Пулеметчик спокойно и расслабленно лежал за пулеметом, внимательно наблюдая за фасадом здания.

Настя не выдержала.

– Ну, где же ваши «летучие мыши»?! – крикнула она. – Когда же они прилетят?!

Пулеметчик даже не обернулся.

– Вот-вот выйдут на исходные позиции, – сказал он. – Им по лесу немалый крюк придется сделать.

– О Господи, – прошептала Настя и перекрестилась. – Помоги ему, умоляю тебя, Господи! Не дай ему умереть…

Сербин услышал гулкие шаги Вазгена в холле первого этажа. Хлопнула большая входная дверь…

Кум увидел, как медленно открылась огромная дубовая дверь, и на высокое крыльцо шагнул высокий черноволосый мужчина. В углу его рта висела сигарета. Он что-то прятал за спиной, и Кум стал медленно выбирать свободный ход спускового крючка, поймав в прорезь прицела его грудную клетку.

– Это Вазген! – крикнула испуганно Настя. – Он старший у бандитов! Значит, Егор… – она в ужасе закрыла рот руками.

В этот момент черноволосый выбросил руку из-за спины. В ней сверкнул матовым блеском «АК-47», который он тут же вскинул к плечу, направив ствол в сторону леса.

Кум мгновенно нажал на спуск, глядя, как строчки трассирующих пуль потянулись к цели…

Сербин видел, как Вазген спустился по ступенькам и медленно пошел в сторону леса. За спиной он прятал автомат, в магазине которого не было ни единого патрона. И Вазген прекрасно знал это… Пройдя несколько шагов, он вдруг вскинул автомат, прижав приклад к плечу… Из лесу потянулись к нему светлячки трассеров, разрывая в клочья его тело. Рука, зажавшая мертвой хваткой автомат, оторванная пулей, кувыркаясь в воздухе, отлетела в сторону.

А к «Замку» уже бежали черные зловещие фигуры спецназовцев, исчезая в распахнутой створке гаражных ворот… Над крышей завис вертолет, и по тросам быстро заскользили черные фигуры, которые стали что-то вязать у вытяжных колодцев. Одновременно оттолкнувшись от крыши, четыре фигуры влетели в окна второго этажа. Зазвенели разбитые стекла…

Настя сорвалась с места и побежала к «Замку», но пулеметчик, мгновенно вскочив на ноги, поймал ее одной рукой за талию и удержал на месте.

– Пусти! – Настя давилась рыданиями. – Пусти меня, гад!

Но Кум обнял ее двумя руками, и, только почувствовав его железную хватку, Настя перестала вырываться. Ее разрывали рыдания…

Сербин с отвращением отбросил карабин в сторону и сполз спиной по шершавой штукатурке, усевшись на холодный бетон пола.

По лестнице бесшумно, словно тени, заскользили фигуры в черной униформе, растекаясь по периметру помещения.

Со звоном вылетели выбитые стекла, и в холл влетели «летучие мыши» в таких же черных одеяниях, как остальные. Кувыркнувшись через голову, они мгновенно приготовились к ведению огня, встав на одно колено и грозно поводя стволами автоматов.

Сербин слушал гулко бухающее в груди сердце и вспоминал себя в таком же точно виде, как эти черные молодцы, напоминающие «летучих мышей» в их бесшумном полете, в мгновенном броске за добычей.

– Чисто! – крикнул кто-то, и Сербин напрягся, выискивая глазами того, кто кричал.

– Могила, твою мать, где ты?! – крикнул он, не узнавая бывшего сослуживца в маске.

Спецназовцы стали медленно стаскивать маски…

– Кефир, блин! Филин! Могила! Крот! Макс! Глазам не верю! – заорал Седой. Из глаз его выкатились две крупные, как горошины, слезы. – Неужели это вы?!

Пацаны бережно подняли Сербина с пола. Его пытались обнять все сразу…

– Жив, командир! – заорал Могила, бросая вверх свою маску. – Жи-ив! Я ж говорил им, – после тебя останется только трупы выносить!..

Из «Замка» послышались какие-то громкие крики… Настя без сил опустилась на землю…

– Командир, что у вас? – спросил пулеметчик, прижав к щеке поводок микрофона.

Он вдруг расплылся в широкой, какой-то детской улыбке и подхватил Настю на руки.

– Он жив! – кричал он и кружил Настю, кружил… – Он жив! Блин, он даже не ранен!

Опустив девушку на землю, он схватил ее за руку, и они побежали к «Замку».

Никогда в жизни девушка еще так быстро не бегала!

– Эй, босяки, расступитесь! – проревел Кум, с трудом проталкивая Настю сквозь плотное кольцо мощных тел. – Разойдись, я сказал!

«Летучие мыши» неохотно расступились, пропуская Настю.

Ноги ее подгибались, когда она шла к Сербину, расслабленно сидящему на стуле…

Она дошла из последних сил и рухнула на колени, зарывшись лицом в его пропотевшую майку. Рыдания сотрясали ее тело, она билась, словно в конвульсиях, непрестанно повторяя: «Жив, ты жив, ты жив, ты жив…»

– Ну, что ты, Настенька? – Седой не знал, что сказать и как поступить… – Что ты? Все же хорошо! Мы победили, Настенька!..

А она все твердила: «Ты жив, ты жив, ты жив…»

И вдруг Могила заорал, вбив гулкое эхо в пространство огромного холла, еще не разделенного перегородками комнат:

– Ура, пацаны! Наш командир жив!

И двадцать глоток, луженных ветрами, скалами, затерянными в высокогорье, снежными завертями, вымораживающими до костей, канонадой бесчисленных боев, заорали в один голос:

– Ура-а-а! Наш Седой жив!