Глава 9

Всю последнюю неделю Веремуд водил Олега по хлябистым окрестностям Альдейги, выведывая места, богатые болотной рудой – тяжелой землицей цвета ржавчины. Он выведывал, а Олег ту землицу таскал. Таскал, прокаливал в огне, выжигая труху, промывал и сушил – получался увесистый черный песок, железный концентрат. А кострище рядом с лесным ручьем было своего рода горно-обогатительным комбинатом…

Год назад Олег с ног бы валился после такого трудового дня, а теперь ничего, нормально – ежедневные упражнения закалили тело и укрепили дух. Сухов даже гордился тем, что ни разу не пропустил своих тренировок. Лупил ли осенний дождь, трещал ли мороз, хлюпала ли весенняя слякоть – он брал боккен и шел рубить да сечь тени грядущих ворогов. А ежедневное «знакомство» с топором да с молотом, свежий воздух и трехразовое питание хоть кому мышцы нарастят.

Однако, побродив неделю по топким болотинам, притомился и Веремуд. На восьмой день кузнец проворчал: «Поди, довольно будет…» Вдвоем с Олегом они погрузили кожаные мешки с рудой на ушкуй и погребли в Альдейгу.

– Гуляй до послезавтра, – расщедрился Веремуд, сойдя на пристань, – и будем домницу запаливать…

– Лады! – кивнул Олег, радуясь редкому выходному.

За неделю лесной жизни он отвык от мощеных улиц и ладных изб, от людских толп, от шума и гама. Его не покидало странное ощущение перезагрузки – все, что он видел вокруг, было привычно и узнаваемо, только чуть-чуть подзабыто. Будто домой вернулся из долгой командировки.

Олег вздохнул и потрогал кожаный мешочек, висевший на шнурке, под рубахой. Пальцы нащупали четыре золотых динара и жменьку серебряных монет, похожих на чешуйки с арабской вязью. В каждом динаре было по двадцать пять дирхемов. Столько сумел он накопить за год – бусины толкал за наличку, зимою трех соболей добыл и пяток горностаев, речного жемчугу наковырял из перловниц, шаря по студеным ручьям… Еще полгода такой переработки, и – на свободу с чистой совестью!

Олег прошелся по Варяжской, по горбатому мостику перебрался через шумливую Ила-дьоги. По левую руку выстроились непрерывной чередой двухэтажные дома из потемневшего, сизо-серого дерева. К каждому дому с угла был пристроен, тоже двухэтажный, сарай: внизу, в первом этаже, для скотины, наверху – «гараж» для телеги. Длинные, широкие и пологие съезды, идущие от ворот верхних сараев до земли, были устроены так, что по ним въезжали на волах во второй этаж, оставляли там телегу и сводили вниз волов.

Возле гостиного двора, устроенного купцами с Готланда, Олег остановился. У коновязи потряхивал гривой Лембой – статный коняка, носивший в седле самого Улеба конунга. Олег всмотрелся в шумную толпу готландцев и различил венец на изрядно поседевшей голове правителя Гардов. Готландцы вовсю рекламировали свои товары, закатывая глаза и цокая языком, а Улеб посмеивался только и кивал, соглашаясь: добрый товарец!

Отойдя от гостей города, Улеб пошагал к крепости, легкими кивками головы отвечая на поклоны встречных-поперечных. Олег сразу вспомнил обещание, данное Пончику. Набравшись смелости, он подошел к конунгу и поклонился.

– Чего тебе? – добродушно спросил Улеб, будучи в хорошем настроении.

– Я твой трэль, конунг, – заговорил Олег, – но не всегда я ходил стриженым. Не ведун я, не пророк, но кое-что мне ведомо…

– Ты мне башку-то не тумань, – сказал конунг. – Выкладывай самую суть!

– Я ведаю будущее! – выложил Олег. – Я чего и подошел – предупредить хочу! Угрозу чую, конунг, прямую и явную. Можешь гнать меня, но знай – этим летом придет на твою землю сильный враг и сожжет Альдейгу!

– Кто?! – сразу навострил уши конунг. Глаза его моментально обрели резкость и цепкость.

– Точно не скажу, – признался Олег. – То ли Рагнар Лодброк, то ли Эйрик Энундсон… А больше и некому!

– Та-ак… – нахмурился Улеб.

Конунг ступал по мостовой, приближаясь к крепости и Торгу, Лембой, потряхивая гривой, шагал за хозяином, а Олег топал следом, не разумея, уйти ли ему или остаться. Завернув за угол крайнего «длинного дома», вся троица вышла к пристани, обходя торговые ряды по берегу. У пристани покачивались средневековые плавсредства, арабские и местные, а из-за мыса выгребала карельская лойва.

Глянув на реку, Олег очень удивился, приметив вдруг лойву. После разлада между Улебом и Буривоем карелы избегали появляться в Гардах. Конунг визиту нежданному тоже подивился – он озадаченно почесал макушку в кругу золотого венца с крупным изумрудом надо лбом и хмыкнул в затруднении.

Лойва медленно приблизилась и со скрипом потерлась о бревна вымола. Гридни молча приняли брошенные канаты, потом вдруг зашумели, выкрикивая угрозы и проклятия, замахали руками, хватаясь за мечи.

– Чего они там? – сказал Улеб встревоженно и поспешил к лойве. Сухов направился следом.

Карел набралось с десяток, и почти все были обмотаны окровавленным тряпьем – у кого нога, у кого рука, а то и голова. Карелы хмурились и зыркали исподлобья на русскую гридь, а четверо «ходячих» бережно снесли на берег носилки с Буривоем. Князь был плох – одна рука его лежала на груди, другая бессильно свешивалась с носилок. Юная девушка, глазастая, скуластенькая, нагнулась, вернула руку на место и отерла князю пот со лба. От этого легкого движения лицо Буривоя страдальчески сморщилось, глаза его открылись, сморгнули слезу.

– Что с тобой? – спросил Улеб, пересилив гордую натуру.

Блуждающий взгляд Буривоя нашел конунга и отвердел.

– Эйрик напал на нас… – прохрипел князь. – Эйрик сын Энунда…

Олег похолодел, мурашки сыпанули по телу, а конунг оглянулся и проговорил:

– А ты прав был… – Он усмехнулся и добавил: – Олег Вещий!

– А-а… к-как? А настоящий где? – пролепетал Олег.

Конунг непонимающе посмотрел на него и пожал плечами.

– Большую силу привел Эйрик? – склонился он над раненым.

– Шестьдесят лодий… – вымолвил Буривой. Легкие его сипели и клекотали, на губах выдувались и лопались розовые пузыри.

– Лекарей сюда! – гаркнул Улеб. – Живо!

Несколько гридней сорвались с места.

– Они взяли Кирьялаботнар… – говорил Буривой, закрыв глаза. – Бой был на Кумене… Бойня… Разбили нас… Потом и Бьярмар взяли…

Девушка, что рядом с носилками была, сказала заботливо:

– Тебе нельзя разговаривать, княже!

Буривой улыбнулся ясно.

– Уже можно, Данка… – прошелестел его голос. – Я одной ногой на Звездном Мосту…

Договорив последнее слово, Буривой закашлялся, у него изо рта пошла кровь.

– Лекари где?! – зарычал Улеб. Конунг был страшен.

– Здесь мы! – пискнула Чара.

Травница подлетела к носилкам, следом принесся Пончик.

– Поздно, – ровным голосом сказала Дана. – Князь ушел к предкам…

Чара вздохнула жалостливо и положила ладошку, прикрывая Буривою глаза.

– Улев, – по-прежнему ровно проговорила Дана, – Йерик кунингас в Бьярмаре не задержится, не сегодня завтра свеи и сюда явятся… И не одни – нашлись предатели-карелы!

– Мы их всех встретим! – осклабился Улеб конунг и возвысил голос: – Верно, братие?!

– Вер-рна! – заревела гридь, вскидывая кто что – мечи, секиры, копья.

– Бояр ко мне! – скомандовал конунг железным голосом. – Быстро!

Тайными тропами поскакали гонцы: на запад – в Хунигард, на восток – в Алаборг, на юг – в Гадар и Дрэллеборг. Тамошним ярлам было приказано бросать все дела и двигать с дружинами на соединение с гриднями конунга. А херсирам пограничных крепостей Ногард и Хольмгард, стороживших Неву, был отдан иной приказ – пропустить свейские драккары и ударить по захватчикам с тыла.

Над Альдейгой стоял стон и плач. Собиралось ополчение, мужики-вои наскоро расцеловывали женок и деток и разбегались по кончанам и уличанам. Началась «эвакуация мирного населения» – дети, старцы, девки и замужние уходили в лес, сгибаясь под мешками со скарбом. Надрывно мычащую скотину уводили с собой, коней отдавали ополченцам, а кур и гусей разгоняли или резали.

Торг совершенно опустел. Купцы по большей части покинули пределы Гардарики, поднявшись по Олкоге до Верхнего волоку и там уже разделившись, – кто по Двине-Дине подался, кто по Днепру, кто по Десне в Оку да и в Итиль.

А небо какое сияло над Гардами! Пронзительно синее, ясное. Солнце заливало светом и жарило, как на юге, рассыпая блестки по водам рек и озер. Леса зеленели яростно и буйно, с каждым порывом ветра разнося чистейший смолистый воздух, настоянный на хвое, цветах и травах. И вот этот праздник жизни решил испортить какой-то Эйрик, приведя с собой головорезов-находников! Чтобы залить кровью траву, чтобы закоптить небо чадом пожарищ, чтобы перебить хвойный аромат запахом мертвечины…

– Ты что делать будешь? – серьезно спросил Олега Пончик, снимая с веревок высохшие полосы ткани, вымоченные в целебных отварах, и укладывая эти бинты в короб.

– Бить фашистов, – усмехнулся Олег, – что же мне еще делать…

Пончик засопел.

– Ты же сам мне говорил, – напомнил он, – что с викингом тебе не справиться! Угу…

– Да там не одни викинги, – успокоил его Олег. – Эйрик ведет в бой ледунг – это у них так ополчение называется… Понимаешь изюминку? Вот этих и буду бить!

– Убивать? – уточнил Пончик.

– Да! – твердо сказал Олег.

– А не страшно?

Сухов подумал.

– Страшно, конечно, – признался он, – очень даже! А что делать? Ждать, пока они меня в рабство погонят или прирежут? Щаз-з! Да ты сам-то… Думаешь, тебе страшно не станет? Представляю, сколько вам с Чарой придется рук и ног оттяпать, сколько ран зашить! Ей-богу, мне легче самому травму получить, чем ковыряться в чужой ране!

– А он орет, – подхватил Пончик, нервно-зябко потирая ладони, – ему больно очень, он дергается, хрипит, рычит, глаза белые… Ох!

– Ладно, – вздохнул Олег, – пойду я… Негоже дисциплину нарушать.

– А ничего, что ты трэль? – неуверенно спросил Пончик.

– А им по фигу, кто ты, – усмехнулся Олег, – лишь бы на врага бежал, а не с поля боя… Вон, какую-то железяку даже выдали, – Сухов вытащил из ножен ржавый скрамасакс, схожий с большим ножом в полметра длиной.

– И броней не дали? – спросил Пончик с неприязнью.

– Какие еще брони, Пончик? Кольчуга, знаешь сколько стоит? Ее тут по наследству передают. Ничего… Добуду трофей! Ну ладно… Пошел я. Чару береги!

И Олег, не дослушивая скорбные воздыхания Пончика, повернулся и пошел к месту сбора.

Сухова взяли в отряд Олдамы, кряжистого, плотного усача, немало повоевавшего. И на Париж хаживал, и на Севилью, и гамбургских купцов потрошил. Опыт есть!

– Не расходиться! – орал Олдама, словно громкостью добиваясь послушания. – И меня чтоб слушали! Понятно? А то прётесь, как… как…

Олдама затруднился с подбором слова, и Олег подсказал ему:

– Как бараны прёмся!

– Точно! – рявкнул Олдама. – Стрелки есть?

– Как не быть! – пробасил огромный чудин по имени Каницар. – Имеемся!

– Стрел вдосталь?

Каницар молча показал берестяной тул-колчан, набитый боеприпасом втугую.

– Встретим врага на курганах! – надсадно проорал Олдама. – За мной!

Взбудораженная толпа ополченцев поперлась за командиром.

Курганы шли чередой ниже по течению Олкоги, начинаясь за стенами Альдейги. Оплывшие, заросшие травой, курганы были насыпаны века назад, хороня в недрах пепел конунгов и херсиров, мудрых вождей и храбрых воинов. Люди сюда приходили изредка, почтить память павших, поклониться предкам. Мальчишки здесь не играли, скотину на склонах курганов не пасли, охраняя покой ушедших.

– А ничего, что мы здесь? – тихо спросил Линду, охотник-весин, кивая на курган. Его длинные черные волосы были стянуты в «хвост» и словно оттягивали к вискам узковатые глаза.

– Мы сюда что, пить пришли? – пробурчал Олдама. – Наша задача – кровь лить, причем не свою – чужую. А тут воины спят, и каждая капля вражьей крови им в радость.

Линду кивнул, заметно успокаиваясь. Олег сел в траву и положил скрамасакс на колени. Было тепло, даже жарко. Гудел пушистый шмель, облетая цветки клевера. Негромко плескала в берег река, а вниз по течению спускались лодьи. Расписные щиты покрывали их борта, головы драконов угрожающе скалились с высоких штевней.

– Куда это они? – спросил Алк, конопатый, вечно встрепанный юноша, с жадным интересом провожая корабли.

– На Нево! – авторитетно ответил Валит, проверяя свой лук. – На Олкоге тесно, не развернешься.

– А-а…

– Эх, жаль, мало лодий! – завздыхал Валит. – На Непр уперлись, на Итиль…

– Ништо! – бодро заверил всех Алк. – Побьем!

Олег закинул руки за голову и лег на спину. Смотреть в яркое небо было больно, он прикрыл глаза. Солнце пекло, и лазурь сменилась под веками густой кровяной краснотой. Олег тотчас разжмурился и сел – насмотришься еще на кровушку…

Время текло, утекала мутная вода Олкоги.

– Иду-ут! – донесся крик дозорного. – Э-ге-гей!

– Готовы будьте! – дал Олдама отрывистую команду.

– Всегда готовы! – бодро ответил Олег. – Да, Валит?

Карел вымученно улыбнулся и кивнул. Прибежал мальчиш-дозорный, задыхаясь от быстрого бега, и протараторил:

– Плывут! Четыре лодьи, чужие, и еще – там, дальше, где поворот… Много их!

– Стрелки! – заорал Олдама. – Рассредоточиться… Зря не высовываться… Стрелять, когда я скажу!

– Зачем же зря… – поднялся Каницар. – Зря не надо…

Олег, пригибаясь, отошел за серую каменную глыбу с ошметками мха на боках. Рядом плюхнулся Валит, подтягивая тул со стрелами.

– Ты чего шлем не взял? – нахмурился Олег. – У тебя ж был, я видел.

– Потерял… – виновато сказал Валит.

– Раззява…

Выглянув из-за глыбы, Олег увидел, как на сверкавший стрежень выплывала черная лодья. Парус ее был скатан и притянут к рею, а десятки весел загребали мутную воду. Ни шлема, ни копья не блеснет с палубы – попрятались свеи, берегутся…

– Валит! – громко шепнул Алк, согнутый в три погибели за соседним камнем. – Олдама передал, чтоб стреляли по первому крику кукушки!

Валит молча кивнул, видать, горло пережало. «Это ж каково Кайсе придется, – мелькнуло у Олега, – если Валита кончат!..»

Свейская лодья подошла совсем близко. Медленно, споря с течением, проплыла в четверти перестрела. Стал слышен скрип весел, натирающих лючки, и умноженный плеск. Глухо доносились голоса, разносящие над водою непонятные слова северных наречий. И тут повела счет годам кукушка.

Валит встрепенулся, мигом положил стрелу, вскочил, нашел цель – кормщика в доспехе – натянул и спустил тетиву. Оперенное древко с граненым бронебойным наконечником легко пробило кольчугу, до половины входя в бок свею. Тот даже не упал – его сбросило на палубу убойной силой стрелы.

Алк тоже поднялся, стрельнул, тут же выхватил вторую стрелу, выпустил – да так быстро! Олег сморгнуть не успел, а Алк уже присел. В тот же миг поверх камня, точно там, где только что стоял Алк, просвистела свейская стрела.

А Каницар был умнее, он рисковать не стал – чудин растянул свой огромный лук и выстрелил по косой вверх. Стрела ушла высоко, пропадая из глаз, и вернулась, пригвоздив свея-гребца к его скамье. Вскрик уведомил Каницара – попал! А на другой лодье завыли, заклекотали, а на третьей взорвались проклятиями…

– Получили, гады?! – прошипел Валит.

– …К бою! – донеслось глухо.

– Вроде Олдама кричал… – сказал Алк неуверенно.

Олег настороженно прислушался. По берегу разносились крики, извергающие ярость. Олег подхватил скрамасакс и отполз по сырой низинке меж двух сопок. Вскочил, понесся вокруг травянистого холма, обложенного кругом камней, и выбежал прямо на свейский отряд, бешено рубившийся с ополченцами Олдамы. Свеи были почти без доспехов, изредка мелькали кожаные панцири и шлемы, а в Руках они держали топоры да трофейные карельские мечи.

– Слева! – орал Ошкуй, махая огромной секирой.

– Бей свеев! – вопил Олдама, крест-накрест пластуя вражий строй.

Веремуд ловко орудовал тяжелым копьем с длинным, сплюснутым наконечником. Свею такое не перерубить – не дотянуться до древка! Вот рыжий детина вскинул топор, щеря желтые лошадиные зубы, и содрогнулся, выпучил глаза – копье Веремуда прободало свея насквозь.

Еще двое свежих хускарлов подоспело – длинный и коротышка, причем оба с мечами и при щитах. Олег выбрал длинного и бросился к нему, выхватывая скрамасакс.

Длинный заметил его и осклабился. Отведя меч, он вдруг пригнулся и ударил Олега по ногам, скашивая траву. Сухов подпрыгнул и приземлился на согнутые ноги. Меч хускарла просвистел обратным движением поверху и опять не попал, ветерком взъерошив Олегу волосы на макушке. А Олег попал… Скрамасакс легко погрузился в свейское брюхо и завяз в кости. Олег отпихнул падающего мертвяка, подхватывая роняемый меч эпохи Меровингов.

Словно учуяв опасность, Олег перекатился, не выпуская трофейный клинок из руки, и вовремя, – на него наседал коротышка. Хэкая, кроил мечом воздух перед собой, пытаясь достать Олега. Сухов ударил без замаха, подрезая коротышку. Тот заверещал, шлепнулся, и Олег добил его, перерубая горло.

– С-сучара! – рычал Олдама, отмахиваясь от здоровенного свея, оравшего дурным голосом.

– Щас! – рявкнул Ошкуй, спеша на подмогу командиру, и так врезал своим топором, что свей переломился.

– Олег! – крикнул Веремуд. – Как ты?

– Все путем! – выдохнул Олег.

Оглянувшись, он с изумлением обнаружил, что отряда хускарлов больше нет – они положили всех.

– Молодцы! – гаркнул Олдама. – Все тут?

– Радима убили, – спокойно сказал Линду, – и Алдана.

– Сулев с вами? – крикнул с кургана Каницар. – Су-лев!

– Здесь я, бать! – прогудел квадратный парень, подбирая Олегов скрамасакс. – Не нужон боле? – спросил он у хозяина.

– Пользуйся, – улыбнулся Олег.

Сулев кивнул и пошел вперевалку к отцу.

– Почапали, – нахмурился Олдама. – Не нравится мне это… Сорок лодий ихних прошло! Значит, наши где? На дне!

– Ты ерунду-то не говори! – строго попенял ему Мутур сын Алвада, углежог из Хунигарда. – Да они бьются еще, там, на озере. И кто кого, одним богам известно…

– Да что ты говоришь! – сказал Олдама, подпуская яду в голос. – Нам от того не легче. Сорок лодий – это тыщи четыре викингов, а у конунга в дружине всего пять сотен. Ну, с Лидулом еще пришли, с Вадимом… Тыща всего!

– Ну и что? – не сдавался Мутур.

– А то… Хватит болтать! – оборвал его Олдама. – За мной!

По дороге в маленький отряд Олдамы влились стрелки. Олег с облегчением заметил Валита. Карел был жив-здоров и не ранен даже.

– А мы с Алком еще троих пристукнули! – радостно доложил Валит.

– Молодцы, – усмехнулся Олег.

– Это еще не битва была, – пропыхтел Олдама, – а так, разминка. Вот щас… Да!

Отряд выбежал к лесополосе, разграничивавшей город и курганы. Из-за деревьев слышались крики и вой, лязг мечей, грохот щитов, а в небо уже клубились столбы дыма.

– Наусты горят! – крикнул Алк.

Олег выбежал на край возвышенности и замер. Насколько видел глаз, везде кипел бой – на берегу, на улочках, сходящих к реке. Под стенами Альдейги бегали люди с оружием, сходясь один на один, один на всех, все на одного. Тысячи воинов топтались на деревянных мостовых, лужи крови медленно пропитывали исшарканную древесину. А бой только начинался…

– К крепости пробиваемся! – прокричал Олдама. – Одних нас тут размажут!

Все разом припустили к Северным воротам, перескакивая через трупы, избегая схваток. Стены прикрывали Альдейгьюборг только наполовину, охватывая город полукругом, концами выходя к реке и утыкаясь в квадратные рубленые башни, чьи бойницы глядели в воду. Берег же был открытым, но не беззащитным – повсюду из воды торчали вбитые сваи, не давая причалить лодьям, оставляя единственный проход к устью Ала-дьоги. И вот к нему-то, как лососи на нерест, шли драккары с носами, украшенными головами змиев, волков, козлов, горгулий.

– Кучнее бежим, кучнее! – надрывался Олдама.

Тяжелые городские ворота уже не висели, а лежали на земле, как вытащенный на берег плот. Десяток сгибших воинов лежал на мосту через мелкий, недорытый ров. Ополченцы ворвались в город. На перекрестке, там, где Готский конец граничил с Водским, дорогу отряду преградила парочка викингов. Разгорячась, двое русов – Фроутан и Слуд – бросились на того, что слева. Русы-то они русы, но не варяги! Викинг нанес один молниеносный удар снизу вверх, выпуская Слуду кишки, и тут же рубанул по Фроутану, снося тому голову с плеч. Каницар спас положение – выпустил стрелу. Товарищ павшего свея не стал принимать бой в одиночку. Прикрывшись круглым щитом, он скакнул в узкую щель между избами и пропал.

– Бежим!

Выбежали к церквушке. На пороге храма лежал в луже крови диакон Ставр, рядом, раскинув руки и ноги, покоился Булан. Его черные глаза с удивлением глядели в небо. Нет, не глядели, просто отражали невинную голубизну… Кривой хазарский меч валялся рядом, его блестящее лезвие чернело запекшейся кровью. Олег положил на землю свой меч и поднял тот, что служил хазарину. Этот ему сподручнее будет… Лезвие узкое, в два пальца, как у катаны. И колоть можно… Только рукоять покороче, на два кулака.

– Прости… – шепнул Олег, глядя в мертвые глаза Булана, и снял с хазарина ножны. Повесив их за спину, он затянул перевязь на груди.

– Коней бы! – крикнул Олдама.

– А вона! – показал Ошкуй на питейное заведение, перед которым были привязаны к коновязи пять или шесть лошадей. Перепуганные животные метались, храпели, дергали головами, пытаясь вырваться, но поводья держали крепко. А на самой коновязи лежала, выгнувшись дугой, молодая девушка. Рубаху ее красила кровь, а золотистые волосы окунались в поилку для лошадей. Олегу тут же вспомнилась Рада. Как она там?..

– Олдама! – крикнул он. – Давай разделимся! Ты к крепости, а мы к Бравлинсхову поскачем. Я и Валит… Да, Валит?

– Конечно! – встрепенулся карел.

– И я! – поднял секиру Ошкуй.

– А пробьетесь? – спросил Олдама, распутывая одной рукой скользящий узел, а другой успокаивая коня.

– Попробуем!

– Гоните!

Олег отвязал гнедочалого, с густым нависом, хорошей выездки. Степняк! Животина неспокойно отаптывалась, конячий глаз косил на Олега, дыхи тревожно раздувались.

– Спокойно, коняшка! – Олег огладил коневью морду, потрепал седую гриву и взлетел в седло.

Конь сперва вскобенился, но пофыркал-пофыркал и стал слушаться. Олег припустил коня мелким шагом, дожидаясь, когда его догонят Валит и Ошкуй. Валит выбрал рыжего, а Ошкуй взгромоздился на серого в яблоках.

– За мной!

Понукаемый гнедочалый пошел быстрым наметом. Да коняшенок и не ждал посыла – сам ярился, гонистый был, обскачливый. Во как припустился! И ведь мягко как несет, хоть бы раз тряхнуло. Золото, а не коняшка! Грива отвалом на бок, хвост на относе – загляденье…

За скачущими мыслями Олег старательно прятал страх и тревогу – что с Радой? Ни разу даже не вспомнил! Вот ведь…

– Может, наши в лес ушли? – прокричал Ошкуй, пригибаясь к гриве коня.

– Щас увидим! – ответил Валит.

«Надо же! – подумал Олег. – Ошкуй о товарищах вспомнил! Не так уж все и запущено…»

Альдейга строилась широко, привольно, вытягиваясь по берегу Олкоги и забираясь в лес по ее притокам. И четыре тысячи свеев, рассыпавшись по улицам, затерявшись в закоулках, не казались более страшной силой. Не сразу-то и заметишь вражин!

На полном скаку всадники преодолели горку. Вот наконец и Бравлинсхов! Главный хозяйский дом горма горел, языки пламени выбрасывало из окон второго этажа. По двору бегали девки, две кучки воинов из молодшей дружины крепили оборону. А по руслу Ила-дьоги уже бежал отрядец хускарлов, волоча лестницы и веревки, потрясая топорами и копьями.

Вот, наконец, и частокол. Олег бешено замахал рукой гридням, засевшим в привратной башенке. Створка ворот на ржавых пудовых петлях неохотно приоткрылась, и гнедочалый влетел во двор. Остужая коня, Олег сделал круг, высматривая, где мелькнет расшитая рубаха Рады. Рубахи трэлей, кожаные доспехи дренгов, поневы… Углядев зареванную Чару, он замахал ей рукой. Чара подбежала.

– Где Рада? – спросил Сухов, свешиваясь с седла. Травница сначала вытаращилась на Олега, а потом только махнула в сторону кузни:

– Там где-то!

Сухов молча развернул коня.

Странно он чувствовал себя. Умом Олег понимал, что кипит бой, что могут убить, но душа не принимала такой вариант развития событий. Словно все вокруг было не по-настоящему! Будто сидел в сердце некий клапан и не выпускал страхи наружу. Юго-Западными воротами Олег проскакал на опушку. Ошкуй с Валитом догоняли его.

Они были здесь – все, кого он искал, кого жаждал спасти и уберечь от смерти. Возле ивы лежал Вольгаст тиун. Выбеленная рубаха тиуна мокла кровью. Пончик придерживал его голову на коленях, тампонируя рану, и орал, неумело матерясь в сторону Ила-дьоги. Там, в десяти шагах, кричала Рада. Косматый пират-находник без шлема, но в чем-то наподобие пластинчатого панциря, волок девушку за косу, громко гогоча, а Рада лупила по волосатой лапе маленькими кулачками. Олег замертвел. Его сон! Он спрыгнул с коня и бросился к викингу, нащупывая за правым плечом рукоятку хазарского меча. Свей заметил его, но девушку не отпустил, только намотал косу на руку. На правую. Девушка мешала викингу, да и левой биться было несподручно, но он все не отпускал добычу. Рада не удержалась и упала на колени во взбаламученную воду. В жестокой ярости Олег рубанул по руке разбойника, вцепившейся в косу. Меч чисто оттяпал конечность. Рада упала на четвереньки, рыдая, выпутывала из волос кровавый обрубок и глядела, глядела на Олега, не отворачивая зареванного лица, не отрывая огромных умоляющих глаз.

– К троллям тебя, нидинга! – прорычал Олег. – На север и в горы!

Добрый хазарский меч обрушился на бычью шею трубно ревущего викинга… Олег только головой покачал. Повезло – викинга доконал! Хотя, может, на дурака просто нарвался, похотливого и жадного. Но об этом потом – в свободное от войны время. Вон, набегает еще один желающий сдать кровь рыбам на анализ… Этот был не столько могуч, сколько просто грузен. Хускарл. Но быстр, чертовски быстр… Олег едва успевал отбиваться от этого рубаки. Свейский меч полоснул Олегу по ребрам, рассек мышцу бедра… И тут Олегу снова повезло – клинок свея изломился у самой крестовины! Мах. Олегов меч вспорол пивной животик – сизые кишки вывалились неприятным куб-лом, плюхнулись в воду. Олег развернулся и поспешил назад, протягивая руку Раде, фиксируя каждую мелочь, – и заплаканные глаза, и пятнышко сажи у девушки на щеке…

– Пошли, маленькая, пошли, – сказал он ласково. Рада больше не плакала, всхлипывала только, когда цеплялась за него – за руку, за пояс, за шею. – Пошли, пошли… Тиуну нашему худо.

Пончик больше не орал и не ругался, сосредоточившись на оказании первой помощи. Ему пособлял Валит.

– Как он? – спросил Олег, в правой держа меч, в левой – руку девушки.

– Живой… – проворчал Пончик, закладывая черные зияния ран чистыми тряпицами, смоченными в пахучем зелье. – Крови вытекло – пропасть… Угу…

Валит вдруг вскинул голову и выдернул из тула стрелу. Ложил он ее не слева от лука, а справа, большим и указательным пальцами придерживая за пяточку, прочими оттягивая тетиву. Приседая, Олег ушел с линии огня и облегченно выпрямился – свои!

– Вона, пороки едут! – возбужденно крикнул Ошкуй, выламываясь из тальника.

Из-за ив вывернули две конные упряжки, влекущие квадратные повозки на шести катках. На повозках покачивались катапульты – онагр и баллиста, сплоченные из бруса. Онагр бил по навесной траектории, баллиста – по настильной. За пороками поспевала подвода, груженная круглыми горшками с нефтью и каменными ядрами. Катапультеры бежали рядом, держась за рамы орудий.

– Давай, батя! – закричала Рада. – Врежь им! А то сомнут наших!

– Мы и так… – пропыхтел Ярун – коренастенький бородач в плоском шлеме-наплешнике – и звонко лупанул коня мозолистой пятерней. – Но-о, мила-ай!..

– Ошкуй! Валит! – заорал Олег. – Уносите Вольгаста в лес! Рада, ты с ними…

– А чего сразу я? – вякнул было Ошкуй, но, глянув в быстро леденеющие глаза Олега, проворчал: – Ладно…

– А ты?! – закричала Рада.

– А я с батей твоим! Ну, чего стоите?!

Трэли подхватили носилки с тиуном и потащили в лес. За ними, часто оглядываясь, побежала Рада.

– Дай перевяжу! – кинулся к Олегу Пончик и вскрикнул в испуге: – О, боги! Да у тебя все штаны мокрые!

– Что?! – дернулся Олег.

– Да от крови, дурак! Блин, тут зашивать надо…

– Так шей!

– Больно будет… – предупредил Пончик.

– Быстрее!

– Тогда штаны спускай…

Лекарь достал холщовый мешочек из наплечной сумы, вынул из него кривую иглу с нитью и взялся сметывать живую плоть. Олег держался за ствол ивы и рычал, пуская розовую слюну, шипел и жмурил глаза.

– Все! – сказал Пончик дрожащим голосом, закончив операцию. – Тут еще ребра…

– Шей!

«Продолжение следует… – вертелось у Олега в голове. – Продолжение следует…»

– Все! – выдохнул Пончик.

Сзади послышалось тихое, будто бы даже вопросительное ржание. Олег обернулся, отходя от «иглоукалывания». К нему, потряхивая роскошной гривой, трусил гнедочалый.

– Ах ты, мой хороший! – обрадовался Олег и обнял коня за шею. – Понравилось тебе?

Гнедочалый потерся головой об его плечо. Кряхтя, Олег взгромоздился в седло.

– Осторожнее! – прикрикнул Пончик. – Тебе вообще лежать надо!

– Хочешь, чтобы все полегли? Догоняй!

Олег доскакал до Торга и притормозил коня, обозревая с обрывчика батальную сцену: под стенами цитадели сошлись две дружины – русская и свейская. Викинги отжимали варягов к перешейку, ведущему к отпертым воротам крепости. Русская гридь поддавалась, в нее клином вколачивалась ревущая, потная масса свеев. Звон и лязг, вой и топот, тупое бряцанье щитов, отводящих убийственную сталь, – все мешалось в обвальном шуме битвы.

Яруновы катапульты выехали на отлогий берег Ала-дьоги, усыпанный галькой. Позиция была превосходной – лодьи Эйрика конунга, числом с полтора десятка, стояли кучно, на расстоянии перестрела – это около двухсот двадцати метров. Вокруг пороков уже носился Олдама.

– Стой! – орал он Яруну. – Раскручивай вправо! Под колеса – упор!

На лодье с полосатым сине-белым парусом, подтянутым к рею, обратили внимание на подозрительное шевеление и переложили руль. Весла с левого борта пропустили один гребок, на правом борту навалились со всей дури, и лодья рыскнула к берегу.

– Выпрягай! – заорал Олдама. – Стрельцы есть?

– Как не быть, – сказал Ярун, живо распрягая шестерку.

– Луки в зубы, – скомандовал Олдама, – и по коням! Вперед не лезть, бить гадов издали!

Драккары приставали к берегу и высаживали бойцов. Свежих. Дюжих. Ражих. Корабли теснились на узкой и мелкой Ала-дьоги, тут им было не развернуться. Зато не промахнешься…

Расчеты, ритмично хэкая, крутили вороты, свертывая в жгуты ворохи воловьих кишок – упругие элементы. Стрелки, мотаясь вдоль берега, осыпали стрелами близкую уже лодью, гигантской водомеркой скользящую по глади вод.

– Натяни-и! Заряжа-ай! Поджига-ай!

Мужички-катапультщики уложили в пращу онагра сосуд с горючкой, зарядили баллисту и запалили просмоленный жгут.

– Отпускай! – рявкнул Олдама.

Метнулся рычаг онагра, с маху ударил по тюфяку на вертикальной раме – аж гул пошел. Низко прогудела баллиста. Машины подскочили передками, а снаряды унеслись, оставляя сизые шлейфы, – один по крутой дуге, другой по-над водой – и лопнули, раскалываясь о борта дальних лодий. Разбились, расплескивая вокруг лужи оранжево-копотного огня. Поднялся вой. Фигуры, объятые пламенем, заскакали по скамьям. Перекидываясь за борт, сигали в воду.

– Опускай! Заряжай! Натяни! Толкай!

Еще две зажигалки просвистели над флотилией. Одну из них кто-то расколотил меткой стрелой в воздухе – и устроил себе огненный душ. Пламя рассеялось от носа до кормы сине-черного драккара, зажгло скатку паруса, стекло по драконьей шее, пролилось в воду – и горело, горело, горело…

– Пускай!

– Недокрутили ишшо… – жилясь, выдавил Ярун, наваливаясь на рычаг.

– Тролль с ним! Пускай!

Недокрученный онагр швырнул полуведерный горшок в подплывавшую лодью. Ярун едва не промазал – гончарное изделие разбилось о ту планку, на которой крепились щиты. Жидкий огонь выплеснулся, окатил викингов. Паленые «ясени битвы» с воем и проклятиями ринулись за борт. А тут стрельцы! Гарцуя на конях, в манере степных кочевников, ополченцы-вои били прямой наводкой, дырявя и брони, и тела. Растянуть русский боевой лук – ох, как непросто. Все равно что одной рукой взрослого мужика поднять! Стрелы били с огромной убойной силой – попадая, они сносили с ног, отбрасывали свирепых вонючих мужиков на пару шагов. Вот и сам стурман, потрясая боевой секирой, прет в воде по пояс, оставляя за собой буруны. Подскакивает Алк, кладет стрелу с бронебойным граненым жалом и, трясясь и постанывая от напряжения, оттягивает тетиву до уха. Басовой струной звенит спущенная оленья жилка. Стрела сухо тюкает стурману в грудь – и 6pосает спиной в мутную воду. Ноги у главаря смешно задираются вверх, а потом бухаются в муть. Готов!

Но сотни свеев добрались-таки до отмелого берега – злые, как медведи с больными зубами.

– Отходим! – проорал Олдама. – Бросай все, Ярун!

Маленький отряд, огрызаясь стрелами, отступил, смешался с гридью Улеба конунга.

Над рядами защитников Альдейги возвысился Асмуд хевдинг и мощно грянул:

– За стены! Круту прикрывать!

Олег, затесавшись в плотно сбитый ряд варягов, отступал со всеми вместе, не поворачиваясь спиной к врагу и держа меч обеими руками, готовый пустить его в ход.

Повернулись на мощных петлях створки крепостных ворот, захлопнулись с гулом, двое варягов подхватили тяжелый брус и уложили его в ушки – посторонним вход воспрещен!

Эйрик конунг был мрачен. Он был мрачен с того самого дня, когда эта сучка, внучка карельского жреца, нанесла ему травму, о которой лучше помалкивать. Ходить раскорякой конунг стеснялся, а иначе одолевала свербящая боль в паху. Все бесило конунга, все раздражало его, доводя до белого каления.

Эйрик сидел на сундуке, широко раздвинув ноги. Сундук стоял под мачтой «Рыжего Змея», а за бортом открывалась панорама сражения – слева глыбилась крепость, справа вились улочки Альдейгьюборга. Пара гигантов-норвежцев, Ингъялд Лесоруб и Хранир Белый, зорко следили за небом, отлавливая щитами случайные стрелы.

– Где Хродвисл?! – злобно спросил Эйрик.

– Убили Хродвисла, – спокойно доложил Белый.

Эйрик ударил кулаком по мачте.

– Там же одни ополченцы! – прорычал конунг.

– Они русы, – ответил Ингъялд таким тоном, будто имел в виду гигантов-йотунов.

– Чтоб им стать поживой троллей, твоим русам!

Эйрик встал, задавливая стон, и подошел к борту драккара. Северную часть города он взял и держал крепко, а вот южная половина, что за Ала-дьоги, никак не давалась ему. На том берегу речушки, сразу за Торгом, ополченцы нагородили защитную стену из камней, бревен, мешков и корзин с землей и обстреливали оттуда наступавших свеев. Даже два метательных орудия отыскались, забрасывая его лодьи горшками с горючкой и камнями. Три драккара сгорело, еще два затонуло – ядра проломили им днища.

На пристань, хромая, вышел Дюк Славянин. Перед собою он толкал Хуфина Убийцу.

– Конунг, – доложил Дюк. – Этот рус называет себя твоим человеком.

– Он не рус! – ответил Эйрик. – Он датчанин. Что скажешь, Хуфин?

Хуфин поклонился и подошел ближе к борту, косясь на невозмутимых норвежцев.

– Вади ярл держит оборону Южных ворот, – быстро доложил он, – и предлагает помощь. Ярл пропустит твоих людей и уведет своих.

– Ага! – гаркнул Эйрик, веселея. – Отлично. Дюк, хватай бойцов и греби вокруг крепости. Высадишься у Южных ворот… – Дюк открыл было рот, но конунг поднял руку и закончил: – Тебя пропустят! Ударишь по русам, как полагается!

Дюк закудахтал от восторга и помчался за своей бандой. Вскоре пара лодий покинула Ала-дьоги, заворачивая за Стрелочный мыс.

– Ну… – цедил Эйрик. – Ну же…

Долго мучаться ожиданием ему не пришлось. Оглушительный шум битвы усилился еще больше, а за линией Укреплений замелькали круглые шлемы, заблистали мечи, рубящие и полосующие ополченцев. Вспыхнула, загорелась баллиста, облитая нефтью из разбитых горшков, а на раму онагра влез Дюк и победно замахал мечом. Эйрик радостно захохотал.

– Уббе! – заревел он, бросая в бой резерв. – Греттир! Сивальд! Торольф! Стройся клином!

Викинги, засидевшись на лодьях в ожидании своего часа, с ревом повалили на берег, сбиваясь в клин-фюлькинг, неуничтожимый и всепобеждающий.

– Мечи к бою… Щиты сбить… Марш…

Викинги завыли, заржали на все голоса и бросились в атаку. Как настоящий клин разделывает дерево, членя ствол пополам, так и фюлькинг располовинил русскую гридь, отбрасывая варягов к стенам крепости. Но смять русов им не удалось – те укрылись внутри.

– И тролль с ними… – проворчал Эйрик.

Уббе, Сивальд, Гудфат и Гумми из Гизланда, разгоряченные и яростные, высыпали на пристань.

– Крепость оставим русам, – решил Эйрик, – никуда они не денутся. Делите город! Обыщите каждый дом, все ценное волоките на лодьи! Молодых не убивайте – мы их сторгуем арабам. И сожгите к троллям этот свинарник!!!

Ярлы радостным ревом поддержали решение конунга и бросились исполнять самый любимый приказ командования – грабить и делить добычу.