Конечно, договор о ненападении вовсе не гарантировал безопасность страны на многие годы вперёд – иначе не понадобилась бы сама предвоенная гонка конструкторов и производителей оружия. Но всё же почти два года отсрочки он нам дал. И мы воспользовались ими сполна.

Правда, СССР в целом и Джугашвили в частности всё же излишне надеялся на договор. От немцев ожидали по меньшей мере каких-то дипломатических шагов: раз договор с Польшей они расторгли за полгода – значит, и для нас будет какое-то раннее предупреждение. Здесь советского руководителя подвело линейное мышление в первую очередь потому, что Джугашвили вообще относился к договорам очень серьёзно. Например, когда после Второй Мировой англичане поддержали греческих коллаборационистов и открытой вооружённой силой задавили греческих коммунистов, СССР не только не вмешался сам, но и не позволил соседней Югославии оказать помощь. Хотя и было изрядное искушение вмешаться на стороне идейно близких, исторически прогрессивных и политически верно действующих. Но искусство стратегии в немалой степени включает способность не поддаваться соблазнам. Если бы в 1979-м высшее советское руководство отказалось от соблазна ответить на призыв тогдашних афганских правителей о помощи – вся мировая история пошла бы по иному (и во многом более полезному, в том числе и для нас) пути. Вот и Джугашвили тогда воздержался от конфликта. Раз уж в Ялте договорились (пусть и неформально) о разделе сфер влияния, причём Греция оказалась за пределами нашей зоны – остаётся лишь надеяться на то, что стратегические оппоненты отнесутся к договору столь же серьёзно. Увы, надежда не оправдалась – но не по нашей вине, тем не менее, неизбежность немецкого нападения была очевидна. Слишком уж велики были проблемы самой Германии, слишком мала была вероятность их решения без удара по нашей стране.

С нелёгкой руки всё того же Хрущёва существует множество публикаций о том, что Джугашвили не воспринимал сообщения разведки о приближающемся начале войны. Между тем подлинная картина тогдашних событий столь сложна, что все сообщения разведки составляют лишь ничтожно малую её часть.

Правда, сами эти сообщения изрядно противоречивы.

Все слышали, что Рихард Густав-Вильхельм-Рихардович Зорге сообщил о немецком нападении на СССР 22-го июня 1941-го. Но парой недель раньше тот же Зорге сообщил о подготовке немцев к нападению 15-го июня. Ещё раньше – о нападении 1-го июня, 15-го мая…

Зорге ни в чём не виновен. Он добросовестно передавал в Центр всё, что ему рассказывал немецкий посол в Японии генерал-майор Ойген Отт. Тот в свою очередь честно сообщал своему ближайшему советнику Зорге всё, что узнавал из Берлина: даже столь выдающийся аналитик, как Зорге, не мог бы давать послу дельные советы, если бы не располагал всей полнотой сведений для анализа. Но высшее немецкое военное и политическое руководство прибегло к новому тогда приёму сокрытия сведений – белому шуму. Подготовку к вторжению пятимиллионных вооружённых сил невозможно скрыть. Поэтому по всем неофициальным каналам распространялись противоречивые сведения и о целях военной подготовки, и о возможных сроках удара.

В частности, войска действительно получили предписание в общих чертах завершить подготовку к 15-му мая, о чём и сообщили советскому руководству многие разведчики, включая Зорге. Но дальше началась переброска и перегруппировка войск, техники, боеприпасов. Параллельно совершенствовалась боеготовность. За всем этим следили из генерального штаба и имперской канцелярии. То и дело отдавался приказ: к такому-то числу доложить о степени готовности. Сам же вождь германского народа оставил за собой возможность лишь за пару дней до срока вторжения отдать окончательный приказ. Понятно, в потоке слухов, порождённых этими промежуточными распоряжениями, захлебнулись бы даже самые совершенные аналитические службы.

Для придания этим слухам правдоподобия немцы и сами пользовались нашими разведывательными каналами. Так, первый советник полномочного представительства СССР в Германии, резидент разведки народного комиссариата внутренних дел Амаяк Захарович Кобулов оказался центром притяжения десятков искренних на первый взгляд людей, сообщавших ему сведения, никак не стыкующиеся между собою, но выглядящие равно надёжно. А ведь его брат Богдан был в числе ближайших сподвижников самого наркома – Лаврентия Павловича Берия, так что Амаяк пользовался безоговорочным доверием и самого Берии, и Джугашвили. И немцы брали это в расчёт.

Немаловажную роль сыграло и состояние коммуникаций. К востоку от линии Кёрзона – этнической границы между русскими и поляками, где пролегла в 1939-м новая западная граница СССР – плотность дорожной сети по сей день раза в три меньше, чем к западу от неё же. А среднее плечо подвоза – расстояние перевозки грузов, важных для боевых действий – втрое больше. Даже если бы СССР и Германия начали мобилизацию одновременно, Германия успела бы нанести удар первой, по совершенно не готовым нашим войскам. В Первой Мировой войне Россия, чтобы помочь западным союзникам, перешла в наступление войсками предвоенного формирования задолго до полной мобилизации, погубила свою Первую армию под командованием Александра Васильевича Самсонова, но вынудила немцев перебросить войска с запада и тем самым спасла Париж от захвата. А во Второй Мировой Германия уже располагала полностью отмобилизованными вооружёнными силами, так что любая попытка резкого движения советских войск оборачивалась немецким опережающим ударом. Приходилось маневрировать в пределах, обычных для мирного времени, чтобы не спровоцировать такой удар.

Да и для последующего обретения союзников, способных поставить нам всё недостающее для войны (прежде всего – алюминий, высокооктановый бензин, порох и взрывчатку: остальным мы в полной мере обеспечили себя благодаря пятнадцати годам предвоенной мобилизации) надо было доказать беспричинность германской агрессии, чтобы даже Соединённые Штаты Америки, отделённые от театра военных действий океанами, испугались за своё существование. Вдобавок всеобщая жалость к жертве свирепого агрессора позволила привлечь на нашу сторону множество добровольных помощников, не только жертвовавших в нашу пользу немалые деньги, но и снабдивших нас бесценными секретными сведениями.

Кроме того была в игре и Великобритания.

Война к тому времени зашла в стратегический тупик. Германия завоевала почти всю Европу, кроме нескольких стран, оставленных нейтральными в качестве каналов поставки дефицитных товаров (так, американская нефть до начала 1944-го – когда союзники стали всерьёз готовиться к высадке в Европе – шла в Германию через испанских перекупщиков, а шведские зенитные автоматы знаменитой орудийной фирмы «Бофорс» вели огонь по обе стороны линии фронта). Но Британские острова оставались недоступны: господства в воздухе немцы не добились, а их флот на фоне британского был незаметен. Соответственно и совокупная экономическая мощь Британской империи, куда входили Австралия, Индия (с нынешним Пакистаном), Канада, добрая половина Ближнего Востока, больше половины Африки, была сравнима со всеми германскими возможностями. Понятно, обе стороны рассчитывали воспользоваться нашей страной как дополнительной гирей на весах войны.

Британцы то и дело передавали нам сведения о немецких приготовлениях к войне с нами. Но можно ли им доверять? В свою очередь немцы планировали продвижение к британским владениям на Ближнем Востоке и через них в Индию. Отголоском этих планов некоторые исследователи считают название плана удара по СССР: ведь император Фридрих I Фридрихович Хохенштауфен Рыжебородый – Барбаросса – утонул при переправе через реку Селиф в ходе третьего крестового похода в Святую Землю, а после Первой Мировой войны эта земля стала британским владением. Но при походе по южному маршруту немецкие коммуникации оказывались под угрозой советского флангового удара. Есть даже мнение: британцы подкинули немцам разработанный ими план такого удара и тем самым спровоцировали немецкий поход против нас. Конечно, у немцев и без того хватало причин для такого похода – и политических, и чисто военных. Но не принять в расчёт такие заготовки невозможно, тем не менее, даже в таких условиях Джугашвили нашёл способ выяснить немецкие намерения хотя бы в общих чертах. 13-го июня 1941-го Телеграфное агентство Советского Союза передало сообщение об отсутствии у СССР каких бы то ни было претензий к Германии и сведений о германских претензиях к СССР (в советских газетах оно опубликовано 14-го). Отсутствие реакции Германии на это сообщение показало: нападение состоится в ближайшие дни.

Одновременно в советские войска пошла директива о повышении боевой готовности. 18-го – когда немецкое молчание окончательно доказало неизбежность удара – отдана вторая директива. Впоследствии высшие советские военачальники отрицали существование обеих директив и делали вид, что первой стала директива, переданная в войска в ночь на 22-е июня, за считанные часы до немецкого удара, тем не менее, историкам уже в нынешнем тысячелетии удалось сопоставлением реальных действий войск в последние предвоенные дни не только доказать существование распоряжений от 13-го и 18-го июня, но и в основном установить их содержание, а также выяснить, кто из командиров в какой мере выполнил их. Попытка военного командования перевалить вину с себя на политиков уже окончательно провалилась.