…В 1503 году, ещё и не успев быть причисленной к Малороссии, Чернигово-Северщина вернулась в состав Руси. Именно тогда — видимо, под впечатлением от утраты лакомого куска — польско-литовские власти начали изживать само название «Малая Русь», указывающее на русское единство. В документах начала XVI в. появляется старый топоним «Украина», но уже в качестве имени собственного, политического.

Приём распространённый. Так, запад Болгарии дольше других земель оставался под турками, а затем был отдан Антантой сербскому королевству. Но край, давший Болгарии множество славных борцов за свободу (Васил Левски, Цола Драгойчева, Никола Вапцаров, Владимир Заимов) не мог не бороться за воссоединение с Родиной. Силой эту борьбу подавить не удавалось. И лишь Тито догадался, используя старый топоним, предложить западным болгарам считать себя македонцами. Конечно, числиться потомками Александра Великого лестно многим — и о единстве забыли. Ныне жители Скопье готовы бороться уже не за воссоединение с Болгарией, а за отторжение севера Греции. Не правда ли, чем-то похоже на экскурсии галичан в Крым?

Этноним «украинец», однако, долго не приживался, ибо «провинциал» — слово не очень лестное. А Галиции, прочно вошедшей в Польшу, вообще не предлагалось называться Украиной. К Украине её приписали уже австрийцы, желая прочнее отгородить свои карпатские владения от России — а заодно и противопоставить сельское население вечно мятежной польской шляхте.

Понятия «Украина» и «Украинец» как этнополитические категории начали приживаться в Малой Руси лишь к концу XIX в., когда космополитичных феодалов начала оттеснять от власти местная буржуазия, нуждающаяся на первых порах в обширном, но изолированном рынке. Выразителем же её интересов — следовательно, и регионального прогресса — стала либеральная интеллигенция. И если Костомаров, отрицая право феодалов на власть, писал всего лишь о «врождённой демократичности малороссов», то его наследник Грушевский, протестуя против косности имперской буржуазии, пришёл уже и к выводу о «двух нациях».

Но! — «украинской» признала себя лишь буржуазия слишком мелкая для конкуренции на рынке не только мировом, но даже на общерусском. Не находили отклика идеи «антирусскости» у промышленников Донецко-Черноморского региона, у капиталистов уровня Рябушинского и Терещенко…