еще вопрос: что все-таки Кирочка искала в кабинете у Кирилла? И что искал там Игорь? Похоже, что в кабинете побывали все... Даже такая дикая версия пришла ей в голову: а что, если Игорь искал завещание в пользу Кирочки? Или — а что, если он пытался отравить Катю, для того чтобы открыть путь Кирочке? Но эту версию Аврора сразу же отмела — слишком уж неправдоподобно...
Бросив грязную тарелку в раковину (в гостях она избегала мыть посуду), Аврора немного помедлила в дверях кухни в надежде, что Игорь все-таки скажет ей правду, и направилась на поиски Риты. Им необходимо было многое обсудить.
— Я хочу домой, — жалобно произнесла Рита. — У меня там кошки одни... и вообще, я никогда не полюблю этот дом... Вот в Комарове... Там вокруг дома шестнадцать сосен. А в самом доме я никогда не была. Но я помню, там есть башенка, и на картинке она видна...
— Когда все закончится, мы с вами поедем в Комарово, — пообещала Аврора. — А пока давайте подведем итоги версии «Девочки».
— Давайте, — дисциплинированно отозвалась Рита.
Аврора забралась с ногами на диван, накрылась клетчатым пледом и опять стала похожа на маленькую несчастную птичку. Так неприятно всех подозревать...
— Итак, у обеих девочек были мотивы, и очень сильные мотивы для того, чтобы убрать Катю. Ревность, злость, неудовлетворенность своим положением. Обе они сейчас стоят на распутье, и лишь от случая зависит, быть каждой из них Принцессой или Золушкой. Обе могли постараться этому случаю помочь... Мариша — по глупости, а Кирочка — в силу характера...
— Но ведь тогда у нас с вами получается ужасная вещь, — медленно проговорила Рита. — С Ларисой все ясно, с Игоря подозрения не сняты, Танина антреприза возможна только за счет Кирочкиного наследства. Кстати, есть ли у вас версия и для нее? И теперь еще девочки. Выходит, что под подозрением находятся все?
— Да, моя дорогая, — тряхнув седым хвостиком, Аврора высунула нос из-под пледа, — вот итог нашего с вами расследования: о ужас — подозреваются все!
