Глава 19,
в которой Олег поднимается на мостик
К Шаранте вышли вечером.
Добираться до Рошфора ночью дружно признали глупостью и расположились лагерем на берегу. А утром тронулись в путь.
Задолго до обеда показался Рошфор-сюр-Мер, столица французского кораблестроения.
Город был нов, его возводили по приказанию короля и под личным присмотром Кольбера, соблюдая все каноны тогдашнего зодчества: улицы Рошфора были прямыми, с рядами одинаковых домов, с шеренгами раскидистых лип и булыжными мостовыми (камень доставляли из Канады – в виде балласта).
А Королевская канатная фабрика, что стояла рядом с улицей Туфер, была самым длинным зданием в Европе – знай наших!
Отсюда открывался прекрасный вид на реку с парусниками – корабли опасались приближаться к топким берегам, и к суше вели деревянные понтоны.
– Красота-то какая! – выразился Быков. – Лепота!
– А где наши? – полюбопытствовал Шурик, приподнимаясь на стременах.
– Найдем!
По Арсенальной выбравшись на улицу Руаяль, Олег выспросил дорогу к докам и поспешил туда.
Галеру де Вивонна он обнаружил сразу, а вот «Ретвизана» видно не было – парусных дел мастера, влекущие на плечах новенький фок из овернского этамина, сообщили Сухову, что флейт «Ретвизан» еще позавчера вышел из ремонта и стоит ныне на рейде.
Стоило узнать такую новость, как Олег мигом различил знакомые обводы – «Ретвизан», чей корпус сиял свежей красной краской, а новые паруса еще не успели утратить белизны, стоял на якорях ближе к противоположному берегу Шаранты.
Нанять лодочника в порту оказалось делом несложным, и вот уже пара гребцов неспешно макает весла, приближая не так давно утерянный и уже чуток подзабытый корабль.
С борта «Ретвизана» заметили шлюпку, но не слишком-то подивились этому.
Но вот кто-то глазастый разглядел-таки среди подгребавших капитана, и весть разнеслась по кораблю со скоростью горящего пороха.
Крики множились, складываясь в недружный хор – ор! – и вот уже вся команда высыпала на палубу, махая руками и подбрасывая шляпы. В качестве апофеоза бабахнула пушка, салютуя.
Развернулся, опадая вниз, веревочный трап.
Посмеиваясь, Олег поднялся на борт. Было приятно, что тебя встречают столь бурно и однозначно.
Знакомые все рожи! Грубо? Да, но верно.
Вон Малыш Джим скалится. И как его рябую багровую физиономию с перебитым носом назвать лицом?
Да и не обидится Джимми Кид на «рожу».
– Здорово, орлы! – гаркнул Сухов.
– О-о-о! А-а-а! У-у-у! – вразнобой заорала команда, и лишь потом, когда Олега помяли как следует, потискали, похлопали по спине и плечам, чувства стали выражаться более членораздельно:
– Правильно Флора сказывала: живой наш капитан!
– Ух и сердилась! Аж ножкой топала!
– Ага! А Прадо чуть всю рожу не расцарапала!
– Ха-ха-ха! А чего он такой неверующий? Будет знать!
– Знакомьтесь: Александр, он же Понч. Ярицлейв, он же Яр. А это Поль и Эжен. Ну или Пол и Джин. Они по-нашему плоховато гутарят, ну да ничего, подтянутся. Мы с ними вместе с голландской галеры бежали.
– Кэриб! Узнаёшь?
– О, мой Бог! Понч?! Это ты?
– Я… Хм, юнгой называть… Не очень так чтобы очень… Угу.
– А меня тут все Беке зовут!
– Пр-рывет, Беке!
– Здорово! Ух, будто в молодость вернулся, честное слово!
– Ёш-моё! Ты только не шибко-то распространяйся об этом.
– Да ты что!
– Вас тут не слишком обижали?
– Га-га-га! Капитан, мы разве похожи на тех, кого легко обидеть?
– Спасибо его светлости, всё тут организовал, направил здешнюю шатию-братию на путь истинный!
– Ну! И паруса нам поменяли, и ядер выдали, и пороху… Всего, короче!
– А герцог на другой день отбыл морем в Гавр-де-Грас. Оттуда, говорит, в Париж. Ну это он не мне рассказывал, это всё Флора – девчонка вместе с его светлостью уплыла.
– И с женихом! Граф какой-то. Главное, утром ее увидал, а к вечеру явился и сразу – будь моей женой!
– Да видел я их всех. В Париже. И в Версале.
– Ух ты! А короля видал?
– Да как тебя! Мы с его величеством поболтали малость. Это самое… Отныне я капитан флота его величества, вот патент! – Гип-гип-гип… – Ур-ра-а!
– Так это что ж теперь, король нам платить будет?
– А куда он денется? Двинем в Тулон, берберов бить, а ежели захватим тамошнюю шебеку, то добыча нам не помешает. Или помешает?
– Не-е-е!
– Вы мне лучше расскажите, что тогда с голландцами приключилось? Когда бомба рванула, меня мало что за борт сбросило, так еще и пулей по башке! Очнулся на «Миддельбурхе»!
– Да чего там… Поперли голландцы… Ну, бешеные! А эти, с «Миддельбурха», ка-ак шваркнут всем бортом!
И пошла веселуха!
– Наших с десяток похоронили…
– А ты как хотел? Война! Всё равно голландцев куда больше поубивало!
– Это – да!
– К-капитан! Так мы, в-выходит, матросы ф-флота его величества?
– Хо-хо! Вот и Бастиан проснулся!
– Да я с-серьезно!
– Всё правильно, Бастиан. И… вот что, мужики, давайте сразу договоримся. Мне этот патент нужен для одного важного дела, я, может, и вовсе уйду этим летом или осенью… – Куда?
– Не скажу, Голова.
– Меньше знаешь, крепче спишь! Угу…
– Это самое… Я к тому, что не собираюсь зажимать вашу волю и гноить на службе. Если кто захочет на берег сойти, сойдет. Без разговоров и без обид. Жалованье у короля не ахти какое, зато и на рее никто нас не вздернет, как пиратов. Да и у берберов кое-что есть в загашнике, можно изъять, если постараться.
– Постараемся!
– Тогда готовимся к отплытию! Я на берег, дела всякие улаживать, а вы… Бастиан! Свежей водой запасись, фруктами, солониной… Ну, сам знаешь!
– Будет сделано, капитан!
И закрутилась, завращалась карусель – «Ретвизан», словно доброе чудовище, поглощал бочку за бочкой, тюк за тюком, сетку за сеткой.
До самой ночи шла погрузка – бочонки, кувшины и прочую тару распихивали по трюмам, каютам и прочим закуткам.
Десятки корсаров, вмиг оборотившихся в нижних чинов Флота Леванта, топали по палубе, поднимая гул.
В глубокой темноте всё стихло. Зажглись три фонаря на корме флейта, дозорные заняли свои места.
Ночевать Олег остался на корабле, уступив большую капитанскую каюту Яру с Пончем, а сам переселился в маленькую по соседству, где обитала Флора.
Уже растянувшись на постели, Сухов втянул нежный запах духов Прекрасной Испанки и вздохнул.
Нащупал под рубахой мягкую трубку с письмом, улыбнулся и закрыл глаза…
…На рассвете, когда зыбкая пелена тумана стлалась по реке, скрывая корабли до кромок бортов, а сумрак одинаково размывал свет и тени, матросы заухали, накручивая кабестан, поднимая якоря.
Течение мягко повлекло «Ретвизан» к морю, и ему в помощь развернулись паруса, шелестя и хлопая на ветру.
Бриз посвежел, сгоняя белесую марь, и заскрипели мачты, натянулись снасти.
В эти минуты флейт еще больше напоминал добродушного морского дракона, оживившегося и поспешавшего к океану.
Улыбаясь, Олег слушал монотонное биение колокола, предупреждавшего всех за клубами туманца об отплытии.
– Так держать!
– Отплывают?
– Да, мессир. Все пятеро на борту.
Человек с крестообразным шрамом на щеке замедленно кивнул.
С борта «Ретвизана» увидеть его было проблематично – туман и ветви дерева, покрытые молодой листвой, отлично укрывали.
Почти все корабли, бросившие якорь на стрежне Шаранты, напоминали сонные подворья – лишь редкие вахтенные слонялись по палубам, дожидаясь сменщиков.
А на флейте весьма энергично бегали, тянули снасти, ставили паруса.
Олегар, Александр, Ярицлейв, Пауль и Эжен покидали Францию, чтобы пристать к ее южным берегам.
– Седлаем коней, – велел Корнелий и поморщился, касаясь шрама. Человек, нанесший ему эту рану, давно уж мертв, но след, им оставленный, порой болит, не сильно, но достаточно для раздражения. – Посуху мы их обгоним. Отправляемся в Марсель.
– Мессир, а почему не сразу в Тулон?
– Капитан де Монтиньи слишком чуток и бдителен, чтобы не заметить нашего присутствия. Не хватало еще, чтобы он стал преследовать нас самих! Пусть выполняет предначертанное…
