Глава 13
– А я не понимаю буколов, – проговорил Акун, налегая на весло, – всю жизнь прятаться по болотам, по уши в ряске… Нет уж! Да и смысл какой?
– Я от тебя в шоке! – сердито сказал Уахенеб, гребший с Акуном в паре. – Смысл! Думаешь, я зря в моря подался, поле на палубу променял? Загибались мы потому что. Я с малых лет в земле ковырялся, что по силам, делал. Работал, как проклятый. А толку? Вырастишь ты урожай, хороший урожай – зернышко к зернышку, и что? Приходит мытарь и большую часть забирает! А с остатка и кормись, и на семена сохрани, и долги раздай. Мы чистили каналы, выгребали ил, мы чинили дамбы, мы сеяли, рыхлили землю, оберегали всходы от птиц, жали и обмолачивали, а зерна не видели. Не ели хлеба, добытого в поте лица. Пот один и слизывали! Вот, мы по всему Хапи прошли, и везде одно и то же. Роме растят хлеб, который потом скармливают бездельным римлянам. И это я могу здраво рассуждать и понимать, что к чему, – я везде побывал. Я много видел и со многими знался. А те, что живут в Та-Кем, в жизни своей деревень не покидали. Весь их мир зажат с востока горами Нубийскими, а с запада – Ливийскими. Два берега, а посередине – река. Вот их мир! И разумение такое же. Как им противиться Риму? Да никак! И бегут роме… А тут-то и бежать можно в одну сторону – к морю, в Дельту. В пустыни не побежишь, и у негров на юге тоже делать нечего. Вот и плодятся буколы… Коров пасут, огородики держат, рыбу ловят. Плавают на лодках ватагами, на деревушки нападают, на корабли, на храмы. Тем и живут…
Сергий не вмешивался в спор, хотя ситуация была не лишена пикантности. Их послали, чтобы уничтожить Зухоса, предводителя буколов. Зухос – великая сволочь, это ясно, тут вопросов нет. Ну, а с буколами как быть? Истребить этих разбойников, убийц, воров и пиратов? Так ведь не от хорошей жизни буколы до криминала скатываются. Им просто деваться некуда. И как на этом фоне выглядит контуберний, если выражаться в терминах диамата? Кто они, если не пособники «реакционных кругов и рабовладельцев-эксплуататоров»?
Лобанов крякнул и встал, держась за мачту. Приставил ладонь козырьком к глазам, и оглядел всю «эскадру» – десятка четыре сехери плыло по восточному рукаву Нила, спускаясь к морю. Гаулы с оружием они передали римскому командованию – командование было очень признательно, ведь трюмы обоих кораблей были доверху набиты доспехами и оружием легионеров, спертыми на складах в Мезии и Паннонии. Иосеф на этот счет помалкивал, загадочно улыбаясь, но щедро оплатил сорок новых сехери, купленных в Бубасте. И поплыли кораблики по реке, направляемые твердыми руками добровольцев…
Буколия не имела точных границ, ее полулегальное население пряталось на северо-востоке Дельты, в самом глухом углу. От атаки с моря буколов защищал могучий прибой и опасное дно, мели и глубины которого постоянно менялись. Здесь, на стыке воды и суши, мореходов путали миражи, а ветра-кардим, поднимавшие в пустыне песчаные бури, на море устраивали шквалистые нагоны воды и закручивали смерчи. А напасть на буколов с суши… Хм. Сначала надо найти эту самую сушу! Твердая земля в Буколии была наперечет – несколько холмиков, сухие клочки там, сям… Было, правда, несколько островов, на них сажали овощи и сеяли ячмень, но в половодье их не увидать. Вот, схлынет вода, и они покажутся, выставят плоские спины с осевшим жирным илом – придет пора устраивать грядки…
Как воевать в таких условиях? Трирему не пошлешь – застрянет в наносах. И когорты не пройдут – потонут. Или в топях засосет. Вот так буколы и жили…
– Сергий! – прокричала Неферит с соседнего сехери. – Видишь пирамидку?
Лобанов глянул на восточный берег. Плоская равнина укатывалась до горизонта, где-нигде пучась холмиком. На отлогом бережку, там, куда не доставала вода даже в самый разлив, чернела пирамида, сложенная из необработанных камней.
– Протока должна быть строго напротив пирамиды! – прокричала девушка, вытягивая руку к берегу западному.
Сергий перевел взгляд. Берега на западе, как такового, не было, просто из воды поднимались заросли донакса, наполняя воздух шелестом – будто многие тысячи читателей собрались в одном месте и лихорадочно листают страницы. Отдельными купами вздымались стебли папируса, качая метелками повыше камышей. Заросли скрадывали простор, а с низкой палубы сехери не рассмотришь унылую равнину Дельты.
– Пирамиду видишь? – спросил Сергий Кадмара, сидевшего за рулевым веслом.
Тот оглянулся на тот берег, повернул голову снова и кивнул.
– Правь от нее строго на запад!
Кадмар взял курс, и повел сехери. В скрытую протоку он вписался с первой же попытки – в этом месте две отмели расходились, промытые стоком, и небольшое суденышко получало шанс проскользнуть, не прилипнув днищем к липкому илу. Грести в тростниковых чащах смысла не имело, пришлось веслами отталкиваться, используя их на манер шестов. Сехери проплывал дистанцию рывками, острым носом раздвигая упругие зеленые и бурые стебли. Остальным «кораблям эскадры» было полегче, они шли как у ледокола на проводке.
– Сергий! – снова зазвенел голос Неферит. – Продвигайся вперед еще на две длины корпуса, и резко заворачивай к северу!
– Понял!
Сехери выплыл на чистую воду – коридор между стенами тростника и папируса локтей в пятнадцать ширины. Сергий пригляделся, вычислил момент, и резко махнул рукой Кадмару. Тот переложил руль. Весла с правого борта табанили, весла с левого вспенили темную воду, и сехери плавно развернулся носом к северу. Корма чиркнула по чему-то твердому. Скала? Даже не верится, что в здешней хляби может быть что-то основательное…
Постепенно к звукам, издаваемым камышами, прибавлялись птичьи крики. Прибавлялись, прибавлялись, пока не заглушили их окончательно. Птицы плыли и парили в несколько горизонтов – дикие гуси и утки гоготали и крякали, рассекая воду озерец, зеленую от покрывшей ее ряски. Между ними, похожие на огромные белые лотосы, проплывали важные лебеди, «двойками» изогнув шеи. То тут, то там в камышовых стенах открывались прогалы, вода растекалась протоками и цепочками озер, или кисла на болотах. Клювастые пеликаны устилали топкие места белоснежными гатями, ярко-розовые фламинго месили болота, переступая ногами-ходулями. Между гламурными красавцами вышагивали белые цапли.
Над камышами вились, пронзительно крича, чайки и морские ласточки. Перелетные одиночки – жаворонки, пеночки, зяблики, – собирались в огромные стаи и гонялись за насекомыми, словно задавшись целью очистить Дельту от мошек и букашек. Повыше насекомоядных парили орлы-могильщики, а еще выше, под облаками неподвижно висели ястребы, высматривая тех, кто проходил естественный отбор на «троечку».
И все это пернатое царство орало, пищало, чирикало и цвирикало, хлопало крыльями и щелкало клювами. Тесно было в воздухе. Вот пеликан с рыбой в зобу тяжело потянул над водою. Его собрат по виду и семейству, вспугнутый людьми, разбежался, шлепая лапами по тинистой воде, и взлетел. И сослепу сбил собрата. Тот кувыркнулся в воду, топорща перья и роняя добычу, а пеликан-перехватчик врезался в камыши. Отсмеявшись, Сергий сказал Искандеру:
– Буколов не трогать, если сами не нападут! Мы устраиваем облаву на Зухоса, а этих и так загнали! Передай, там, по эстафете: «Стрелять только по моей команде!»
Днем позже ему пришлось отдавать эту команду, а пока эскадра сехери выплыла на широкую и прямую протоку, по обе стороны которой тянулись участки возделанной земли, мочажистой, но не топкой. Деревья росли только на межах – кипарисы, мимозы, миртовые деревья. На одних полях зеленели лен и пшеница, на других золотился дозревающий ячмень второго посева. Земледельцы копошились вдоль канала, вычерпывая воду скрипучими «журавлями». По слякоти бегали голые, с ног до головы измазанные дети, копошились по хозяйству женщины в желтых, красных или белых туниках без рукавов.
Кончался месяц хойяк, воды Нила достигли самого высокого уровня и начинали убывать. В садах собирали плоды тамариндов, финики и оливки. Деревья зацвели во второй раз. Из-за рощи финиковых пальм, по стволам которых лазали сборщики, выглянул высокий дом необычной архитектуры – первый этаж представлял собой объемистый белый куб, на нем покоился еще один «кубик», поменьше размерами и красного цвета, а венчал всю конструкцию третий этаж, самый малый и такой же коробчатый. Синего цвета. Российский триколор – только вверх ногами.
Местные жители на проплывавшие сехери внимания обращали мало. Плывут? Ну, и пускай себе плывут! Им-то что за дело? Лишь бы не трогали…
Это поселение с древним названием Иму-Пеху, затерянное на просторах Дельты, было последним перед самой Буколией. Неферит оказалась хорошим проводником – она точно указывала протоку, в которую следовало свернуть, помнила, что на Круглом озере надо плыть у самого южного берега, а озеро Царское преодолевают по середине, описывая римскую «S».
Заночевали в заброшенном храме богини Маат. Сехери вытащили носами на сушу, у полуразрушенного пилона, а во внутреннем дворе разожгли костер – даже египтяне-добровольцы не посчитали такую вольность богохульством. На ужин наловили рыбы и сварили уху в десяти котлах, чтобы хватило всем. Дохлебали ушицу, когда на небе высыпали звезды.
– Это Эсхмун! – сказал Эдик, тыча пальцем в Полярную звезду. – А вон та зовется Сотис, звезда Изиды, Сириус по-нашему… Да, Уахенеб?
– Наполовину… – отмолвил Уахенеб, зевая. – Это не Сотис, и вообще не звезда… Это Пенетер-Дэва, которую эллины называют Веспер, а римляне – Венерой…
– Ну, и ладно… – сказал Эдик. Хорошо подумав, он откусил от лепешки и выгреб из котла остатки разваренной рыбы. – Эх, хлебца бы! Настоящего!
– Ржаного! – с вожделением простонал Сергий.
– Да-а… – сожмурился Гефестай. – Это б ничего, так, было…
– А я б картошечки щас умял… – проговорил Искандер мечтательно.
– С селедочкой! – плотоядно облизнулся Эдик. – С лучком!
– Вот, Америку откроешь, – усмехнулся Сергий, – и накопаешь мешочек!
Друзья, не сговариваясь, вздохнули.
– А я первые месяцы без курева страдал, – признался Гефестай. – Ну, не могу – тянет и тянет! Как я себя клял, что сигарет не захватил… Ведь была у меня такая мысль, хотел же блок «Мальборо» купить, и поленился. Нет, там вроде перерыв был… А, какая теперь разница!
– Ты сколько раз бросить пытался? – ухмыльнулся Искандер. – Вот, и завязал!
– Все равно… Курнуть бы!
Сергий поднялся, отставил в сторону пустой котел, и подбросил в огонь сухих веток.
– Дозорных выставил? – спросил он Искандера.
Тот молча кивнул, не отводя от костра задумчивого взгляда.
– Ну, ладно мы, – сказал Гефестай, – это наше время, хоть мы и выросли в вашем! А вот ты как? Привык? Или скучаешь?
Роксолан пожал плечами.
– Привык, наверное… – проговорил он. – Знаете, что в этом времени самое непривычное? Такое, что надо или родиться здесь, или вжиться? Отношение к самому времени! Мы же как ТАМ жили? Мы всю жизнь спешили. Торопились жить! «Скорее, а то опоздаешь в школу!» Бегом за автобусом! Вверх – на лифте, вниз скачешь через три ступеньки! В толпе снуешь, как чемпион по спортивной ходьбе! Быстрее, быстрее, быстрее… Застрянешь, бывало, в пробке на полчаса, и весь салон готов исцарапать, и гадов-прохожих передушить. Вскакиваешь по будильнику, моешься по-быстрому, одеваешься наскоряк… Заскочишь по дороге в кафешку, перехватишь гамбургер, и – рысью на работу. А там запарка! Хватаешься сразу за три телефона, на этого обалдуя Эдика орешь…
– Но-но-но! – строго сказал Эдик. – Я бы попросил!
– Обойдешься, пролетарий… – улыбнулся Сергий, – Мечешься по всему городу – то запчасти ищешь, то с налоговой разбираешься, то кредит в банке выбиваешь… С девушкой познакомишься в клубе, станцуешь разок, потискаешь, и бежишь такси ловить – к ней на квартиру, или к себе… И вся любовь! Некогда даже прогуляться, побродить по вечернему городу, повздыхать на луну… Нет, надо поскорее, чтобы секс, и забыться до утра. А с утра гонка по новой…
– А здесь ты уже не торопишься? – спросил Эдик с закрытыми глазами.
– А куда? – хмыкнул Сергий. – Здесь вообще никто не торопится жить – здесь просто живут. Я это впервые понял там еще, в Парфии, когда нас к морю вели через пустыню. Верблюды ступают, как в замедленной съемке, колеса повозок еле крутятся, а никто не спешит. Все спокойны, веселы. Года два назад, окажись я здесь я бы уже, наверное, извелся весь от такой неторопливости! Плывем себе, гребем помаленьку… Стемнело – пристали к берегу, переночевали, и опять поплыли… Я б тогда от злости Эдика покусал бы… Во! – уливился Лобанов. – Смолчал! Что это с ним?
– Эдик спит! – хихикнул Искандер.
– Ну, раз пролетариат почивать изволил, то и нам пора бай-бай.
– Споки ноки… – пробормотал Эдик и завернулся в одеяло – ночами было прохладно.
С утра сехери вторглись в пределы Буколии. Никаких ясных примет не замечалось, граница была размыта и условна, но ее хорошо чуяло нутро – у Сергия внутри екало. Страху было мало, а вот напрягу – хоть убавляй. Мышцы костенели будто сами по себе, и волосы топорщились. Роксолан раз за разом чувствовал чужие взгляды, недобрые и опасные. Буколы были у себя дома, они выучили наизусть расположение всех проток и бесчисленных озер, знали кратчайшие пути, могли напасть в любое время и скрыться в лабиринте водных дорог.
Раза два в перспективе мелькнули лодки с высоко загнутыми носами и кормами, вязанные из папируса, оседланные полуголыми людьми. Взмах веслом – и лодки растворялись в тростниках.
Перед самым полуднем сехери поплыли вокруг островка, на редкость сухого и покрытого травой. Донакс рос лишь по берегу, окаймляя «участок суши, со всех сторон окруженный водой».
И тут начали происходить события. Из ближних проток повалили папирусные лодки буколов, потрясавших копьями и вопивших на все голоса. Небольшой отряд лучников, залегших на островке, тоже начал боевые действия – натянулись десятки луков, и по добровольцам полетели стрелы.
– К берегу! – заорал Сергий, подставляя щит – стрелы протарабанили, втыкаясь в вощенную кожу. – Искандер! Иоанн! Эзана! Займитесь лодками!
Раздраженно обломив пойманные стрелы, он едва успел отбить щитом пущенное в него копье. Копье ушло в воду.
Сехери с ходу врезался в камыши, раздвигая их, как шторы, и являя взгляду стрелков-буколов. Пара нубийцев, сидевших ранее на веслах, вскочила и вскинула луки. Сергий едва удерживал их в темпе своего восприятия – черные руки нубийцев так и мелькали, выхватывая стрелы, накладывая их на тетивы, оттягивая, спуская… Первая стрела только-только входила буколу между ребер, прорывая кожу с тупым чмоканьем, а уже вторая была на подлете, третья слетала с лука.
– К бою! – крикнул Лобанов, и спрыгнул в мелкую воду. Ноги погрузились в теплый ил до щиколоток.
С полсотни добровольцев высадилось на островок, и очень вовремя – буколов-стрелков уничтожили быстро, но тут им подошло подкрепление. Больше сотни «волопасов» показалось из-за камышей – босых, заросших, в одних набедренных повязках, с копьями наперевес.
– Мечи к бою! – приказал Сергий. – Щиты сбить! Теснее! Эзане прикрывать с тыла!
С левого фланга на буколов наступали добровольцы-египтяне, выкрикивая:
– Аату! Аату!
С правого неприятелю грозили эллины. Но буколы не пугались мечей, надеясь взять числом, навалиться массой и раздавить. Не вышло!
Буколы набежали, наконечники их копий плясали в воздухе, описывая круги и восьмерки. Сергий ударом щита отвел от себя то копье, что угрожало справа, а левое перерубил кепешем. Обратным движением меча он взрезал брюхо самому копьеносцу. Букол упал и скрючился, а тот, кто бежал за ним, споткнулся об умирающего, и растянулся на травке, роняя копье. Острие кепеша резануло его по шее, почти напрочь отделяя голову.
Следующего букола Сергий оглушил щитом, и Акун, поспешавший следом, проткнул копейщика мечом. Тут на Лобанова навалилось сразу трое, вовсю орудуя короткими копьями с широкими и длинными наконечниками.
– Я беру того, что справа! – крикнул Регебал, взмахивая клинком.
Сергий сосредоточился на двоих оставшихся. Сделав обманное движение, он проскользнул между буколами. Правого, чья рыжая борода веником была испятнана клочками седины, Роксолан ударил щитом в лицо. Букол упал. Сергий наступил ему ногой на горло, и развернулся к левому, отбросившему копье и замахивавшемуся секирой. Укол подмышку остановил замах, секира выпала из омертвевшей руки и оттяпала буколу пальцы на ноге, но боли он почувствовать не успел – Сергиев кепеш вошел ему под ребра, доставая сердце.
Иногда Лобанов сам себе поражался: до чего же просто, оказывается, причинять смерть! Раньше он хоть оправдания находил – самозащита, то, се, – а теперь даже совесть помалкивает, не угрызает. Видимо, признала его неудобоваримым…
Буколы дрогнули. Потеряв больше половины бойцов, они оказались перед выбором – умереть или бежать. Надо ли говорить, что смерти, даже почетной, не захотел никто? Буколы драпали вприпрыжку, с берега перескакивали на свои лодки-поплавки, и бешено работали копьями, отталкиваясь ими как шестами. Выплывая из-за островка, сехери Гефестая на полной скорости столкнулось с одной из папирусных лодок. Лодка упруго качнулась, загибая и разгибая «рога» носа и кормы, а ее экипаж одновременно скинуло в воду. Буколы забултыхались, но на борту сехери не было свободных мест… Зато были свободные стрелы. Упругие нубийские луки защелкали, посылая длинные стрелы, похожие на остроги. Вопли утопающих начали стихать, а по мутной воде пошли красные разводы.
– Раненые есть? – крикнул Сергий, оглядывая поле боя.
– Есть… – простонал доброволец Филотас. – Меня легко…
– Сейчас мы!
По берегу уже бежали девушки Кадешим. Отправив на тот свет энное количество буколов, девицы переквалифицировались в сестер милосердия.
Лобанов поспешил к сехери, надо было глянуть, каковы успехи на воде.
– Все на борт!
Гребцы мигом попрыгали на скамьи, разгоряченные боем, бросили мечи под ноги и ухватились за рукоятки весел.
– Искандер! – заорал Сергий.
– Тута мы! – крикнул в ответ Эдик.
– Все в порядке?
– Все хорошо и даже лучше!
Сехери Сергия обогнуло островок, и прибилось к другим корабликам «эскадры». Добровольцы оживленно переговаривались, а поодаль, качаясь на мелкой волне, медленно крутились папирусные лодки. Их желтые «палубы» были выпачканы кровью, кое-где торчали стрелы, поперек одной лодчонки, свешивая ноги по одну сторону, а руки макая в воду с другой, лежал труп букола.
– Удрали? – хмуро спросил Сергий.
– Удрали! – охотно ответил Эдик. – Гребли со свистом!
– Ладно… Неархос! Или кто там с букциной… Труби сбор!
Эллин в дальнем сехери приподнялся, вешая на плечо букцину, трубу, скрученную в баранку, и вострубил. Подгребли остальные сехери, сплылись, стукаясь бортами и путаясь веслами.
– Все живы-здоровы? – спросил Сергий. – Раненых прошу потерпеть – постельный режим обеспечить не могу пока!
– Ничего! – донесся бодрый отклик. – Мы народ терпеливый!
– Вот и отлично… Следуем дальше! Не разбредаться! И бдите! На вторую атаку буколы не скоро осмелятся, но все равно – оружие далеко не прячьте! Вперед!
Сехери расплылись, и гребцы навалились на весла.
Потянулись пустынные, но явно обитаемые места – болотистые пастбища, где в грязи валялись бычки-двухлетки, крошечные огородики и лоскутики полей, засеянных ячменем и пшеницей. Жилища буколов – шалаши из тростника или лачуги из плетеных веток, обмазанных илом, – прятались в камышах, поднимавшихся на высоту в два человеческих роста, и угадывались лишь по протоптанным проходам, открывавшим часть стены или грязную тряпку, заменявшую дверь.
А потом, за очередным поворотом извилистой протоки, открылась «столица» Буколии – большое мелкое озеро, где сбились в кучу лодки и большие барки, плоты и полупритопленные «поплавки» из старого, растрепанного папируса. Вся эта «недвижимость» держалась за вбитые в дно колья, отдельные посудины связывались между собой мостиками и трапами, а с плотов на борта барок вели приставные лесенки. И повсюду – на плотах и лодках – копошились люди, чьим уделом было жить в вечной сырости, в запахах гнили и вонючего ила. Но жизнь и здесь требовала своего. Вон, по перекошенной палубе ковыляет, переваливаясь, беременная женщина. Голые мальчиши бегут по сухому бережку и делят улов, вырывая друг у друга из рук жирные рыбины. На веревках, протянутых над баркой, сушится белье. Мужик в грязной схенти плетет циновки, а двое других цепляют их на кривую раму из жердей – то ли перегородку мастерят, то ли стену «дома». На сухом месте не протолкнуться – хижины из ила лепятся впритык, смыкая узкие проходы до ширины в локоть. Впрочем, проблема ожирения и лишнего веса буколов вряд ли касается…
– Где моя пальмовая ветвь? – проговорил Сергий с отвращением, и Эдик торжественно протянул ему перистый лист финиковой пальмы.
Лобанов поднял его повыше, чтобы всем было видно, и буколов, выглядывавших из своих нор, стало побольше. Эти отверженные выползали на солнышко, одетые порой даже не в тряпье, а обматывая чресла ремешками с пучками трав или прихватывая поясками передники-плетенки. Буколы не выглядели особо грязными, а нестриженные волосы они укладывали в прически с помощью воды – мочили шевелюры и приглаживали. Или стягивая волосы пучком на затылке, как Искандер.
– Уахенеб, – тихо позвал Сергий, – давай ты! Я в египетском ни бэ, ни мэ!
Фиванец кивнул и провозгласил:
– Мы пришли с миром! И вовсе не надо было встречать нас копьями! – он обернулся к Сергию и сказал по-латыни: – Давай, говори, а я переведу.
Роксолан кивнул и громко сказал:
– Никого из вас наши мечи не тронут! Мы пришли, чтобы забрать только одну жизнь – жизнь Зухоса, врага народа римского, египетского, эллинского, иудейского!
Толпу буколов, сгрудившихся на берегу, растолкал коренастый мужик в относительно целой тунике. Он подбоченился и сказал:
– А мы не те, не другие и не третьи! Мы сами по себе!
– Зухос нам помогал! – провопила худая, оборванная женщина с плоской грудью.
– Все, кто к нам приходили раньше, – подхватил длинный и тощий старик, – все приходили с оружием! Один только Зухос явился с мешками муки!
– Я в первый раз хлебца попробовал! – прошамкал другой старпер, обвисший на клюке.
– Что он вам плохого сделал?! – заголосила растрепанная девица с легким намеком на бюст.
– Я скажу! – гаркнул Сергий. – Зухос убил главного жреца в храме Амона, что в Мемфисе! Зухос убил ни в чем не повинную девушку в Уасете! Зухос угнал и разграбил священную барку Амона!
Первые два обвинения буколы выслушали в мрачном молчании, но известие об угоне «Усерхат-Амон» было встречено взрывом негодования.
– Ложь! – проблеял беззубый старпер.
– Врете вы все! – вопила девица с нулевым размером.
Толпа лишь вторила им.
– То, что я сказал, – правда! – грянул Лобанов. – Зухос обворовал барку Амона, а на снятое золото купил оружие, чтобы всучить его вам, дуракам, и послать умирать, добывая для этого убийцы-добряка власть и славу!
– Ло-ожь!
– Нет, это правда! – воскликнула Неферит. – Привет, Аменет! Привет, Тени и Эсе! Вы все знаете меня, и помните – я никогда вас не обманывала! Я лечила ваших детей, я кормила старую Аснат, когда у нее не осталось родичей! И я свидетельствую – все, что сказал этот человек, – она указала на Лобанова, – правда!
Буколы взревели. На глазах происходил раскол – приверженцы Зухоса упрямо качали головами и отворачивались от неприятного, прочие, уверовавшие в правоту Сергия, горячились и махали руками.
Коренастый поднял руку, утишая толпу.
– Чего ты хочешь от нас? – спросил он Лобанова.
– Ничего! – отрезал Сергий. – Просто не мешайте и не устраивайте пакостей! Больше от вас ничего не требуется! А если кто надумает помочь, то мы заплатим, не обидим!
Толпа, насладившись зрелищем, начала расползаться…
– И что теперь? – осведомился Эдик, когда контуберний сбился в кучу.
– Теперь? – механически переспросил Сергий. – Теперь будем ждать помощничков! Одним нам не управиться…
– Ты уверен, что на твою наживку клюнут? – поинтересовался Искандер.
– Клюнут, – проворчал Лобанов, – куда денутся… Тут нищета страшная, а Йосеф мне вон что оставил… – Он с усилием поднял кожаный мешочек, туго набитый серебряными денариями. – Я сначала поотнекивался, конечно, а он и говорит: «Буколов, говорит, сталью не одолеешь, а серебром – запросто!» Я и взял… Так, ну ладно… – Сергиев тон стал деловитым. – Располагаемся!
Добровольцы повытаскивали все сехери на берег, огородив ими на манер частокола участок, заросший тростником. Сам тростник вырубили под самый корешок и сплели из него циновки. Часам к девяти циновки постелили на жерди, подпертые кривыми столбами, и получились навесы. Под одним дымили очаги и булькало варево в котлах, под другим отдыхали свободные от дежурства – чистили оружие, точили мечи, починяли щиты. А под третьим Неферит и девушки Кадешим устроили госпиталь, причем лечили всех – и своих, и буколов. Под конец добровольцы напряглись и соорудили наблюдательную вышку – кривоватую и косоватую, но зато с ней было далеко видать. Те из буколов, что посмелее были, даже в очередь выстраивались, чтобы слазить на вышку и впервые глянуть на свою вотчину под новым углом зрения – сверху. Патрули добровольцев бродили вокруг «столицы», по межам вкруг полей, отыскивали тайные тропки и вообще – знакомились с местностью.
Так, в хлопотах и заботах, прошел день. Стемнело разом, будто солнце задули, как лампу. Ярко разгорелись костры, высвечивая провисшие плетеные потолки и лица сидевших воинов. Сергий, сказав: «А ну его все к Орку!», бросил изображать из себя коменданта крепости, и подсел к костру. Подошла Неферит, присела рядом.
– Все знал, пока до Буколии добирались, – пробурчал Роксолан, – все понимал… А теперь что? Сидеть и ждать? А почему здесь? Почему не устроить засаду там, где нет скопления буколов?
– Не получится, – вздохнула Неферит, и погладила свои руки, – слишком много дорог. Ты можешь засесть, перекрыв одну протоку, а Зухос проплывет по соседней, в двух локтях от тебя, и вы даже не заметите друг друга. Здесь – конечный пункт. И он один. Буколы рассеяны по всем этим болотам и зарослям, их шалаши даже местные могут не обнаружить, а пришлому вовек не собрать «волопасов» – жизни не хватит, чтобы все обойти…
– Так у них тут как бы центр? – поинтересовался Сергий. – И правители есть?
– Буколами правят старейшины. Изредка они собираются на совет. Так было в месяце паопи, когда они выбрали Зухоса военным вождем, и мне пришлось бежать…
– Тогда они могут и предупредить Того-Кто-Велит… – задумался Сергий.
От «стены» из примкнутых сехери к костру подошел часовой Кратер, и сказал, почтительно обращаясь к Лобанову:
– Там… этот… букол. Хочет видеть самого главного…
– Давай его сюда! – оживился Сергий.
Кратер подвел к костру худого и жилистого молодчика в замызганной схенти и в куртке-безрукавке из коровьей шкуры.
– Слушаю тебя, – сказал Сергий.
Молодчик поклонился, и заговорил на корявой латыни:
– Про то, что… что заплатят… ну, если мы поможем… это как – правда?
Лобанов молча запустил руку в мешок, и показал буколу горсть серебряных монет.
– А что… – букол сглотнул всухую, не отрывая взгляда от динариев. – Что делать-то?
– А ничего! – усмехнулся Сергий. – Просто смотреть, слушать, а потом тайно докладывать, что видел и что слышал. О чем говорят буколы, как к нам относятся, что думают о Зухосе. Если старейшин подслушаешь – вдвое больше получишь. А главное – надо следить, когда появится Зухос. Я должен знать заранее, где он, откуда направляется, когда прибудет, сколько с ним людей, как вооружены. Понял?
– Понял, – кивнул букол. – Я согласен!
– Держи тогда, – и Сергий положил буколу на ладонь серебряную монету с профилем кого-то из императоров. Монета моментально исчезла, зажатая потными пальцами – даже четыре грамма серебра для букола были великим сокровищем.
– Как звать хоть? – спросил Сергий.
– Меня? – отвлекся букол от сладких грез. – Имтоур.
– Ступай, Имтоур, и гляди в оба. Да, и помни – кто первым донесет мне о появлении Зухоса, получит двадцать пять динариев.
Имтоур вытаращил глаза, не в силах вместить в воображении такую гору серебра.
– О-о… – только и смог он выдохнуть. – О-о…
И ушел. А потом… Еще луна не успела взойти на небосклон, а Сергий уже выплатил аванс тридцати с чем-то «агентам», поклявшимся верой и правдой служить за серебряные кружочки…
Ночью Лобанов внезапно проснулся – ему почудился крик Неферит. Он открыл глаза и долго прислушивался, однако вокруг стояла тишина – едва слышно потрескивали веточки в костре, хлопали крыльями ночные птицы, бубнили дежурные за корпусами сехери, и шуршал камыш. Сергий успокоился и заснул опять. Разбудил его шум и гневные голоса девушек Кадешим.
Лобанов нахмурился и сел, думая спросонья – не обидели ли девушек нахалы-добровольцы? Но тут к нему пробился Имтоур и громко оповестил:
– Старейшина Мерион украл Неферит!
– Как украл?! – подхватился Сергий, и налапал калиги. Обулся, вскочил, потянулся за перевязью с мечом. – Говори толком!
– Ну, я… это… – заговорил Имтоур, волнуясь. – Ты ж говорил, чтоб старейшин подслушать… Я и подслушал… Филопатр встретился с Неферит – там, на развалинах старого храма, его люди набросились на нее, скрутили и бросили в лодку!
– Ладно! – сказал Сергий раздраженно, поняв, что толкового рассказа не добиться. – По дороге расскажешь! Искандер! Эдик! Гефестай!
Контуберний ухватился за борта сехери и сволок его в воду.
– Полезай! – коротко обронил Сергий, хватая весло, – и рассказывай по порядку.
– А куда плыть-то? – сердито осведомился Эдик, устроившийся на корме.
– Вот так! – показал Имтоур на протоку, скрывавшуюся в камышах.
– Филотас! – крикнул Лобанов, оборачиваясь к берегу. – Шли за нами еще пару сехери!
Филотас, недавно сменившийся с дежурства, понятливо кивнул.
– Утреннюю зарядку, – пробурчал Роксолан, усаживаясь, – начнем с гребли. Взялись!
Сехери скользнуло по мутной воде, и вышло в озерко, полное черной воды. Впрочем, разглядеть цвет воды было нелегко – всю поверхность озера покрывали белые лотосы.
– Ну, вечером я спать лег, – повел свой рассказ Имтоур, – а поздно ночью проснулся, смотрю, а в доме у Филопатра лампа горит, и тени ходят. Я туда…
– Филопатр – это кто? – перебил «агента» Сергий.
– А это старейшина наш! Его Зухос своим сделал… этим… как его…
– Заместителем?
– Во-во! Заместителем! Сказал, чтобы Филопатр, пока его не будет, следил тут за всем… Ну, вот. Подошел я поближе, и слышу голоса. Вроде как Филопатр сговаривается с кем-то, встречу назначает у старого храма. Выходит, и в лодку – шасть! И погреб! Я за ним… Старый-то храм далеко, сами увидите, я и думаю, чего это Филопатру приспичило ночами в такую даль шляться? А потом гляжу – батюшки! Этот то, ну, кто к Филопатру приходил, сам Торнай! Первый человек у Зухоса!
– Что ж ты сразу нас не разбудил? – рассердился Искандер.
– Так, а о чем говорить-то? – растерялся Имтоур. – Может, Торнай вообще теперь сам по себе! Мало ли…
– Ладно, – отмахнулся Сергий, – дальше давай.
– Ну, вот… – подуспокоился Имтоур. – Плывем мы дальше. Филопатр с Торнаем впереди гребут, я сзади. Приплываем мы к старому храму, а там уже кто-то есть. Я присмотрелся – Неферит! Стоит, поджидает. Увидела Торная, дернулась и спрашивает Филопатра: «Что это значит? Мы, говорит, договаривались один на один встретиться!» А Филопатр хихикает, руки потирает, и говорит: «Планы, говорит, изменились. Наш вождь возвращается, и хочет видеть кого-нибудь из друзей Сергия Роксолана! Я, говорит, сразу о тебе подумал. Кого ж, говорит, я еще сюда бы вызвал? Я ж их не знаю никого!» Неферит кричит: «Подлая скотина!» и хлещет Филопатра по щекам, но тут из-за развалин выскакивают трое мужиков и хватают ее. И тащат в лодку. И Торнай с ними. И уплыли… А я за вами сразу! Вот… Все.
Имтоур боязливо посмотрел на Сергия. Лобанов молча сунул руку в мешочек, отсчитал двадцать пять динариев и протянул Имтоуру. Букол, не веря своему счастью, принял награду в подставленные ладони.
– Держи! – сказал Сергий. – Ты их заработал. Показывай путь!
Сехери заскользило из протоки в протоку, выписывая причудливый зигзаг, и вышло к широкому плоскому мысу, на котором выделялись очень старые стены святилища, поднимавшиеся до высоты человеческого роста, и три колонны, упиравшие в розовое небо резные капители.
– Вот здесь они встретились! – возбужденно крикнул Имтоур, в десятый раз перепрятывая монеты.
Сергий глянул на примятую траву, и еще сильнее погреб, толкая сехери по гладкой воде, в которой отражалась розовая заря и темнеющее небо на западе. И стена камышей по обе стороны протоки. Внезапно поднялся ветер, задувая с севера, и водную гладь зашершавило, зеркало стало кривым и размазало изображение, рассыпало его на отдельные паззлы. Молчавшие камыши зашелестели, зашуршали, закачали метелками.
– А этот Торнай, – спросил внезапно Гефестай, – он кто, вообще?
– А он вместе с Зухосом пришел, – охотно поведал Имтоур, любовно поглаживая пояс, утяжеленный серебром. – Его зовут Торнай сын Герая, он из далекой страны Индии!
Сергий обернулся на изумленного и огорченного Гефестая.
– Думаешь, земляк? – спросил он.
– Думаю… – хмыкнул тот. – Уверен! Только у кушан была такая привычка – эллинских богов по-своему переиначивать, и давать их имена детям. Гефестай – это в честь Гефеста, а Герай…
– В честь богини Геры, – договорил Искандер.
– Вот именно… Встретились, называется! Нашел земляка…
– Да он, может, и не виноват, – заговорил Кадмар, тягая весло. – Может, на него, как и на меня, Зухос проклятье наложил…
– А мы это проверим! – осклабился Сергий, ощущая, как под туникой перекатывается по груди висящий на шнурке флакончик со «средством Тота».
Солнце медленно поднималось, протягивая тени и будя птиц, а протока все вилась и вилась, втягивая сехери в зеленый лабиринт.
– А мы правильно плывем? – нахмурился Сергий. – Не разминемся?
Имтоур, таявший от прикосновения к динариям, вздрогнул, и поспешно ответил:
– Нет-нет! Тут одна дорога на три схена, а то или на мель сядешь, или в болоте завязнешь. Еще пара стадий, и выйдем к Комариной плеши.
– Это еще что за диво? – задрал брови Искандер.
– А это остров такой, плоский совершенно, и сухой. Увидите!
– Вижу! – вскинулся Эдик.
– Нет, – покачал головой Имтоур, – далеко еще…
– Лодки вижу! Две!
– Напряглись! – процедил Сергий.
Контуберний погреб так, что иная сборная позавидовать могла. А вот лодки, замеченные Эдиком, плелись потихоньку, словно на прогулке. Камыши вокруг зашуршали как-то по-особенному. Сергий краем глаза заметил их желто-бурый цвет – заросли донакса стояли сухие. Молодая поросль зеленела, пробиваясь к свету, но старые растения не пускали ее, затеняя мертвыми листьями.
– Заметили! – пропыхтел Гефестай.
Сергий пригляделся – на лодках впереди зашевелились, весла пошли работать быстрее.
– Там Неферит! – возбужденно сказал Эдик. – Я ее вижу!
Лодки похитителей внезапно развернулись носами к острову, показавшемуся слева.
– Комариная плешь! – воскликнул Имтоур.
– Вперед! – выдохнул Сергий, откидываясь в мощном гребке.
Похитители поспешно покидали лодки и выбирались на берег. Среди их схенти Сергий с радостью заметил тунику Неферит.
– Ага! – воскликнул Эдик. – Попались! Ну, щас вам будет…
Сехери с размаху въехала носом на глинистый берег Комариной плеши, и контуберний запрыгал на сушу, хватаясь за рукоятки мечей. Земля под ногами была удивительно сухой и пыльной, что для этого времени года было удивительно – в Дельте привычней слякоть, топь и хлябь. Сергий припустился бежать, с удовольствием напрягая ноги, утомленные неподвижностью сидения в сехери. Похитители мелькали впереди, шарахаясь из стороны в сторону – видать, опасались стрелы в спину.
– А ну, стоять! – заорал Эдик.
Один из похитителей обернулся, и показал меч.
– Ах ты, гад! – возмутился Чанба.
Впереди замаячили кустики, но бежавшие от контуберния и тащившие с собой упиравшуюся Неферит не скрылись за редкой порослью. Они вдруг остановились и развернулись, блистая обнаженными мечами и белозубыми улыбками. В улыбках угадывалось злобное торжество. «Наверное, до своих доскакали!» – заподозрил Сергий, но скорости не сбавил.
Добежав до похитителя, топтавшегося на полусогнутых и разведшего руки, сжимавшие кинжал и меч, Роксолан качнулся вправо, а меч перекинул в левую руку. Похититель, рослый парень со смуглой кожей и полными губами – мулат? – растерялся на долю секунды, не зная, какой линии атаки держаться. Сергий сделал выпад, мулат тут же отбил удар, и раскрылся, полагая, что под нож противник не полезет. Зря надеялся! Сергий ударил правой, стягивая пальцы на руке в наконечник копья, и вонзил их кончики мулату в горло. Кинжал блеснул, отбивая смертельный удар, но рука убралась мгновенно, а второго взмаха уже и быть не могло – мулат падал замертво.
На мгновенье Лобанов обернулся, и обрадовался – в полустадии от него бежали девушки Кадешим, а на берег высаживались добровольцы с двух сехери.
– Сергий! – крикнула Неферит, и Лобанов резко обернулся.
Паллакида почти освободилась, врезав одному из похитителей в пах, но другой крепко держал ее за руку. Сергий разогнался, оттолкнулся и совершил тройной «прыжок кота», махом одолевая дистанцию в двадцать шагов. Бородатый похититель, выкручивавший Неферит руки, так и не понял, кто его убил – он умер сразу.
Роксолан выдернул меч, застрявший в теле бородача, и подхватил другой рукой оступившуюся Неферит. Чмокнув растерянную и разгневанную жрицу в щечку, Сергий подтолкнул ее к берегу.
– Беги! И жди нас! Мы скоро!
– Там Зухос! – крикнула Неферит.
– Тем лучше! – осклабился Сергий.
Неферит убежала, а на Роксолана выбежал сразу десяток человек, вооруженных мечами, со шкурами львов и леопардов на плечах. В их глазах не было страха и опасения за свою жизнь, а лишь одно желание – убивать по приказу хозяина. О, это были опытные, весьма опытные бойцы! Мигом окружили они Сергия, заходя ему за спину. Лобанов завертелся, кроя мечом воздух во всех направлениях, помогая себе свободной рукой и обеими ногами. Его клинок рассек бок одному из напавших, но тут двое повисли у него на руках. Сергий располосовал одному ногу от бедра, другого звезданул локтем так, что сломал пару ребер но это слуг Зухоса не остановило. А тут подпрыгнул третий, занося кривой кинжал…
Роксолан увидел, как мчавшаяся к нему Саджах выбросила вперед обе руки, словно насылая колдовской морок. Два метательных ножа блеснули и вошли по рукояточки в борцовские шеи схвативших Сергия. Из-за спины Саджах выскочила Сара, и метнула нож, воткнувшийся в глаз третьему слуге, так и умершему – со вскинутым кинжалом в руке.
– Спасибо! – крикнул Сергий, стряхивая с себя цепкие руки трупов.
Подхватив меч, он кинулся за кусты и увидел большие папирусные лодки с бортиками из тонких вязок тростника, загруженные сверкающим на солнце оружием. Часть доставленного груза валялась на берегу – щиты, мечи, шлемы, копья, – все роскошно отделанное, в золоте и каменьях. А одна лодка удалялась. На ней был виден лишь один гребец, с бешеной скоростью орудовавший веслом. Лодка рыскала, и быстро уплывала, скрываясь за желто-серой стеной иссохших камышей.
– Это Зухос! – провопил Имтоур, выскакивая следом. – Он уходит!
– Врешь, – прохрипел Сергий, – кидаясь к папирусной лодке, – не уйдешь! Искандер! Эдик! Кто здесь – сюда!
На зов его подбежали Эдик, Акун и Регебал. Без долгих разговоров они расхватали весла и оттолкнулись от берега, загребли. Пятым на лодку вскочил Имтоур. С криком: «Я покажу дорогу!», он схватился за рулевое весло.
Папирусная лодка была велика, массивна, разогнать ее было делом невозможным. Она плыла со скоростью плоскодонки, плавно раздвигая волны.
– Упустим! – запереживал Эдик, наваливаясь на шест и сгибая его в дугу.
– Смотрите! – закричал Имтоур, вытягивая руку. – Там горит!
Сергий бросил взгляд вперед. Над стеной камышей стелился черный дым, разрывистой стеной клонившейся к югу. Он прислушался – ветер донес до него гул пламени.
– Поворачивай! – закричал Лобанов, тормозя лодку.
– Упустим! – завопил Эдик.
– Зато не поджаримся! Поворачивай, кому сказал!
Гудение и треск огня становилось все слышнее, сотни перепуганных птиц метались в воздухе, а на воде уже видны были отблески пожара.
– Ходу! – проорал быстро перестроившийся Эдик.
Папирусная лодка медленно поплыла обратно.
– Если догонит огонь, – крикнул Сергий, – ныряем!
Нырять не пришлось, но лодка вырвалась обратно к Комариной плеши в последний момент – стена ревущего огня уже калилась у самого борта, опаляя лица, и лакая воду пламенными языками. Все небо на западе затянуло черной клубящейся завесой.
– Ушел, гад! – яростно сказал Эдик.
– Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел… – пробормотал Акун.
– От нас не уйдет! – процедил Сергий, и спрыгнул на берег.
Из-за кустов выбежал Искандер.
– Как ты? – спросил он, отпыхиваясь.
– Нормально, – буркнул Лобанов и присел на выпуклый бок папирусной лодки, чей загнутый нос был вытащен на берег.
– Зухос ушел! – сообщил Чанба. – Камыш поджег, гад, и скрылся! Представляешь?!
– Ничего! – махнул рукой Тиндарид. – Найдем!
– Куда он от нас денется! – прогудел Гефестай, и хмыкнул: – А тот Торнай и в самом деле кушан! Земляк мой! В этом-то он признался, но насчет Зухоса – глухо! Молчит, зараза!
– Разговорится, – пообещал Сергий. – Где он?
– А вона, где щиты свалены. Ты поглянь, какое оружие Зухос приволок. Такое только в Эрмитаже показывать, за большие деньги.
– Выберите себе, – решил Роксолан, – а остальное раздайте добровольцам! А то, не дай бог, решат добычу с буколов стребовать.
Подбежала Неферит и кинулась к Сергию, обняла так, что у обоих дыхание перехватило.
– Задушишь! – просипел Сергий.
– Задушишь тебя, как же…
– Слушай, а где старейшина? Этот… как его… Филопатр?
– Утонул, – равнодушно сказала Неферит. – Я воткнула ему нож в печень и столкнула в реку.
– Правильно, – оценил Лобанов. – Ну, где тут Торнай? Показывай!
Неферит провела его к связанному кушану, свирепо зыркавшему исподлобья.
– Куда мог податься Зухос? – спокойно спросил его Роксолан. Торнай только улыбнулся, с оттенком презрения к врагу.
– Не хочешь говорить? – произнес Сергий как бы в задумчивости. – Ладно…
Вынув из-за пазухи флакончик со средством Тота, он поглядел сквозь него на свет, и сказал Торнаю:
– Открой рот и закрой глаза!
– Отравить врага, – усмехнулся Торнай, – для воина позор!
– На хрен ты мне сдался, – проворчал Лобанов, – травить тебя… Это лекарство! Ты мне нужен живым. Глотай!
– Я… – открыл рот Торнай, но не договорил, чего хотел. Сергий сунул флакончик ему в рот, опрокинул и выдернул, а челюсть плотно прижал, чтобы Торнай не выплюнул драгоценное питье. Кушан сглотнул и чуть не подавился.
– Что это за гадость? – скривился он.
– Скоро узнаешь… – устало выговорил Роксолан. – Когда выздоровеешь…
Подошел Искандер и протянул ему красивый кинжал.
– Держи! – сказал он. – Это большая редкость даже в этом времени, и великая драгоценность!
Сергий хмыкнул, разглядывая узкий клинок из твердейшей черной бронзы, отделанный параллельными золотыми бороздками. Рукоятка была выполнена из азема – верхняя перекладинка, с головами клекочущих орлов на обеих концах, была слегка выгнута и отлита заодно с ручкой, украшенной тремя черными агатами, а у клинка рукоятка разветвлялась, охватывая утолщенное основание когтистыми орлиными лапами.
– Недурно! – заценил он.
– Тут еще пациент! – крикнул Эдик, сияя. – У него тоже… этот… «зухосит»!
Он махнул рукой, и двое добровольцев вывели скрученного Ахми.
– Привет, Ахми! – ухмыльнулся Роксолан. – Угощайся! – и протянул ливийцу флакончик. – Пей до дна!
Вдруг послышался душераздирающий стон. Это Торнай корчился, морща лицо, поджимая колени и соединяя локти связанных рук, будто пытаясь спрятаться.
– Пошел на поправку, – серьезно, без тени улыбки, сказал Эдик.
Когда руки Торная бессильно упали на выпрямленные ноги, а глаза, полные ужаса и отчаяния, устремились в небо, Сергий спросил:
– Как самочувствие?
Торнай безразлично пожал плечами.
– Мне теперь все равно, – прошептал он, – с этим я жить не смогу…
– Не сможешь, – кивнул Лобанов, – если ты слабый и мямля! Но если в тебе сохранились хоть капля гордости, ты перетерпишь и отомстишь тому, кто когда-то лишил тебя воли!
В глазах Торная что-то блеснуло.
– Зухос бежал в Александрию, – глухо сказал он. – Я подскажу адрес.
– Наш человек! – заулыбался Гефестай и вскричал: – Земеля…
