Вот, пожалуй, и всё. Около тридцати зрителей. В общей сложности. Не считая тех, кто заглядывал минут на десять.

Вроде Цале, он в нашем городе занимался перевозкой громоздких предметов на ручной тележке и иногда заходил в «Сутьеску» укрыться от дождя или дать отдых отекшим ногам.

Или поварих из ближайшей кухни довоенной гостиницы «Югославия», первый этаж которой был превращен в ресторан самообслуживания. Они обычно появлялись под покровом сумерек, устроив себе перерыв во время приготовления блюд из вечернего меню, пока у них там что-то варилось, тушилось и кипело в масле. Заходили они парами или тройками, прямо в белых фартуках, головы повязаны белыми косынками, в полумраке зала их можно было принять за медицинских сестер, которые явились сюда прямо с показательных учений по оказанию первой медицинской помощи в случае «авиаудара со стороны агрессора». В сущности, я только так и воспринимал бы их, если бы от этих вечно усталых женщин не пахло фасолью со свиными ножками, великолепной тушеной капустой с говядиной, луком, который для рагу по-сербски жарят до янтарного цвета, курицей в чесночном соусе, рагу по-деревенски, да кто теперь помнит все эти яства...

Но они не счет, они не были завсегдатаями «Сутьески». Они проводили перед экраном не больше четверти часа, обливаясь слезами над какой-нибудь особо трогательной любовной сценой... Поговаривали, что Швабич сообщал им, когда начнется тот или иной «коронный» эпизод, иначе невозможно объяснить, как им удавалось с точностью до минуты угадать нужный момент. Кроме того, подозревали, что механик оповещал поварих о «лучших» местах фильма с целью обмена материальными ценностями, потому что, как только на кухне освобождались стеклянные банки от маринованных огурцов и свеклы, от компотов, повидла и прочего, они тащили их Швабичу, для которого эта стеклотара была необходимой технической базой тщательной классификации кадров для создания произведения всей его жизни. Как бы там ни было, поварихи оставались в зале не дольше четверти часа, рыдая над чужой любовью, а потом одна из них, утерев белой кухонной тряпкой напрасные слезы, озабоченно шептала: «Девоньки, хватит носами хлюпать. Пора за работу. Нам не до развлечений. За работу, за работу. Не дай бог подгорит! Кто потом это есть будет... Ну, пошли!»

А уже в дверях кинозала они всегда благодарили старого билетера Симоновича и приглашали зайти в гости:

— Не стесняйтесь, приходите. Можете вечером, к концу смены. У нас, если любите, сегодня прекрасный рулет...

— Не смогу... Не уверен, что успею... — мрачно отвечал Симонович. — Вы не поверите, но здесь у меня очень много работы. Просто не представляете, чего только люди после себя не оставляют и сколько всего приходится приводить в порядок!