Когда я пишу эту заметку, во всех новостных передачах сообщают о бурном биржевом росте по всему миру. Рынки одобрительно реагируют на решение министров финансов двадцати ведущих стран мира. Те в обозримом будущем не намерены сокращать накачку деньгами вверенных им экономик. Отсюда – очевидная спекуляция (в переводе с латыни – наблюдение, высматривание): даже на самую рискованную покупку несложно будет занять деньги, даже при неудачном приобретении несложно будет вернуть долги. Вот и покупают всё, что предлагается на продажу, – без особых размышлений о реальной прибыльности приобретаемого в ближайшей и отдалённой перспективе.

Между тем подобные же бездумные покупки на заёмные деньги послужили если не первопричиной нынешнего кризиса, то по меньшей мере сильнейшим стимулятором его быстрого развития. Да и сама по себе закачка избыточных денег, как я уже не раз отмечал, поднимает цены – в немалой степени благодаря ускорению покупок – быстрее, чем растёт сама денежная масса. То есть отношение денежной массы к товарной падает, и дефляция затягивает кризис.

Выходит, средство, употреблённое вроде бы для приостановки падения рынка, в конечном счёте приведёт к тому, что спад будет, возможно, и не столь глубоким, какого можно было бы ожидать, исходя из степени перекоса мировой экономики, но во всяком случае несравненно длительнее, чем был бы при жёстком отсечении уродливых ветвей. Суммарная площадь над кривой спада – то есть общие экономические потери – заведомо не меньше, нежели в отсутствие всякой активности министров финансов.

Эти рассуждения далеко не новы. Уже многие исследователи предыдущей Великой депрессии утверждали: к концу правления Хербёрта Кларка Джессевича Хувёра она была на излёте, и его внешняя пассивность (он лишь организовал множество благотворительных акций вроде раздачи бесплатного супа) была экономически оправдана, а кипучая разносторонняя деятельность Фрэнклина Делано Джэймсовича Рузвелта только затянула спад – настолько, что он завершился лишь с началом Второй мировой войны.

Правда, к концу правления Хувёра политическая обстановка в Соединённых Государствах Америки была близка ко взрыву. Напряжение накопилось куда сильнее, нежели в европейских странах, куда кризис пришёл позже. А ведь на волне депрессии фашизм не только победил в Германии (в форме национального социализма), но и оказался близок к победе во Франции (путч кагуляров сорвался скорее по общему разгильдяйству, нежели вследствие закономерного развития событий), в Великобритании (где стремительно набирал популярность Британский союз фашистов под руководством бывшего лейбориста баронета Освалда Эрналда Освалдовича Мосли)… В странах Восточной Европы (в том числе и в осколках Российской империи – Латвии, Литве, Польше, Эстонии) именно в годы кризиса завершилось формирование системы диктаторских режимов (в рамках демократии удержалась лишь Чехословакия – за что вскоре и поплатилась: 1938.09.30 образцово демократические Великобритания и Франция отдали её на откуп образцово диктаторской Германии). Сам же Хувёр оказался вынужден вооружённой силой остановить марш ветеранов на столицу.

Похоже, если бы Рузвелт не провозгласил Новый Курс (точнее, Новую Сделку – New Deal) и не организовал – ценой инфляционного финансирования! – общественные работы, крупные инфраструктурные проекты, субсидии немалой части фермеров и прочие сомнительные с общеэкономической точки зрения меры, Соединённые Государства Америки могли пополнить число диктатур. Недаром в 1936-м – в рамках второй предвыборной кампании Рузвелта – Хэрри Синклёр Эдвинович Лъюис выпустил антиутопический роман «У нас это невозможно», где описывал становление классического фашизма в цитадели демократии. Правда, прототип романного президента Бэзила Уиндрипа – губернатор Луизианы Хъю Пирс Хъю-Пирсович Лонг – годом ранее погиб при странных обстоятельствах, описанных в романе Робёрта Пенна Робёртовича Уоррена «Вся королевская рать» (там Лонг назван Вилли Старк). Но желающих использовать протестные настроения в качестве ступеней собственной карьерной лестницы хватает всегда и везде.

Наверное, и нынешние деяния финансовых властей ведущих стран продиктованы не столько желанием любой ценой сохранить красивую отчётность, сколько опасением социальных взрывов, способных в одночасье перекроить политическую карту мира. Понятно, особо афишировать подобные побуждения мало кому охота. Публичное сомнение в устойчивости существующего порядка само по себе способно серьёзно подорвать эту устойчивость. Тем не менее никто не вправе вовсе сбрасывать со счетов возможность катастрофы.

Итак, министры финансов в первом приближении оправданы. За их публичными деяниями, странными с чисто экономической точки зрения, стоят интересы устойчивости общества, несомненно приоритетные по сравнению с экономикой хотя бы потому, что общество к экономике не сводится.

Но первое приближение редко бывает последним. Задача, решаемая нынешним безудержным финансированием, действительно важная – но, увы, всего лишь тактическая. А стратегическая сторона дела пока остаётся за пределами внимания даже высшего руководства. Устранить последствия кризиса, сократить их воздействие на общество – дело несомненно нужное. Но несравненно важнее устранить саму причину кризиса, вернуть экономику на путь развития – пусть и не абсолютно устойчивого (сама природа рынка постоянно порождает колебания), но хотя бы открывающего новые возможности.

Причина исследована уже неплохо. Международное разделение труда – дело прогрессивное, но (как и любое разделение) чреватое перекосами. В частности, многолетний вывод трудоёмких процессов в регионы дешёвой рабочей силы оставил жителей регионов, откуда ушла промышленность, без источника реальных доходов. Отчисления авторам разработок невозможно задирать до небес: запах сверхприбыли рано или поздно сметёт любые юридические барьеры, препятствующие копированию. Пришлось наводнять развитые страны – прежде всего СГА, дальше прочих зашедшие по пути избавления от труда, – фиктивными деньгами. Похоже, именно ради маскировки отдалённых последствий вывода рабочих мест отменялось регулирование финансового рынка, а ещё оставшаяся производственная деятельность – вроде печально памятной Enron, десятилетиями преуспевавшей на рынках транспортировки газа, электрогенерации, целлюлозно-бумажной промышленности – становилась необязательным приложением к строительству изощрённых схем манипулирования ценными бумагами, начисто оторванными от реальных ценностей.

Устранить такую причину сложно. Хотя бы потому, что слишком многие уже привыкли к соблазнительному вкусу лёгких денег. Если бы финансовые игры продлились подольше – большинство граждан СГА постигла бы судьба обитателей некоторых тамошних негритянских кварталов, уже на протяжении нескольких поколений не имеющих иного источника дохода, кроме казённых подачек, а потому не представляющих себе, что значит регулярная работа. По счастью, процесс вроде бы зашёл ещё не так далеко, так что шансы на возрождение нормально работающей экономики есть даже за океаном.

Но чтобы поставить перед собою столь трудную цель, надо по меньшей мере понимать её необходимость. Сколь угодно блистательная тактика не заменяет элементарные навыки стратегии. Последний великий стратег Германии – Альфред граф фон Шлиффен – умер за год до Первой мировой. Немцы, несомненно превосходящие всех своих противников тактическим мастерством, обе мировые войны проиграли.

Чудеса финансовой тактики скорее всего позволят до поры до времени компенсировать последствия перекоса общей структуры мировой экономики. Соответственно перекос будет развиваться. И рано или поздно обернётся таким грандиозным развалом, что никакими ценными бумагами уже не удастся погасить хозяйственный – и порождённый им социальный – пожар.