Глава 6, в которой Олег выкуривает трубку мира
1
С лошадьми дело пошло легче — лишние мушкеты и прочие причиндалы навьючили на животин, а те не возражали.
Корсары шли осторожно, избегая мест, удобных для засад.
Они давно уже находились на индейской территории, но сейчас, практически рядом с деревней Хайовентхи, опасность стычки возрастала многократно.
Конечно, в бою они положат немало народу, но и самих их перебьют.
Никакой мушкет не спасёт от десятка выпущенных по тебе стрел, хоть с двух рук пали.
Деревня показалась внезапно — тропа вывела отряд на невысокий перевал, и с него открылось становище.
И не маленькое — десятки «длинных домов» — овачир располагались на плоском холме. Каждую овачиру занимал один род, возглавляемый сашемом — старейшиной.
Становище окружал высокий частокол, за которым пролегали поля, засеянные маисом, и огороды.
Деревня жила своей жизнью и выглядела очень мирной — скво, сидя на солнышке, под стенами из плетёных прутьев, обмазанных глиной, перебирали травы, мужчины выделывали кожи, обжаривали жёлуди, чинили оружие.
Бледнолицые, хоть и едва закогтились за краешек побережья, уже неслабо влияли на ирокезов.
Индейцам весьма по вкусу пришлись стальные ножи и топоры, ткани и ружья. Все эти сокровища можно было выменять у белых торговцев за шкурки бобра.
Бедных грызунов вскоре полностью истребили на просторах от Большой Солёной воды до озера Онтарио, а потому ирокезы принялись занимать охотничьи угодья соседних племён, разгорались настоящие бобровые войны.
Ну а ежели соседи были неуступчивы, то их истребляли, как могикан. Ну не настоящие ли гадюки?
— Пора, ребятки, — сказал Олег. — Я в гости, а вы занимайте места в партере. Свою трубу я вам оставляю. Смотрите во весь глаз!
Когда я увижу Гли-Гли, то подниму лук — типа, приветствую, а вы замечайте, в каком доме её держат.
Если у меня не получится днём, попробуйте вы — ночью…
— Мы помним про план «Б», — буркнул Пончик и насупился.
— Повторение — мать учения. И… работаем.
Нагруженные мушкетами, корсары побрели скрадом, выходя на поросший лесом склон, что поднимался совсем близко к ирокезскому селению.
Олег вскочил на чалого, имея с собою лишь нож в чехле, лук да колчан. И полотняную торбу, расшитую сушёными ягодами да иглами дикобраза.
Подбодрив коня пятками, он направился к воротам деревни.
Всякое могло статься с ним, но Олег надеялся на свои навыки да на кой-какие познания о варварах. А варвары везде одинаковы.
Вон те же древние аланы, знать не знающие, что кроме их степи существуют какие-то европы с америками, точно так же, как сиу, украшали поводья своих коней скальпами врагов.
Деревенские не выставляли дозорных, полагаясь на страх, испытываемый чужаками перед своим именем. Ирокезами пугали детей в селениях даже сильных чероки.
О, заметили!
Индейцы резко оживились, углядев одинокого конника, и высыпали наружу, за ворота.
Потом все так же организованно вернулись, видимо исполняя чьё-то ценное указание.
Олег миновал ворота и двинулся по своего рода улице между двух рядов овачир, здорово смахивавших на бараки в каком-нибудь колымском лагпункте. Только крыши были полукруглые, заделанные корою вяза.
Толпа любопытствующих жалась к стенкам, но, как только Сухов проехал к подобию центральной площади, ирокезы потопали следом.
Олег не оборачивался, вид имея непринуждённый, но и неприступный. Лишь один раз к нему подскочил индеец, длинный как жердь, и ухватился за повод.
В руке у Сухова, словно из воздуха, появился нож, чьё лезвие было мгновенно приставлено к горлу наглеца.
— Kaгo! — сказал он с властным превосходством. — Не тронь!
Этим Олег почти исчерпал свой словарный запас, но на длинного подействовало.
А вот, кажется, и вождь явился…
Со стороны такой же овачиры, как у всех, величественно двигался индеец средних лет, кряжистый и плотный.
Близость к народу выражалась и в его одежде — вождь носил такие же ноговицы, что и простые воины, а задницу прикрывал повязкой, смахивавшей на миниюбку, одетую поверх штанов.
Воины, следовавшие за своим вождём, были без рубах, их голые торсы украшали лишь ожерелья из клыков и когтей медведя, а вот у Хайовентхи на плечах лежала накидка из покупного бархата, расшитая бисером и украшенная по краю хвостами горностаев.
Ирокезы из свиты вождя выглядели весьма свирепо и пугающе, они смотрели на Сухова так, будто собирались его съесть, только не знали, с чего начать, с какой стороны обгладывать — с головы или с ног?
Олег вовремя вспомнил, как однажды очутился в окружении монгольских нукеров. Прояви он тогда малодушие — всё, никогда бы ему не стать эльчи, личным посланником самого Батыя. Срубили бы ему голову, и всего делов.
Оглядев жестокие лица краснокожих, Сухов улыбнулся и рассмеялся тихонько. Ей-богу, как дети… Пугают.
Спешившись, он обратился к вождю, поднимая перед собой правую руку, открывая ладонь — древний символ мира и добрых намерений:
— Приветствую тебя. Я вижу перед собой Хайовентху, великого воина и вождя ходинонхсони!?
Вождь приосанился, горделивое выражение на его плосковатом лице укрепилось ещё более.
Он медленно проговорил, обращаясь к Сухову:
— Мы удивлены, что белый человек не побоялся явиться к нам. Как твоё имя… и откуда у тебя лошадь храброго воина Аххисенейдея?
Сухов усмехнулся. «Мы, Николай Вторый…»
— Бледный Бендиго наверняка передал тебе моё имя, вождь. Я тот, кто пришёл за Гли-Гли.
Ирокезы, знакомые с языком бледнолицых, сделали перевод, и по толпе прошёл ропот.
— А лошадь я отобрал у Аххисенейдея, — неторопливо продолжил Олег, — убив всех. Человек десять или больше, не помню уже.
Едва знатоки передали эти слова толпе, индейцы вскричали как один.
Все разом шагнули к Сухову, угрожая томагавками, копьями, дротиками, резными дубинками. Олег мягко улыбнулся в ответ.
Хайовентха крикнул, поднимая руку, и воины отступили.
— Мы требуем доказательств твоих подвигов, Длинный Нож! — резко сказал вождь.
— Да ради бога! — фыркнул Сухов. «Длинный Нож… Хм. Неплохо. Это из-за палаша, что ли? Будем считать, Олег Романович, что тебе оказан респект…»
Развязав торбу, он высыпал прямо на землю груду скальпов.
Да-а… Надо было видеть ирокезов в этот момент!
Немая сцена в финале гоголевского «Ревизора» — просто праздник жизни.
Ирокезы стояли как громом поражённые, минута за минутой, и лишь затем кто-то из них крикнул что-то яростное.
— Что ещё? — нетерпеливо спросил Олег.
Хайовентха зловеще улыбнулся.
— Легко казаться воином, имея «колдовское железо»! — проговорил он.
Сухов стянул с плеча лук и вынул нож.
— Вот то оружие, которым я поразил воинов Аххисенейдея! Он напал на меня и убил моего друга. За его смерть я отомстил и Аххисенейдею, и его людям. Я и мой воин Хиали — он убил пятерых, и тоже не касаясь «громовой палки».
Хайовентха помолчал, принимая вид настолько надменный, что становилось понятно — вождь находится в растерянности.
Индейцы с уважением и почтением относятся к мужественным врагам, но этот-то белый…
Когда Хайовентха заговорил, он обращался то к Олегу, то к сашемам, старым, но преисполненным достоинства:
— Мои люди должны убедиться, что железо, поразившее Аххисенейдея, не было волшебным. Лишь после этого мы признаем тебя великим воином, Длинный Нож.
— Я подожду, — сказал Сухов. — А не ответит ли мне вождь, где ныне обретается подлый хорёк, по недоразумению носящий имя Бледного Вендиго?
Хайовентха уловил насмешку и презрение в Олеговых словах и ответил в том смысле, что Бледному Вендиго было недосуг ожидать прихода Длинного Ножа.
Он ушёл сам и увёл своих чёрных воинов.
Олег скривил губы:
— Шогодайя!
Вождь встрепенулся, но ничего не сказал.
— Тогда, может, я зря пришёл? — прохладным голосом спросил Сухов. — И Гли-Гли тоже нет в твоей деревне?
— Скво здесь.
— Покажи мне её.
— Ты нам не веришь?! — вознегодовал Хайовентха.
— Ну ты же не поверил в то, что мои подвиги одержаны в честном бою? — резонно заметил Олег.
Вождь не нашёлся что сказать и только руку вытянул, указывая дорогу.
Идти пришлось недалеко.
Обычный «длинный дом», у входа в который сидели рядком старухи-индианки, имевшие весьма большую власть у ирокезов. Настоящие матриархи.
Хайовентха почтительно испросил у бабусек разрешения, те милостиво кивнули и вывели на свет Гли-Гли, живую и невредимую.
— Это ты! — просияла индианка. — Ты пришёл!
Сухов улыбнулся и вскинул повыше свой лук.
Видно его? Должно быть видно…
— Приветствую тебя, Гли-Гли! — сказал он церемонно.
Девушка тоже вернула на лицо чопорное выражение, лишь в глазах её прыгали чертенята.
Хайовентха проводил Олега обратно и ввёл под сень собственного «длинного дома», где горел костёр. Дым вытягивался через дыру в крыше, а вокруг огня лежали медвежьи шкуры.
Вождь сел у костра сам и пригласил Сухова.
В круг у огня попали несколько сашемов, или сахемов, пожилых воинов, победивших немало врагов, а кое-кем из них и отобедавших — в знак почтения.
Скучал Олег недолго. Посланцы вождя на трёх лошадях — больше в деревне не водилось — унеслись в горы и вскоре примчались обратно.
Один из коней вёз на себе печальный груз — мёртвое тело Аххисенейдея.
Женщины тут же подняли вой и крик. Вагономин, вагономин!
Вагономин - крик горя
Хайовентха молча выслушал торопливый доклад молодого воина и отослал его.
Вполголоса переговорив с сахемами и получив их согласие, вождь велел принести калумет из особого шатра священной трубки.
Это была не знаменитая трубка мира, ибо Хайовентха не вёл войну с племенем Длинного Ножа.
Индейцы выкуривали трубку в честь замирения и успешной торговли или в знак принятия неких судьбоносных решений.
Трубку с длинным чубуком, украшенным перьями, вождь лично набил табаком, смешанным с травами.
Втянув в себя дым, он передал трубку Сухову, держа её в обеих руках. Тот почтительно принял калумет, размышляя, не крепок ли индейский табак.
К тому же неясно, что ирокезы добавляют в него…
Но нет, дымок показался ему приятным и сладковатым, как у сигарет «Мальборо».
Выпустив струю к огню, Олег пустил трубку дальше по кругу. Сахемы поглядывали на него одобрительно.
Ритуал не слишком затянулся — выкурили табачок, и всё, обряд окончен.
Молодой воин отнёс трубку обратно в шатёр, а вождь толкнул длинную речь, то и дело переходя с плохо усвоенного «инглиша» на свой родной язык, так что Сухов понимал с пятого на десятое.
Смысл её сводился к тому, что великий воин Аххи-сенейдей сразился с великим воином по имени Длинный Нож и погиб. Однако трубка выкурена, стало быть, инцидент исчерпан.
Что же касается скво по имени Гли-Гли, то вождь не станет её отдавать Длинному Ножу, поскольку женщина была похищена самим Бледным Вендиго.
Стало быть, это его добыча. Разве можно брать чужое?
Тут вождь малость хитрил, путая обычаи бледнолицых и краснокожих.
Заповеди «Не укради» для индейца не существует.
Напротив, удачливый конокрад и грабитель, тот, кто ворует невест, пользуется почётом — и вниманием девушек.
— Бледный Вендиго не просто вор, — подбирая слова, сказал Олег, — он крадёт у своих, а это позор. Он украл Гли-Гли, а я пришёл за нею. Когда я найду Бледного Вендиго, я сниму с него скальп, а пока… А пока, о храбрый Хайовентха, давай меняться. Будем меняться? Я отдам за Гли-Гли две «громовые палицы».
Такое щедрое предложение вызвало немалое оживление среди сахемов, и они начали торговаться.
Сошлись на том, что племя вернёт скво Длинному Ножу за пять мушкетов вместе с порохом и пулями.
Сухов же выговорил для себя «аренду» пары лошадей, чтобы довезти до Потомака Гли-Гли и прочее имущество.
Для этого с бледнолицыми отправится молодой воин Унствита — он и приведёт коней обратно.
Обмен состоялся за воротами деревни.
Олег торжественно передал Хайовентхе пять мушкетов, пороховницы и мешочки с пулями.
Подумав, он подарил вождю шестой ствол.
Впечатлённый, Хайовентха отдарился, вручив Сухову ту самую трубку мира, ещё попахивавшую выкуренным табаком.
Теперь можно было не беспокоиться за обратную дорогу — никто из индейцев не нападёт на отряд, который находится под священной защитой калумета.
Тем не менее отходили бледнолицые в немалом напряге.
Лишь за перевалом все дали волю чувствам.
Акимов вцепился в Гли-Гли, девушка подлащивалась к нему, посылая жаркие взгляды Олегу. Тот с улыбкой погрозил ей пальцем.
— Шикарно! — сиял Виктор, тиская любимую. — Буду должен, конечно же!
— Ну ты даёшь, командор, — восхитился Пончик. — С настоящими ирокезами! Угу… Пр-рывет, Гли-Гли!
— Длинный Нож! — ухмыльнулся Быков. — Звучит как титул!
— Оле! — пророкотал Шанго. Тут слова у ассанте кончились, и он замотал кучерявой головой.
— С повышением, господин командор! — расплылся барон де Сен-Клер и тут же скуксился, вздохнул.
Олег хлопнул его по плечу.
— Мы взяли за смерть Анри хорошую мзду, — сказал он. — Индейцы ещё долго будут петь песни о том бое. Это самое… Давайте-ка шустрее, надоели мне эти тёмные леса да высокие горы!
Усадив Гли-Гли на одного из непарнокопытных, а другого нагрузив оружием, корсары двинулись по тропе на восток.
Индеец, посланный вернуть лошадей, следовал далеко позади, не рискуя приближаться до поры до времени. Ну и ладно.
Сухов глубоко вдохнул. К морю! Наконец-то к морю!
