Февраль
2004

• Тобиас Вульф «Старая школа»

• Пит Декстер «Поезд»

• Фрэнсис Спаффорд «Секретная лаборатория»

• Адам Хэзлетт «Ты здесь не чужой»

• Линн Трасс «Казнить нельзя помиловать»

• Сирил Коннолли «Враги обещания»

• Арт Линсон «Что же случилось?»

• Ричард Прайс «Часовщики»

• Линн Трасс «Казнить нельзя помиловать»

• Уоррен Зейнс «Дасти Спрингфилд: Дасти в Мемфисе»

• Джо Пернис «Смите: Мясо – это убийство»

• Тобиас Вульф «Старая школа»

• Крейг Каллендер и Ральф Эдни «Вкратце о времени»

• Кроме того, я прочитал пару рассказов из «Ты здесь не чужой», из «Шестидесяти рассказов» Дональда Бартельми, а еще немного из «Вот твоя шляпа, куда спешишь?» Элизабет Мак-Крэкен

Моя первая книга вышла чуть больше одиннадцати лет назад и до сих пор переиздается. Хотя юбилей я отметил весьма скромно (устроил небольшой прием на сорок человек, где были только самые близкие друзья, многие из которых согласились прочитать мною же написанные речи), теперь я понимаю, что надо было сделать это с большей помпезностью: во «Врагах обещания», написанных в 1938 году, Сирил Коннолли пытается выделить качества книги, которые помогают ей не потерять свою ценность за десять лет.

Спустя не одно десятилетие после публикации «Враги обещания» ужались до одной-единственной фразы: «Самый страшный враг настоящего искусства – это детская коляска в коридоре», и, наверное, потому я никогда не горел желанием прочитать эту книгу. А что делать, если коляска в коридоре была изначально? Наверное, можно убрать ее в сад – если, конечно, у вас есть сад – или просто выкинуть и таскать спиногрызов на руках, но, быть может, я понимаю его слишком буквально.

Однако книга эта совсем не ограничивается рассказом о пагубном влиянии обыденной жизни. Она еще и о стиле, о подводных камнях успеха, о журналистике и политике. Любой пишущий или только собирающийся взяться за перо человек практически на любой странице найдет мысли, которые либо окажутся подтверждением ваших убеждений, либо вызовут негодование. Это ли не повод прочитать ее? По иронии судьбы, найденный на полке экземпляр принадлежал матери одного из моих детей. Интересно, догадывалась ли она, покупая эту книгу двадцать лет назад что однажды тем самым не поставит крест на моей литературной судьбе? Коннолли, наверное, даже бы не сомневался в этом. Как правило, он в достаточно мрачных тонах описывает женщин, которые «убивают писателя, постоянно требуя его времени и денег, особенно если их привлекает только успех». Чудесные существа, вы не находите? Я, как и Коннолли, предполагаю, что читают меня мужчины. Да и как представить женщину за журналом о литературе?

В первой части книги Коннолли занимается исключительно разделением писателей на два лагеря: «писателей-пижонов» и «народных писателей». (Кстати, со свойственным ему занудством он разделяет на две категории абсолютно всех. Даже приводит список самых значительных книг 1920-х годов и помечает принадлежность писателя к тому или иному лагерю буквой «П» или «Н»: 1929. Генри Грин «Жизнь» (Н); У. Фолкнер «Шум и ярость» (П); Э. Хемингуэй «Прощай, оружие» (Н); Д. Г. Лоуренс «Фиалки» (Н); Дж. Джойс «Отрывок из „Поминок по Финегану»« (П) и так далее. Невольно задумываешься – хотя уже и поздно это делать, – быть может, Коннолли стоило продолжить писать, а не тратить бездумно время на списки. «Пижонский стиль <...> любим учеными мужами от литературы, которые хотят отдалить письменное слово от слова устного. Цель таких писателей – это язык, передающий намного больше, чем они чувствуют или думают». (Да, Сирил! Отлично сказано!) Но это не все: «Как говорил Андре Жид, хороший писатель должен плыть против течения; новые представители „народной волны» плывут по течению; ужасный тон рекламных статей в утренних газетах, передовицы „Дэйли экспресс», пустые разговоры кинокритиков, автобиографии политических обозревателей, а еще триллеры... все это примеры того, как люди плыли по течению». (Сирил, ну ты и придурок! Думаешь, Хемингуэй больше ничего не писал? Ты уж проверь сначала, дружище.) Кстати, автобиографии политических обозревателей были особым жанром в 1930-е годы? 0 господи.

Появление книг в мягкой обложке, совпавшее по времени с написанием «Врагов обещания», изменило все. Это в 1938 году ответ на вопрос Коннолли о десятилетнем сроке для книги был очень непростым и вполне мог занять несколько сотен страниц; книги могли спокойно дожидаться своего звездного часа на полке, а потом, стряхнув с себя пыль, вновь забраться на колени читателю. Теперь есть книги в мягкой обложке и сетевые книжные магазины, а поэтому в современной версии «Врагов обещания» был бы один простой и скучный вопрос: «Книга хорошо продавалась в первый год после выхода?» Мой первый роман разошелся неплохо; при этом многие новинки 1991 и 1992 годов, о которых я писал статьи и которые мне очень понравились, так и остались на полках магазинов, потому что просто не смогли найти своего читателя. Они могли подходить подо все требования Коннолли, но они все равно провалились.

В итоге невольно начинаешь бурчать про себя возражения на каждую витиевато оформленную мысль Коннолли, но именно в этом одна из прелестей книги. В какой-то момент он приводит строки Хемингуэя, Ишервуда и Оруэлла, пытаясь доказать неразличимость их творческих стилей. Дело в том, что понять логику Коннолли, цитирующего одно предложение за другим, несложно, но, прочитав роман Оруэлла, вы никогда не спутаете его с романом, написанным Хемингуэем. А ведь они тем и занимались – романы писали. Вот, возьмите обычное, ровное предложение:

Это замечательное предложение – начало рассказа Дональда Бартельми «Приобрел я городок» (Н). Кто-нибудь мог бы предположить, что Коннолли не заметил сути, разглядывая слова в предложении. («Сирил, ты только вдумайся! Он целый город купил! Гальвестон, штат Техас! Ладно, забудь».) Исконное и народное не так уж однозначно и неподвижно, как полагал Коннолли.

За этой книгой любой может при желании поиграть в одну игру: сравнить писателей и посмотреть, кто из них выдержал испытание временем. (П) или (Н)? Фолкнер или Генри Грин? Помню, одним из неожиданных победителей стал Вудхауз – изящный стилист и плодовитый автор, как и многие, представленные в этой книге. Коннолли не раз с презрением упоминает это имя, считая, что творчество Вудхауза забудут сразу же. Но, как оказалось, никто его не забыл, равно как не забыли всех остальных, за исключением Оруэлла. Все дело в шутках. Народ ведь шутки любит.

Комитет из «Беливера» – страшная дюжина блаженных молодых людей – вел себя довольно спокойно. По крайней мере, меня они не беспокоили. Правда, один мой знакомый, работающий в том же здании, слышал зловещий шорох белых одежд наверху. Он полагал, они затевают что-то грандиозное. Не исключено, что второй Джонстаун. (Если задуматься, звучит логично. Одежды, странные улыбки, само название журнала... если вы обнаружите в новом номере бесплатный пакетик растворимого напитка или – что более вероятно – вполне съедобное стихотворение, даже не прикасайтесь к нему.) Как бы то ни было, от меня они отвлеклись, и я попробую украдкой донести до вас одно саркастичное замечание: «Старая школа» Тобиаса Вульфа слишком коротка. Да ладно вам! Я же не сказал, что она слишком длинная! Если слишком длинная – значит, не понравилось. А если слишком короткая – то наоборот!

Если честно, я читаю все больше коротких книг, поскольку надо что-то писать в списке прочитанных книг. Шесть из семи книг, прочитанных в этом месяце, были довольно небольшими. Но «Старую школу» я бы все равно прочитал в этом месяце, сразу после выхода, каким бы длинным он ни оказался: ведь два тома воспоминаний Вульфа, «Жизнь мальчика» и «Армия фараона» – это неиссякаемый источник вдохновения для писателя, и вы, возможно, знаете, насколько хороши его рассказы. «Старая школа» оказалась настоящим шедевром: одновременно тяжелая и смешная, изящно написанная, очень точно рассказывающая о писателях и литературном честолюбии. (Действие «Старой школы» происходит в 1960-х, в частной школе для мальчиков, где вы встретитесь с Робертом Фростом и Айн Рэнд). Но беда коротких книг в том, что их, бывает, читаешь спустя рукава: ты и так знаешь, что все равно ее закончишь, и уже позволяешь себе читать урывками и без того усердия, которого требует большая книга.

Со «Старой школой» я облажался. Надо было спокойно сесть и прочитать ее, но я этого не сделал. Нельзя забывать, что некоторые книги плохо написаны. Но иногда они бывают еще и плохо прочитаны, и об этом тоже нельзя забывать.

На данный момент «Казнить нельзя помиловать» – это бестселлер в Англии. Да, это книга о пунктуации. Нет, я тоже ее не понял. Книжка забавная и веселая, написана хорошим языком, но... понимаете, она на самом деле про то, где нужно ставить двоеточие. Так в чем причина ее успеха? Один мой знакомый подозревает, что виной тому набирающий силу провинциальный педантизм, но моя теория попроще: когда вы слышите об этой книге (а слышите вы часто, особенно сейчас), то сразу вспоминаете какого-нибудь очень дорогого вам человека, который совершенно не дружит со знаками препинания и тем самым выводит вас из себя, и сам же клянет себя и страдает из-за этого. Лично я вспомнил Лен, а мой знакомый вспомнил Эмили. Обе они не смогут правильно расставить знаки препинания, даже если от этого будет зависеть их жизнь. (Кстати, имена я изменил, чтобы не обижать грамотеек.) Уверен, Лен и Эмили получат тысячу экземпляров книги на Рождество и на день рождения, а остальные люди купят тысячу книг для своих Лен и Эмили, и в итоге книга разойдется четвертьмиллионным тиражом, хотя ее обладателей будет человек двести. Больше всего мне понравилось, какую головомойку устроила Линн Трасс индустрии развлечений: тут и названия фильмов, и названия музыкальных групп. К тому же в качестве совета она приводит цитату из руководств для журналистов: «Пунктуация должна помогать читателю осознавать суть написанного, избегая неоднозначного толкования». Теперь-то я понимаю, откуда у серьезной литературы ноги растут.

Самая неприятная книга месяца (чувствуете, как сердце Комитета забилось быстрее?) – это рассказ Джо Перниса о втором альбоме группы «Смитс». Наверное, кто-то может принять удивительную способность Перниса без остановки выдавать трехминутные поп-хиты – почти во всех его песнях найдется пять-шесть нот, сравнимых с лучшими работами Элвиса Костелло. Но, оказывается, он еще и книжки писать умеет. Боюсь, здесь без зависти и желчи просто не обойтись. Эта книга и «Дасти в Мемфисе» Уоррена Зейнса вышли в новой серии «33 1/3» издательства «Континуум». Пернис оказался единственным, кто решил написать о любимом альбоме не эссе, а новеллу. Его история начинается в 1985 году, он рассказывает о школьной жизни, самоубийствах, подростковой депрессии, лишь вскользь упоминая группу «Смитс». Уоррен Зейнс решил написать совершенно иначе. У него получилось длинное, основательное и убедительное документальное повествование, в котором приводится анализ мифов об американском Юге. Что особенно порадовало, в обеих книгах о самих пластинках речь идет не так часто, как можно было предположить. Музыка там изредка витает вокруг, физически ее присутствие почти неощутимо. Зато мне понравился Арт Линсон и его «Что же случилось?». Эдакая грубоватая книжка о мерзостях голливудской жизни, написанная человеком – в данном случае продюсером (да и в большинстве остальных случаев тоже; возьмите хотя бы Джулию Филипс или Линду Обет), – который не понаслышке знает, о чем говорит. Я не могу объяснить, почему взял ее с полки. Быть может, я просто хотел доказать себе, насколько лучше работать в издательской сфере, чем в киноиндустрии, и у меня это получилось.

«Часовщики» оказались главной книгой месяца, центральным текстом, вокруг которого я мог пристроить маленькие книжки так, чтобы они смотрелись нормально, а если постараться, то даже достойно. Я, правда, немного схитрил. «Часовщики» – это триллер, и такие шестьсот пятьдесят страниц даются намного легче, но все равно работа была проделана серьезная. Почему Ричард Прайс не пользуется такой бешеной популярностью, как Том Вулф? Сюжет у него хороший, серьезный, сомнений не вызывает. Кроме того, он очень весомо говорит о моральных ценностях.

В романе задается один интересный вопрос, который, конечно, не ограничивается той конкретной ситуацией: если вы решаете работать за гроши, когда вокруг все набивают карманы деньгами, вырученными от продажи наркотиков, как это отражается на вас, на вашем разуме и сердце? Двое главных героев Прайса, братья Страйк (очень отрицательный персонаж, продает наркотики) и Виктор (очень положительный персонаж, работает за гроши), разыгрывают извечную историю с заведомо предрешенным финалом и в этом похожую на библейскую, если не считать ругани и наркотиков. На самом деле этот роман о противоречиях – прости господи – капитализма.

Я пытался написать рассказ о моем понимании современных теорий времени – отсюда и «Вкратце о времени», – но каждый раз, когда я берусь за научную книгу, у меня на глаза наворачиваются слезы. А это мне сильно мешает читать, ведь я тогда почти ничего не вижу. Поначалу я все воспринимаю нормально. Но после Блаженного Августина я впадаю в панику, из-за которой начинаю плакать. По моим расчетам, Ньютона я смогу понять, дожив до восьмисот пятидесяти лет, когда я, наверное, узнаю, что какой-то умник придумал новую теорию и Ньютон больше не у дел. Вскоре после этого я допишу свой рассказ. Надеюсь, вам он понравится, потому что меня он скоро доконает.